Вспышка справа
В последнее время в медийном пространстве часто слышны призывы к народу - сплотиться, забыть разногласия, думать прежде всего о противостоянии внешнему врагу, о благе абстрактной родины. Даже высокопоставленные чиновники позволяют себе прямые призывы к "солидаризму". Такая повестка и связанная с ней риторика возникает в нашей стране вовсе не впервые, и перспектива углубления крена вправо заставляет повнимательнее присмотреться к историческим примерам - и самый очевидный из них это, конечно же, корниловский мятеж. Надо сказать, что фигура Лавра Георгиевича Корнилова ныне не слишком востребована, гораздо активнее используют образ А.В. Колчака или А.И. Деникина. Между тем пальма первенства в Белом Деле, безусловно, принадлежит Л.Г. Корнилову. Любопытной представляется стилистика и содержание воззваний генерала: "Истинный сын Народа Русского всегда погибает на своем посту и несет в жертву Родине самое большое, что он имеет, - свою жизнь" или "В то же время по самым достоверным сведениям в Петрограде готовилось вооруженное выступление большевиков. Имелись определенные указания на то, что они намереваются захватить власть в свои руки, хотя и на несколько дней, и, объявив перемирие... погубить Россию. Что подобное намерение со стороны большевиков и некоторых безответственных организаций являлось вполне вероятным, подтверждается и тем, что в составе их, как то с несомненностью доказано, имеется большое число предателей и шпионов, работающих в пользу Германии на немецкие же деньги." Поменять в текстах Германию на сегодняшних недругов - и будет неотличимо от нынешних патриотических лозунгов, даже странно, что Корнилова пока не слишком активно поднимают на щит (хотя памятник ему, конечно же, поставили). По вышеизложенным причинам представляется актуальной задача анализа первой попытки правого переворота в нашей стране, имевшей место в августе 1917-го года - не в смысле написания полномасштабного исследования (эта задача чересчур амбициозна для поста в ЖЖ), а лишь для оценки той среды, в которой был популярен этот самый переворот. Чего хотели граждане, выступившие сначала против Советов, а потом и против Временного Правительства? В чём была их мотивация, какие характерные особенности мышления обуславливали гражданский конфликт? Что помешало им осуществить свои намерения?
В качестве вступления остановимся кратко на историческом контексте. Во время Февральской Революции, низвергнувшей самодержавие, но не решившей ни одной из актуальных задач, стоявших перед страной (разрешение транспортного и - шире - экономического кризиса, земельный вопрос, приведение в норму трудового законодательства, прекращение войны), по армии и флоту прокатилась волна демократизации, сопровождавшаяся убийствами офицеров. По разным оценкам, на флоте к 15 марта было убито от 70 до 120 офицеров, плюс 12 офицеров сухопутного гарнизона в Кронштадте (обобщённых данных по сухопутной армии, к сожалению, нет). Массовое насилие было обусловлено тем, что, во-первых, и в царской армии, и на флоте официально существовали и широко применялись телесные наказания (в частности, порка - например, за неотдание чести офицеру в траншее полагалось 25 розог), во-вторых - в значительной степени сословным характером вооружённых сил (особенно ярко это проявлялось на флоте), и, в-третьих, тем фактом, что война, продолжавшаяся уже два с половиной года, воспринималась солдатами как бессмысленная бойня - а офицеры в их глазах были проводниками политики, принуждавшей их отдавать жизнь и здоровье зря. Вполне естественно, что психология офицерства, как крайне специфической прослойки хорошо материально обеспеченных (на фоне подавляющего большинства населения) и специально натасканных на боевые действия людей, не благоприятствовала установлению взаимопонимания с бедной солдатской массой, совершенно не разделявшей их ценностей. При таких исходных данных любое ослабление центральной власти неминуемо отдавало офицеров в руки тем, кого они же ранее держали в чёрном теле. В самом деле, даже когда схлынула первая волна революционного насилия, положение профессиональных военных в армии оказалось весьма незавидным - достаточно вспомнить жалобное как песня нищего в электричке выступление А.И. Деникина о судьбе офицерства, адресованные Керенскому в июле 1917-го: "Их оскорбляют на каждом шагу. Их бьют. Да, да, бьют. Но они не придут к вам с жалобой. Им стыдно, смертельно стыдно. И одиноко, в углу землянки не один из них в слезах переживает свое горе." Очень характерно, что когда били розгами солдат - генерал не произносил патетических речей, всё было в полном порядке, но стоило только коснуться его сословия, как у него прорезалось красноречие. К этому стоит добавить, что генералитет с большим неудовольствием воспринимал чистки в армии, проводившиеся Временным Правительством. Разумеется, всё это не могло не вызвать реакции, и в июле 1917-го года, когда Л.Г. Корнилову предлагают сменить А.А. Брусилова на посту Верховного Главнокомандующего, он выкатывает Временному Правительству целый список политических условий, на которых он готов занять пост. Его требования включали в себя ликвидацию комитетов, введение смертной казни на фронте и в тылу, невмешательство Временного Правительства в вопросы назначения командиров и многое другое (тут важно отметить одну особенность в действиях генералов: с их точки зрения лишь всякая "чернь" должна беспрекословно выполнять приказы, а вот они сами запросто могут, получив приказ, ставить условия верховной власти, которой они вроде бы как присягнули). С Корниловым вступили в торг и убедили его ограничиться лишь некоторыми пунктами из его программы. Генерал назначение всё-таки принял, однако не унялся, развив бурную деятельность не только на фронте, но и в тылу, донимая правительство многочисленными ценными инициативами и проведя ряд резонансных пиар-акций во время визитов в Петроград. К концу августа над Ставкой в Могилёве сгустились тучи...
Мотивация выступления
При публичном изложении причин, подтолкнувших его к выступлению, Лавр Георгиевич сообщал:Контрразведка из Голландии доносит:
а) На днях намечается одновременно удар на всем фронте, с целью заставить дрогнуть и бежать нашу развалившуюся армию,
б) Подготовлено восстание в Финляндии,
в) Предполагаются взрывы мостов на Днепре и Волге,
г) Организуется восстание большевиков в Петрограде.
4. 3 августа, в Зимнем дворце, на заседании Совета Министров, Керенский и Савинков лично просили меня быть осторожнее и не говорить всего, так как в числе министров есть люди ненадежные и неверные.
5. Я имею основания тяжко подозревать измену и предательство в составе различных безответственных организаций, работающих на немецкие деньги и влияющих на работу правительства.
6. В связи с частью вышеизложенного и в полном согласии с управляющим Военным министерством Савинковым, приезжавшим в Ставку 24 августа, был разработал и принят ряд мер для подавления большевистского движения в Петрограде.1
В изложении нижестоящих офицеров эти посылы принимали ещё более фантасмагоричные формы:Во время погрузки на ст. Дно подполковник кн. Дадиани вел агитацию против министра-председателя в том смысле, что Керенский морфинист, кокаинист, женат на немке, не пользуется доверием большинства населения и потому не может управлять страной.2
Подполковник Управления путей сообщения Голубев настоятельно уговаривал нас поддержать генерала Корнилова, даже с оружием в руках, если в этом явится надобность. Он говорил, что генерал Корнилов единственный спаситель Родины, что он за Bp. правительство не пойдет, так как [оно] работает с большевиками и немецкими шпионами на немецкое золото...
2 сентября в том же Особом комитете спрашивали подполковника Голубева его мнение по поводу речи от 29 августа... «Я не обвинял Bp. правительство в том, что оно действует на немецкое золото, а высказывал свое мнение как свободный гражданин».3
Ну а на самом низком уровне в головах происходил самый настоящий треш и угар:Влас Волков... все время говорил, что вот скоро вы узнаете, как жиды-министры полетят в воздух. В дни тяжелых переживаний он усиленно вел пропаганду против А.Ф. Керенского и Чернова, называя их жидами, что он, Волков, лично знает, что Керенский германский шпион, точно то же говорил бывший пристав Корнеев. Земские служащие Уездной земской управы: Васильев, Москалевич и Игаатиус, которые все время торжествовали над победой Корнилова, и Васильев даже выезжал в уезд для агитации за Корнилова, и в городе наводили панический страх, говоря, что министры, большевики и Советы - все состоят из жидов и все они стали на ложный путь, но мы во главе с Корниловым доведем страну до лучшего.4
В Петрограде готовится выступление большевиков, страшно сильное. Туда привезено много германских и австрийских пленных, которых там вооружили. Все это для того, чтобы кончить войну, предполагается взорвать там пороховые заводы, а тогда война, конечно, должна уже кончиться. Ведь заводы те последние, и все это делается на немецкие деньги. Правительство, надо полагать, тоже в лице некоторых его членов принадлежит к большевикам, поэтому оно должно быть реконструировано. Советы солдатских и рабочих депутатов должны быть распущены, генерал Корнилов временно должен быть провозглашен диктатором.5
Абсурдность всех этих обвинений сегодня вполне очевидна, однако откуда вообще взялась версия о подготовке восстания большевиков в конце августа? Это достаточно интересный момент, поскольку обвинявшие окружающих в работе на иноземцев сами руководствовались информацией от благожелателей из числа "союзников" по Антанте. Свидетельствует начальник контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа Н.Д. Миронов:Между прочим, французские офицеры сообщили Савинкову сведения (полученные из Стокгольма) о большевистском выступлении между 1-5 сентября. Аналогичные сведения тогда же попали в газеты («Новое время»). (Позже такие же сведения были доставлены и в Генеральный штаб заграничной агентурой.) По этим данным большевистское выступление должно было совпасть с решительными военными и морскими операциями со стороны немцев.6
Фактически имела место информационная акция воздействия со стороны французов, поскольку действия большевиков, выражавшие стремление к миру солдат и рабочих, объективно вредили интересам стран "сердечного согласия" - удержанию России в войне для обеспечения стабильности Восточного фронта.
В чём же генерал Корнилов видел решение всех проблем? В том, что в глазах военного человека только и может являть собой "спасение" - в установлении "твёрдой власти" (под этим эвфемизмом подразумевался отказ от всех демократических процедур и переход к диктатуре):Единственным исходом считаю установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении. Под диктатурой подразумевал диктатуру не единоличную, так как указал на необходимость участия в правительстве Керенского и Савинкова.7
Мировоззрение офицерства и восприятие корниловского выступления
Офицеры, безусловно, были совершенно особой социальной группой в государственном организме распадающейся Российской Империи. Подготовленные прежде всего для борьбы с внешним врагом, воспитанные в духе патриотизма, не привыкшие к рефлексии о государственном устройстве и уровне жизни народа - и при этом отделённые от этого самого народа серьёзнейшими сословными перегородками, они восприняли резкое ослабление своего положения (падение авторитета, ограничение власти, угроза физического насилия со стороны масс), да ещё в сочетании с ухудшением положения на фронтах как предательство. Самостоятельное осмысление массами своих интересов плохо укладывалась в понятийный аппарат военных, для них "не патриотичное" поведение народа означало, что им кто-то управляет - о настроениях самих солдат они практически не упоминают (лишь изредка, практически случайно, они всё же проговаривались, как военный прокурор Н.П. Украинцев: "в распоряжении большевистских главарей есть деньги и главари эти действуют не на сознание масс, а на их настроение, ну, а в каких сердцах в это время был рабочий и солдат, говорить не приходится"8). Разумеется, немедленно начались поиски германских шпионов под кроватью - сегодня немногие помнят, что помимо В.И. Ленина "германскими шпионами" считались министр земледелия В.М. Чернов, министр-председатель А.Ф. Керенский - да и весь состав Советов и комитетов заодно (в которых вообще-то тогда преобладали оборонцы, меньшевики и эсеры). По этой причине выступление Корнилова значительной частью офицерства изначально воспринималось достаточно благоприятно:Ни о какой контрреволюции, ни о каком государственном перевороте ни у генерала Корнилова, ни в Ставке вообще не было и речи. По крайней мере, я не слыхал. Все желали только твердой власти, восстановления порядка в отечестве и боеспособности армии, ибо каждый ясно сознает, что при настоящих грозных временах развал армии и расстройство в тылу знаменует собою близкую и неизбежную гибель отечества.9
Мне, безусловно, ясно, что генерал Корнилов существующий порядок ниспровергать не собирался, возвращаться к старому тоже не хотел, а желал лишь дать России твердую власть при помощи министерства нового состава и отвечавшего только перед всем народом и своей совестью.10
Ну и наиболее цельно обозначил свою позицию всё тот же генерал Лукомский:В России до последней минуты нет власти ни наверху, ни на местах. Развал полный во всех отраслях. Хлеб в деревне есть, но крестьяне его не везут к станциям и пристаням. В крупных центрах наступает голод. Заводы перестают работать. Железные дороги едва-едва справляются с подвозом к фронту самого необходимого, причем бывают крупные недовозы, образовать на фронтах никаких запасов нельзя, обозных паровозов более 25%, и еще 25% ходят в неисправном виде и скоро выйдут из строя. В деревне идет захват крестьянами помещичьих угодий, в городах террор от «товарищей», прибывших с фронта. Вся страна кричит о том, чтобы дали ей, наконец, сильную власть. При этих условиях продолжать войну трудно. Нужны решительные меры, нужно спасать самое существование России, нужно создать действительно сильную власть, не находящуюся под давлением каких бы то ни было безответственных органов.11
Надо сказать, что с началом действий Корнилова поведение некоторых офицеров изменилось до неузнаваемости:За три дня до восстания командир эскадрона штабс-ротмистр Натензон приказал вахмистру, чтобы объявить на поверке всадникам, что свободы теперь нет, а настал старый режим, и что если были старые порядки гг. офицеров титуловать «ваше благородие» и т.д., русским солдатам не давали ничего говорить в защиту Временного правительства и свободы... Митинги устраивал командир эскадрона Натензон, чтобы все всадники доносили, кто из русских против Корнилова, те будут преданы смертной казни.12
В течение последних дней здесь корниловцами производились аресты, главным образом по поводу высказывавшегося теми или иными лицами несочувствия генералу Корнилову. С наибольшей демонстративностью в эти дни вели себя здесь корниловцы-офицеры, в особенности на вокзале при обысках пассажиров, которых спрашивали, приставляя револьвер к груди: «За кого: за Корнилова или Керенского?»13
Став председателем, подп[оручик] Кондратьев стал определенно высказываться за действия генерала Корнилова. На этом собрании прап[орщик] Горбацевич доложил, что он не присоединяется к Корнилову и остается верным правительству. К этому заявлению присоединился я, прап[орщик] Колоколов и прап[орщик] Шморгунов. После этого по распоряжению командира полка все мы четверо были арестованы.14
Ревин сообщил нам, что, по словам коменданта полковника Квашнина-Самарина, город объявлен на осадном положении и потому если принесенные им воззвания не будут нами напечатаны, то весь состав типографии будет расстрелян.15
При этом всё же не стоит упрощать, офицерство вовсе не было едино, даже в его высших эшелонах находились люди, иначе смотревшие на ситуацию, и скептически относившиеся к попыткам управлять армией по-старому, голым принуждением и насилием:
Такой же разговор с Корниловым закончился его вопросом: как я отнесусь к диктатуре, если таковую объявит Временное правительство? Я указал, что диктатура повлекла бы за собой резню офицеров и повела к совершенному расстройству боеспособности армии.16
Хронология событий
Схематично опишем канву событий мятежа (если вы знакомы с данной историей - смело можете пропустить этот раздел):
22 августа. Корнилов отправил министру-председателю Керенскому и управляющему делами Военного министерства Савинкову сообщение №6255, в котором требовал подчинения ему Петроградского округа.
23-24 августа. Савинков передал Корнилову принципиальное согласие, выделив из сферы ответственности Верховного только сам Петроград. На случай выступления большевиков Корнилова просят выделить в распоряжение правительства конный корпус (но не под командованием Крымова). В беседе с Савинковым Корнилов заявил, что необходимо изменение состава кабинета, и что Советы нежизнеспособны.
25 августа. Крымов составляет текст приказа, в соответствии с которым его войскам надлежало разоружать ненадёжные части и рабочих, не останавливаясь перед применением военной силы. Вводилось осадное положение и комендантский час, организовывались полевые суды из трех офицеров, запрещались митинги и выход газет без цензуры.
25-26 августа. Корнилов принимает Львова, предложившего ему три варианта развития событий: 1) образование Совета министров без Керенского; 2) образование Совета министров с Керенским; и 3) Временное правительство декретирует генерала Корнилова как единоличного диктатора. Корнилов высказался за вторую из предложенных ему комбинаций.
26 августа. К Керенскому явился Львов и заявил, что от имени Корнилова требует передачи всей полноты власти в руки Верховного главнокомандующего и отставки министров Временного правительства.
27 августа. Керенский сообщил в газеты, а также передал телеграфом и по радио сообщение о требовании Корнилова передачи ему всей полноты власти, а также о том, что он, со своей стороны, приказал Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего.
27-28 августа. На заседании ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и исполкома Советов крестьянских депутатов принято решение о создании Комитета народной борьбы с контрреволюцией, позднее трансформировавшегося в Военно-революционный комитет.
28 августа. Крымов последовательно получает ряд противоречивых приказов: от Керенского - с требованием приостановить движение корпуса, и от командующего движением Вахрушева - с требованием двигаться на Нарву.
28 августа. Корнилов в обращении заявляет, что телеграмма министра-председателя «во всей своей первой части является сплошной ложью». Утверждалось, что «Временное правительство под давлением большевистского большинства советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и сотрясает страну изнутри». Затем было издано ещё одно воззвание: «правительство, отдающее себя в руки продажного большевизма и не отвечающее за свои действия... не может рассчитывать на доверие всей армии и флота».
28 августа. Указом Временного правительства объявлено, что Л.Г. Корнилов отстраняется от должности и предается суду за мятеж. Из Петрограда навстречу Туземному корпусу была направлена делегация от исполкома Всероссийского мусульманского съезда (70 человек). Её члены вступали в контакт с солдатами-мусульманами, которым объясняли, что они вовлечены в антиправительственные действия.
29 августа. Среди казаков стали ходить призывы как Керенского, так и Корнилова, вызывавшие недоумение. После этого Крымов издал приказ №128, в котором поместил телеграммы Керенского и Корнилова, а также заявление, что он вовсе не собирается вести их на свержение существующего строя. В это время исполком Юго-Западного фронта арестовал своего главнокомандующего А.И. Деникина, одновременно армейские комитеты всех армий этого фронта арестовали своих командармов.
30 августа. Крымова пытается двинуть войска на Лугу, но 13-й и 14-й полки отказываются наступать. В полках идут митинги, казаков уговаривали идти в Петроград. 15-й полк категорически отказался идти через Лугу, поэтому Крымов приказал двигаться в обход. Часть казаков выражает намерение арестовать Крымова, и просит для этого лишь письменной санкции Временного Правительства. В этот момент к Крымову прибывает эмиссар Керенского полковник Самарин и «во имя спасения России» просит его приехать в Петроград. На этом собственно военный аспект мятежа окончен.
Планы заговорщиков
Л.Г. Корнилов вместе с окружением вынашивал и далеко идущие планы относительно перемены состава правительства. Предоставим слово его ординарцу - В.С. Завойко, описывавшему в своих показаниях события начала августа:
После беседы с Голицыным я перешел в отделение Филоненко, который немедленно же начал со мной разговор о новом составе Совета Министров, и мы вместе с ним составляли один из безгласных списков, в котором, как и полагается, фигурировали мы оба, причем Филоненко - на ролях иностранных или внутренних дел, а я - финансов или продовольствия. Должен снова подтвердить, что беседа наша носила совершенно искренний характер и мне чужда была мысль не только о провокаторстве, но даже о возможности такого предательства.17
Помимо указанных фигур, гипотетическими претендентами на министерские посты были: М.В. Алексеев (будущий главнокомандующий ВСЮР), А.В. Колчак (будущий Верховный правитель России), А.С. Лукомский (будущий начальник Военного и Морского управления у А.И. Деникина), А.Ф. Аладьин (будущий активный участник белого движения на юге России), С.Н. Третьяков (будущий член Особого совещания при А. И. Деникине) и другие. Эти деятели впоследствии поучаствовали в гражданской войне - кто в белом движении, кто в антибольшевистском подполье, так что перед нами фактически проект прото-белогвардейского правительства. Очень интересно заметить, что о своих прожектах В.С. Завойко рассказывает совершенно спокойно, будто свита каждого генерала с утра до вечера только и делает, что выясняет, кому какой министерский пост достанется. Следует признать точной характеристику, данную Деникиным: "Надо заметить, что в этом деле военная среда была настолько наивна и неопытна, что потом, когда действительно началась "конспирация", она приняла такие явные формы, что только глухие и слепые могли не видеть и не слышать."18 Офицеры не считали преступлением планирование насильственного изменения государственной власти. Чтобы понять эту странность, необходимо уяснить для себя тот тип мышления, который был распространён в этой среде. За примерами далеко ходить не надо:Требование о смене правительства считал допустимым, исходя от того, что раз большевики Петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов совершенно открыто требуют не только смены всего правительства, но и всего государственного строя, руководствуясь при этом не государственными, а партийными интересами, то почему же Главный комитет Союза офицеров армии и флота не может требовать смены правительства, исходя из чисто военных и государственных соображений данного времени и ставя пользу родины выше чьих бы то ни было личных интересов."19
Другой показательный случай:Подполковник Управления путей сообщения Голубев настоятельно уговаривал нас поддержать генерала Корнилова, даже с оружием в руках, если в этом явится надобность. Он говорил, что генерал Корнилов единственный спаситель Родины, что он за Bp. правительство не пойдет, так как [оно] работает с большевиками и немецкими шпионами на немецкое золото...
2 сентября в том же Особом комитете спрашивали подполковника Голубева его мнение по поводу речи от 29 августа... «Я не обвинял Bp. правительство в том, что оно действует на немецкое золото, а высказывал свое мнение как свободный гражданин»."20
Надо сказать, что во время допросов заговорщики изображали оскорблённую невинность, старательно делая вид, будто что ничего особенного не произошло. Лишь один из них остался верен широко разрекламированной "офицерской чести", проявил порядочность и честно сознался в планировании "смещения органов верховной в государстве власти" - это был штаб-офицер для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедев. Находятся наивные люди, которые некритично принимают версию, которую скармливало следствию с ложечки большинство допрашиваемых - есть только одна проблема: уже в эмиграции, находясь в полной личной безопасности, планы Корнилова с головой выдали его подельники: генералы А.И. Деникин и А.С. Лукомский. Общий настрой Верховного иллюстрирует следующая цитата:Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N. Он все носится со своей идеей переворота, и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича; что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства... Ну, нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду.21
Ну а далее следует конкретика:В конце августа, по достоверным сведениям, в Петрограде произойдёт восстание большевиков. К этому времени к столице будет подведён 3-й конный корпус во главе с Крымовым, который подавит большевистское восстание и заодно покончит с советами... Вас Верховный главнокомандующий просит только командировать в Ставку несколько десятков надёжных офицеров - официально "для изучения бомбомётного и миномётного дела"; фактически они будут отправлены в Петроград, в офицерский отряд.22
Генерал А.С. Лукомский, бывший при Корнилове начальником Штаба, поправляет генерала Деникина, раскрывая намерения доблестного Верховного Главнокомандующего с чеканной солдатской прямотой:Пора немецких ставленников и шпионов, во главе с Лениным, повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался!"23
Крах мятежа
Изначально задействованные в мятеже войска, пребывая в неведении относительно целей их перемещения, исправно выполняли приказы своего командующего, в том числе принуждали гражданских к повиновению угрозой расправы. Однако после соприкосновения с частями Лужского гарнизона, и, в особенности, с делегатами от Советов положение радикально изменилось:
Большинство из казаков корпуса Крымова не знали, куда и зачем их направляют. Остальные же указывали, что они направляются в Петроград для подавления восстания большевиков и для разгона Советов, которые, по их сведениям, арестовали правительство. Раздаваемые телеграммы Керенского производили довольно заметное впечатление на казаков...24
Узнав, что генералы затеяли переворот, солдаты вышли из подчинения:
О неизбежности столкновения Крымов вынес впечатление еще ночью, когда его войска в четырех верстах от Луги встретились с нашими вооруженными заставами и, не желая вступать в бой, повернули обратно. Казаки из корпуса Крымова заявляли делегации, что теперь они убедились в авантюре Крымова и Корнилова, и просили дать им приказ от Временного правительства на предмет ареста Крымова и других офицеров.25
Вполне закономерен финал:Крайне неутешителен был доклад ген. Крымова: под влиянием идущих из Петрограда распоряжений и агитации (посылка делегаций) дивизии корпуса нравственно развалились и едва ли были пригодны к работе даже в том случае, если в деятельности их встретилась бы надобность даже в интересах самого Временного правительства в Петрограде... Нравственное разложение прочного дотоле корпуса произвело угнетающее впечатление на ген. Крымова.26
Даже в самой Ставке началось брожение, и типографские рабочие, ранее принуждённые угрозой расстрела печатать декларации Корнилова, вступили на путь гражданского неповиновения:Как я узнал впоследствии, тайком от меня, т.е. не докладывая мне ничего, наборщики вверенной мне типографии отпечатали в большом количестве приказ министра А.Ф. Керенского о неподчинении армии приказам генерала Корнилова.27
Словом, как и в случае с приказами Временного Правительства, своим провалом мятеж Корнилова обязан прежде всего недооцениваемой ранее сознательности рабочей и солдатской массы. Никаких "верных войск" в понимании генералов уже просто не существовало, выполнять явно преступные приказы никто не хотел.
Выводы
Феномен корниловского мятежа показывает нам, как именно бытие определяет сознание, как одни и те же слова и понятия для разных классов и сословий могут означать диаметрально противоположные вещи. Л.Г. Корнилов был выразителем интересов "чистой публики" - офицеров, помещиков, буржуазии, мещан и чиновников. Заинтересованные в продолжении войны, представители хорошо обеспеченного меньшинства произносили много громких фраз про родину и отечество, про спасение России, органически не понимая, что это для них родина предоставила материальные блага, а для трудового народа "родина" - вовсе не хруст булки, а 11,5-часовой рабочий день, отсутствие образования, медицины и социальных гарантий, кнут помещика, гнёт капиталиста, кулак унтер-офицера. Их интерес - это раздел помещичьей земли, немедленный мир, 8-часовой рабочий день, упразднение сословий, и интерес этот не навязан пропагандой врага, а является органической частью мировоззрения народа. При этом - важно отметить - многие солдаты были вообще-то не против оборонительной войны. Но отсутствие деятельного внимания к их нуждам толкало массу к радикализации. Эгоизм и слепота буржуазии с неизбежностью вели страну на путь классовой войны.
Заслуживает внимания весьма оригинальная трактовка понятия "свободы" со стороны генерала: "Честным словом офицера и солдата еще раз заверяю, что я, генерал Корнилов, сын простого казака-крестьянина, всей жизнью своей, а не словами, доказал беззаветную преданность Родине и Свободе, что я чужд каких-либо контрреволюционных замыслов и стою на страже завоеванных свобод, при едином условии дальнейшего существования независимого великого Народа Русского." Как такие сентенции сочетаются с намерением разогнать единственные в России демократические организации, избранные народом? Очень просто: контрреволюция в понимании генерала - это реставрация монархии, и к ней он, действительно, не стремился. Свобода в понимании генерала означает учреждение буржуазного парламента для господ - когда-нибудь потом, а пока что - подчинение его начальственному слову, и военно-полевые суды для недостаточно патриотичных граждан.
В целом - весьма характерно, что изначально высший генералитет поддержал смещение Николая II, потом военных не устроило Временное Правительство, абсолютно неприемлемой оказалась Советская власть, но и с Учредительным Собранием отношения тоже как-то не задались (после захвата власти в Омске А.В. Колчаком члены Учредительного Собрания, оказавшиеся в радиусе досягаемости, были убиты). Словом, все оказались германскими агентами, все мешали замечательным и способным генералам. Правда, когда генералам представилась возможность "порулить" - на Дальнем Востоке, на юге России и т.д. - тут тоже что-то не задалось. Но в этом, безусловно, тоже виновато проклятое "немецкое золото". Если говорить серьёзно, то по большому счёту, виной всему был идеализм офицерства, неспособность соотносить субъективные желания с реальностью социума.
В заключение замечу, что некоторые современные историки (даже вроде бы левые) при описании корниловского мятежа сводят всё к взаимодействую отдельных лиц, и более того, характеризуют всю ситуацию как недоразумение. Львов-де что-то напутал, Керенский сплёл интригу на пустом месте, а Корнилов, весь из себя "неуиноватый", поддался на провокацию и был подло обманут прожжёными политиканами. Это, мягко говоря, очень оригинальный взгляд: вроде как если заговор составлен в согласии с некоторыми министрами, и генерал собирался не уничтожить Временное Правительство полностью, а "всего лишь" поменять его состав вооружённой силой (и заодно - чтобы два раза не вставать - "покончить с Советами") - так это и не заговор вовсе, всё нормально, "nothing to see here"! Надеюсь, мне удалось продемонстрировать, что подобный взгляд означает лишь некритичное воспроизведение показаний офицеров, данных на следствии - а они прямо опровергаются даже тем, что впоследствии писали эмигранты - участники тех событий.
В качестве вступления остановимся кратко на историческом контексте. Во время Февральской Революции, низвергнувшей самодержавие, но не решившей ни одной из актуальных задач, стоявших перед страной (разрешение транспортного и - шире - экономического кризиса, земельный вопрос, приведение в норму трудового законодательства, прекращение войны), по армии и флоту прокатилась волна демократизации, сопровождавшаяся убийствами офицеров. По разным оценкам, на флоте к 15 марта было убито от 70 до 120 офицеров, плюс 12 офицеров сухопутного гарнизона в Кронштадте (обобщённых данных по сухопутной армии, к сожалению, нет). Массовое насилие было обусловлено тем, что, во-первых, и в царской армии, и на флоте официально существовали и широко применялись телесные наказания (в частности, порка - например, за неотдание чести офицеру в траншее полагалось 25 розог), во-вторых - в значительной степени сословным характером вооружённых сил (особенно ярко это проявлялось на флоте), и, в-третьих, тем фактом, что война, продолжавшаяся уже два с половиной года, воспринималась солдатами как бессмысленная бойня - а офицеры в их глазах были проводниками политики, принуждавшей их отдавать жизнь и здоровье зря. Вполне естественно, что психология офицерства, как крайне специфической прослойки хорошо материально обеспеченных (на фоне подавляющего большинства населения) и специально натасканных на боевые действия людей, не благоприятствовала установлению взаимопонимания с бедной солдатской массой, совершенно не разделявшей их ценностей. При таких исходных данных любое ослабление центральной власти неминуемо отдавало офицеров в руки тем, кого они же ранее держали в чёрном теле. В самом деле, даже когда схлынула первая волна революционного насилия, положение профессиональных военных в армии оказалось весьма незавидным - достаточно вспомнить жалобное как песня нищего в электричке выступление А.И. Деникина о судьбе офицерства, адресованные Керенскому в июле 1917-го: "Их оскорбляют на каждом шагу. Их бьют. Да, да, бьют. Но они не придут к вам с жалобой. Им стыдно, смертельно стыдно. И одиноко, в углу землянки не один из них в слезах переживает свое горе." Очень характерно, что когда били розгами солдат - генерал не произносил патетических речей, всё было в полном порядке, но стоило только коснуться его сословия, как у него прорезалось красноречие. К этому стоит добавить, что генералитет с большим неудовольствием воспринимал чистки в армии, проводившиеся Временным Правительством. Разумеется, всё это не могло не вызвать реакции, и в июле 1917-го года, когда Л.Г. Корнилову предлагают сменить А.А. Брусилова на посту Верховного Главнокомандующего, он выкатывает Временному Правительству целый список политических условий, на которых он готов занять пост. Его требования включали в себя ликвидацию комитетов, введение смертной казни на фронте и в тылу, невмешательство Временного Правительства в вопросы назначения командиров и многое другое (тут важно отметить одну особенность в действиях генералов: с их точки зрения лишь всякая "чернь" должна беспрекословно выполнять приказы, а вот они сами запросто могут, получив приказ, ставить условия верховной власти, которой они вроде бы как присягнули). С Корниловым вступили в торг и убедили его ограничиться лишь некоторыми пунктами из его программы. Генерал назначение всё-таки принял, однако не унялся, развив бурную деятельность не только на фронте, но и в тылу, донимая правительство многочисленными ценными инициативами и проведя ряд резонансных пиар-акций во время визитов в Петроград. К концу августа над Ставкой в Могилёве сгустились тучи...
Мотивация выступления
При публичном изложении причин, подтолкнувших его к выступлению, Лавр Георгиевич сообщал:Контрразведка из Голландии доносит:
а) На днях намечается одновременно удар на всем фронте, с целью заставить дрогнуть и бежать нашу развалившуюся армию,
б) Подготовлено восстание в Финляндии,
в) Предполагаются взрывы мостов на Днепре и Волге,
г) Организуется восстание большевиков в Петрограде.
4. 3 августа, в Зимнем дворце, на заседании Совета Министров, Керенский и Савинков лично просили меня быть осторожнее и не говорить всего, так как в числе министров есть люди ненадежные и неверные.
5. Я имею основания тяжко подозревать измену и предательство в составе различных безответственных организаций, работающих на немецкие деньги и влияющих на работу правительства.
6. В связи с частью вышеизложенного и в полном согласии с управляющим Военным министерством Савинковым, приезжавшим в Ставку 24 августа, был разработал и принят ряд мер для подавления большевистского движения в Петрограде.1
В изложении нижестоящих офицеров эти посылы принимали ещё более фантасмагоричные формы:Во время погрузки на ст. Дно подполковник кн. Дадиани вел агитацию против министра-председателя в том смысле, что Керенский морфинист, кокаинист, женат на немке, не пользуется доверием большинства населения и потому не может управлять страной.2
Подполковник Управления путей сообщения Голубев настоятельно уговаривал нас поддержать генерала Корнилова, даже с оружием в руках, если в этом явится надобность. Он говорил, что генерал Корнилов единственный спаситель Родины, что он за Bp. правительство не пойдет, так как [оно] работает с большевиками и немецкими шпионами на немецкое золото...
2 сентября в том же Особом комитете спрашивали подполковника Голубева его мнение по поводу речи от 29 августа... «Я не обвинял Bp. правительство в том, что оно действует на немецкое золото, а высказывал свое мнение как свободный гражданин».3
Ну а на самом низком уровне в головах происходил самый настоящий треш и угар:Влас Волков... все время говорил, что вот скоро вы узнаете, как жиды-министры полетят в воздух. В дни тяжелых переживаний он усиленно вел пропаганду против А.Ф. Керенского и Чернова, называя их жидами, что он, Волков, лично знает, что Керенский германский шпион, точно то же говорил бывший пристав Корнеев. Земские служащие Уездной земской управы: Васильев, Москалевич и Игаатиус, которые все время торжествовали над победой Корнилова, и Васильев даже выезжал в уезд для агитации за Корнилова, и в городе наводили панический страх, говоря, что министры, большевики и Советы - все состоят из жидов и все они стали на ложный путь, но мы во главе с Корниловым доведем страну до лучшего.4
В Петрограде готовится выступление большевиков, страшно сильное. Туда привезено много германских и австрийских пленных, которых там вооружили. Все это для того, чтобы кончить войну, предполагается взорвать там пороховые заводы, а тогда война, конечно, должна уже кончиться. Ведь заводы те последние, и все это делается на немецкие деньги. Правительство, надо полагать, тоже в лице некоторых его членов принадлежит к большевикам, поэтому оно должно быть реконструировано. Советы солдатских и рабочих депутатов должны быть распущены, генерал Корнилов временно должен быть провозглашен диктатором.5
Абсурдность всех этих обвинений сегодня вполне очевидна, однако откуда вообще взялась версия о подготовке восстания большевиков в конце августа? Это достаточно интересный момент, поскольку обвинявшие окружающих в работе на иноземцев сами руководствовались информацией от благожелателей из числа "союзников" по Антанте. Свидетельствует начальник контрразведывательного отделения штаба Петроградского военного округа Н.Д. Миронов:Между прочим, французские офицеры сообщили Савинкову сведения (полученные из Стокгольма) о большевистском выступлении между 1-5 сентября. Аналогичные сведения тогда же попали в газеты («Новое время»). (Позже такие же сведения были доставлены и в Генеральный штаб заграничной агентурой.) По этим данным большевистское выступление должно было совпасть с решительными военными и морскими операциями со стороны немцев.6
Фактически имела место информационная акция воздействия со стороны французов, поскольку действия большевиков, выражавшие стремление к миру солдат и рабочих, объективно вредили интересам стран "сердечного согласия" - удержанию России в войне для обеспечения стабильности Восточного фронта.
В чём же генерал Корнилов видел решение всех проблем? В том, что в глазах военного человека только и может являть собой "спасение" - в установлении "твёрдой власти" (под этим эвфемизмом подразумевался отказ от всех демократических процедур и переход к диктатуре):Единственным исходом считаю установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении. Под диктатурой подразумевал диктатуру не единоличную, так как указал на необходимость участия в правительстве Керенского и Савинкова.7
Мировоззрение офицерства и восприятие корниловского выступления
Офицеры, безусловно, были совершенно особой социальной группой в государственном организме распадающейся Российской Империи. Подготовленные прежде всего для борьбы с внешним врагом, воспитанные в духе патриотизма, не привыкшие к рефлексии о государственном устройстве и уровне жизни народа - и при этом отделённые от этого самого народа серьёзнейшими сословными перегородками, они восприняли резкое ослабление своего положения (падение авторитета, ограничение власти, угроза физического насилия со стороны масс), да ещё в сочетании с ухудшением положения на фронтах как предательство. Самостоятельное осмысление массами своих интересов плохо укладывалась в понятийный аппарат военных, для них "не патриотичное" поведение народа означало, что им кто-то управляет - о настроениях самих солдат они практически не упоминают (лишь изредка, практически случайно, они всё же проговаривались, как военный прокурор Н.П. Украинцев: "в распоряжении большевистских главарей есть деньги и главари эти действуют не на сознание масс, а на их настроение, ну, а в каких сердцах в это время был рабочий и солдат, говорить не приходится"8). Разумеется, немедленно начались поиски германских шпионов под кроватью - сегодня немногие помнят, что помимо В.И. Ленина "германскими шпионами" считались министр земледелия В.М. Чернов, министр-председатель А.Ф. Керенский - да и весь состав Советов и комитетов заодно (в которых вообще-то тогда преобладали оборонцы, меньшевики и эсеры). По этой причине выступление Корнилова значительной частью офицерства изначально воспринималось достаточно благоприятно:Ни о какой контрреволюции, ни о каком государственном перевороте ни у генерала Корнилова, ни в Ставке вообще не было и речи. По крайней мере, я не слыхал. Все желали только твердой власти, восстановления порядка в отечестве и боеспособности армии, ибо каждый ясно сознает, что при настоящих грозных временах развал армии и расстройство в тылу знаменует собою близкую и неизбежную гибель отечества.9
Мне, безусловно, ясно, что генерал Корнилов существующий порядок ниспровергать не собирался, возвращаться к старому тоже не хотел, а желал лишь дать России твердую власть при помощи министерства нового состава и отвечавшего только перед всем народом и своей совестью.10
Ну и наиболее цельно обозначил свою позицию всё тот же генерал Лукомский:В России до последней минуты нет власти ни наверху, ни на местах. Развал полный во всех отраслях. Хлеб в деревне есть, но крестьяне его не везут к станциям и пристаням. В крупных центрах наступает голод. Заводы перестают работать. Железные дороги едва-едва справляются с подвозом к фронту самого необходимого, причем бывают крупные недовозы, образовать на фронтах никаких запасов нельзя, обозных паровозов более 25%, и еще 25% ходят в неисправном виде и скоро выйдут из строя. В деревне идет захват крестьянами помещичьих угодий, в городах террор от «товарищей», прибывших с фронта. Вся страна кричит о том, чтобы дали ей, наконец, сильную власть. При этих условиях продолжать войну трудно. Нужны решительные меры, нужно спасать самое существование России, нужно создать действительно сильную власть, не находящуюся под давлением каких бы то ни было безответственных органов.11
Надо сказать, что с началом действий Корнилова поведение некоторых офицеров изменилось до неузнаваемости:За три дня до восстания командир эскадрона штабс-ротмистр Натензон приказал вахмистру, чтобы объявить на поверке всадникам, что свободы теперь нет, а настал старый режим, и что если были старые порядки гг. офицеров титуловать «ваше благородие» и т.д., русским солдатам не давали ничего говорить в защиту Временного правительства и свободы... Митинги устраивал командир эскадрона Натензон, чтобы все всадники доносили, кто из русских против Корнилова, те будут преданы смертной казни.12
В течение последних дней здесь корниловцами производились аресты, главным образом по поводу высказывавшегося теми или иными лицами несочувствия генералу Корнилову. С наибольшей демонстративностью в эти дни вели себя здесь корниловцы-офицеры, в особенности на вокзале при обысках пассажиров, которых спрашивали, приставляя револьвер к груди: «За кого: за Корнилова или Керенского?»13
Став председателем, подп[оручик] Кондратьев стал определенно высказываться за действия генерала Корнилова. На этом собрании прап[орщик] Горбацевич доложил, что он не присоединяется к Корнилову и остается верным правительству. К этому заявлению присоединился я, прап[орщик] Колоколов и прап[орщик] Шморгунов. После этого по распоряжению командира полка все мы четверо были арестованы.14
Ревин сообщил нам, что, по словам коменданта полковника Квашнина-Самарина, город объявлен на осадном положении и потому если принесенные им воззвания не будут нами напечатаны, то весь состав типографии будет расстрелян.15
При этом всё же не стоит упрощать, офицерство вовсе не было едино, даже в его высших эшелонах находились люди, иначе смотревшие на ситуацию, и скептически относившиеся к попыткам управлять армией по-старому, голым принуждением и насилием:
Такой же разговор с Корниловым закончился его вопросом: как я отнесусь к диктатуре, если таковую объявит Временное правительство? Я указал, что диктатура повлекла бы за собой резню офицеров и повела к совершенному расстройству боеспособности армии.16
Хронология событий
Схематично опишем канву событий мятежа (если вы знакомы с данной историей - смело можете пропустить этот раздел):
22 августа. Корнилов отправил министру-председателю Керенскому и управляющему делами Военного министерства Савинкову сообщение №6255, в котором требовал подчинения ему Петроградского округа.
23-24 августа. Савинков передал Корнилову принципиальное согласие, выделив из сферы ответственности Верховного только сам Петроград. На случай выступления большевиков Корнилова просят выделить в распоряжение правительства конный корпус (но не под командованием Крымова). В беседе с Савинковым Корнилов заявил, что необходимо изменение состава кабинета, и что Советы нежизнеспособны.
25 августа. Крымов составляет текст приказа, в соответствии с которым его войскам надлежало разоружать ненадёжные части и рабочих, не останавливаясь перед применением военной силы. Вводилось осадное положение и комендантский час, организовывались полевые суды из трех офицеров, запрещались митинги и выход газет без цензуры.
25-26 августа. Корнилов принимает Львова, предложившего ему три варианта развития событий: 1) образование Совета министров без Керенского; 2) образование Совета министров с Керенским; и 3) Временное правительство декретирует генерала Корнилова как единоличного диктатора. Корнилов высказался за вторую из предложенных ему комбинаций.
26 августа. К Керенскому явился Львов и заявил, что от имени Корнилова требует передачи всей полноты власти в руки Верховного главнокомандующего и отставки министров Временного правительства.
27 августа. Керенский сообщил в газеты, а также передал телеграфом и по радио сообщение о требовании Корнилова передачи ему всей полноты власти, а также о том, что он, со своей стороны, приказал Корнилову сдать должность Верховного главнокомандующего.
27-28 августа. На заседании ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и исполкома Советов крестьянских депутатов принято решение о создании Комитета народной борьбы с контрреволюцией, позднее трансформировавшегося в Военно-революционный комитет.
28 августа. Крымов последовательно получает ряд противоречивых приказов: от Керенского - с требованием приостановить движение корпуса, и от командующего движением Вахрушева - с требованием двигаться на Нарву.
28 августа. Корнилов в обращении заявляет, что телеграмма министра-председателя «во всей своей первой части является сплошной ложью». Утверждалось, что «Временное правительство под давлением большевистского большинства советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и сотрясает страну изнутри». Затем было издано ещё одно воззвание: «правительство, отдающее себя в руки продажного большевизма и не отвечающее за свои действия... не может рассчитывать на доверие всей армии и флота».
28 августа. Указом Временного правительства объявлено, что Л.Г. Корнилов отстраняется от должности и предается суду за мятеж. Из Петрограда навстречу Туземному корпусу была направлена делегация от исполкома Всероссийского мусульманского съезда (70 человек). Её члены вступали в контакт с солдатами-мусульманами, которым объясняли, что они вовлечены в антиправительственные действия.
29 августа. Среди казаков стали ходить призывы как Керенского, так и Корнилова, вызывавшие недоумение. После этого Крымов издал приказ №128, в котором поместил телеграммы Керенского и Корнилова, а также заявление, что он вовсе не собирается вести их на свержение существующего строя. В это время исполком Юго-Западного фронта арестовал своего главнокомандующего А.И. Деникина, одновременно армейские комитеты всех армий этого фронта арестовали своих командармов.
30 августа. Крымова пытается двинуть войска на Лугу, но 13-й и 14-й полки отказываются наступать. В полках идут митинги, казаков уговаривали идти в Петроград. 15-й полк категорически отказался идти через Лугу, поэтому Крымов приказал двигаться в обход. Часть казаков выражает намерение арестовать Крымова, и просит для этого лишь письменной санкции Временного Правительства. В этот момент к Крымову прибывает эмиссар Керенского полковник Самарин и «во имя спасения России» просит его приехать в Петроград. На этом собственно военный аспект мятежа окончен.
Планы заговорщиков
Л.Г. Корнилов вместе с окружением вынашивал и далеко идущие планы относительно перемены состава правительства. Предоставим слово его ординарцу - В.С. Завойко, описывавшему в своих показаниях события начала августа:
После беседы с Голицыным я перешел в отделение Филоненко, который немедленно же начал со мной разговор о новом составе Совета Министров, и мы вместе с ним составляли один из безгласных списков, в котором, как и полагается, фигурировали мы оба, причем Филоненко - на ролях иностранных или внутренних дел, а я - финансов или продовольствия. Должен снова подтвердить, что беседа наша носила совершенно искренний характер и мне чужда была мысль не только о провокаторстве, но даже о возможности такого предательства.17
Помимо указанных фигур, гипотетическими претендентами на министерские посты были: М.В. Алексеев (будущий главнокомандующий ВСЮР), А.В. Колчак (будущий Верховный правитель России), А.С. Лукомский (будущий начальник Военного и Морского управления у А.И. Деникина), А.Ф. Аладьин (будущий активный участник белого движения на юге России), С.Н. Третьяков (будущий член Особого совещания при А. И. Деникине) и другие. Эти деятели впоследствии поучаствовали в гражданской войне - кто в белом движении, кто в антибольшевистском подполье, так что перед нами фактически проект прото-белогвардейского правительства. Очень интересно заметить, что о своих прожектах В.С. Завойко рассказывает совершенно спокойно, будто свита каждого генерала с утра до вечера только и делает, что выясняет, кому какой министерский пост достанется. Следует признать точной характеристику, данную Деникиным: "Надо заметить, что в этом деле военная среда была настолько наивна и неопытна, что потом, когда действительно началась "конспирация", она приняла такие явные формы, что только глухие и слепые могли не видеть и не слышать."18 Офицеры не считали преступлением планирование насильственного изменения государственной власти. Чтобы понять эту странность, необходимо уяснить для себя тот тип мышления, который был распространён в этой среде. За примерами далеко ходить не надо:Требование о смене правительства считал допустимым, исходя от того, что раз большевики Петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов совершенно открыто требуют не только смены всего правительства, но и всего государственного строя, руководствуясь при этом не государственными, а партийными интересами, то почему же Главный комитет Союза офицеров армии и флота не может требовать смены правительства, исходя из чисто военных и государственных соображений данного времени и ставя пользу родины выше чьих бы то ни было личных интересов."19
Другой показательный случай:Подполковник Управления путей сообщения Голубев настоятельно уговаривал нас поддержать генерала Корнилова, даже с оружием в руках, если в этом явится надобность. Он говорил, что генерал Корнилов единственный спаситель Родины, что он за Bp. правительство не пойдет, так как [оно] работает с большевиками и немецкими шпионами на немецкое золото...
2 сентября в том же Особом комитете спрашивали подполковника Голубева его мнение по поводу речи от 29 августа... «Я не обвинял Bp. правительство в том, что оно действует на немецкое золото, а высказывал свое мнение как свободный гражданин»."20
Надо сказать, что во время допросов заговорщики изображали оскорблённую невинность, старательно делая вид, будто что ничего особенного не произошло. Лишь один из них остался верен широко разрекламированной "офицерской чести", проявил порядочность и честно сознался в планировании "смещения органов верховной в государстве власти" - это был штаб-офицер для делопроизводства и поручений при Управлении генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем Д.А. Лебедев. Находятся наивные люди, которые некритично принимают версию, которую скармливало следствию с ложечки большинство допрашиваемых - есть только одна проблема: уже в эмиграции, находясь в полной личной безопасности, планы Корнилова с головой выдали его подельники: генералы А.И. Деникин и А.С. Лукомский. Общий настрой Верховного иллюстрирует следующая цитата:Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N. Он все носится со своей идеей переворота, и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича; что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что-либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства... Ну, нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду.21
Ну а далее следует конкретика:В конце августа, по достоверным сведениям, в Петрограде произойдёт восстание большевиков. К этому времени к столице будет подведён 3-й конный корпус во главе с Крымовым, который подавит большевистское восстание и заодно покончит с советами... Вас Верховный главнокомандующий просит только командировать в Ставку несколько десятков надёжных офицеров - официально "для изучения бомбомётного и миномётного дела"; фактически они будут отправлены в Петроград, в офицерский отряд.22
Генерал А.С. Лукомский, бывший при Корнилове начальником Штаба, поправляет генерала Деникина, раскрывая намерения доблестного Верховного Главнокомандующего с чеканной солдатской прямотой:Пора немецких ставленников и шпионов, во главе с Лениным, повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался!"23
Крах мятежа
Изначально задействованные в мятеже войска, пребывая в неведении относительно целей их перемещения, исправно выполняли приказы своего командующего, в том числе принуждали гражданских к повиновению угрозой расправы. Однако после соприкосновения с частями Лужского гарнизона, и, в особенности, с делегатами от Советов положение радикально изменилось:
Большинство из казаков корпуса Крымова не знали, куда и зачем их направляют. Остальные же указывали, что они направляются в Петроград для подавления восстания большевиков и для разгона Советов, которые, по их сведениям, арестовали правительство. Раздаваемые телеграммы Керенского производили довольно заметное впечатление на казаков...24
Узнав, что генералы затеяли переворот, солдаты вышли из подчинения:
О неизбежности столкновения Крымов вынес впечатление еще ночью, когда его войска в четырех верстах от Луги встретились с нашими вооруженными заставами и, не желая вступать в бой, повернули обратно. Казаки из корпуса Крымова заявляли делегации, что теперь они убедились в авантюре Крымова и Корнилова, и просили дать им приказ от Временного правительства на предмет ареста Крымова и других офицеров.25
Вполне закономерен финал:Крайне неутешителен был доклад ген. Крымова: под влиянием идущих из Петрограда распоряжений и агитации (посылка делегаций) дивизии корпуса нравственно развалились и едва ли были пригодны к работе даже в том случае, если в деятельности их встретилась бы надобность даже в интересах самого Временного правительства в Петрограде... Нравственное разложение прочного дотоле корпуса произвело угнетающее впечатление на ген. Крымова.26
Даже в самой Ставке началось брожение, и типографские рабочие, ранее принуждённые угрозой расстрела печатать декларации Корнилова, вступили на путь гражданского неповиновения:Как я узнал впоследствии, тайком от меня, т.е. не докладывая мне ничего, наборщики вверенной мне типографии отпечатали в большом количестве приказ министра А.Ф. Керенского о неподчинении армии приказам генерала Корнилова.27
Словом, как и в случае с приказами Временного Правительства, своим провалом мятеж Корнилова обязан прежде всего недооцениваемой ранее сознательности рабочей и солдатской массы. Никаких "верных войск" в понимании генералов уже просто не существовало, выполнять явно преступные приказы никто не хотел.
Выводы
Феномен корниловского мятежа показывает нам, как именно бытие определяет сознание, как одни и те же слова и понятия для разных классов и сословий могут означать диаметрально противоположные вещи. Л.Г. Корнилов был выразителем интересов "чистой публики" - офицеров, помещиков, буржуазии, мещан и чиновников. Заинтересованные в продолжении войны, представители хорошо обеспеченного меньшинства произносили много громких фраз про родину и отечество, про спасение России, органически не понимая, что это для них родина предоставила материальные блага, а для трудового народа "родина" - вовсе не хруст булки, а 11,5-часовой рабочий день, отсутствие образования, медицины и социальных гарантий, кнут помещика, гнёт капиталиста, кулак унтер-офицера. Их интерес - это раздел помещичьей земли, немедленный мир, 8-часовой рабочий день, упразднение сословий, и интерес этот не навязан пропагандой врага, а является органической частью мировоззрения народа. При этом - важно отметить - многие солдаты были вообще-то не против оборонительной войны. Но отсутствие деятельного внимания к их нуждам толкало массу к радикализации. Эгоизм и слепота буржуазии с неизбежностью вели страну на путь классовой войны.
Заслуживает внимания весьма оригинальная трактовка понятия "свободы" со стороны генерала: "Честным словом офицера и солдата еще раз заверяю, что я, генерал Корнилов, сын простого казака-крестьянина, всей жизнью своей, а не словами, доказал беззаветную преданность Родине и Свободе, что я чужд каких-либо контрреволюционных замыслов и стою на страже завоеванных свобод, при едином условии дальнейшего существования независимого великого Народа Русского." Как такие сентенции сочетаются с намерением разогнать единственные в России демократические организации, избранные народом? Очень просто: контрреволюция в понимании генерала - это реставрация монархии, и к ней он, действительно, не стремился. Свобода в понимании генерала означает учреждение буржуазного парламента для господ - когда-нибудь потом, а пока что - подчинение его начальственному слову, и военно-полевые суды для недостаточно патриотичных граждан.
В целом - весьма характерно, что изначально высший генералитет поддержал смещение Николая II, потом военных не устроило Временное Правительство, абсолютно неприемлемой оказалась Советская власть, но и с Учредительным Собранием отношения тоже как-то не задались (после захвата власти в Омске А.В. Колчаком члены Учредительного Собрания, оказавшиеся в радиусе досягаемости, были убиты). Словом, все оказались германскими агентами, все мешали замечательным и способным генералам. Правда, когда генералам представилась возможность "порулить" - на Дальнем Востоке, на юге России и т.д. - тут тоже что-то не задалось. Но в этом, безусловно, тоже виновато проклятое "немецкое золото". Если говорить серьёзно, то по большому счёту, виной всему был идеализм офицерства, неспособность соотносить субъективные желания с реальностью социума.
В заключение замечу, что некоторые современные историки (даже вроде бы левые) при описании корниловского мятежа сводят всё к взаимодействую отдельных лиц, и более того, характеризуют всю ситуацию как недоразумение. Львов-де что-то напутал, Керенский сплёл интригу на пустом месте, а Корнилов, весь из себя "неуиноватый", поддался на провокацию и был подло обманут прожжёными политиканами. Это, мягко говоря, очень оригинальный взгляд: вроде как если заговор составлен в согласии с некоторыми министрами, и генерал собирался не уничтожить Временное Правительство полностью, а "всего лишь" поменять его состав вооружённой силой (и заодно - чтобы два раза не вставать - "покончить с Советами") - так это и не заговор вовсе, всё нормально, "nothing to see here"! Надеюсь, мне удалось продемонстрировать, что подобный взгляд означает лишь некритичное воспроизведение показаний офицеров, данных на следствии - а они прямо опровергаются даже тем, что впоследствии писали эмигранты - участники тех событий.