День в истории. Как вельможа за свои кулинарные советы расплатился
Государственный советник Жозеф-Франсуа Фулон (1715-1789). Справа - его отрезанная голова на пике, рот набит травой, которую он советовал кушать голодным (уличная зарисовка 1789 года)
22 июля 1789 года, спустя неделю после взятия восставшими парижанами крепости-тюрьмы Бастилии, произошло событие, на редкость поучительное для любого времени. Жил в то время во Франции один знатный вельможа, бывший министр Жозеф-Франсуа Фулон де Дуе (Joseph-Francois Foullon de Doue, 1715-1789). Он прославился в народе знаменитой фразой: «Если люди хотят есть - пускай обратят внимание на сено. Если бы я был министром, я заставил бы французов есть сено, ведь мои лошади его едят». Узнав про падение Бастилии и зная отношение к себе народа, Фулон не на шутку встревожился: он не без оснований опасался, что теперь давний гнев народа выльется ему на голову. Поэтому он распустил слухи о своей смерти и приказал устроить себе пышные фальшивые похороны, а сам скрывался переодетым в доме своего друга. Но это ему не помогло - слуги, также ненавидевшие своего хозяина, выдали его крестьянам. Он был узнан, схвачен толпой разъярённого простонародья и привезён 22 июля в Париж. Идти его заставили босым, привязали к спине связку сена («Пусть жуёт свою траву!»), пить давали только уксус и вытирали пот крапивой.
Первые жертвы революции - комендант Бастилии де Лонэ, убитый 14 июля, в день взятия Бастилии, и Жозеф-Франсуа Фулон, убитый 22 июля
В Париже на выручку Фулону подоспели генерал Лафайет, «герой двух континентов», и мэр Парижа Жан Сильвен Байи. Оба они считались революционерами, но, как говорили тогда, «умеренными». Однако авторитетом в народе они в тот момент ещё пользовались. И стали ловко убеждать толпу, что Фулон, конечно, известный злодей, но у него, вероятно, есть сообщники. Поэтому его надо поместить в тюрьму и хорошенько допросить. Народ уже стал соглашаться, но тут сам Фулон, обрадованный тем, что немедленная расправа ему не грозит, принялся аплодировать, поддерживая это предложение. В толпе проснулось подозрение: «Глядите-ка! Они поняли друг друга». И казнь Фулона решено было провести немедленно. Верёвка, на которой Фулона стали вешать на фонаре, обрывалась, 74-летний старик продолжал молить о пощаде. Но народ был неумолим.
Когда казнь совершилась, у тела отрубили голову, набили рот сеном и с торжеством пронесли её по улицам Парижа на пике. Русский посол Иван Матвеевич Симолин написал: «Чернь расправилась с господином Фулоном, бывшим интендантом. Его повесили на фонарном столбе, отрубили потом его голову, насадили её на палку от метлы и понесли по улицам Парижа».
Парижане несут на пиках отрубленные головы. Обратите внимание на вторую голову справа - рот её набит травой. Видимо, это голова Фулона
Известны реакции и других деятелей того времени на эту казнь. Будущий первый коммунист Бабёф был потрясён и писал своей жене: «Господа, вместо того чтобы цивилизовать, превратили нас в варваров, потому что они сами варвары. Они пожинают и будут пожинать то, что сами посеяли».
Умеренный революционер Барнав ответил на возмущение казнью Фулона риторическим вопросом: «А была ли чиста пролитая кровь?».
А будущий вождь якобинцев Робеспьер, ставший свидетелем происшедшего, в письме другу кратко написал: «Вчера Фулон казнён по приговору народа». Тут любопытно, что Робеспьеру и в голову не пришло осуждать «излишнюю жестокость» или «незаконный самосуд» восставших парижан. Законник и адвокат, он нисколько не усомнился в праве революционной толпы карать своих врагов. Вероятно, потому, что ясно понимал, что подлинный источник закона и права находится вовсе не в толстых кожаных фолиантах и не под пудреными судейскими париками - а в непосредственной воле народа, вышедшего на площадь. Собственно говоря, это понимание и сделало его позднее лидером Французской революции...
А вот что писал о революции в целом, а косвенно - и об истории Фулона - вовсе не революционер, а умеренный либерал Марк Твен около столетия назад, когда представление о феодальных порядках ещё было живо в памяти. Он высказался «о Франции и о французах до их навеки памятной и благословенной революции, которая одной кровавой волной смыла тысячелетие подобных мерзостей и взыскала древний долг - полкапли крови за каждую бочку её, выжатую медленными пытками из народа в течение тысячелетия неправды, позора и мук, каких не сыскать и в аду. Нужно помнить и не забывать, что было два "царства террора"; во время одного - убийства совершались в горячке страстей, во время другого - хладнокровно и обдуманно; одно длилось несколько месяцев, другое - тысячу лет; одно стоило жизни десятку тысяч человек, другое - сотне миллионов. Но нас почему-то ужасает первый, наименьший, так сказать минутный террор; а между тем, что такое ужас мгновенной смерти под топором по сравнению с медленным умиранием в течение всей жизни от голода, холода, оскорблений, жестокости и сердечной муки? Что такое мгновенная смерть от молнии по сравнению с медленной смертью на костре? Все жертвы того красного террора, по поводу которых нас так усердно учили проливать слёзы и ужасаться, могли бы поместиться на одном городском кладбище; но вся Франция не могла бы вместить жертв того древнего и подлинного террора, несказанно более горького и страшного; однако никто никогда не учил нас понимать весь ужас его и трепетать от жалости к его жертвам...»
Такие дела. На заметку всем тем, кто давал и даёт различные кулинарные советы народу, убеждая его - есть борщ из червивого мяса (броненосец «Потёмкин», 1905), кушать конские члены (Ленские события, 1912), «если нет денег на мясо, есть пирожки с ливером» (Б.Н. Курочкин, Новочеркасск, 1962) и т.д. Робеспьер, Бабёф и революционные парижане предупреждают: такие гастрономические советы могут быть опасны для вашего здоровья!
