Культура и СМИ
О событиях в культурной жизни нашей республике мало что можно узнать, если полагаться только на СМИ. Естественно, они освещают все те события, которые проходят через те или иные ведомства, освещают примитивненько, серенько, на уровне: открыли, издали, присутствовали, выступили. Освещают, если их позовут, обяжут, заинтересуют, поэтому очень многое остается за пределами их внимания. Правда, на мой взгляд, лучше пусть они ничего не пишут, потому что лучшее, что они могут- дать новостную хронику. Если не пресса, то специалисты могли бы проявить интерес к трудам своих коллег, но они давно в глубоком нокаутеи ни на что не реагируют. Специфичные очень специалисты. Один такой специалист - профессор год просит мою книгу, чтобы объявить факт её существования, искренне полагая, что литературный процесс существует только при предъявлении ему лично чьего-либо опуса, купить в магазине или попросить в библиотеке ему просто не приходит в голову. Другие специалисты поступают проще: им приносит автор готовую статью одического содержания, остается только милостиво подписать
В этом плане непревзойденный ходатай за рецензиями великая и могучая Космина Исрапилова, чей последний роман "Дагестания" требует отдельной песни. Меня привела в шок и трепет одна из недавних рецензий в республиканской прессе на ее творчество в связи с юбилеем этой дамы. Я на днях размещу сей опус, клиника редкостная. Её "романы", которые автор навязывает для обсуждения в школах и т.д.- позор дагестанской литературы, который почему-то принято называть достижением. Кокотка, играющая в целомудрие- тема, действительно, эпическая по нынешним временкам.
Но я не об этом. О том, что тем приятнее, когда приходят неожиданные отзывы издалека.
Вот отзыв московской журналистки на кнгу одной из старейших журналистов республики, литератора Миясат Шурпаевой.
"В Махачкалинском издательстве «Эпоха» в 2011 году вышла книга лакской поэтессы и писательницы Миясат Шурпаевой «Предания старины глубокой». Велика и многообразна наша планета, столько на ней этносов, столько интересных и самобытных народностей со своей историей, обычаями, своим неповторимым лицом - а о многих ли из них знает «большой» мир? Только о тех, где вовремя появился талантливый писатель, сумевший «сфотографировать» неповторимые детали этого «малого» мира. Я много раз задумывалась о том, кто помнил бы сегодня озорную и загадочную ауру малороссийских хуторов позапрошлого века, если бы не Гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки? Кто знал бы о духовной глубине и поэзии тундровой жизни чукчей, если бы не Юрий Рытхеу? Кто представлял бы себе яркую - от смешного до трагичного - фактуру жизни абхазских сел, если б не Фазиль Искандер? И так далее, и так далее…
А кто сочтет, сколько этносов, никем не воспетых достойно, кануло в вечность, исчезло в безвестности, и потеря эта уже необратима для человечества?
Но лакскому народу это не грозит. Потому что живет в Кумухе Миясат Шурпаева, женщина поистине необыкновенная - скромная и несгибаемая, талантливая и трудолюбивая, простая и владеющая несметными богатствами души и памяти народной.
И вот передо мной ее очередная книга...
Мало написать рассказы, надо их еще правильно расположить!
В «Преданиях…» первый же рассказ - о Серажутдине Гаджиеве - просто потрясает! Прочитав его, я рассказывала об этом необыкновенном человеке родным и знакомым, восклицая: ну почему, почему снимают и показывают по ТВ какие-то из пальца высосанные глупые мыльные оперы, когда сама жизнь сложила невыдуманный сюжет про такого человека - авиатора и ювелира, байкера и дипломата, оружейника и царедворца в одном лице? Где сценаристы? Вот что надо снимать - и оно будет смотреться на одном дыхании!
Ну, а дальше - один рассказ за другим, будто переплетение нитей в ковре рождает неповторимые узоры. Автор рассказывает спокойно, как бы отстраненно, лишь очень редко позволяя себе собственную оценку событий; она ничего не выдумывает, не приукрашивает - просто рассказывает былое, как и до нас передавали его из уст в уста, и особую достоверность придают рассказам их концовки: дочь нашего героя живет там-то, внук работает тем-то… Вот она - живая связь прошлого, настоящего - да и будущего!
Перед читателем точно разворачивается свиток времен, где высоты мужества, благородства и самопожертвования соседствуют с безднами подлости, жестокости и произвола… И понимаешь, что люди во все времена остаются людьми, и что зарвавшийся нукер Агалар-хана так же мало отличается от опьяненного вседозволенностью нквдэшника, как отважный и благородный Сурхай-хан от своих потомков - полковника, георгиевского кавалера Сурхайханова Шейх-Ахмед-бека или дважды орденоносного героя Великой Отечественной Сурхайханова Мухтара; что легендарную Азажу вела в родные места те же высокая любовь к Родине, ради которой и Гулизар Мамедова пробиралась из благополучного Тегерана в советскую Россию, чудом не погубив при этом себя и детей…
Точно в «Человеческой комедии» Бальзака, в последующих рассказах встречаешь людей, уже знакомых по эпизодам рассказов предыдущих, и радуешься этим встречам-узнаваниям, и, уже словно свой собственный, черпаешь из них вековой жизненный опыт…
Вот юная Умукусюм - жена миротворца Аслан-хана - только надеется на счастливое рождение сына, предсказанное столь же юным Джамалутдином, будущим шейхом и наставником имама Шамиля; а вот Умукусюм-вдова, потерявшая обоих своих сыновей, находит в себе силы преодолеть собственное горе ради своего народа; а вот уже ее внучка Шамай, ставшая женой неправедного Агалар-хана, дразнит с балкона мудрую терпеливицу Халлу и получает от нее отпор (эх, не в бабушку внучка пошла, а жаль!).
Вообще, при всей рельефности и выразительности мужских характеров, более всего в этой книге удивляют характеры женские.
Можно ли забыть, как девушка всю ночь жнет поле, торопясь закончить к утру, чтобы на следующий день - счастливой и радостной, точно на крыльях - вновь пойти на тяжелую крестьянскую работу, но уже рядом с любимым? Как же велика любовь, питающая силы Шагун - но этой силы любви достанет и на проклятие отступнику, которое будет стоить ему жизни…
Одна за другой, как живые, проходят перед читателем, великолепные дочери лакского народа - можно ли забыть их?
Великодушную Балахалун, не пощадившую собственного доброго имени, лишь бы не пострадало доброе имя любимого - но и вовеки не простившую ему незаслуженной обиды…
Дочь Шейха Джамалутдина бунтарку Шуанат, собою вознаградившую возлюбленного за чужое зло, причиненное ему…
Шейх-Райханат, которая, в один день потеряв всех сыновей в битве с врагами, сама устремилась в битву и ценою жизни вдохновила соплеменников на победу…
Несчастную Шагун, своей гибелью во имя любви научившую лакских девушек свободе…
Несгибаемую Рабият, объявившую газават врагам своей чести - и погибшую, не выпустив сабель из обеих рук…
Юную дочь Уцуми-хана, пожертвовавшую собой ради спасения своего народа…
Отчаянную Аминат, в одну ночь тайно проделавшую в обе стороны огромный и опаснейший путь по горам, чтобы предупредить своих о готовящемся нападении…
Талант-самородок Жари, оклеветанную и безвинно погибшую в ссылке (а впрочем, сколько таких еще будет в страшном 1937-м…)
Забыть ли и бабушку Миясат-рассказчицы? Она лишь в эпизоде появляется в начале многих рассказов, но читателю ясно, что именно она - мудрая бабушка - стояла у истоков творческой судьбы автора…
А эти детали быта, взаимоотношений, обычаев, пропитывающие и оживляющие ткань рассказов - какие необъятные пласты информации складываются из коротких, вскользь, упоминаний о том и об этом…
А песни и стихи, вправленные в текст, словно драгоценные камни? Эти отрицания-вопросы, столь характерные для лакской речи той поры: «его ли мы хотим поймать?», «враг ли я твой, ласточка?», «разве грех, что я теряюсь у тепла твой души?»; эти отчаянные любовные признания-самоотречения «если конь твой захочет пить, из висков своих родники сделаю» и яростные проклятия «пусть тот сам сгорит в огне!» - как внятно передают они плоть и страсть той прошлой жизни, тем самым сохраняя ее для нас навеки!
И мне самой хочется воскликнуть в унисон с высокими словами старинных текстов: счастлив тот аул, где родилась такая сказительница; счастлив народ, чье прошлое она воскрешает!
Член Союза журналистов
Ольга Шевелева