Он был русский человек... / Ленин пишет Горькому / К 150-летию
Ещё литература социализма здесь и здесь
«Дорогой А.М.! ......... Ваш Ленин»
К 150-летию Алексея Максимовича Горького / «Отечественные записки»
В марте [28(16)] 1868 года родился Максим Горький, великий русский писатель, родоначальник социалистического реализма. Его усилиями создавалась литература молодого Советского государства. ©Ещё в «Отечественных записках» и ещё с Горьким
___В. И. Ленин и А. М. Горький ни II конгрессе Коминтерна. Петроград, 19 июля 1920 год / Фото: Карл Булла (фрагмент) в обработке Груздева И. А (кликабельно на полный вариант фото)
Сегодняшний очерк посвящен теме: Ленин и Горький.
Как бы ни были удобны теперешние электронные письма, ими все-таки нельзя заменить те, что написаны от руки. Они словно бы хранят тепло человеческой души, передают ее мельчайшие движения, отображают штрихи к портрету самого человека. А из переписки великих людей можно узнать многое не только о них, но и об эпохе, в которую они жили, причем нередко куда больше, нежели из многотомных исторических описаний, зачастую и подправляемых авторами в угоду политической конъюнктуре. Письма Ленина к Горькому дают пример заботы политика о писателе, не лишенной, однако, требовательности, непримиримости даже, если речь идет об идейной позиции в революционной борьбе. Тем более что встречались они нечасто...
Первая встреча Горького с Владимиром Ильичом произошла 27 ноября 1905 года в редакции газеты «Новая жизнь». Редакция размещалась в Литературном доме на углу Невского проспекта и набережной Фонтанки №68/40, где жил некогда В.Г. Белинский, у которого встречались Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, И.А. Гончаров, и позже жили И.И. Панаев, Д.И. Писарев, А.Ф. Кони, другие известные литераторы. Здание было повреждено в блокаду фашистской фугасной бомбой, потом восстановлено, но было бы снесено небезызвестным Анатолием Сердюковым, бывшим министром обороны, выступившим вдруг в роли «застройщика», не вступись за памятник общественность. Но чур, забудем. Лучше вспомним, как описывает встречу Мария Федоровна Андреева, вторая жена Горького, артистка Художественного театра, член большевистской партии, издававшая газету, ставшую, говорил Ленин, фактически центральным органом РСДРП, где печатался и Горький: «Ленин вышел к нам навстречу из каких-то задних комнат и быстро подошел к Алексею Максимовичу. Они долго жали друг другу руки. Ленин радостно смеялся, а Горький, сильно смущаясь и, как всегда при этом, стараясь говорить особенно солидно, басистым голосом все повторял подряд:
« - Ага, так вот вы какой... Хорошо, хорошо! Я очень рад, очень рад!»
Сближение Горького с большевиками началось в 1902-1904 годы, когда он почувствовал «подлинную революционность» именно в них, «в статьях Ленина, в речах и в работах интеллигентов, которые шли за ними». Переписка же между Горьким и В.И. Лениным началась в 1907 году и длилась пятнадцать лет, вплоть до болезни Владимира Ильича, отражая разные стороны революционной обстановки в России. Но еще раньше - в 1901 году - Ленин, живший в Германии, в Мюнхене, куда вынужден был уехать, чтобы не попасть в руки царской охранки, в «Искре», издаваемой с Г.В. Плехановым, написал статью «Начало демонстраций» (№13 от 20 декабря), где отмечал: «Возбуждение повсюду растет, и необходимость объединить его в один поток против самодержавия, сеющего везде произвол, угнетение и насилие, становится настоятельнее», приводя такой факт: «В Нижнем небольшая, но удачно сошедшая демонстрация 7-го ноября была вызвана проводами Максима Горького. Европейски знаменитого писателя, все оружие которого состояло - как справедливо выразился оратор нижегородской демонстрации - в свободном слове, самодержавное правительство высылает без суда и следствия из родного города». Далее он пишет: «В Москве Горького ждали на вокзале сотни учащихся, и перепуганная полиция арестовала его среди пути в вагоне, запретила ему (несмотря на особо данное прежде разрешение) въезд в Москву», подчеркнув: «Представитель самодержавной власти в Москве был освистан людьми, которым, как и всей образованной и мыслящей России, дорог писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против «внутренних турок» - против самодержавного правительства».
* * *
К своим 33 годам Горький был автором многих рассказов и повестей, «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике», и Владимир Ильич хотел, чтобы он, высоко ценимый в литературных и читательских кругах, помогал бы партии не одними деньгами, как было при издании «Искры», «Вперед», «Пролетария», но и писал для них, а по возможности и участвовал в партийной работе. В 1907 году в Штутгарте (18-24 августа) проходил VII Международный социалистический конгресс, и Ленин, будучи его делегатом, звал туда Горького: «Если только здоровы, - право, приезжайте. Не упускайте случая посмотреть за работой международных социалистов, - это совсем, совсем не то, что общее знакомство и каляканье. Следующий конгресс только через три года. Да и об наших всяческих делишках никогда не списаться толком, если не увидимся. Одним словом, приезжайте непременно. До свиданья! Большой привет Марии Федоровне. Ваш Н. Ленин». Хотя Алексей Максимович не смог побывать там, но ленинское внимание и прежде, и потом явно не прошло даром. Он закончил «Мать», повесть, так важную и для него самого, и для революционного дела.
Владимир Ильич прочитал ее в рукописи и, встретившись с Горьким в 1907 году на V съезде РСДРП в Лондоне, сказал: «Книга - нужная, много рабочих участвовало в революционном движении несознательно, стихийно, и теперь они прочитают «Мать» с большой пользой для себя». Алексей Максимович, передавая эти слова в очерке «В.И. Ленин» и зная критику повести со стороны писателей и даже рабочих за «приукрашивание», заметил: «Очень своевременная книга». Это был единственный, но крайне ценный для меня его комплимент. Затем он деловито осведомился, переводится ли «Мать» на иностранные языки, насколько испортила книгу русская и американская цензура, а узнав, что автора решено привлечь к суду, сначала поморщился, а затем, вскинув голову, закрыв глаза, засмеялся каким-то необыкновенным смехом...» Против А.М. Горького прокуратура возбудила уголовное дело за «ясно выраженное сочувствие автора идеям социалистического учения и выведенным в повести пропагандистам этого учения», а закончилось оно арестом сборников «Знание», в которых печаталась повесть, автору же обратный путь из Нью-Йорка в Россию, по сути, был закрыт. Пришлось ему и Марии Федоровне поселиться в Италии, на острове Капри, где они пробыли до 1913 года...
Побывать у Горького на Капри Ленин собирался вскоре, как тот здесь поселился. «Дорогой Ал.М.!.. - пишет он из Женевы 9 января 1908 года. - Очень обрадовало меня Ваше письмо: действительно, важно было бы закатиться на Капри! Непременно как-нибудь улучу время, чтобы съездить к Вам. Но теперь, к сожалению, невозможно. Приехали мы сюда с поручением поставить газету: перенести сюда «Пролетарий» из Финляндии. Еще не решено окончательно, Женеву ли мы выберем или другой город. Во всяком случае надо спешить и возни с новым устройством масса. Вот летом бы или весной собраться к Вам погостить, когда дело будет уже в ходу! Когда у Вас особенно хорошо на Капри? Как здоровье? Как себя чувствуете? Хорошо ли работается? Слыхал проездом в Берлине, что Вы с Луначарским совершили турне по Италии и, в частности, в Риме. Довольны ли Италией? Много ли русских видаете? К Вам приехать, я думаю, лучше тогда, когда у Вас не будет большой работы, чтобы можно было шляться и болтать вместе. Получили ли мою книгу (первый том собрания статей за 12 лет)?» И - спустя неделю - новое письмо: «Дорогие А.М. и М.Ф.! Получил сегодня Ваш экспресс. Удивительно соблазнительно, черт побери, забраться к Вам на Капри! Так Вы это хорошо расписали, что, ей-богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить. Только вот насчет срока еще не знаю: теперь нельзя не заняться «Пролетарием» и надо поставить его, наладить работу во что бы то ни стало. Это возьмет месяц-другой, minimum. А сделать это необходимо. К весне же закатимся пить белое каприйское вино и смотреть Неаполь и болтать с Вами. Я кстати по-итальянски начал учиться и, как учащийся, сразу набросился на написанный М.Ф-ной адрес: expresso вместо espresso! Давать сюда словарь!»
* * *
Но на Капри, где Ленин впервые гостил у Горького в 1908 году между 10 и 17 апреля, лингвистическая тематика уступила место философской, хоть Владимир Ильич и старался обойти споры, чтобы не портить настроение Алексею Максимовичу, на которого сильно влияли тогда махисты - А.А. Богданов, В.А. Суханов, А.В. Луначарский, проповедовавшие «богостроительство», подменяя научный социализм религиозными взглядами. Идеи эти выразились в повести «Исповедь», резко раскритикованную Лениным в письме к нему, ведь главный ее герой - послушник Матвей, разочаровавшись в религии, видит новое божество в слиянии с рабочим коллективом. На Капри Горький и Ленин подолгу гуляли одни, и все же дискуссий избежать не удалось. Горький писал: «А.А. Богданов, человек удивительно симпатичный, мягкий и влюбленный в Ленина, но немножко самолюбивый, принужден был выслушивать весьма острые и тяжелые слова:
- Шопенгауэр говорит: «Кто ясно мыслит - ясно излагает», я думаю лучше этого он ничего не сказал. Вы, товарищ Богданов, излагаете неясно. Вы мне объясните в двух-трех фразах, что дает рабочему классу ваша «подстановка» и почему махизм - революционнее марксизма?
Богданов пробовал объяснить, но он говорил действительно неясно и многословно.
- Бросьте, - советовал Владимир Ильич. - Кто-то, кажется - Жорес, сказал: «Лучше говорить правду, чем быть министром», я бы добавил: и махистом».
То было время, когда после поражения первой русской революции 1905-1907 годов отход от революционного марксизма, по словам Ленина, «происходил в двух направлениях: ликвидаторства и отзовизма». В роли «ликвидаторов» выступали меньшевики, звавшие к примирению с буржуазией, в роли «отзовистов» же - группа Богданова: те предлагали отозвать рабочих-большевиков из Думы и немедля начать новую революцию. И те и другие начали еще и ревизовать философские основы марксизма, используя работы австрийского врача и философа Э. Маха, о чем наиболее ясно было заявлено В. Базаровым, Я. Берманом, А. Луначарским, П. Юшкевичем, А. Богдановым, О. Гельфондом, С. Суворовым в сборнике «Очерки по философии марксизма» (СПб., 1908), прочитав который Ленин писал Горькому, что «прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! И лезут наши эмпириокритики, эмпириомонисты и эмпириосимволисты в болото». Отпор эти авторы получали в нелегальной ленинской газете «Пролетарий», куда Владимир Ильич звал сотрудничать Горького, и вскоре он начнет работать над основополагающей в теории марксизма-ленинизма книгой «Материализм и эмпириокритицизм», изданной в 1909 году, а тогда он напишет Горькому, призывавшему к мировой с ними: «Какое же тут «примирение» может быть, милый А.М.? Помилуйте, об этом смешно и заикаться. Бой абсолютно неизбежен. И партийные люди должны направить свои усилия не на то, чтобы замазывать или откладывать или увертываться, а на то, чтобы практически необходимая партийная работа не страдала».
Оберегая Алексея Максимовича от политических интриг, идейных заблуждений, Ленин нацеливал его на сотрудничество с большевиками и их печатью, но которое бы не отвлекало от художественного творчества, и радовался, когда в 1909-1912 годах - вслед за пьесой «Враги» о неизбежной победе рабочих над капиталом - были созданы и опубликованы повести «Лето», «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина», ряд рассказов о революционном влиянии в российской провинции, начаты «Сказки об Италии», названные «великолепными» и, кстати сказать, печатавшиеся в «Звезде», газете большевиков. В письме 7 февраля 1908 года Владимир Ильич писал Горькому: «Если лучше чувствуете себя за большой работой, - уж, конечно, я не посоветую прерывать ее. Она больше пользы принесет!» И чуть позже, 25 февраля, оговаривался: «Я считаю, что художник может почерпнуть для себя много полезного во всякой философии. Наконец, я вполне и безусловно согласен с тем, что в вопросах художественного творчества Вам все книги в руки и что, извлекая этого рода воззрения и из своего художественного опыта и из философии хотя бы идеалистической, Вы можете прийти к выводам, которые рабочей партии принесут огромную пользу». А 16 ноября 1909 года подчеркивал: «Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России - да и не одной России - такую громадную пользу. Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы».
Это письмо придет уже из Парижа, с улицы Мари-Роз, где поселились Ленин и Надежда Константиновна Крупская, переехав из нанятой поначалу дорогой и холодной квартиры на улице Бонье, 24, в сравнительно богатом доме, пускай и более удобном в смысле конспирации. Мне довелось в 1970 году побывать в ленинской квартире на Мари-Роз, 4, познакомиться с хранителем ее Антуаном Лежандром, и потому с личным отношением воспринимаю слова побывавшего там в 1911 году Горького, что квартира эта «студенческая», впрочем: «Студенческой она была только по размерам, но не по чистоте и строгому порядку в ней». Нынче, пишут, ленинская квартира-музей закрыта, не работает, но все же хочется верить в лучшее, и французские коммунисты отстоят ее, в чем могли бы, думаю, помочь как-то и члены КПРФ, пусть даже просто более тесными связями. Неподалеку, в Лонжюмо, находилась и ленинская школа, в которой готовились кадры революционеров-большевиков, будущих вершителей Великого Октября. Здесь побывали советские люди разных поколений, а советский поэт Андрей Вознесенский написал поэму «Лонжюмо», образно и верно заметив: Врут, что Ленин был в эмиграции. (Кто вне родины - эмигрант.) Всю Россию, речную, горячую, он носил в себе, как талант!» Отсюда вышли написанные Горькому строки, так важные и для сегодняшних коммунистов: «Прав был философ Гегель, ей-богу: жизнь идет вперед противоречиями, и живые противоречия во много раз богаче, разностороннее, содержательнее, чем уму человека спервоначалу кажется».
* * *
После второго посещения Лениным Капри в июле 1910 года его борьба «за Горького» шла с переменным успехом, уклоняясь то в одну, то в другую сторону, и нагляднее всего выраженная в ленинских «Письмах из далека» (письмо 4, 12/25/ марта 1917 года): «Пишущему эти строки случалось, при свиданиях на острове Капри с Горьким, предупреждать его и упрекать за его политические ошибки. Горький парировал эти упреки своей неподражаемо-милой улыбкой и прямодушным заявлением: «Я знаю, что я плохой марксист. И потом, все мы, художники, немного невменяемые люди». Нелегко спорить против этого». Вновь подчеркивая: «Нет сомнения, что Горький - громадный художественный талант, который принес и принесет много пользы всемирному пролетарскому движению», Владимир Ильич осуждает его за одно письмо в ура-патриотическом и классово-примиренческом духе: «На мой взгляд, письмо Горького выражает чрезвычайно распространенные предрассудки не только мелкой буржуазии, но и части находящихся под ее влиянием рабочих. Все силы нашей партии, все усилия сознательных рабочих должны быть направлены на упорную, настойчивую, всестороннюю борьбу с этими предрассудками».
Вследствие подобных воззрений А.М. Горький и не понял сразу своевременность Октябрьской революции, опасаясь, что «на сей раз события примут еще более кровавый и погромный характер, нанесут еще более тяжкий удар революции». Ошибочность своей позиции Алексей Максимович позже признал: «В 17-18 годах мои отношения с Лениным были далеко не таковы, какими я хотел бы их видеть, но они и не могли быть иными», объясняя это так: «Он - политик. Он в совершенстве обладал тою четко выработанной прямолинейностью взгляда, которая необходима рулевому столь огромного, тяжелого корабля, каким является свинцовая крестьянская Россия» - и самокритично добавляя: «У меня же органическое отвращение к политике, и я плохо верю в разум масс вообще, в разум же крестьянской массы - в особенности. Разум, не организованный идеей, - еще не та сила, которая входит в жизнь творчески. В разуме массы - нет идеи до поры, пока в ней нет сознания общности интересов всех ее единиц». И, наконец, признавал, говоря о массе: «Тысячелетия живет она стремлением к лучшему, но это стремление создает из плоти ее хищников, которые ее же порабощают, ее кровью живут, и так будет до той поры, пока она не осознает, что в мире есть только одна сила, способная освободить ее из плена хищников, - сила правды Ленина».
Но в годы реакции Алексей Максимович к таким выводам еще не пришел. Вся обстановка тогда к этому мало располагала. Неважно шли дела в созданном в далеком 1898 году издательстве «Знание». Директор К.П. Пятницкий перестает считаться с его мнением, среди казалось бы сплоченных «знаньевцев» Л. Андреева, Е. Чирикова, А. Куприна начинается разброд, зато лица из декадентского лагеря, раздраженные его статьями «О цинизме», «Разрушение личности, «О современности», «О «карамазовщине», «Еще раз о «карамазовщине», проявляют к нему свое внимание, и он замечает: «Время - трудное, со всех сторон. Люди - ужасны. Всего хуже - литераторы. Одинок я в конце концов как дьявол». Ленин же, чувствуя горьковскую ностальгию, осторожно советует ему вернуться в Россию, что стало возможно после царского манифеста по случаю 300-летия дома Романовых. 31 декабря 1913 года Горький приезжает в Петербург, помня ленинское напутствие: «А революционному писателю возможность пошляться по России (по новой России) означает возможность во сто раз больше ударить потом Романовых и К°», но слежка охранки не дает работать по своему желанию. И все-таки он встречается с группой пролетарских писателей, составляет сборник их произведений, который выходит в июне 1914 года с его предисловием. «Бодрые силы пролетариата, возрастая количественно, становятся и качеством своим все более культурными; мы уже можем сказать, что, несмотря на ужасные условия жизни русского рабочего, он постепенно создает свою интеллигенцию...»
* * *
Три года жил Горький под Петроградом в деревнях Кирьявала и Нейвола, нет-нет и наведываясь в городскую квартиру на Кронверкском проспекте, 23, где в 1960 году возобновлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил с 1914 по 1921 год Алексей Максимович Горький», и 27 марта 1968 года на углу с Кировским (Каменноостровским) проспектом открыт памятник ему. А тогда, в начале развязанной империалистами Первой мировой войны, он все же поддался ура-патриотическим настроениям и поставил свою подпись под соответствующим письмом, о чем Ленин из-за границы гневно писал: «Бедный Горький! Как жаль, что он осрамился, подписав поганую бумажонку российских либералишек». А выходившая в Женеве центральная большевистская газета «Социал-демократ» (главный редактор - В.И. Ленин) напечатала 3 декабря 1914 года статью Владимира Ильича «Автору «Песни о Соколе», где подчеркнуто: «Горького рабочие привыкли считать своим... Потому и пишут Горькому приветствия, потому и дорого им его имя. И это доверие сознательных рабочих налагает на Горького известную обязанность - беречь свое доброе имя». Эту статью Алексей Максимович прочтет позже, чем поймет свою ошибку, обратившись с «Воззванием к населению», в котором написал, что будет бороться и против самодержавия, и против либеральствующей интеллигенции. И это тоже Ленин заметит и напишет 19 сентября 1915 года, в самый разгар войны: «Мы должны использовать всякий протест (даже робкий и путаный, a la Горький), используем и революционную работу шовинистов, от случая к случаю не откажемся от «совместных действий» <...>, но не далее...»
Расхождения по поводу развития революции после Октября 1917 года не могли, однако, прекратить напрочь отношения Ленина и Горького, хоть писатель в газете «Новая жизнь» и напечатал «Несвоевременные мысли», не во всем точные и пессимистичные. В Ленинградском архиве Октябрьской революции и социалистического строительства (так назывался он до ельцинского переворота) я обнаружил список депутатов Петросовета, датированный 1917-1918 годами, где под №3 - после В.И. Ленина и Г.Е.Зиновьева, тогдашнего питерского руководителя, назван А.М. Горький. А 27 июня 1920 года он был избран в горсовет под №1 по списку коммунистической фракции профсоюза работников просвещения и социальной культуры, что было признанием его больших заслуг в общественной работе. Вместе с А.А. Блоком и М.Ф. Андреевой он сделал из частного театра А.С. Суворина Театр романтической драмы, позже ставший знаменитым БДТ. Он возглавлял Комиссию по улучшению быта ученых, добиваясь в голодные месяцы увеличенных пайков для людей выдающихся, организовал Дом искусств в бывшем особняке купца Елисеева на углу Невского и Мойки, Дом ученых в великокняжеском дворце на Дворцовой набережной, 26, издательство «Всемирная литература», был членом экспертного совета Эрмитажа, оценивавшего и собиравшего в государственное хранилище различные ценности, конфискованные у богатеев. К числу депутатских дел Горького относится участие в сбережении найденных во дворце князя Феликса Юсупова на Мойке, 94, в тайниках, разнообразных, как записано в документах, «исторических и художественных сокровищ».
Историю эту рассказал мне, когда я работал в 1961 году в газете «Смена», бывший красногвардеец Захар Ильич Быняев, в той операции участвовавший, а потом документально подтвердил историк-архивист Иван Мартынов. Там оказались полотна русских и западноевропейских художников, редкие экземпляры музыкальных инструментов, фарфоровые и бронзовые статуэтки, золотая и серебряная посуда, и книги, книги, книги - с автографами Державина, Пушкина, Жуковского, Вяземского, Гоголя, Сен-Симона, Гюго, Шиллера, Беранже и даже Наполеона. Узнав о находках, Горький как председатель оценочно-антикварной комиссии написал письмо (запрос, сказали бы мы сейчас) наркому А.В. Луначарскому о необходимости немедленной передачи их специалистам для оценки и сохранения «для нужд республики», что и было сделано. И вот уже «непременный секретарь» Российской Академии наук С.Ф. Ольденбург «с живейшей радостью» пишет о целости пушкинских рукописей, давно разыскиваемых учеными, о возможности их «издания в собрании сочинений Пушкина, выпускаемом Академией наук, и о передаче затем на вечное хранение в Пушкинский Дом». Вот вам и «варвары-большевики», о чем толкуют нынешние антисоветчики, прикрывая хищническое разбазаривание того, что было народным достоянием, но вдруг стало обнаруживаться у частных «антикварщиков», сделавших раритеты доходным бизнесом для «избранных» жуликов.
Зная, как важен для полноценной работы систематический, пусть короткий отдых, Ленин зовет Горького отправиться на агитационно-инструкторском пароходе «Красная Звезда» по Волге и Каме. «Дорогой Алексей Максимович! - пишет он 5 июля 1919 года. - Ей-ей. Вы, видимо, засиделись в Питере. Нехорошо на одном месте. Устаешь и надоедает. Согласитесь прокатиться, а? Мы это устроим». Через три дня шлет телеграмму в Нижний Новгород: «Телеграфируйте, где пароход ВсеЦИКа «Красная звезда». Запросите его, не может ли он подождать в Казани Горького и дать ему каюту. Очень прошу об этом. Предсовнаркома Ленин», а в письме Н.К. Крупской относительно Горького поясняет: «Я очень хотел бы вытащить его из Питера, где он изнервничался и раскис. Надеюсь, ты и другие товарищи будете рады ехать с Горьким. Он - парень очень милый, капризничает немного, но это ведь мелочь...» Но Алексей Максимович все же отдыхать не поехал. Об этом Владимир Ильич с большим сожалением сообщает жене 10 июля 1919-го: «Видел Горького, убеждал его поехать на вашем пароходе, о чем я уже послал одну телеграмму в Нижний, но Горький категорически отказался...» И 15 июля: «...Горького не уговорил поехать, хотя уговаривал усердно...» 18 июля Ленин зовет его уже в Подмосковье: «Дорогой А.М.! Приезжайте отдохнуть сюда - я на два дня часто уезжаю в деревню, где великолепно могу Вас устроить и на короткое и на более долгое время. Приезжайте, право! Телеграфируйте, когда; мы Вам устроим купе, чтобы удобнее доехать. Немножечко переменить воздух, ей-ей. Вам надо. Жду ответа! Ваш Ленин».
* * *
Однако Горький продолжал жить и работать в Петрограде, терпя лишения и голод вместе со всеми. Руководивший продовольственными делами А.Е. Бадаев вспоминал: «Как и все петроградцы, сам Горький в это время жестоко голодал. Лишняя пара селедок или два-три фунта пшена, которыми мы время от времени старались поддержать Алексея Максимовича, конечно не могли заменить питания, необходимого для истощенного болезнью организма нашего великого писателя». Было и небезопасно, особенно когда к городу подошли войска Юденича. Чтобы отчетливее ощутить атмосферу тех дней, приведу запись моей беседы с писателем Михаилом Леонидовичем Слонимским, работавшим в издательстве «Всемирная литература» секретарем: «Мы привыкли к тому, что приемная всегда полна народу. Чем ближе подходил Юденич к Петрограду, тем меньше становилось посетителей у Алексея Максимовича. Почтительные визитеры, еще недавно приходившие к нему со своими рукописями, один за другим исчезали. Все чаще приходили письма с площадными ругательствами, а то и с... петлями. Он невозмутимо вынимал эти петли и складывал на столе причудливыми башенками. Поговаривали, что составлен список тех, кто подлежит немедленному повешению, и список этот открывался именем Горького. Неожиданно обнаружившееся одиночество Горького цинично, но точно объяснил наш юрисконсульт: «В очередь к новым властям выстраиваются. Им теперь Горький не нужен. Зачем им Горький с его независимостью? Еще под виселицу подведет. А каждому ведь жить хочется»
Владимир Ильич как мог убеждал Горького оставить на время дела и поменять обстановку. «Дорогой Алексей Максимович! - пишет Ленин 31 июля 1919 года, отвечая на его мрачное письмо. - Вы вынуждены наблюдать обрывки жизни бывшей столицы, из коей цвет рабочих ушел на фронты и в деревню и где осталось непропорционально много безместной и безработной интеллигенции, специально Вас «осаждающей». Советы уехать Вы упорно отвергаете... Вы отняли у себя возможность то делать, что удовлетворило бы художника, - в Питере можно работать политику, но Вы не политик. Сегодня - зря разбитые стекла, завтра - выстрелы и вопли из тюрьмы, потом обрывки речей самых усталых из оставшихся в Питере нерабочих, затем миллион впечатлений от интеллигенции, столичной интеллигенции без столицы, потом сотни жалоб от обиженных. В свободное от редакторства время никакого строительства жизни видеть нельзя (оно идет по-особому и меньше всего в Питере), - как тут не довести себя до того, что жить весьма противно». А в письме от 15 сентября Ленин говорит совсем резко, но нынешние либералы слова его клеветнически перевирают - они же таковы: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г...» Далее: «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт. Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт».
В конце концов ленинские уговоры уехать Горькому лечиться и отдохнуть за границу возымели действие. Не сразу, конечно. Он думал и думал, продолжал заступаться за обиженных, помогать нуждающимся, беспокоя совесть свою и совесть других. Лишь 16 октября 1921 года он отбыл в Хельсинки, а оттуда - дальше, вняв словам Ленина: «Тратить себя на хныканье сгнивших интеллигентов и не писать - для художника разве не гибель, разве не срам?» - и помня, что сделанные им в Петрограде нужные и добрые дела не обходились без помощи Владимира Ильича. Размышляя о роли Ленина в своей судьбе, во всей нашей жизни, А.М. Горький писал после кончины его: «Он был русский человек, который долго жил вне России, внимательно разглядывая свою страну, - издали она кажется красочнее и ярче. Он правильно оценил потенциальную силу ее - исключительную талантливость народа, еще слабо выраженную, не возбужденную историей, тяжелой и нудной, но талантливость всюду, на темном фоне фантастической русской жизни блестящую золотыми звездами... И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была еще более густа - все равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел, поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира».
Эдуард Шевелёв
«Советская Россия», 7 марта 2018
«Дорогой А.М.! ......... Ваш Ленин»
К 150-летию Алексея Максимовича Горького / «Отечественные записки»
В марте [28(16)] 1868 года родился Максим Горький, великий русский писатель, родоначальник социалистического реализма. Его усилиями создавалась литература молодого Советского государства. ©Ещё в «Отечественных записках» и ещё с Горьким
___В. И. Ленин и А. М. Горький ни II конгрессе Коминтерна. Петроград, 19 июля 1920 год / Фото: Карл Булла (фрагмент) в обработке Груздева И. А (кликабельно на полный вариант фото)
Сегодняшний очерк посвящен теме: Ленин и Горький.
Как бы ни были удобны теперешние электронные письма, ими все-таки нельзя заменить те, что написаны от руки. Они словно бы хранят тепло человеческой души, передают ее мельчайшие движения, отображают штрихи к портрету самого человека. А из переписки великих людей можно узнать многое не только о них, но и об эпохе, в которую они жили, причем нередко куда больше, нежели из многотомных исторических описаний, зачастую и подправляемых авторами в угоду политической конъюнктуре. Письма Ленина к Горькому дают пример заботы политика о писателе, не лишенной, однако, требовательности, непримиримости даже, если речь идет об идейной позиции в революционной борьбе. Тем более что встречались они нечасто...
Первая встреча Горького с Владимиром Ильичом произошла 27 ноября 1905 года в редакции газеты «Новая жизнь». Редакция размещалась в Литературном доме на углу Невского проспекта и набережной Фонтанки №68/40, где жил некогда В.Г. Белинский, у которого встречались Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, И.А. Гончаров, и позже жили И.И. Панаев, Д.И. Писарев, А.Ф. Кони, другие известные литераторы. Здание было повреждено в блокаду фашистской фугасной бомбой, потом восстановлено, но было бы снесено небезызвестным Анатолием Сердюковым, бывшим министром обороны, выступившим вдруг в роли «застройщика», не вступись за памятник общественность. Но чур, забудем. Лучше вспомним, как описывает встречу Мария Федоровна Андреева, вторая жена Горького, артистка Художественного театра, член большевистской партии, издававшая газету, ставшую, говорил Ленин, фактически центральным органом РСДРП, где печатался и Горький: «Ленин вышел к нам навстречу из каких-то задних комнат и быстро подошел к Алексею Максимовичу. Они долго жали друг другу руки. Ленин радостно смеялся, а Горький, сильно смущаясь и, как всегда при этом, стараясь говорить особенно солидно, басистым голосом все повторял подряд:
« - Ага, так вот вы какой... Хорошо, хорошо! Я очень рад, очень рад!»
Сближение Горького с большевиками началось в 1902-1904 годы, когда он почувствовал «подлинную революционность» именно в них, «в статьях Ленина, в речах и в работах интеллигентов, которые шли за ними». Переписка же между Горьким и В.И. Лениным началась в 1907 году и длилась пятнадцать лет, вплоть до болезни Владимира Ильича, отражая разные стороны революционной обстановки в России. Но еще раньше - в 1901 году - Ленин, живший в Германии, в Мюнхене, куда вынужден был уехать, чтобы не попасть в руки царской охранки, в «Искре», издаваемой с Г.В. Плехановым, написал статью «Начало демонстраций» (№13 от 20 декабря), где отмечал: «Возбуждение повсюду растет, и необходимость объединить его в один поток против самодержавия, сеющего везде произвол, угнетение и насилие, становится настоятельнее», приводя такой факт: «В Нижнем небольшая, но удачно сошедшая демонстрация 7-го ноября была вызвана проводами Максима Горького. Европейски знаменитого писателя, все оружие которого состояло - как справедливо выразился оратор нижегородской демонстрации - в свободном слове, самодержавное правительство высылает без суда и следствия из родного города». Далее он пишет: «В Москве Горького ждали на вокзале сотни учащихся, и перепуганная полиция арестовала его среди пути в вагоне, запретила ему (несмотря на особо данное прежде разрешение) въезд в Москву», подчеркнув: «Представитель самодержавной власти в Москве был освистан людьми, которым, как и всей образованной и мыслящей России, дорог писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против «внутренних турок» - против самодержавного правительства».
* * *
К своим 33 годам Горький был автором многих рассказов и повестей, «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике», и Владимир Ильич хотел, чтобы он, высоко ценимый в литературных и читательских кругах, помогал бы партии не одними деньгами, как было при издании «Искры», «Вперед», «Пролетария», но и писал для них, а по возможности и участвовал в партийной работе. В 1907 году в Штутгарте (18-24 августа) проходил VII Международный социалистический конгресс, и Ленин, будучи его делегатом, звал туда Горького: «Если только здоровы, - право, приезжайте. Не упускайте случая посмотреть за работой международных социалистов, - это совсем, совсем не то, что общее знакомство и каляканье. Следующий конгресс только через три года. Да и об наших всяческих делишках никогда не списаться толком, если не увидимся. Одним словом, приезжайте непременно. До свиданья! Большой привет Марии Федоровне. Ваш Н. Ленин». Хотя Алексей Максимович не смог побывать там, но ленинское внимание и прежде, и потом явно не прошло даром. Он закончил «Мать», повесть, так важную и для него самого, и для революционного дела.
Владимир Ильич прочитал ее в рукописи и, встретившись с Горьким в 1907 году на V съезде РСДРП в Лондоне, сказал: «Книга - нужная, много рабочих участвовало в революционном движении несознательно, стихийно, и теперь они прочитают «Мать» с большой пользой для себя». Алексей Максимович, передавая эти слова в очерке «В.И. Ленин» и зная критику повести со стороны писателей и даже рабочих за «приукрашивание», заметил: «Очень своевременная книга». Это был единственный, но крайне ценный для меня его комплимент. Затем он деловито осведомился, переводится ли «Мать» на иностранные языки, насколько испортила книгу русская и американская цензура, а узнав, что автора решено привлечь к суду, сначала поморщился, а затем, вскинув голову, закрыв глаза, засмеялся каким-то необыкновенным смехом...» Против А.М. Горького прокуратура возбудила уголовное дело за «ясно выраженное сочувствие автора идеям социалистического учения и выведенным в повести пропагандистам этого учения», а закончилось оно арестом сборников «Знание», в которых печаталась повесть, автору же обратный путь из Нью-Йорка в Россию, по сути, был закрыт. Пришлось ему и Марии Федоровне поселиться в Италии, на острове Капри, где они пробыли до 1913 года...
Побывать у Горького на Капри Ленин собирался вскоре, как тот здесь поселился. «Дорогой Ал.М.!.. - пишет он из Женевы 9 января 1908 года. - Очень обрадовало меня Ваше письмо: действительно, важно было бы закатиться на Капри! Непременно как-нибудь улучу время, чтобы съездить к Вам. Но теперь, к сожалению, невозможно. Приехали мы сюда с поручением поставить газету: перенести сюда «Пролетарий» из Финляндии. Еще не решено окончательно, Женеву ли мы выберем или другой город. Во всяком случае надо спешить и возни с новым устройством масса. Вот летом бы или весной собраться к Вам погостить, когда дело будет уже в ходу! Когда у Вас особенно хорошо на Капри? Как здоровье? Как себя чувствуете? Хорошо ли работается? Слыхал проездом в Берлине, что Вы с Луначарским совершили турне по Италии и, в частности, в Риме. Довольны ли Италией? Много ли русских видаете? К Вам приехать, я думаю, лучше тогда, когда у Вас не будет большой работы, чтобы можно было шляться и болтать вместе. Получили ли мою книгу (первый том собрания статей за 12 лет)?» И - спустя неделю - новое письмо: «Дорогие А.М. и М.Ф.! Получил сегодня Ваш экспресс. Удивительно соблазнительно, черт побери, забраться к Вам на Капри! Так Вы это хорошо расписали, что, ей-богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить. Только вот насчет срока еще не знаю: теперь нельзя не заняться «Пролетарием» и надо поставить его, наладить работу во что бы то ни стало. Это возьмет месяц-другой, minimum. А сделать это необходимо. К весне же закатимся пить белое каприйское вино и смотреть Неаполь и болтать с Вами. Я кстати по-итальянски начал учиться и, как учащийся, сразу набросился на написанный М.Ф-ной адрес: expresso вместо espresso! Давать сюда словарь!»
* * *
Но на Капри, где Ленин впервые гостил у Горького в 1908 году между 10 и 17 апреля, лингвистическая тематика уступила место философской, хоть Владимир Ильич и старался обойти споры, чтобы не портить настроение Алексею Максимовичу, на которого сильно влияли тогда махисты - А.А. Богданов, В.А. Суханов, А.В. Луначарский, проповедовавшие «богостроительство», подменяя научный социализм религиозными взглядами. Идеи эти выразились в повести «Исповедь», резко раскритикованную Лениным в письме к нему, ведь главный ее герой - послушник Матвей, разочаровавшись в религии, видит новое божество в слиянии с рабочим коллективом. На Капри Горький и Ленин подолгу гуляли одни, и все же дискуссий избежать не удалось. Горький писал: «А.А. Богданов, человек удивительно симпатичный, мягкий и влюбленный в Ленина, но немножко самолюбивый, принужден был выслушивать весьма острые и тяжелые слова:
- Шопенгауэр говорит: «Кто ясно мыслит - ясно излагает», я думаю лучше этого он ничего не сказал. Вы, товарищ Богданов, излагаете неясно. Вы мне объясните в двух-трех фразах, что дает рабочему классу ваша «подстановка» и почему махизм - революционнее марксизма?
Богданов пробовал объяснить, но он говорил действительно неясно и многословно.
- Бросьте, - советовал Владимир Ильич. - Кто-то, кажется - Жорес, сказал: «Лучше говорить правду, чем быть министром», я бы добавил: и махистом».
То было время, когда после поражения первой русской революции 1905-1907 годов отход от революционного марксизма, по словам Ленина, «происходил в двух направлениях: ликвидаторства и отзовизма». В роли «ликвидаторов» выступали меньшевики, звавшие к примирению с буржуазией, в роли «отзовистов» же - группа Богданова: те предлагали отозвать рабочих-большевиков из Думы и немедля начать новую революцию. И те и другие начали еще и ревизовать философские основы марксизма, используя работы австрийского врача и философа Э. Маха, о чем наиболее ясно было заявлено В. Базаровым, Я. Берманом, А. Луначарским, П. Юшкевичем, А. Богдановым, О. Гельфондом, С. Суворовым в сборнике «Очерки по философии марксизма» (СПб., 1908), прочитав который Ленин писал Горькому, что «прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! И лезут наши эмпириокритики, эмпириомонисты и эмпириосимволисты в болото». Отпор эти авторы получали в нелегальной ленинской газете «Пролетарий», куда Владимир Ильич звал сотрудничать Горького, и вскоре он начнет работать над основополагающей в теории марксизма-ленинизма книгой «Материализм и эмпириокритицизм», изданной в 1909 году, а тогда он напишет Горькому, призывавшему к мировой с ними: «Какое же тут «примирение» может быть, милый А.М.? Помилуйте, об этом смешно и заикаться. Бой абсолютно неизбежен. И партийные люди должны направить свои усилия не на то, чтобы замазывать или откладывать или увертываться, а на то, чтобы практически необходимая партийная работа не страдала».
Оберегая Алексея Максимовича от политических интриг, идейных заблуждений, Ленин нацеливал его на сотрудничество с большевиками и их печатью, но которое бы не отвлекало от художественного творчества, и радовался, когда в 1909-1912 годах - вслед за пьесой «Враги» о неизбежной победе рабочих над капиталом - были созданы и опубликованы повести «Лето», «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина», ряд рассказов о революционном влиянии в российской провинции, начаты «Сказки об Италии», названные «великолепными» и, кстати сказать, печатавшиеся в «Звезде», газете большевиков. В письме 7 февраля 1908 года Владимир Ильич писал Горькому: «Если лучше чувствуете себя за большой работой, - уж, конечно, я не посоветую прерывать ее. Она больше пользы принесет!» И чуть позже, 25 февраля, оговаривался: «Я считаю, что художник может почерпнуть для себя много полезного во всякой философии. Наконец, я вполне и безусловно согласен с тем, что в вопросах художественного творчества Вам все книги в руки и что, извлекая этого рода воззрения и из своего художественного опыта и из философии хотя бы идеалистической, Вы можете прийти к выводам, которые рабочей партии принесут огромную пользу». А 16 ноября 1909 года подчеркивал: «Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России - да и не одной России - такую громадную пользу. Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы».
Это письмо придет уже из Парижа, с улицы Мари-Роз, где поселились Ленин и Надежда Константиновна Крупская, переехав из нанятой поначалу дорогой и холодной квартиры на улице Бонье, 24, в сравнительно богатом доме, пускай и более удобном в смысле конспирации. Мне довелось в 1970 году побывать в ленинской квартире на Мари-Роз, 4, познакомиться с хранителем ее Антуаном Лежандром, и потому с личным отношением воспринимаю слова побывавшего там в 1911 году Горького, что квартира эта «студенческая», впрочем: «Студенческой она была только по размерам, но не по чистоте и строгому порядку в ней». Нынче, пишут, ленинская квартира-музей закрыта, не работает, но все же хочется верить в лучшее, и французские коммунисты отстоят ее, в чем могли бы, думаю, помочь как-то и члены КПРФ, пусть даже просто более тесными связями. Неподалеку, в Лонжюмо, находилась и ленинская школа, в которой готовились кадры революционеров-большевиков, будущих вершителей Великого Октября. Здесь побывали советские люди разных поколений, а советский поэт Андрей Вознесенский написал поэму «Лонжюмо», образно и верно заметив: Врут, что Ленин был в эмиграции. (Кто вне родины - эмигрант.) Всю Россию, речную, горячую, он носил в себе, как талант!» Отсюда вышли написанные Горькому строки, так важные и для сегодняшних коммунистов: «Прав был философ Гегель, ей-богу: жизнь идет вперед противоречиями, и живые противоречия во много раз богаче, разностороннее, содержательнее, чем уму человека спервоначалу кажется».
* * *
После второго посещения Лениным Капри в июле 1910 года его борьба «за Горького» шла с переменным успехом, уклоняясь то в одну, то в другую сторону, и нагляднее всего выраженная в ленинских «Письмах из далека» (письмо 4, 12/25/ марта 1917 года): «Пишущему эти строки случалось, при свиданиях на острове Капри с Горьким, предупреждать его и упрекать за его политические ошибки. Горький парировал эти упреки своей неподражаемо-милой улыбкой и прямодушным заявлением: «Я знаю, что я плохой марксист. И потом, все мы, художники, немного невменяемые люди». Нелегко спорить против этого». Вновь подчеркивая: «Нет сомнения, что Горький - громадный художественный талант, который принес и принесет много пользы всемирному пролетарскому движению», Владимир Ильич осуждает его за одно письмо в ура-патриотическом и классово-примиренческом духе: «На мой взгляд, письмо Горького выражает чрезвычайно распространенные предрассудки не только мелкой буржуазии, но и части находящихся под ее влиянием рабочих. Все силы нашей партии, все усилия сознательных рабочих должны быть направлены на упорную, настойчивую, всестороннюю борьбу с этими предрассудками».
Вследствие подобных воззрений А.М. Горький и не понял сразу своевременность Октябрьской революции, опасаясь, что «на сей раз события примут еще более кровавый и погромный характер, нанесут еще более тяжкий удар революции». Ошибочность своей позиции Алексей Максимович позже признал: «В 17-18 годах мои отношения с Лениным были далеко не таковы, какими я хотел бы их видеть, но они и не могли быть иными», объясняя это так: «Он - политик. Он в совершенстве обладал тою четко выработанной прямолинейностью взгляда, которая необходима рулевому столь огромного, тяжелого корабля, каким является свинцовая крестьянская Россия» - и самокритично добавляя: «У меня же органическое отвращение к политике, и я плохо верю в разум масс вообще, в разум же крестьянской массы - в особенности. Разум, не организованный идеей, - еще не та сила, которая входит в жизнь творчески. В разуме массы - нет идеи до поры, пока в ней нет сознания общности интересов всех ее единиц». И, наконец, признавал, говоря о массе: «Тысячелетия живет она стремлением к лучшему, но это стремление создает из плоти ее хищников, которые ее же порабощают, ее кровью живут, и так будет до той поры, пока она не осознает, что в мире есть только одна сила, способная освободить ее из плена хищников, - сила правды Ленина».
Но в годы реакции Алексей Максимович к таким выводам еще не пришел. Вся обстановка тогда к этому мало располагала. Неважно шли дела в созданном в далеком 1898 году издательстве «Знание». Директор К.П. Пятницкий перестает считаться с его мнением, среди казалось бы сплоченных «знаньевцев» Л. Андреева, Е. Чирикова, А. Куприна начинается разброд, зато лица из декадентского лагеря, раздраженные его статьями «О цинизме», «Разрушение личности, «О современности», «О «карамазовщине», «Еще раз о «карамазовщине», проявляют к нему свое внимание, и он замечает: «Время - трудное, со всех сторон. Люди - ужасны. Всего хуже - литераторы. Одинок я в конце концов как дьявол». Ленин же, чувствуя горьковскую ностальгию, осторожно советует ему вернуться в Россию, что стало возможно после царского манифеста по случаю 300-летия дома Романовых. 31 декабря 1913 года Горький приезжает в Петербург, помня ленинское напутствие: «А революционному писателю возможность пошляться по России (по новой России) означает возможность во сто раз больше ударить потом Романовых и К°», но слежка охранки не дает работать по своему желанию. И все-таки он встречается с группой пролетарских писателей, составляет сборник их произведений, который выходит в июне 1914 года с его предисловием. «Бодрые силы пролетариата, возрастая количественно, становятся и качеством своим все более культурными; мы уже можем сказать, что, несмотря на ужасные условия жизни русского рабочего, он постепенно создает свою интеллигенцию...»
* * *
Три года жил Горький под Петроградом в деревнях Кирьявала и Нейвола, нет-нет и наведываясь в городскую квартиру на Кронверкском проспекте, 23, где в 1960 году возобновлена мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил с 1914 по 1921 год Алексей Максимович Горький», и 27 марта 1968 года на углу с Кировским (Каменноостровским) проспектом открыт памятник ему. А тогда, в начале развязанной империалистами Первой мировой войны, он все же поддался ура-патриотическим настроениям и поставил свою подпись под соответствующим письмом, о чем Ленин из-за границы гневно писал: «Бедный Горький! Как жаль, что он осрамился, подписав поганую бумажонку российских либералишек». А выходившая в Женеве центральная большевистская газета «Социал-демократ» (главный редактор - В.И. Ленин) напечатала 3 декабря 1914 года статью Владимира Ильича «Автору «Песни о Соколе», где подчеркнуто: «Горького рабочие привыкли считать своим... Потому и пишут Горькому приветствия, потому и дорого им его имя. И это доверие сознательных рабочих налагает на Горького известную обязанность - беречь свое доброе имя». Эту статью Алексей Максимович прочтет позже, чем поймет свою ошибку, обратившись с «Воззванием к населению», в котором написал, что будет бороться и против самодержавия, и против либеральствующей интеллигенции. И это тоже Ленин заметит и напишет 19 сентября 1915 года, в самый разгар войны: «Мы должны использовать всякий протест (даже робкий и путаный, a la Горький), используем и революционную работу шовинистов, от случая к случаю не откажемся от «совместных действий» <...>, но не далее...»
Расхождения по поводу развития революции после Октября 1917 года не могли, однако, прекратить напрочь отношения Ленина и Горького, хоть писатель в газете «Новая жизнь» и напечатал «Несвоевременные мысли», не во всем точные и пессимистичные. В Ленинградском архиве Октябрьской революции и социалистического строительства (так назывался он до ельцинского переворота) я обнаружил список депутатов Петросовета, датированный 1917-1918 годами, где под №3 - после В.И. Ленина и Г.Е.Зиновьева, тогдашнего питерского руководителя, назван А.М. Горький. А 27 июня 1920 года он был избран в горсовет под №1 по списку коммунистической фракции профсоюза работников просвещения и социальной культуры, что было признанием его больших заслуг в общественной работе. Вместе с А.А. Блоком и М.Ф. Андреевой он сделал из частного театра А.С. Суворина Театр романтической драмы, позже ставший знаменитым БДТ. Он возглавлял Комиссию по улучшению быта ученых, добиваясь в голодные месяцы увеличенных пайков для людей выдающихся, организовал Дом искусств в бывшем особняке купца Елисеева на углу Невского и Мойки, Дом ученых в великокняжеском дворце на Дворцовой набережной, 26, издательство «Всемирная литература», был членом экспертного совета Эрмитажа, оценивавшего и собиравшего в государственное хранилище различные ценности, конфискованные у богатеев. К числу депутатских дел Горького относится участие в сбережении найденных во дворце князя Феликса Юсупова на Мойке, 94, в тайниках, разнообразных, как записано в документах, «исторических и художественных сокровищ».
Историю эту рассказал мне, когда я работал в 1961 году в газете «Смена», бывший красногвардеец Захар Ильич Быняев, в той операции участвовавший, а потом документально подтвердил историк-архивист Иван Мартынов. Там оказались полотна русских и западноевропейских художников, редкие экземпляры музыкальных инструментов, фарфоровые и бронзовые статуэтки, золотая и серебряная посуда, и книги, книги, книги - с автографами Державина, Пушкина, Жуковского, Вяземского, Гоголя, Сен-Симона, Гюго, Шиллера, Беранже и даже Наполеона. Узнав о находках, Горький как председатель оценочно-антикварной комиссии написал письмо (запрос, сказали бы мы сейчас) наркому А.В. Луначарскому о необходимости немедленной передачи их специалистам для оценки и сохранения «для нужд республики», что и было сделано. И вот уже «непременный секретарь» Российской Академии наук С.Ф. Ольденбург «с живейшей радостью» пишет о целости пушкинских рукописей, давно разыскиваемых учеными, о возможности их «издания в собрании сочинений Пушкина, выпускаемом Академией наук, и о передаче затем на вечное хранение в Пушкинский Дом». Вот вам и «варвары-большевики», о чем толкуют нынешние антисоветчики, прикрывая хищническое разбазаривание того, что было народным достоянием, но вдруг стало обнаруживаться у частных «антикварщиков», сделавших раритеты доходным бизнесом для «избранных» жуликов.
Зная, как важен для полноценной работы систематический, пусть короткий отдых, Ленин зовет Горького отправиться на агитационно-инструкторском пароходе «Красная Звезда» по Волге и Каме. «Дорогой Алексей Максимович! - пишет он 5 июля 1919 года. - Ей-ей. Вы, видимо, засиделись в Питере. Нехорошо на одном месте. Устаешь и надоедает. Согласитесь прокатиться, а? Мы это устроим». Через три дня шлет телеграмму в Нижний Новгород: «Телеграфируйте, где пароход ВсеЦИКа «Красная звезда». Запросите его, не может ли он подождать в Казани Горького и дать ему каюту. Очень прошу об этом. Предсовнаркома Ленин», а в письме Н.К. Крупской относительно Горького поясняет: «Я очень хотел бы вытащить его из Питера, где он изнервничался и раскис. Надеюсь, ты и другие товарищи будете рады ехать с Горьким. Он - парень очень милый, капризничает немного, но это ведь мелочь...» Но Алексей Максимович все же отдыхать не поехал. Об этом Владимир Ильич с большим сожалением сообщает жене 10 июля 1919-го: «Видел Горького, убеждал его поехать на вашем пароходе, о чем я уже послал одну телеграмму в Нижний, но Горький категорически отказался...» И 15 июля: «...Горького не уговорил поехать, хотя уговаривал усердно...» 18 июля Ленин зовет его уже в Подмосковье: «Дорогой А.М.! Приезжайте отдохнуть сюда - я на два дня часто уезжаю в деревню, где великолепно могу Вас устроить и на короткое и на более долгое время. Приезжайте, право! Телеграфируйте, когда; мы Вам устроим купе, чтобы удобнее доехать. Немножечко переменить воздух, ей-ей. Вам надо. Жду ответа! Ваш Ленин».
* * *
Однако Горький продолжал жить и работать в Петрограде, терпя лишения и голод вместе со всеми. Руководивший продовольственными делами А.Е. Бадаев вспоминал: «Как и все петроградцы, сам Горький в это время жестоко голодал. Лишняя пара селедок или два-три фунта пшена, которыми мы время от времени старались поддержать Алексея Максимовича, конечно не могли заменить питания, необходимого для истощенного болезнью организма нашего великого писателя». Было и небезопасно, особенно когда к городу подошли войска Юденича. Чтобы отчетливее ощутить атмосферу тех дней, приведу запись моей беседы с писателем Михаилом Леонидовичем Слонимским, работавшим в издательстве «Всемирная литература» секретарем: «Мы привыкли к тому, что приемная всегда полна народу. Чем ближе подходил Юденич к Петрограду, тем меньше становилось посетителей у Алексея Максимовича. Почтительные визитеры, еще недавно приходившие к нему со своими рукописями, один за другим исчезали. Все чаще приходили письма с площадными ругательствами, а то и с... петлями. Он невозмутимо вынимал эти петли и складывал на столе причудливыми башенками. Поговаривали, что составлен список тех, кто подлежит немедленному повешению, и список этот открывался именем Горького. Неожиданно обнаружившееся одиночество Горького цинично, но точно объяснил наш юрисконсульт: «В очередь к новым властям выстраиваются. Им теперь Горький не нужен. Зачем им Горький с его независимостью? Еще под виселицу подведет. А каждому ведь жить хочется»
Владимир Ильич как мог убеждал Горького оставить на время дела и поменять обстановку. «Дорогой Алексей Максимович! - пишет Ленин 31 июля 1919 года, отвечая на его мрачное письмо. - Вы вынуждены наблюдать обрывки жизни бывшей столицы, из коей цвет рабочих ушел на фронты и в деревню и где осталось непропорционально много безместной и безработной интеллигенции, специально Вас «осаждающей». Советы уехать Вы упорно отвергаете... Вы отняли у себя возможность то делать, что удовлетворило бы художника, - в Питере можно работать политику, но Вы не политик. Сегодня - зря разбитые стекла, завтра - выстрелы и вопли из тюрьмы, потом обрывки речей самых усталых из оставшихся в Питере нерабочих, затем миллион впечатлений от интеллигенции, столичной интеллигенции без столицы, потом сотни жалоб от обиженных. В свободное от редакторства время никакого строительства жизни видеть нельзя (оно идет по-особому и меньше всего в Питере), - как тут не довести себя до того, что жить весьма противно». А в письме от 15 сентября Ленин говорит совсем резко, но нынешние либералы слова его клеветнически перевирают - они же таковы: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г...» Далее: «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт. Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт».
В конце концов ленинские уговоры уехать Горькому лечиться и отдохнуть за границу возымели действие. Не сразу, конечно. Он думал и думал, продолжал заступаться за обиженных, помогать нуждающимся, беспокоя совесть свою и совесть других. Лишь 16 октября 1921 года он отбыл в Хельсинки, а оттуда - дальше, вняв словам Ленина: «Тратить себя на хныканье сгнивших интеллигентов и не писать - для художника разве не гибель, разве не срам?» - и помня, что сделанные им в Петрограде нужные и добрые дела не обходились без помощи Владимира Ильича. Размышляя о роли Ленина в своей судьбе, во всей нашей жизни, А.М. Горький писал после кончины его: «Он был русский человек, который долго жил вне России, внимательно разглядывая свою страну, - издали она кажется красочнее и ярче. Он правильно оценил потенциальную силу ее - исключительную талантливость народа, еще слабо выраженную, не возбужденную историей, тяжелой и нудной, но талантливость всюду, на темном фоне фантастической русской жизни блестящую золотыми звездами... И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была еще более густа - все равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел, поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира».
Эдуард Шевелёв
«Советская Россия», 7 марта 2018