Гриппозная элегия
7 марта 2015 г. петербургской художницей Алисой Юфа в Сети была размещена картинка без названия. Вот она:
Она произвела на меня довольно сильное впечатление и побудила обратиться к жанру, писать в котором последний раз приходилось разве что в школе - "сочинению по картинке". Насколько удачно вышло - судить читателям.
ГРИППОЗНАЯ ЭЛЕГИЯ *
(Эклектическое сочинение
по картинке Алисы Юфа)
Часть I
Больна хозяйка. Грипп ей застит свет.
Лежит, страдая, на тахте у двери.
Карандаши и кисти как букет
Стоят, грустя в гриппозной атмосфере.
Им неуютно нынче на столе,
В компании таблеток и микстуры.
Им лучше б думать о добре и зле,
О свойствах человеческой натуры,
Танцуя по поверхности холста
Или скользя по ватманской бумаге...
Но их томит стакана теснота -
Приходится терпеть судьбы зигзаги.
Мрачны сегодня пёстрые холсты -
Стоят лицом к стене толпой угрюмой,
А свёрнутые в трубочку листы
Охвачены томительною думой.
Стоят, как часовые, на полу
Две чашки у хозяйкиного ложа,
Честь отдавая лестнице в углу -
Но кажется, что им тоскливо тоже.
Оставили они родимый дом,
По ним на полках горько плачут блюдца,
Не ведая, что станется потом -
Вернутся чашки или разобьются?
А вдруг забыли счастье прошлых лет?
А вдруг им блюдца прежние не любы?
А вдруг нашли себе другой буфет?
А вдруг целуют их чужие губы?..
Тоска, тоска... И только чёрный кот,
Мурлычет, сильно недоволен всеми:
«Хозяюшка, тебя работа ждёт,
По-моему, хворать совсем не время!
Ты погляди, какой унылый вид
У всех, кто в этих стенах обитает.
Похоже, твой болезненный флюид,
Их заражая, тут ещё витает.
Ты все таблетки на ночь приняла?
А горло сколько раз ты орошала?
Не слышу, что ты там произнесла...
Всего два раза? Почему так мало?
Твоя задача-минимум сейчас -
Поправиться не позже воскресенья,
Пересмотреть работ своих запас
И к выставке готовиться весенней.
Ну а пока что - образы копи.
Для этого смежи скорее очи,
Укройся потеплее и поспи,
Голубушка. Ну всё, спокойной ночи».
Ушёл и на прощание взглянул
Он вертикально-хищными зрачками...
Часть II
... Ко мне же - головы не повернул.
Не больно-то хотелось... С дурачками,
Которые не могут оценить
Моих достоинств и ведущей роли,
Негоже мне компании водить,
Не хочется якшаться с ними боле.
У большинства - «разруха в головах»,
Я думала, что он - умнее прочих.
Откуда ж столько нежности в словах
«Голубушка», «поспи», «спокойной ночи»?
Наш кот к хозяйке с нежностями лез
И хлопотал, чтоб та была согрета.
А как же я, хозяйка ТКС -
Товарищества комнатного света?
Превозмогая грипп, я тут свечу
Для всей этой компании унылой -
Так неужели я хотя б чуть-чуть
Внимания к себе не заслужила?
Нет, как ни бьёшься, как ни светишь им -
Благодарить никто тебя не рвётся,
Тогда как двум помощницам моим
Хоть пара добрых слов, а достаётся.
Но похвалы им расточают зря,
Порой меня берёт от них досада,
Поскольку это, мягко говоря,
Работницы не высшего разряда.
Одна особа - Рыжая звезда,
Капризное и нервное светило.
Она самодовольна и горда,
За что я много раз её стыдила:
«Ты нос-то свой не больно задирай,
Бывают звёзды и светлей, и краше.
Они теперь обслуживают рай,
В жилище не заглядывая наше.
Поменьше из себя принцессу строй,
Рождённую для роскоши и неги -
Над этим потешаются порой
Почти что все небесные коллеги.
Оставь ты эту спесь и эту дурь,
Свети, как твоему пристойно званью,
Но только без магнитных этих бурь
И клоунад полярного сиянья -
Не в цирке, чай...» Но фыркает она,
Ссылаясь на мифическую прессу,
Что, дескать, я не осведомлена
И что она действительно принцесса,
Что знатная небесная родня
Её в раю работать приглашала,
И что она изрядно от меня
И захолустья нашего устала...
А я устала слушать этот бред
И видеть это - жизни ожиданье
Как образ жизни... Я ведь много лет
Знакома с нею. Жалкое созданье!
Она себя лишь мучает сама,
А добрые советы отвергает.
Запасов её звёздного ума,
Похоже, лишь на колкости хватает.
А то и вовсе: лишь молчок в ответ,
Как будто разговариваю с тенью.
Не удаётся мне за столько лет
Внушить ей мало-мальское почтенье.
Слагает небылицы - смех и грех,
Неужто нет полезнее занятий...
Я часто замечала, что у тех,
Кто вышел из среды небесной знати,
Из аристократических семей,
Есть благородство, вкус и чувство меры.
Давали лучших им учителей
И прививали светские манеры.
Но Рыжая звезда им не чета:
Её образование убого,
Она сама собой лишь занята,
И видела, и слышала немного.
Её сужденья плоски. Говорит
Она о том, что всем и так известно.
И, хоть по небесам она скользит,
Возвышенное ей неинтересно.
Достоинства в ней нету ни на грош
И неизящны все её движенья.
В ней много самомнения найдёшь -
И никакого самоуваженья.
Нет, милая, как ты ни хлопочи,
В тебе я вижу глупую хвастунью.
И знай, что для меня твои лучи
Не золотом сияют, а латунью.
Другая же помощница, Луна,
Обитель нашу тускло освещает,
И я почти уверена: она
Свет из моих запасов похищает.
Ей не идёт украденное впрок:
Сперва её раздует не на шутку,
Но с жадностью проглоченный кусок -
Одна лишь тяжесть лунному желудку.
За облаками прячется она,
Стыдясь меня и несвареньем мучась,
А после молвит: «Я была больна».
Нелепа и смешна такая участь!
Опять придёт худая, спав с лица,
С чужого капитала снять проценты.
Свой номер доиграет до конца,
Но здесь не прозвучат аплодисменты.
Я знаю, что спустя короткий срок
Весь этот фарс бездарный повторится:
Вновь похудеет правый лунный бок,
А левый бок позднее округлится,
Потом опять, уныла и бледна,
Приковыляет на ночную смену...
Но жалости не вызовет она:
Мы слишком хорошо ей знаем цену.
Семь или восемь лампочек назад,
Следя в окно за глупым этим фарсом,
Мне лестница сказала: «Надо б штат
Меркурием пополнить или Марсом,
А то и вовсе, думаю, пора
Вмешаться тут полиции небесной.
Луну тогда свели бы со двора,
А у тебя служил бы малый честный».
Я выслушала горькие слова
И ничего на это не сказала.
Но, может быть, она была права,
И больше так работать не пристало?
Боюсь я, что Луну не отучить
Быть побирушкой, лгуньей и воровкой.
Ах, если бы и я могла так жить,
За чей-то счёт устраиваясь ловко!
Тебе везёт, Луна, что я добра,
Не то бы увели тебя с охраной.
Пусть для кого-то ты - из серебра,
Но для меня ты будешь оловянной.
Мирясь с тобой, как с неизбежным злом,
Мы с Рыжею звездой тебя прощаем.
Но, так или иначе, мы втроём
Тех, кто внизу, исправно освещаем.
Пора бы вам задуматься - холстам,
Еде, одежде, мебели, посуде,
Животным, людям, книгам и цветам:
Что станет, если мы светить не будем?
Кто там писал про «безначальный свет»
И про «фонарик на грошовом масле»?
Хотела бы я знать: а сколько лет
Вы протянули б, если б мы погасли?
Когда б не я, не Рыжая звезда
И не Луна, что вечно на диете -
Что с вами всеми было бы тогда?
Да вас бы вовсе не было на свете!
Напарницы со мной различны в том,
Что есть у них закаты и рассветы,
А я бессменно освещаю дом,
Не видя благодарности за это.
И я, им не в пример, ещё ни дня
Не отлучалась и не отдыхала.
Кого ж по праву, если не меня,
Голубушкою называть пристало?
Я на посту всё время нахожусь,
Включаюсь-выключаюсь без заминки,
Без отдыха и устали тружусь
И свет несу, как голубь на картинке,
Что видела я в книжке как-то раз;
Там на груди у птицы было слово
Какое-то... Но лучше тот рассказ
Я отложу до случая другого.
Вдобавок я тружусь и как эксперт
По колеру и образному строю -
Этюдник ли стоит или мольберт
Иль стол с листом бумаги подо мною, -
Поскольку тут из всех лишь я одна
Сужу со знаньем дела о высоком.
Мне лестница - не ровня: ведь она
Сера, малокультурна, недалёка.
Пусть даже на себе немало лет
Подъемлет вновь и вновь чужую массу,
В ней ничего возвышенного нет,
Её ступени не ведут к Парнасу...
А что ж в итоге? Ясно лишь одно:
Заслуг моих никто не замечает,
Не вытирает пыль на мне давно,
Голубушкой меня не величает.
Эх, чёрный кот, вальяжный чёрный кот,
Чего ж ты на меня взглянуть не хочешь?
Махнул хвостом, скривил, мяукнув, рот -
И в ночь ушёл. Ну что ж, спокойной ночи.
Тебе понять всё это не дано -
Не те у кошек умственные силы.
Мне всё равно. Конечно, всё равно.
Я всё забуду. Всё уже забыла.
Апчхи!
© kulturka_ru, 2015.
--------------
* В книге «Трава забвенья» Валентин Катаев приводил экспромт И. Бунина:
«А на столе осенние цветы.
Их спас поэт в саду от ранней смерти.
Этюдники. Помятые холсты.
И чья-то шляпа на мольберте».
В несколько изменённом виде Катаев потом включил этот катрен в своё стихотворение «Цветы на окне» (1915).
Не рискуя соперничать с классиком, использую всё же его размер, который, как мне кажется, неплохо подходит для описания интерьеров. Впрочем, пятистопным ямбом не брезговал, как известно, и Данте :-)
Она произвела на меня довольно сильное впечатление и побудила обратиться к жанру, писать в котором последний раз приходилось разве что в школе - "сочинению по картинке". Насколько удачно вышло - судить читателям.
ГРИППОЗНАЯ ЭЛЕГИЯ *
(Эклектическое сочинение
по картинке Алисы Юфа)
Часть I
Больна хозяйка. Грипп ей застит свет.
Лежит, страдая, на тахте у двери.
Карандаши и кисти как букет
Стоят, грустя в гриппозной атмосфере.
Им неуютно нынче на столе,
В компании таблеток и микстуры.
Им лучше б думать о добре и зле,
О свойствах человеческой натуры,
Танцуя по поверхности холста
Или скользя по ватманской бумаге...
Но их томит стакана теснота -
Приходится терпеть судьбы зигзаги.
Мрачны сегодня пёстрые холсты -
Стоят лицом к стене толпой угрюмой,
А свёрнутые в трубочку листы
Охвачены томительною думой.
Стоят, как часовые, на полу
Две чашки у хозяйкиного ложа,
Честь отдавая лестнице в углу -
Но кажется, что им тоскливо тоже.
Оставили они родимый дом,
По ним на полках горько плачут блюдца,
Не ведая, что станется потом -
Вернутся чашки или разобьются?
А вдруг забыли счастье прошлых лет?
А вдруг им блюдца прежние не любы?
А вдруг нашли себе другой буфет?
А вдруг целуют их чужие губы?..
Тоска, тоска... И только чёрный кот,
Мурлычет, сильно недоволен всеми:
«Хозяюшка, тебя работа ждёт,
По-моему, хворать совсем не время!
Ты погляди, какой унылый вид
У всех, кто в этих стенах обитает.
Похоже, твой болезненный флюид,
Их заражая, тут ещё витает.
Ты все таблетки на ночь приняла?
А горло сколько раз ты орошала?
Не слышу, что ты там произнесла...
Всего два раза? Почему так мало?
Твоя задача-минимум сейчас -
Поправиться не позже воскресенья,
Пересмотреть работ своих запас
И к выставке готовиться весенней.
Ну а пока что - образы копи.
Для этого смежи скорее очи,
Укройся потеплее и поспи,
Голубушка. Ну всё, спокойной ночи».
Ушёл и на прощание взглянул
Он вертикально-хищными зрачками...
Часть II
... Ко мне же - головы не повернул.
Не больно-то хотелось... С дурачками,
Которые не могут оценить
Моих достоинств и ведущей роли,
Негоже мне компании водить,
Не хочется якшаться с ними боле.
У большинства - «разруха в головах»,
Я думала, что он - умнее прочих.
Откуда ж столько нежности в словах
«Голубушка», «поспи», «спокойной ночи»?
Наш кот к хозяйке с нежностями лез
И хлопотал, чтоб та была согрета.
А как же я, хозяйка ТКС -
Товарищества комнатного света?
Превозмогая грипп, я тут свечу
Для всей этой компании унылой -
Так неужели я хотя б чуть-чуть
Внимания к себе не заслужила?
Нет, как ни бьёшься, как ни светишь им -
Благодарить никто тебя не рвётся,
Тогда как двум помощницам моим
Хоть пара добрых слов, а достаётся.
Но похвалы им расточают зря,
Порой меня берёт от них досада,
Поскольку это, мягко говоря,
Работницы не высшего разряда.
Одна особа - Рыжая звезда,
Капризное и нервное светило.
Она самодовольна и горда,
За что я много раз её стыдила:
«Ты нос-то свой не больно задирай,
Бывают звёзды и светлей, и краше.
Они теперь обслуживают рай,
В жилище не заглядывая наше.
Поменьше из себя принцессу строй,
Рождённую для роскоши и неги -
Над этим потешаются порой
Почти что все небесные коллеги.
Оставь ты эту спесь и эту дурь,
Свети, как твоему пристойно званью,
Но только без магнитных этих бурь
И клоунад полярного сиянья -
Не в цирке, чай...» Но фыркает она,
Ссылаясь на мифическую прессу,
Что, дескать, я не осведомлена
И что она действительно принцесса,
Что знатная небесная родня
Её в раю работать приглашала,
И что она изрядно от меня
И захолустья нашего устала...
А я устала слушать этот бред
И видеть это - жизни ожиданье
Как образ жизни... Я ведь много лет
Знакома с нею. Жалкое созданье!
Она себя лишь мучает сама,
А добрые советы отвергает.
Запасов её звёздного ума,
Похоже, лишь на колкости хватает.
А то и вовсе: лишь молчок в ответ,
Как будто разговариваю с тенью.
Не удаётся мне за столько лет
Внушить ей мало-мальское почтенье.
Слагает небылицы - смех и грех,
Неужто нет полезнее занятий...
Я часто замечала, что у тех,
Кто вышел из среды небесной знати,
Из аристократических семей,
Есть благородство, вкус и чувство меры.
Давали лучших им учителей
И прививали светские манеры.
Но Рыжая звезда им не чета:
Её образование убого,
Она сама собой лишь занята,
И видела, и слышала немного.
Её сужденья плоски. Говорит
Она о том, что всем и так известно.
И, хоть по небесам она скользит,
Возвышенное ей неинтересно.
Достоинства в ней нету ни на грош
И неизящны все её движенья.
В ней много самомнения найдёшь -
И никакого самоуваженья.
Нет, милая, как ты ни хлопочи,
В тебе я вижу глупую хвастунью.
И знай, что для меня твои лучи
Не золотом сияют, а латунью.
Другая же помощница, Луна,
Обитель нашу тускло освещает,
И я почти уверена: она
Свет из моих запасов похищает.
Ей не идёт украденное впрок:
Сперва её раздует не на шутку,
Но с жадностью проглоченный кусок -
Одна лишь тяжесть лунному желудку.
За облаками прячется она,
Стыдясь меня и несвареньем мучась,
А после молвит: «Я была больна».
Нелепа и смешна такая участь!
Опять придёт худая, спав с лица,
С чужого капитала снять проценты.
Свой номер доиграет до конца,
Но здесь не прозвучат аплодисменты.
Я знаю, что спустя короткий срок
Весь этот фарс бездарный повторится:
Вновь похудеет правый лунный бок,
А левый бок позднее округлится,
Потом опять, уныла и бледна,
Приковыляет на ночную смену...
Но жалости не вызовет она:
Мы слишком хорошо ей знаем цену.
Семь или восемь лампочек назад,
Следя в окно за глупым этим фарсом,
Мне лестница сказала: «Надо б штат
Меркурием пополнить или Марсом,
А то и вовсе, думаю, пора
Вмешаться тут полиции небесной.
Луну тогда свели бы со двора,
А у тебя служил бы малый честный».
Я выслушала горькие слова
И ничего на это не сказала.
Но, может быть, она была права,
И больше так работать не пристало?
Боюсь я, что Луну не отучить
Быть побирушкой, лгуньей и воровкой.
Ах, если бы и я могла так жить,
За чей-то счёт устраиваясь ловко!
Тебе везёт, Луна, что я добра,
Не то бы увели тебя с охраной.
Пусть для кого-то ты - из серебра,
Но для меня ты будешь оловянной.
Мирясь с тобой, как с неизбежным злом,
Мы с Рыжею звездой тебя прощаем.
Но, так или иначе, мы втроём
Тех, кто внизу, исправно освещаем.
Пора бы вам задуматься - холстам,
Еде, одежде, мебели, посуде,
Животным, людям, книгам и цветам:
Что станет, если мы светить не будем?
Кто там писал про «безначальный свет»
И про «фонарик на грошовом масле»?
Хотела бы я знать: а сколько лет
Вы протянули б, если б мы погасли?
Когда б не я, не Рыжая звезда
И не Луна, что вечно на диете -
Что с вами всеми было бы тогда?
Да вас бы вовсе не было на свете!
Напарницы со мной различны в том,
Что есть у них закаты и рассветы,
А я бессменно освещаю дом,
Не видя благодарности за это.
И я, им не в пример, ещё ни дня
Не отлучалась и не отдыхала.
Кого ж по праву, если не меня,
Голубушкою называть пристало?
Я на посту всё время нахожусь,
Включаюсь-выключаюсь без заминки,
Без отдыха и устали тружусь
И свет несу, как голубь на картинке,
Что видела я в книжке как-то раз;
Там на груди у птицы было слово
Какое-то... Но лучше тот рассказ
Я отложу до случая другого.
Вдобавок я тружусь и как эксперт
По колеру и образному строю -
Этюдник ли стоит или мольберт
Иль стол с листом бумаги подо мною, -
Поскольку тут из всех лишь я одна
Сужу со знаньем дела о высоком.
Мне лестница - не ровня: ведь она
Сера, малокультурна, недалёка.
Пусть даже на себе немало лет
Подъемлет вновь и вновь чужую массу,
В ней ничего возвышенного нет,
Её ступени не ведут к Парнасу...
А что ж в итоге? Ясно лишь одно:
Заслуг моих никто не замечает,
Не вытирает пыль на мне давно,
Голубушкой меня не величает.
Эх, чёрный кот, вальяжный чёрный кот,
Чего ж ты на меня взглянуть не хочешь?
Махнул хвостом, скривил, мяукнув, рот -
И в ночь ушёл. Ну что ж, спокойной ночи.
Тебе понять всё это не дано -
Не те у кошек умственные силы.
Мне всё равно. Конечно, всё равно.
Я всё забуду. Всё уже забыла.
Апчхи!
© kulturka_ru, 2015.
--------------
* В книге «Трава забвенья» Валентин Катаев приводил экспромт И. Бунина:
«А на столе осенние цветы.
Их спас поэт в саду от ранней смерти.
Этюдники. Помятые холсты.
И чья-то шляпа на мольберте».
В несколько изменённом виде Катаев потом включил этот катрен в своё стихотворение «Цветы на окне» (1915).
Не рискуя соперничать с классиком, использую всё же его размер, который, как мне кажется, неплохо подходит для описания интерьеров. Впрочем, пятистопным ямбом не брезговал, как известно, и Данте :-)