(no subject)
На ферме всё в соку для дачного варенья «ералаш» - смородина, малина, крыжовник. Только крыжовник так колюч, что приходится кровь с рук слизывать, солёную.
И тянешься в середину куста, и заговариваешь этому кусту зубы: «Крыжовничек, милый, зачем цепляешься-кусаешься? Ну чем тебе плохо, если сварят из тебя варенье? Съедят ягоды, не пропадут они, не увянут без толку. Не царапайся, куст!» В конце концов, плюхаешься голыми коленками на землю и собираешь с земли свеженькие только что свалившиеся ягоды. Альбир вот в джинсах хлопнулся, - и когда поднялся, джинсы на коленях оказались тёмно-коричневыми. Он потом застеснялся в магазин за творогом идти.
Когда уже мы отдыхательно, стоя, доили кусты чёрной смородины, на дорожке появились две яркие негритянки и с ними мальчишка лет трёх. Он как увидел стоящую на дорожке нашу корзинку с малиной, так к ней разбежался. А мама ему: нет, это не твоё, хочешь поесть, -поработай. Рассудительно так: без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Тут бабочка-крапивница пролетела, и мальчишка с воплем индейского вождя: «papillon» - за ней бросился - как собака Таня.
Пока мы творог покупали, я глядела через стеклянную стенку на ослиху - она вечно за магазином пасётся. Чуть поодаль коровы. Туда детей водят на дойку посмотреть, себя показать, познакомиться с коровами-телятами. А ослиха - так, пасётся себе, про неё не написано в висящем на стенке у магазина приглашении пойти к коровам, и отдельного к ослихе приглашения не вывешено. Но стоял возле низкой изгороди, отделяющей ослиную полянку от дорожки, мужик, на руках у него младенец, ещё явно не ходячий, и этот младенец, глядя на ослиху, и рожи корчил, и лапу в сторону ослихи тянул, и самозабвенно восторженно смеялся, - вот ведь подфартило - гляди-не хочу на серого ушатого ослика, пока не унесут взрослые в машину, не особо интересуясь, насмотрелся ли уже на осла.
Собирали мы наши ягоды под мык, под разноголосый музыкальный успокоительный мык.
У нас тут в кампусе ремонт затеяли в честь лета и прибавления студентов к осени, когда их придётся считать. Всех нас, кто ещё не разбрёлся по главным длинным каникулам, перевели в один из немногих нетронутых ремонтом коридоров. На третьем этаже здания, глядящего на большую улицу. Сижу я себе за компом - и тут «кукареку». Я знаю петуха по дороге к бассейну, но чтоб было его слышно на третьем этаже через улицу, за которой начинаются деревенские улочки с домиками - это такой вдруг бонус мне за хорошее поведение. Победительный петух, не с крыши церкви, не из кастрюли с супом, а со двора - повелитель гарема, антифеминист!
На ферме огурчики - и очень сейчас много! Когда-то мы там с явно научным дедушкой, наверняка папой научного сына или научной дочки из универа Орсэ, разговаривали. Он нам говорил, что раньше внуку пупырчатые огурчики из Москвы привозил, а теперь на ферме собирает.
И вот мы втроём с Альбиром и с Бегемотом собрали два здоровых мешка, килограммов 7, или больше. Идём к платёжной будочке со всем нашим урожаем, а перед нами в очереди пара, ребята лет, наверно, тридцати с плюсом, и у них на тачке два гигантских ящика огурцов, а ещё кусок куста смородины. Я тоже смородиновых листьев для засолки надрала, но эти - прямо кустом. А огурцов столько - ну, чтоб бочку засолить.
Когда мы подошли, они разговаривали с девочкой продавщицей. На совершенно безакцентном французском, и она их ругала за выдернутый куст - дескать, вы чего, нельзя тут несъедобное собирать. Ну, - думаю - ни фига себе - на чертА урождённым французам столько огурцов, они ж едят маринованные маленькими баночками, с чего б им бочку засаливать и полкуста смородины туда закладывать.
Идём-пыхтим-везём нашу тачку с урожаем к машине - и опять этих ребят видим - но тут мужик по мобильнику разговаривает - и по-польски. Не, мир не перевернулся, физики шарик наоборот не раскрутили ещё, и огурцы бочками засаливают поляки.
Ну, тут ещё нам люди с огурцами повстречались, в тех же полутоварных количествах, что у нас. Не на бочку. Эти по-русски говорили.
Макушка лета. Жужжат в львином зеве шмели и пчёлы, забираясь в цветки, так что только рыжие попы торчат. И крепкие яблоки на деревьях висят. И облака по небу гуляют.
И тянешься в середину куста, и заговариваешь этому кусту зубы: «Крыжовничек, милый, зачем цепляешься-кусаешься? Ну чем тебе плохо, если сварят из тебя варенье? Съедят ягоды, не пропадут они, не увянут без толку. Не царапайся, куст!» В конце концов, плюхаешься голыми коленками на землю и собираешь с земли свеженькие только что свалившиеся ягоды. Альбир вот в джинсах хлопнулся, - и когда поднялся, джинсы на коленях оказались тёмно-коричневыми. Он потом застеснялся в магазин за творогом идти.
Когда уже мы отдыхательно, стоя, доили кусты чёрной смородины, на дорожке появились две яркие негритянки и с ними мальчишка лет трёх. Он как увидел стоящую на дорожке нашу корзинку с малиной, так к ней разбежался. А мама ему: нет, это не твоё, хочешь поесть, -поработай. Рассудительно так: без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Тут бабочка-крапивница пролетела, и мальчишка с воплем индейского вождя: «papillon» - за ней бросился - как собака Таня.
Пока мы творог покупали, я глядела через стеклянную стенку на ослиху - она вечно за магазином пасётся. Чуть поодаль коровы. Туда детей водят на дойку посмотреть, себя показать, познакомиться с коровами-телятами. А ослиха - так, пасётся себе, про неё не написано в висящем на стенке у магазина приглашении пойти к коровам, и отдельного к ослихе приглашения не вывешено. Но стоял возле низкой изгороди, отделяющей ослиную полянку от дорожки, мужик, на руках у него младенец, ещё явно не ходячий, и этот младенец, глядя на ослиху, и рожи корчил, и лапу в сторону ослихи тянул, и самозабвенно восторженно смеялся, - вот ведь подфартило - гляди-не хочу на серого ушатого ослика, пока не унесут взрослые в машину, не особо интересуясь, насмотрелся ли уже на осла.
Собирали мы наши ягоды под мык, под разноголосый музыкальный успокоительный мык.
У нас тут в кампусе ремонт затеяли в честь лета и прибавления студентов к осени, когда их придётся считать. Всех нас, кто ещё не разбрёлся по главным длинным каникулам, перевели в один из немногих нетронутых ремонтом коридоров. На третьем этаже здания, глядящего на большую улицу. Сижу я себе за компом - и тут «кукареку». Я знаю петуха по дороге к бассейну, но чтоб было его слышно на третьем этаже через улицу, за которой начинаются деревенские улочки с домиками - это такой вдруг бонус мне за хорошее поведение. Победительный петух, не с крыши церкви, не из кастрюли с супом, а со двора - повелитель гарема, антифеминист!
На ферме огурчики - и очень сейчас много! Когда-то мы там с явно научным дедушкой, наверняка папой научного сына или научной дочки из универа Орсэ, разговаривали. Он нам говорил, что раньше внуку пупырчатые огурчики из Москвы привозил, а теперь на ферме собирает.
И вот мы втроём с Альбиром и с Бегемотом собрали два здоровых мешка, килограммов 7, или больше. Идём к платёжной будочке со всем нашим урожаем, а перед нами в очереди пара, ребята лет, наверно, тридцати с плюсом, и у них на тачке два гигантских ящика огурцов, а ещё кусок куста смородины. Я тоже смородиновых листьев для засолки надрала, но эти - прямо кустом. А огурцов столько - ну, чтоб бочку засолить.
Когда мы подошли, они разговаривали с девочкой продавщицей. На совершенно безакцентном французском, и она их ругала за выдернутый куст - дескать, вы чего, нельзя тут несъедобное собирать. Ну, - думаю - ни фига себе - на чертА урождённым французам столько огурцов, они ж едят маринованные маленькими баночками, с чего б им бочку засаливать и полкуста смородины туда закладывать.
Идём-пыхтим-везём нашу тачку с урожаем к машине - и опять этих ребят видим - но тут мужик по мобильнику разговаривает - и по-польски. Не, мир не перевернулся, физики шарик наоборот не раскрутили ещё, и огурцы бочками засаливают поляки.
Ну, тут ещё нам люди с огурцами повстречались, в тех же полутоварных количествах, что у нас. Не на бочку. Эти по-русски говорили.
Макушка лета. Жужжат в львином зеве шмели и пчёлы, забираясь в цветки, так что только рыжие попы торчат. И крепкие яблоки на деревьях висят. И облака по небу гуляют.