Тоска в моём багаже
Тель-авивский самолет вбрасывает тебя в Москву, как мячик. Сначала радостно подпрыгиваешь почти до потолка, когда шасси ударяется о бетон, - ура, меня не уронили! Потом чуть ниже, когда наконец-то выпускают из салона, и в рукаве неожиданно налетает волна холодного воздуха - ой. Но все равно здорово. Хвост очереди на паспортном контроле еще немного гасит амплитуду, но тебе все-таки весело. Потихоньку хихикаешь, сравнивая наши правила с безразличной израильской машиной: там при въезде никто не спросит гражданку, где ты была сегодня, киска, где шлялась, надолго ли с родины улетала, - потому что некому спросить, засовываешь «даркон» в автомат, он выплевывает карточку-проходку, а при выезде никого не интересуют твои налоги, штрафы и бог весть что, отсутствует многозначительная пауза, во время которой офицер кидает на тебя острый разоблачающий взгляд, спрашивает о цели поездки и строго смотрит в монитор, а ты вдруг чувствуешь, на каком волоске висит твое путешествие, со всеми чемоданами, визами и планами. Нет, точно так же плюнут картой, и катись. Души в них нет, вот что.
Получить багаж, миновать таможню с хрустально чистой совестью, но почему-то напустив на себя подчеркнуто лживую беззаботность. Пройти сквозь толпу таксистов с нехорошими лицами и выпрыгнуть наконец на улицу, вдохнуть мороз и окончательно увязнуть в серой кашице, покрывающей асфальт.
Если бы я, как Сэй Сёнагон, взялась перечислять вещи, к которым невозможно привыкнуть, первым шел бы холод. То, к чему нельзя подготовиться. Невозможно напрячь мышцы, как перед ударом под дых, и принять его с честью. Тело, расслабленное месяцами солнца, враз узнаёт, что власть переменилась, поджимается и вкрадчиво спрашивает: «Это что? Это что такое, а? Не жилось тебе при плюс девятнадцати? Мерзла, да, сапожки по вечерам носила? А теперь зимы захотелось? Снежка тебе не хватало, а? Морозца, а? А? А?»
Но ведь правда же не хватало, а? В апреле, когда стало окончательно ясно, что зимы не будет, вдруг начал сниться снег. Будто тепло, градусов двадцать, но он падает, холодит лицо, ложится на землю и не тает, а я ступаю по нему босыми ногами и счастлива.
Получить багаж, миновать таможню с хрустально чистой совестью, но почему-то напустив на себя подчеркнуто лживую беззаботность. Пройти сквозь толпу таксистов с нехорошими лицами и выпрыгнуть наконец на улицу, вдохнуть мороз и окончательно увязнуть в серой кашице, покрывающей асфальт.
Если бы я, как Сэй Сёнагон, взялась перечислять вещи, к которым невозможно привыкнуть, первым шел бы холод. То, к чему нельзя подготовиться. Невозможно напрячь мышцы, как перед ударом под дых, и принять его с честью. Тело, расслабленное месяцами солнца, враз узнаёт, что власть переменилась, поджимается и вкрадчиво спрашивает: «Это что? Это что такое, а? Не жилось тебе при плюс девятнадцати? Мерзла, да, сапожки по вечерам носила? А теперь зимы захотелось? Снежка тебе не хватало, а? Морозца, а? А? А?»
Но ведь правда же не хватало, а? В апреле, когда стало окончательно ясно, что зимы не будет, вдруг начал сниться снег. Будто тепло, градусов двадцать, но он падает, холодит лицо, ложится на землю и не тает, а я ступаю по нему босыми ногами и счастлива.