Истоки «эллинского чуда»
Некоторое время назад я разместил «историко-приключенческий текст» про императора Юлиана. Судя по обсуждениям, религиозно-озабоченный народ («здравствуй, XXI век») в основном обратил внимание именно на «приключенческую» часть, а самый важный фрагмент этого текста прошел «мимо ушей». А именно, объяснение истоков «эллинского полисного чуда», которое позволило крошечному региону стать основателем европейской городской цивилизации. Поэтому специально делаю на этом акцент. Исток «эллинского чуда» состоит в том, что путем специальных политических мер (начиная с синойкизма) «экономического крестьянина» превратили в «политически активного горожанина», и тем самым искусственно увеличили уровень урбанизации в разы (что объективно не соответствовало уровню развития экономики той эпохи). Людей, которые «экономически» обречены были представлять собой «темное сельское быдло», искусственно превратили в «политически сознательных и культурно развитых городских жителей», не меняя их экономического статуса. При этом «в дело пошли» все те колоссальные ресурсы времени, которые оставляет человеку сезонный крестьянский труд. Это главное и по сути единственное разумное объяснение истоков «эллинского чуда».
Подробнее (цитата):
«Полис - это не «город» в современном смысле этого слова. Источником дохода 90% граждан типичного полиса были не городские профессии, а сельское хозяйство. В основе классического полиса лежит парадоксальная фигура «политически активного фермера-горожанина». Дело в том, что уровень технологий того времени обрекал 90% населения на занятие сельским хозяйством. Люди городских профессий составляли значительную долю только в самых крупных полисах, экономика которых была ориентирована на международную торговлю (Афины, Коринф, Александрия и т.п.).
Полисное ноу-хау состояло в том, что эти «сельские» 90% значительную часть времени жили в городе и приобщались к городской общественной и культурной жизни. И самое главное - ощущали себя полноценными горожанами. Это увеличивало потенциал гражданского общества в 10 раз по сравнению с тем, что допускала экономика. Именно это (а вовсе не рабство) позволило Элладе стать Европой, несмотря на примитивный уровень технологии и господство натурального хозяйства.
Типичный представитель «среднего класса» в полисе - это фермер-«кулак», который обрабатывает кусок земли силами своей семьи и, может быть, нескольких батраков или рабов. При этом значительную часть времени он посвящает общественной жизни своего города и военным упражнениям.
Особенность «полисного среднего класса» в том, что он крайне неустойчив с экономической точки зрения. Сельское хозяйство во все времена стихийно тяготеет к расслоению производителей и к концентрации земельной собственности. Бедные разоряются, теряют землю, превращаются в батраков или зависимых арендаторов, а земля сосредотачивается в руках немногих латифундистов. В условиях экономической свободы и глобальной межрегиональной конкуренции, полисный средний класс исчезает за несколько поколений. Его воспроизводство обеспечивалось не экономическими, а политическими методами.
Пока этот класс был доминирующей политической силой, он «прогибал» экономику под себя. Когда же городские олигархи, крышуемые Империей, отобрали у него власть, он очень быстро «рассосался». Землю прибрали к рукам магнаты, а потомки «державного демоса» по большей части вернулись к «первобытному» состоянию батраков и колонов, либо влились в состав городских люмпенов. И лишь в малой степени - пополнили квалифицированные городские профессии. Сообщество людей, восприимчивых к полисному самосознанию, автоматически сократилось в 10 раз. Большинство бывших граждан превратилось просто в чернь, зависимую от магнатов-землевладельцев или от городской верхушки, раздающей подачки. Из тех граждан, кто избежал деклассирования, большая часть также была вынуждена подлаживаться к магнатам, обслуживать их потребности, переключать свою активность из общественной жизни на тупое потребление.
Если на «входе» в Империю мы имели все еще живые полисы, с реликтовым гражданским самосознанием (хотя и с урезанным суверенитетом), то к исходу III века большая часть населения превратилась в аморфную чернь, атомизированную и неспособную к самоорганизации».
Подробнее (цитата):
«Полис - это не «город» в современном смысле этого слова. Источником дохода 90% граждан типичного полиса были не городские профессии, а сельское хозяйство. В основе классического полиса лежит парадоксальная фигура «политически активного фермера-горожанина». Дело в том, что уровень технологий того времени обрекал 90% населения на занятие сельским хозяйством. Люди городских профессий составляли значительную долю только в самых крупных полисах, экономика которых была ориентирована на международную торговлю (Афины, Коринф, Александрия и т.п.).
Полисное ноу-хау состояло в том, что эти «сельские» 90% значительную часть времени жили в городе и приобщались к городской общественной и культурной жизни. И самое главное - ощущали себя полноценными горожанами. Это увеличивало потенциал гражданского общества в 10 раз по сравнению с тем, что допускала экономика. Именно это (а вовсе не рабство) позволило Элладе стать Европой, несмотря на примитивный уровень технологии и господство натурального хозяйства.
Типичный представитель «среднего класса» в полисе - это фермер-«кулак», который обрабатывает кусок земли силами своей семьи и, может быть, нескольких батраков или рабов. При этом значительную часть времени он посвящает общественной жизни своего города и военным упражнениям.
Особенность «полисного среднего класса» в том, что он крайне неустойчив с экономической точки зрения. Сельское хозяйство во все времена стихийно тяготеет к расслоению производителей и к концентрации земельной собственности. Бедные разоряются, теряют землю, превращаются в батраков или зависимых арендаторов, а земля сосредотачивается в руках немногих латифундистов. В условиях экономической свободы и глобальной межрегиональной конкуренции, полисный средний класс исчезает за несколько поколений. Его воспроизводство обеспечивалось не экономическими, а политическими методами.
Пока этот класс был доминирующей политической силой, он «прогибал» экономику под себя. Когда же городские олигархи, крышуемые Империей, отобрали у него власть, он очень быстро «рассосался». Землю прибрали к рукам магнаты, а потомки «державного демоса» по большей части вернулись к «первобытному» состоянию батраков и колонов, либо влились в состав городских люмпенов. И лишь в малой степени - пополнили квалифицированные городские профессии. Сообщество людей, восприимчивых к полисному самосознанию, автоматически сократилось в 10 раз. Большинство бывших граждан превратилось просто в чернь, зависимую от магнатов-землевладельцев или от городской верхушки, раздающей подачки. Из тех граждан, кто избежал деклассирования, большая часть также была вынуждена подлаживаться к магнатам, обслуживать их потребности, переключать свою активность из общественной жизни на тупое потребление.
Если на «входе» в Империю мы имели все еще живые полисы, с реликтовым гражданским самосознанием (хотя и с урезанным суверенитетом), то к исходу III века большая часть населения превратилась в аморфную чернь, атомизированную и неспособную к самоорганизации».