Я вчера писала рекомендательное письмо одной девочке - она у нас ведёт занятия, а сейчас подаёт на конкурс на доцентское место в универе - поставила дату - 15 февраля
( Read more... )
Ленк, всегда завороженно читаю такие посты. Хорошо, что ты столько помнишь и можешь рассказать. А скажи-ка, пожалуйста, что за Борька Финкельштейн? Возраст и как жену звали. Знавала я одного такого по студии во дворце студентов ХПИ.
Все локти себе искусала. Вернуться бы сейчас лет на 50 назад, так и ходила бы хвостиком за бабушкой, за папой, задала бы им миллион вопросов и слушала бы, слушала, слушала... Бабушке 6 февраля было бы 112... Папе 22 мая - 86...
Но я пробую избавить своих родных от этих мук. Пишу все, что вспомню и "складываю в стол". Когда потомки дорастут до возраста "почему?" и "как?", им будет что почитать)).
У меня никого не осталось - ни в Питере, ни в Москве. Не знаю, кому досталась квартира на Рубинштейна, в доме, где жил Довлатов, не знаю кому - на Литейном, там и вовсе дом Достоевского. Старшее поколение ушло, помоложе - уехали давным-давно. Дольше всех держалась квартира на Рубинштейна, там жили брат и сестра, Марик и Циля, и сын Цили, "маленький Марик". Маленький Марик был белой вороной, он не имел высшего образования и работал слесарем. Хороший был слесарь, непьющий, его обожала вся улица Рубинштейна.И верил в советскую власть аж в 80-е годы, когда вся семья забыла и идиш, и собственную историю. Но в 90-е умерла Циля и маленький Марик уехал в Израиль. Ему было сильно за 40. Думаю, хороший непьющий слесарь и в Израиле пригодился. Дети той большущей семьи в Бостоне, НЙ, Нью-Джерси, Атланте ( это только кого я знаю), в Израиле. В Питере не осталось никого. И в Москве никого. Я вернулся в мой город знакомый до слез....
У меня всё-таки Машка, в Москве самый старый друг, с 15-лет мы дружим, Генка. И ещё в Питере несколько человек. Но всё равно. Если идти по ушицам - так оно и будет - кто-то уехал, кто-то умер...
Ох, при всём при том ну, всё ж я не стала бы бомбы сравнивать... Это немножко как сравнение голодных 90-х с блокадой... Вы себя на их месте представьте - каждый день кто-то умирает-погибает, и ждут треугольничков с фронта. А если в блокаду...
Мне очень трудно на это отвечать, потому что Вы можете мне сказать, что я-то не живу в воюющей стране. И всё-таки отвечу. На мой взгляд, тут переход количества в качество такой, что сравнивать неправильно.
Ну, вот смотри, где угодно, в Израиле тоже, в автокатастрофах погибает гораздо больше народу, чем в терактах. Но никто почти не боится садиться в машину. После больших терактов, где гибнет много народу, люди не перестают сидеть в кафе.
Мне кажется, то, о чём Вы говорите, в рамках опасностей жизни, где можно погибнуть, всегда можно. Да и когда человек смертельно заболевает, у него наступает его личный пиздец. Его личная война. А когда близкие умирают!
Так что люди всяко проходят через ужас. Жизнь смертью кончается. Но то что было там - другое. Там, чтоб остаться живым, должно было очень повезти. И все поколения, родившиеся после войны, того уровня ужаса не знали, ничего похожего не знали. Мы все - совершенно благополучные поколения, при том,что может смертельно не повезти, но благополучные.
Comments 30
пока есть те, кто будет нас читать
доколь кириллица в умах не оскудеет
пока есть электричество в сети
Reply
Reply
Reply
А скажи-ка, пожалуйста, что за Борька Финкельштейн? Возраст и как жену звали. Знавала я одного такого по студии во дворце студентов ХПИ.
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Reply
Дети той большущей семьи в Бостоне, НЙ, Нью-Джерси, Атланте ( это только кого я знаю), в Израиле. В Питере не осталось никого. И в Москве никого.
Я вернулся в мой город знакомый до слез....
Reply
Reply
И годовщину их с бабушкой свадьбы помню.
А под падающими бомбами оказалось можно жить.
Reply
Reply
Reply
Ну, вот смотри, где угодно, в Израиле тоже, в автокатастрофах погибает гораздо больше народу, чем в терактах. Но никто почти не боится садиться в машину. После больших терактов, где гибнет много народу, люди не перестают сидеть в кафе.
Мне кажется, то, о чём Вы говорите, в рамках опасностей жизни, где можно погибнуть, всегда можно. Да и когда человек смертельно заболевает, у него наступает его личный пиздец. Его личная война. А когда близкие умирают!
Так что люди всяко проходят через ужас. Жизнь смертью кончается. Но то что было там - другое. Там, чтоб остаться живым, должно было очень повезти. И все поколения, родившиеся после войны, того уровня ужаса не знали, ничего похожего не знали. Мы все - совершенно благополучные поколения, при том,что может смертельно не повезти, но благополучные.
Reply
Leave a comment