Игумен земли Русской
Ещё у Николая Борисова: Дмитрий Донской, Тохтамыш и пепел Москвы
Русь накануне победы на Куликовом поле
В издательстве «Молодая гвардия» накануне празднования 700-летия переиздали каноническую биографию святого Сергия Радонежского
В год празднования 700-летия дня рождения «игумена земли Русской» Сергия Радонежского «Молодая гвардия» переиздала его жизнеописание, созданное историком Николаем Борисовым. Первое издание книги вышло еще в 1990 году и с тех пор выдержало несколько переизданий (это пятое), став канонической научно-популярной биографией великого русского христианского святого. ©
~~~~~~~~~~~
«Сергий Радонежский и Андрей Рублев», художник Илья Глазунов
Личность Радонежского, по мнению Борисова, аккумулирует в себе русский XIV век - время гигантского национального подъема, увенчанного победой на Куликовом поле в 1380 году. Поэтому для Борисова фигура основателя Сергиево-Троицкой лавры, скорее, становится поводом для исследования причин и процессов, приведших к политическому и культурному подъему Северо-Восточной Руси.
«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует фрагмент книги «Сергий Радонежский» Николая Борисова, посвященный событиям 1370-х - десятилетия накануне победы на Куликовом поле.
В годы московско-литовских войн митрополит Алексей все время находился в центре событий. Его можно сравнить с известным в ту эпоху образом Николы Можайского: святитель стоит с воздетыми к небу руками; в одной он держит храм, в другой - меч. В ноябре 1368 года вместе с князем Алексей сидел в осажденной Москве. Осенний набег Ольгерда 1370 года застал его в Нижнем Новгороде. Там митрополит лично крестил сына князя Бориса - Ивана. Своим пребыванием в Нижнем Новгороде Алексей обеспечивал тыл московской обороны: князь Борис, женатый на дочери Ольгерда, всегда оставался тайным врагом Москвы.
По некоторым сведениям, в 1370 году Алексей приехал в Нижний Новгород на обратном пути из Орды. Если это действительно было так, то его пребывание в Орде, конечно, имело целью получить помощь Мамая в борьбе с Литвой или по меньшей мере удержать его от нападения на московские земли одновременно с Ольгердом и Михаилом Тверским. Миссия Алексея имела частичный успех: Мамай дал Михаилу ярлык на великое княжение Владимирское, однако не стал открыто вмешиваться в московско-литовское и московско-тверское противоборство.
Происки Михаила Тверского в Мамаевой Орде сильно беспокоили московское правительство. Стремясь вернуть ярлык на великое княжение Владимирское и задобрить Мамая, князь Дмитрий Иванович летом 1371 года лично отправился к степному владыке. Это было смелое решение. Растущая самостоятельность и сила Московского княжества давно вызывали опасения у правителей Орды. Смерть князя Дмитрия от рук ханских палачей или же от медленно действующего яда - так был устранен татарами в 1246 оду его пращур, великий князь Ярослав Всеволодович - поставила бы московский княжеский дом в крайне тяжелое положение. В этом случае власть мог взять лишь двоюродный брат Дмитрия - 16-летний Владимир Серпуховской. Он не был еще женат, и, если бы и ему случилось умереть вслед за Дмитрием, род московских князей вообще пресекался.
Понимая всю опасность поездки Дмитрия в Орду, митрополит устроил князю торжественные проводы. Алексей сам сопровождал его до Оки - тогдашней границы московских владений. Там, на переправе, 15 июня 1371 года он благословил князя и его свиту «и молитву сотворив, отпусти его с миром». Эта необычная церемония должна была показать всей Руси, а главное - Орде, что между Дмитрием и митрополитом существует полное единодушие.
В 1372 году Алексей вновь появляется на страницах летописей, на сей раз как организатор религиозного возбуждения, даже празднества, поводом для которого послужило чудо у гробницы митрополита Петра - «исцеление сухорукого». Необычайно удачным оказалось и то, что чудо произошло в день важнейшего «богородичного» праздника - Успения. Чествование святителя Петра соединилось с прославлением Богородицы. Для людей той эпохи это было не только богатой пищей для размышлений, но и радостным предзнаменованием.
Московское чудо имело вполне конкретное политическое звучание. Правильно понять его можно, лишь воссоздав обстановку, сложившуюся в Северо-Восточной Руси к середине августа 1372 года.
Репродукция миниатюры «Нападение литовского князя Ольгерда на Москву»
Этот момент был одним из важнейших в истории возвышения Москвы. Князя Дмитрия и митрополита Алексея можно уподобить путникам, поднявшимся на перевал, с которого открывались новые дали. Позади у них была череда трудных побед, о которых оба вспоминали с гордостью. Совсем недавно, летом 1372 года, московские полки остановили под Любутском, на самой границе, литовско-тверское войско. Узнав о разгроме своего передового полка, Ольгерд почел за лучшее заключить мир с Дмитрием Ивановичем. Он признал великое княжение Владимирское «вотчиной», то есть законным наследственным владением московского князя. За этим словом скрывалось важнейшее достижение московских князей, итог их полувекового «собирания Руси». Словом «вотчина» они отрицали право ханов распоряжаться великим княжением Владимирским. И литовский князь вынужден был признать это достижение Москвы.
Победа над Литвой во многом была предопределена успехом поездки князя Дмитрия к Мамаю в 1371 году. Всесильный темник, польщенный смирением московского князя, задобренный богатыми дарами, передал ему ярлык на Владимирское княжение. Прежний обладатель ярлыка, Михаил Тверской, так и не смог воспользоваться своим приобретением: владимирские бояре не пустили его в город. Вероятно, в этом проявилась не только их осмотрительность, трезвая оценка соотношения сил противников, но и нечто большее: признание московской «правды», нового взгляда на великое княжение Владимирское как на вотчину потомков Даниила.
Помимо ярлыка Дмитрий осенью 1371 года вывез из Орды не менее ценное «приобретение» - выкупленного у кредиторов тверского княжича Ивана, сына Михаила. Он был помещен под стражей на митрополичьем дворе и содержался «в истоме», то есть в очень суровых условиях. За его жизнь и свободу москвичи надеялись добиться от тверского князя крупных политических уступок и большого денежного выкупа.
Отвоевывая у Михаила Тверского одну позицию за другой, митрополит не упустил из виду и еще одну, матримониальную возможность. Итогом переговоров, начатых осенью 1371 года, стала сыгранная весной 1372 года свадьба князя Владимира Серпуховского с дочерью Ольгерда Еленой. Этот брак послужил одной из предпосылок мирного схода последнего (летом 1372 года) похода литовцев.
Зная, как часто даже у лучших из князей честолюбие брало верх над родственными узами и здравым смыслом, московские бояре, по-видимому, не вполне доверяли Владимиру Серпуховскому. Брак с «литвинкой» мог внушить ему излишнюю самонадеянность. Во избежание опасных последствий этого «обоюдоострого» брака митрополит и бояре посоветовали Дмитрию сделать Владимиру щедрый свадебный подарок: прибавить к его владениям Дмитров, Галич и некоторые другие волости. Тогда же в удел Владимиру передали радонежские земли с Троицким монастырем. Игумен Сергий стал духовным наставником серпуховского князя. В итоге единство братьев осталось нерушимым. Вместе, плечом к плечу, они шли навстречу новым испытаниям и подвигам.
Чудо в Успенском соборе в августе 1372 года было добрым признаком, сулило надежду, вдохновляло на смелые замыслы.
Московские правители понимали, что для быстрейшего продвижения вперед в деле «собирания Руси» им необходимо поднять знамя антиордынской борьбы. На этот путь уже вступил князь Ольгерд. Еще в 1362 году он нанес татарам тяжелое поражение в битве под Синими Водами, избавил от их владычества Среднее Поднепровье и Подолье. Этим он привлек на свою сторону многих русских князей и бояр из киевской, черниговской и брянской земель. Однако, увлекшись войнами на северных и восточных границах, Ольгерд не сумел закрепить свой успех. Постепенно ордынцы восстановили контроль над утраченными областями.
Миниатюра «Князь Дмитрий Иванович (Донской) приехал в Троицкую Лавру
за благословением преподобного Сергия Радонежского на битву с ханом Мамаем»
из Лицевого летописного свода, составленного при Иване Грозном в XVI веке
Естественными союзниками Москвы в борьбе с Ордой были суздальско-нижегородские и рязанские князья, владения которых чаще всего страдали от набегов степняков. Дмитрий Суздальский и его братья первыми встали на путь сопротивления. В 1365 году князь Борис у реки Пьяны - на юго-восточной окраине нижегородских земель - разбил вторгшийся в русские пределы отряд «царевича» Арапши. В 1367 году объединенное войско трех нижегородских князей - Дмитрия, Бориса и младшего Дмитрия по прозвищу Ноготь - разгромило на той же реке Пьяне отряд «князя ордынского» Булат Темира. В 1370 году Борис ходил походом в земли волжских болгар, которые на Руси рассматривали как территорию собственно Орды.
Ярким свидетельством усиления Суздальско-Нижегородского княжества стало строительство каменных храмов и укреплений. В 1371 году Дмитрий Константинович выстроил в Нижнем Новгороде каменную церковь Николы, а в следующем году заложил каменный кремль. В том же 1372 году Борис выстроил крепость Курмыш на Суре - тогдашней границе русских и болгарских земель. За три года перед тем тот же Борис выстроил в своей удельной столице, Городце-на-Волге, новый деревянный собор в честь Михаила Архангела.
Все эти работы велись с благословения местного духовенства и его признанного главы - печерского архимандрита Дионисия. Они рассматривались как богоугодные. Примечательно, что в том же 1372 году в Нижнем Новгороде произошло чудесное знамение, которое можно было истолковать только как доброе предвестие: «У святого Спаса (то есть на соборной звоннице. - Н. Б.) колокол болшеи прозвонил сам о себе трижды». По средневековым представлениям, звон церковного колокола отгонял дьявола, разносил благую весть о начале богослужения. Троекратный звон колокола напоминал о Троице. Зазвонивший «сам о себе», по воле Божьей, колокол как бы приветствовал, благословлял князей Константиновичей, обнаживших меч против «поганой» Орды.
В этой обстановке митрополит Алексей почел за лучшее восстановить суздальско-нижегородскую епархию. 19 февраля 1374 года в Москве был совершен обряд поставления в сан епископа печерского архимандрида Дионисия. Это был жест дружелюбия и доверия по отношению к братьям Константиновичам, союз с которыми из года в год становился все более важной частью московской политики.
Несомненно, митрополит тщательно подбирал кандидатуру нового владыки. Дионисий мог стать епископом лишь как единомышленник самого Алексея, сторонник его позиции в политических и церковных делах. Будущее подтвердило правильность выбора, сделанного митрополитом.
Прежде чем начинать борьбу с Ордой, два Дмитрия, московский и нижегородский, должны были тщательно подготовиться: привлечь на свою сторону колеблющихся, обезвредить явных врагов. Этой работе благоприятствовала и отсеченная летописями под 1373 годом новая вспышка «замятни» (борьба за власть. - РП) в Орде. Влияние ордынской дипломатии на Руси временно ослабло.
Рязанские князья, как и нижегородские, очень рано начали борьбу с отдельными татарскими отрядами, вторгавшийся ради грабежа в русские земли. В 1365 году Олег Рязанский и Владимир Пронский разгромили отряд ордынского князя» Тагая. Сам он едва ушел «в мале дружине». Вскоре между рязанскими князьями вспыхнула распря. Олег был явно сильнее Владимира. Однако москвичи, действуя по отношению к более мелким русским князьям точно так же, как действовала Орда относительно их самих, стремились повсюду сохранять баланс сил и не давать одному из князей заметно усилиться за счет подчинения других. В декабре 1371 года московское войско во главе с князем Дмитрием Михайловичем Боброк-Волынским - будущим героем Куликова поля - разгромило отряды князя Олега в битве под Скорнищевом. В Рязани был водворен Владимир Пронский. Через год Олег сумел вернуться в Рязань. Однако баланс сил был все же восстановлен. Отныне Рязанское княжество в целом шло в русле московской политики.
Сложнее обстояло дело с Тверью. Утратив надежду на поддержку со стороны Мамая, видя бессилие Ольгерда сокрушить Москву, Михаил Тверской потерял голову от сжигавшей его ненависти ко всем «супротивным». 31 мая 1372 года он подошел к Торжку - южному форпосту новгородсих земель - и потребовал признать его власть, незадолго перед тем свергнутую горожанами. Однако новоторжцы вместе с находившимися в городе новгородскими боярами вступили против Михаила с оружием в руках. Кровопролитное сражение принесло победу Михаилу.
Во время битвы тверичи подожгли городской посад. Поднявшийся ветер перебросил огонь на город. За несколько часов многолюдный, богатый Торжок превратился в пепелище, на котором бесчинствовали захмелевшие от крови тверские ратники.
…Такова была эпоха, в которую жил Сергий. Жестокость, вероломство, алчность переполняют страницы летописей. Но значит ли это, что труд радонежского игумена не принес плодов, что современники не испытали на себе возвышающего влияния его проповеди? Конечно, нет.
«Великий старец» - с его учениками и последователями - своим самоотречением во имя любви и единомыслия как бы задавал самый высокий нравственный тон. Он «тянул» общество вверх, тогда как груз эгоизма увлекал его в пучину ненависти. И линия жизни вырисовывалась уже как равнодействующая этих двух сил.
Голландский историк Й. Хейзинга справедливо заметил: «Вообще говоря, всякое время оставляет после себя гораздо больше следов своих страданий, чем своего счастья. Бедствия - вот из чего творится история». Именно поэтому в «истории состоявшегося» менее всего можно увидеть результаты проповеди Сергия. Но если бы возможна была «история несостоявшегося» - как рассказ о тех злодеяниях, которые были остановлены человеческой совестью, - то именно в этой истории мы обнаружили бы немало следов деятельности радонежского игумена.
Как пережил Сергий все три «литовщины»? Был ли он в своем монастыре летом 1372 года, когда литовские и тверские отряды бесчинствовали в окрестностях Маковца? Коснулся ли его обители «великий голод», постигший Северо-Восточную Русь осенью 1371 года? Источники не дают ответа на все эти вопросы.
Радонежский игумен вновь появляется на страницах летописей лишь в 1374 году. Этот год был для него полон радостных и тревожных событий. Летом Сергий по приглашению князя Владимира Андреевича ходил в Серпухов для основания там нового монастыря.
Придя на Высокое, Сергий был поражен тем, как прямо на глазах село Серпуховское превращалось в большой, многолюдный город. Князь даровал податные и иные льготы всем приходящим сюда людям. На мысу у впадения в Нару речки Серпейки рос мощный дубовый кремль. Было очевидно, что новый город призван стать оплотом обороны южной границы Московского княжества.
Здесь, в Серпухове, игумен, должно быть, вспомнил слыханное им в Москве от митрополита: у князя Дмитрия началось «розмирие с татары и с Мамаем». Глядя на то, как споро идет строительство новой крепости, Сергий со смешанным чувством радости и тревоги понял: дело идет к большой войне со Степью, войне, от исхода которой будет зависеть судьба всей Руси.
Лето 1374 года принесло с собой не только тревожное предчувствие скорого нашествия «поганых», но и иные, уже сбывшиеся беды и несчастья. Везде стояла невыносимая жара. Рожь желтела, высыхала, не успев созреть. По всем церквам служили молебны о дожде, с крестами и иконами ходили вокруг иссохших полей. Однако небо по-прежнему дышало жаром, как жерло печи.
Засуха выжгла траву по лугам. От бескормицы начался падеж скота. А вслед за ним вновь, как и в страшные 1360-е годы, начался «на люди мор велик по всей земле Русской».
Одно только утешало московичей: моровое поветрие свирепствовало и в Орде, выкашивая целые тумены в войске Мамая. Ослаблением Орды поспешили воспользоваться литовские князья, совершившие удачный поход в Степь. Глядя на них, взялись за меч и Рюриковичи...
Борисов Н. Сергий Радонежский - М.: Молодая гвардия, 2014
Сергей Простаков
«Русская планета», 5 апреля 2014
Русь накануне победы на Куликовом поле
В издательстве «Молодая гвардия» накануне празднования 700-летия переиздали каноническую биографию святого Сергия Радонежского
В год празднования 700-летия дня рождения «игумена земли Русской» Сергия Радонежского «Молодая гвардия» переиздала его жизнеописание, созданное историком Николаем Борисовым. Первое издание книги вышло еще в 1990 году и с тех пор выдержало несколько переизданий (это пятое), став канонической научно-популярной биографией великого русского христианского святого. ©
~~~~~~~~~~~
«Сергий Радонежский и Андрей Рублев», художник Илья Глазунов
Личность Радонежского, по мнению Борисова, аккумулирует в себе русский XIV век - время гигантского национального подъема, увенчанного победой на Куликовом поле в 1380 году. Поэтому для Борисова фигура основателя Сергиево-Троицкой лавры, скорее, становится поводом для исследования причин и процессов, приведших к политическому и культурному подъему Северо-Восточной Руси.
«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует фрагмент книги «Сергий Радонежский» Николая Борисова, посвященный событиям 1370-х - десятилетия накануне победы на Куликовом поле.
В годы московско-литовских войн митрополит Алексей все время находился в центре событий. Его можно сравнить с известным в ту эпоху образом Николы Можайского: святитель стоит с воздетыми к небу руками; в одной он держит храм, в другой - меч. В ноябре 1368 года вместе с князем Алексей сидел в осажденной Москве. Осенний набег Ольгерда 1370 года застал его в Нижнем Новгороде. Там митрополит лично крестил сына князя Бориса - Ивана. Своим пребыванием в Нижнем Новгороде Алексей обеспечивал тыл московской обороны: князь Борис, женатый на дочери Ольгерда, всегда оставался тайным врагом Москвы.
По некоторым сведениям, в 1370 году Алексей приехал в Нижний Новгород на обратном пути из Орды. Если это действительно было так, то его пребывание в Орде, конечно, имело целью получить помощь Мамая в борьбе с Литвой или по меньшей мере удержать его от нападения на московские земли одновременно с Ольгердом и Михаилом Тверским. Миссия Алексея имела частичный успех: Мамай дал Михаилу ярлык на великое княжение Владимирское, однако не стал открыто вмешиваться в московско-литовское и московско-тверское противоборство.
Происки Михаила Тверского в Мамаевой Орде сильно беспокоили московское правительство. Стремясь вернуть ярлык на великое княжение Владимирское и задобрить Мамая, князь Дмитрий Иванович летом 1371 года лично отправился к степному владыке. Это было смелое решение. Растущая самостоятельность и сила Московского княжества давно вызывали опасения у правителей Орды. Смерть князя Дмитрия от рук ханских палачей или же от медленно действующего яда - так был устранен татарами в 1246 оду его пращур, великий князь Ярослав Всеволодович - поставила бы московский княжеский дом в крайне тяжелое положение. В этом случае власть мог взять лишь двоюродный брат Дмитрия - 16-летний Владимир Серпуховской. Он не был еще женат, и, если бы и ему случилось умереть вслед за Дмитрием, род московских князей вообще пресекался.
Понимая всю опасность поездки Дмитрия в Орду, митрополит устроил князю торжественные проводы. Алексей сам сопровождал его до Оки - тогдашней границы московских владений. Там, на переправе, 15 июня 1371 года он благословил князя и его свиту «и молитву сотворив, отпусти его с миром». Эта необычная церемония должна была показать всей Руси, а главное - Орде, что между Дмитрием и митрополитом существует полное единодушие.
В 1372 году Алексей вновь появляется на страницах летописей, на сей раз как организатор религиозного возбуждения, даже празднества, поводом для которого послужило чудо у гробницы митрополита Петра - «исцеление сухорукого». Необычайно удачным оказалось и то, что чудо произошло в день важнейшего «богородичного» праздника - Успения. Чествование святителя Петра соединилось с прославлением Богородицы. Для людей той эпохи это было не только богатой пищей для размышлений, но и радостным предзнаменованием.
Московское чудо имело вполне конкретное политическое звучание. Правильно понять его можно, лишь воссоздав обстановку, сложившуюся в Северо-Восточной Руси к середине августа 1372 года.
Репродукция миниатюры «Нападение литовского князя Ольгерда на Москву»
Этот момент был одним из важнейших в истории возвышения Москвы. Князя Дмитрия и митрополита Алексея можно уподобить путникам, поднявшимся на перевал, с которого открывались новые дали. Позади у них была череда трудных побед, о которых оба вспоминали с гордостью. Совсем недавно, летом 1372 года, московские полки остановили под Любутском, на самой границе, литовско-тверское войско. Узнав о разгроме своего передового полка, Ольгерд почел за лучшее заключить мир с Дмитрием Ивановичем. Он признал великое княжение Владимирское «вотчиной», то есть законным наследственным владением московского князя. За этим словом скрывалось важнейшее достижение московских князей, итог их полувекового «собирания Руси». Словом «вотчина» они отрицали право ханов распоряжаться великим княжением Владимирским. И литовский князь вынужден был признать это достижение Москвы.
Победа над Литвой во многом была предопределена успехом поездки князя Дмитрия к Мамаю в 1371 году. Всесильный темник, польщенный смирением московского князя, задобренный богатыми дарами, передал ему ярлык на Владимирское княжение. Прежний обладатель ярлыка, Михаил Тверской, так и не смог воспользоваться своим приобретением: владимирские бояре не пустили его в город. Вероятно, в этом проявилась не только их осмотрительность, трезвая оценка соотношения сил противников, но и нечто большее: признание московской «правды», нового взгляда на великое княжение Владимирское как на вотчину потомков Даниила.
Помимо ярлыка Дмитрий осенью 1371 года вывез из Орды не менее ценное «приобретение» - выкупленного у кредиторов тверского княжича Ивана, сына Михаила. Он был помещен под стражей на митрополичьем дворе и содержался «в истоме», то есть в очень суровых условиях. За его жизнь и свободу москвичи надеялись добиться от тверского князя крупных политических уступок и большого денежного выкупа.
Отвоевывая у Михаила Тверского одну позицию за другой, митрополит не упустил из виду и еще одну, матримониальную возможность. Итогом переговоров, начатых осенью 1371 года, стала сыгранная весной 1372 года свадьба князя Владимира Серпуховского с дочерью Ольгерда Еленой. Этот брак послужил одной из предпосылок мирного схода последнего (летом 1372 года) похода литовцев.
Зная, как часто даже у лучших из князей честолюбие брало верх над родственными узами и здравым смыслом, московские бояре, по-видимому, не вполне доверяли Владимиру Серпуховскому. Брак с «литвинкой» мог внушить ему излишнюю самонадеянность. Во избежание опасных последствий этого «обоюдоострого» брака митрополит и бояре посоветовали Дмитрию сделать Владимиру щедрый свадебный подарок: прибавить к его владениям Дмитров, Галич и некоторые другие волости. Тогда же в удел Владимиру передали радонежские земли с Троицким монастырем. Игумен Сергий стал духовным наставником серпуховского князя. В итоге единство братьев осталось нерушимым. Вместе, плечом к плечу, они шли навстречу новым испытаниям и подвигам.
Чудо в Успенском соборе в августе 1372 года было добрым признаком, сулило надежду, вдохновляло на смелые замыслы.
Московские правители понимали, что для быстрейшего продвижения вперед в деле «собирания Руси» им необходимо поднять знамя антиордынской борьбы. На этот путь уже вступил князь Ольгерд. Еще в 1362 году он нанес татарам тяжелое поражение в битве под Синими Водами, избавил от их владычества Среднее Поднепровье и Подолье. Этим он привлек на свою сторону многих русских князей и бояр из киевской, черниговской и брянской земель. Однако, увлекшись войнами на северных и восточных границах, Ольгерд не сумел закрепить свой успех. Постепенно ордынцы восстановили контроль над утраченными областями.
Миниатюра «Князь Дмитрий Иванович (Донской) приехал в Троицкую Лавру
за благословением преподобного Сергия Радонежского на битву с ханом Мамаем»
из Лицевого летописного свода, составленного при Иване Грозном в XVI веке
Естественными союзниками Москвы в борьбе с Ордой были суздальско-нижегородские и рязанские князья, владения которых чаще всего страдали от набегов степняков. Дмитрий Суздальский и его братья первыми встали на путь сопротивления. В 1365 году князь Борис у реки Пьяны - на юго-восточной окраине нижегородских земель - разбил вторгшийся в русские пределы отряд «царевича» Арапши. В 1367 году объединенное войско трех нижегородских князей - Дмитрия, Бориса и младшего Дмитрия по прозвищу Ноготь - разгромило на той же реке Пьяне отряд «князя ордынского» Булат Темира. В 1370 году Борис ходил походом в земли волжских болгар, которые на Руси рассматривали как территорию собственно Орды.
Ярким свидетельством усиления Суздальско-Нижегородского княжества стало строительство каменных храмов и укреплений. В 1371 году Дмитрий Константинович выстроил в Нижнем Новгороде каменную церковь Николы, а в следующем году заложил каменный кремль. В том же 1372 году Борис выстроил крепость Курмыш на Суре - тогдашней границе русских и болгарских земель. За три года перед тем тот же Борис выстроил в своей удельной столице, Городце-на-Волге, новый деревянный собор в честь Михаила Архангела.
Все эти работы велись с благословения местного духовенства и его признанного главы - печерского архимандрита Дионисия. Они рассматривались как богоугодные. Примечательно, что в том же 1372 году в Нижнем Новгороде произошло чудесное знамение, которое можно было истолковать только как доброе предвестие: «У святого Спаса (то есть на соборной звоннице. - Н. Б.) колокол болшеи прозвонил сам о себе трижды». По средневековым представлениям, звон церковного колокола отгонял дьявола, разносил благую весть о начале богослужения. Троекратный звон колокола напоминал о Троице. Зазвонивший «сам о себе», по воле Божьей, колокол как бы приветствовал, благословлял князей Константиновичей, обнаживших меч против «поганой» Орды.
В этой обстановке митрополит Алексей почел за лучшее восстановить суздальско-нижегородскую епархию. 19 февраля 1374 года в Москве был совершен обряд поставления в сан епископа печерского архимандрида Дионисия. Это был жест дружелюбия и доверия по отношению к братьям Константиновичам, союз с которыми из года в год становился все более важной частью московской политики.
Несомненно, митрополит тщательно подбирал кандидатуру нового владыки. Дионисий мог стать епископом лишь как единомышленник самого Алексея, сторонник его позиции в политических и церковных делах. Будущее подтвердило правильность выбора, сделанного митрополитом.
Прежде чем начинать борьбу с Ордой, два Дмитрия, московский и нижегородский, должны были тщательно подготовиться: привлечь на свою сторону колеблющихся, обезвредить явных врагов. Этой работе благоприятствовала и отсеченная летописями под 1373 годом новая вспышка «замятни» (борьба за власть. - РП) в Орде. Влияние ордынской дипломатии на Руси временно ослабло.
Рязанские князья, как и нижегородские, очень рано начали борьбу с отдельными татарскими отрядами, вторгавшийся ради грабежа в русские земли. В 1365 году Олег Рязанский и Владимир Пронский разгромили отряд ордынского князя» Тагая. Сам он едва ушел «в мале дружине». Вскоре между рязанскими князьями вспыхнула распря. Олег был явно сильнее Владимира. Однако москвичи, действуя по отношению к более мелким русским князьям точно так же, как действовала Орда относительно их самих, стремились повсюду сохранять баланс сил и не давать одному из князей заметно усилиться за счет подчинения других. В декабре 1371 года московское войско во главе с князем Дмитрием Михайловичем Боброк-Волынским - будущим героем Куликова поля - разгромило отряды князя Олега в битве под Скорнищевом. В Рязани был водворен Владимир Пронский. Через год Олег сумел вернуться в Рязань. Однако баланс сил был все же восстановлен. Отныне Рязанское княжество в целом шло в русле московской политики.
Сложнее обстояло дело с Тверью. Утратив надежду на поддержку со стороны Мамая, видя бессилие Ольгерда сокрушить Москву, Михаил Тверской потерял голову от сжигавшей его ненависти ко всем «супротивным». 31 мая 1372 года он подошел к Торжку - южному форпосту новгородсих земель - и потребовал признать его власть, незадолго перед тем свергнутую горожанами. Однако новоторжцы вместе с находившимися в городе новгородскими боярами вступили против Михаила с оружием в руках. Кровопролитное сражение принесло победу Михаилу.
Во время битвы тверичи подожгли городской посад. Поднявшийся ветер перебросил огонь на город. За несколько часов многолюдный, богатый Торжок превратился в пепелище, на котором бесчинствовали захмелевшие от крови тверские ратники.
…Такова была эпоха, в которую жил Сергий. Жестокость, вероломство, алчность переполняют страницы летописей. Но значит ли это, что труд радонежского игумена не принес плодов, что современники не испытали на себе возвышающего влияния его проповеди? Конечно, нет.
«Великий старец» - с его учениками и последователями - своим самоотречением во имя любви и единомыслия как бы задавал самый высокий нравственный тон. Он «тянул» общество вверх, тогда как груз эгоизма увлекал его в пучину ненависти. И линия жизни вырисовывалась уже как равнодействующая этих двух сил.
Голландский историк Й. Хейзинга справедливо заметил: «Вообще говоря, всякое время оставляет после себя гораздо больше следов своих страданий, чем своего счастья. Бедствия - вот из чего творится история». Именно поэтому в «истории состоявшегося» менее всего можно увидеть результаты проповеди Сергия. Но если бы возможна была «история несостоявшегося» - как рассказ о тех злодеяниях, которые были остановлены человеческой совестью, - то именно в этой истории мы обнаружили бы немало следов деятельности радонежского игумена.
Как пережил Сергий все три «литовщины»? Был ли он в своем монастыре летом 1372 года, когда литовские и тверские отряды бесчинствовали в окрестностях Маковца? Коснулся ли его обители «великий голод», постигший Северо-Восточную Русь осенью 1371 года? Источники не дают ответа на все эти вопросы.
Радонежский игумен вновь появляется на страницах летописей лишь в 1374 году. Этот год был для него полон радостных и тревожных событий. Летом Сергий по приглашению князя Владимира Андреевича ходил в Серпухов для основания там нового монастыря.
Придя на Высокое, Сергий был поражен тем, как прямо на глазах село Серпуховское превращалось в большой, многолюдный город. Князь даровал податные и иные льготы всем приходящим сюда людям. На мысу у впадения в Нару речки Серпейки рос мощный дубовый кремль. Было очевидно, что новый город призван стать оплотом обороны южной границы Московского княжества.
Здесь, в Серпухове, игумен, должно быть, вспомнил слыханное им в Москве от митрополита: у князя Дмитрия началось «розмирие с татары и с Мамаем». Глядя на то, как споро идет строительство новой крепости, Сергий со смешанным чувством радости и тревоги понял: дело идет к большой войне со Степью, войне, от исхода которой будет зависеть судьба всей Руси.
Лето 1374 года принесло с собой не только тревожное предчувствие скорого нашествия «поганых», но и иные, уже сбывшиеся беды и несчастья. Везде стояла невыносимая жара. Рожь желтела, высыхала, не успев созреть. По всем церквам служили молебны о дожде, с крестами и иконами ходили вокруг иссохших полей. Однако небо по-прежнему дышало жаром, как жерло печи.
Засуха выжгла траву по лугам. От бескормицы начался падеж скота. А вслед за ним вновь, как и в страшные 1360-е годы, начался «на люди мор велик по всей земле Русской».
Одно только утешало московичей: моровое поветрие свирепствовало и в Орде, выкашивая целые тумены в войске Мамая. Ослаблением Орды поспешили воспользоваться литовские князья, совершившие удачный поход в Степь. Глядя на них, взялись за меч и Рюриковичи...
Борисов Н. Сергий Радонежский - М.: Молодая гвардия, 2014
Сергей Простаков
«Русская планета», 5 апреля 2014