Кто стоял за восстанием Спартака? (7 из 11, часть I)
ДРЕВНИЙ РИМ ГЛАЗАМИ XXI ВЕКА
Предыдущая часть ***** Начало
ПРИЧИНЫ БОЕСПОСОБНОСТИ СПАРТАКОВСКОЙ АРМИИ.
ЧАСТЬ I. ЛЕГИОН ПЕРЕБЕЖЧИКОВ
Наиболее серьезная проблема для историков Спартака - поразительная организованность армии «рабов» и ее боеспособность в правильных линейных сражениях против регулярных сил. Одно дело, когда подобная история разворачивается где-то в далекой в колонии, глубоко в джунглях или высоко в горах, и совсем другое дело, когда повстанцы годами оккупируют сердце метрополии и на ровном месте громят одну правительственную армию за другой. Важно, что эта боеспособность проявлялась систематически, а не один-два раза в силу счастливого стечения обстоятельств.
Иллюстрация. Восставшие рабы на Гаити сражаются с регулярными силами Франции
У этого феномена есть два аспекта. Обычно обращают внимание только на один: очевидную искушенность Спартака как тактика, стратега и военного организатора. На это указывали еще древние авторы, и в этом смысле античное сравнение Спартака с Ганнибаллом отражает не только испуг римлян («враг у ворот!»), но и сходную манеру «игры» обоих вождей. Спартак, как и Ганнибал, был способен годами маневрировать в чужой для себя Италии, уворачиваясь от разгрома и сохраняя армию боеспособной. Впервые во всей красе полководческий профессинализм Спартака проявился в его войне с консулами Геллием и Лентулом, которые хотели «по науке» окружить его армию, и которых он переиграл, как котят (хотя и пожертвовал при этом отрядом Крикса). И если в качестве рядовых солдат армии консулов можно сомневаться, то штаб и офицерский состав у них были первоклассными. То же самое потом случилось с Крассом, который безуспешно потратил много сил, чтобы «переманеврировать» Спартака и загнать его в ловушку. Спартак (или неизвестный нам профессионал из его штаба) переиграл римских штабистов именно как военный стратег, мастер стремительных и продуманных передвижений, в стиле Наполеона.
Однако для побед полководцу помимо таланта требуется качественный инструмент. Чтобы побеждать римлян в линейных сражениях, Спартак, при всей гениальности, должен был иметь армию, способную сражаться с римской хотя бы на равных. И это заслуживает гораздо большего удивления, чем собственно победы. Историкам хорошо известна типичная картина стихийного восстания низов, с трудом обретающего по ходу дела организацию и дисциплину. Во всех случаях, когда народное восстание перерастает в победоносную войну, армия восставших строится вокруг организованного и сплоченного ядра военных профессионалов, составляющего значительную долю от общей численности армии. При этом боевые качества армии восставших не могут превзойти таковые у ее ядра. Качественные особенности военных специалистов задают «потолок», выше которого восставшие не могут подняться. К примеру, в войнах Разина и Пугачева военным ядром выступали казаки, сплоченные и привыкшие к самоорганизации. Без казаков это были бы не «крестьянские войны», а, в лучшем случае, серия разрозненных бунтов, легко подавляемых небольшими карательными отрядами (как случилось с «крестьянской войной» в Германии 1524-26 гг.). Как только казаки самоустранились из этих восстаний, они были мгновенно подавлены. Впрочем, эти восстания были обречены на разгром изначально, как только вышли из «партизанской фазы», потому что казаки, как военные специалисты, в крупных сражениях уступали вымуштрованным по-европейски «полкам нового строя». Причины систематических успехов Спартака можно объяснить только тем, что его «военспецы» качественно ничем не уступали римским.
Представьте себе такую картину. Выводит Суворов войска против Емельяна Пугачева, а ему навстречу вместо нестройной казачьей лавы и толпы мужиков с вилами выступает армия европейского стиля. Ровные шеренги пугачевцев маршируют в ногу под флейту и барабан, совершают сложные эволюции, выстраиваясь в боевую линию. Видны офицеры в парадной форме со стеками и протазанами. А вот уже пугачевцы пошли наступать «косым порядком», по заветам Фридриха Великого. А вот, приблизившись, они начинают палить залпами, по 4 выстрела в минуту. А с фланга уже заходит кирасирская конница, выстроенная и разгоняющаяся для «шока». Думаю, что Суворов, увидев это, крепко призадумался бы: точно ли на той стороне «самозванец Емелька», а не законный император Петр III собственной персоной, с офицерами и капралами, которых прислал ему «дядюшка Фридрих»?
Разумеется, в истории есть примеры победоносных восстаний, обходившихся без десанта военных специалистов. Например, ближайший к нашему времени прецедент успешного восстания рабов, сравнимый по масштабам со спартаковским, Гаитянская революция 1791-1803 гг., которая по историческим меркам произошла буквально у нас на глазах. Однако историки, специализирующиеся на Спартаке, избегают проводить эту параллель. И не мудрено: сравнение спартаковского восстания с гаитянским порождает скорее новые вопросы, чем ясность. В ходе революции негров-рабов на Гаити руководящей и направляющей силой выступали плантаторы и собственники из числа негров и мулатов, нередко - имевшие приличное европейское образование. То есть, люди, которые к моменту восстания не только не были рабами, но и сами имели в собственности рабов. На Гаити, как и в Италии, восставшие рабы тоже громили отряды регулярной армии, но это объяснялось либо применением партизанской тактики («внезапно напали в джунглях»), либо малочисленностью европейских солдат и их измотанностью в тропическом климате. Однако в Италии римляне вели войну на своей территории и с заведомо превосходящими силами.
Иллюстрация. Гаитянцы расправляются в джунглях с отрядом французских колонизаторов
Необычная сила и организованность народного восстания рождает подозрение о его поддержке со стороны внешней силы. Особенность гаитянской революции - серьезная поддержка восставших со стороны крупной зарубежной державы (Англии), так что по крайней мере с оружием проблем у восставших не было. Однако это не компенсирует отсутствие военной выучки в линейном сражении. Для этого нужны инструкторы, военные специалисты. Может быть, не самые лучшие, но в большом количестве (учитывая нулевой стартовый уровень массы новобранцев). Если искать внеримскую силу в случае Спартака, то восставших рабов в Италии всерьез могли поддерживать разве что киликийские пираты (продавать оружие в обмен на конфискованное золото и т.п.). Гипотеза о роли Митридата или Сертория не подтверждатся ни одним античным источником: даже в формате клеветы, навета или подозрения, высказанного «просто для коллекции» (подробно об этом - в следующей главе). Тем более никто не сообщает о присылке военных специалистов от Сертория или Митридата. Митридат, как известно, сам нуждался в военных инструкторах, которых ему обеспечил Серторий, а незаинтересованность Сертория в этом восстании была показана в предыдущей главе.
Победы Спартака в первых полупартизанских стычках, в войне с Клодием и Варинием, вполне объяснимы. По свидетельству Аппиана, против него первоначально посылали всякий сброд, - не воинов, а «вохровцев» («войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом»). Но консульские армии с офицерами-аристократами, армия проконсула Кассия, а тем более армия Красса, - это совсем другой случай, они имели как минимум средний уровень подготовки. И здесь, еще раз повторяю, удивляют не только победы Спартака, но и сам факт продолжительной борьбы «на равных» с римской армией. Железная аксиома I века до н.э. состоит в том, что противостоять регулярной римской армии в правильном сражении и в привычной для римлян местности была способна только… регулярная римская армия. То есть, армия, состоящая из уроженцев Италии и вымуштрованная на римский манер. Исключения были, но именно единичные исключения (если забыть про восстание Спартака). Отсюда напрашивается парадоксальный вывод: армия Спартака в основе своей была римской, и никакой иной быть не могла. В своей значительной части она должна была состоять из римских граждан (коренных римлян и союзников-италиков) - ветеранов недавно прошедших гражданских войн, имевших многолетний опыт римской военной муштры.
Полководцы «эпохи мушкета и шпаги», - эпохи, когда европейцы снова научились выставлять на поле сражения регулярные пехотные армии «римского размера», от 30-40 тыс. человек и более, - считали важным, чтобы количество ветеранов в составе подразделений превышало 20%. Иначе, как показывала практика, армия не только теряла боеспособность, но и процесс передачи боевого опыта от ветеранов к новичкам резко замедлялся. Полагаю, что «правило 20%» применимо и к армиям античной эпохи. Чтобы обеспечить выказанный спартаковцами уровень боеспособности, солдаты, имеющие опыт военной службы в римских войсках, должны были составлять не менее 20% армии восставших. И эти ветераны в значительном числе должны были появиться у Спартака непосредственно перед походом на Север. Иначе победы над Геллием, Лентулом и Кассием объяснить невозможно.
Понятно, что после 1-2 лет походов и нескольких сражений новички сами становились ветеранами. Указанные 20% были необходимы только в самом начале крупной борьбы, в момент, когда Спартак, после победы над Варинием, перешел от партизанской тактики к линейным сражениям. Тогда без 20% солдат и «сержантов», вымуштрованных по-римски, он неизбежно проиграл бы. Судя по источникам, его армию в момент начала похода в Среднюю и Северную Италию можно оценить в 20-30 тыс. человек. Следовательно, как минимум 4-6 тыс. из них - это бывшие римские легионеры, по какой-то причине пылающие гневом в адрес римских властей. Без этого «легиона перебежчиков» Спартак, скорее всего, вообще не отважился бы перевести войну из партизанского формата во «взрослый» и отправиться «в самое логово» римлян.
Вероятно, указанный «легион» присоединился к Спартаку еще на завершающем этапе войны с Варинием. Что и объясняет внезапную перемену в этом затянувшемся противостоянии: долгое время оно шло почти на равных, с некоторым преобладанием спартаковцев, а потом вдруг Спартак несколькими изящными ударами покончил и с армией Вариния, и с его легатами, а самого претора - опытного профессионала, - заставил бежать без оглядки в Рим, наплевав на карьеру. По-видимому, претор увидел, что характер войны радикально изменился: это больше не карательная экспедиция против кучки беглых рабов, а «Вторая Гражданская». Интересно, что и в Риме сенаторы после этого вдруг серьезно встревожились и присвоили проблеме высшую категорию важности, отправив на войну сразу обоих консулов. Несколько странным выглядит переход к такому «мега-ахтунгу» после поражения небольшой картельной армии, размер которой не превосходил 10 тыс. человек. А вот если Вариний рассказал сенаторам о «легионе перебежчиков» и о внезапном росте компетентности штабной работы у Спартака, тогда реакция сенаторов выглядит рациональной. Они сообразили, что к одному «легиону перебежчиков» по дороге на Рим могут присоединиться еще несколько.
Несомненно, среди специалистов, хорошо знакомых с римским военным делом, могли быть и «варвары» по происхождению (как сам Спартак), но большинство должны были составлять коренные италики. Откуда могло взяться такое количество мятежных италиков, мы объяснили в предыдущей главе. Сулланские репрессии не ограничивались только именными проскрипциями в отношении VIP-персон и разрушением мятежных городов во время боевых действий. Уже после проскрипций прошла серия вымогательских судебных процессов в регионах, ударившая по тысячам людей, хоть как-то соприкасавшихся с марианцами. Затем, в ходе массированных конфискаций, десятки тысяч коренных италиков, в том числе в Кампании, без всякой формальной вины со своей стороны потеряли отеческие дома и землю, на которой Сулла расселил 120 тысяч своих ветеранов. Очевидно, примерно такое же количество семей было изгнано со своей земли и лишено средств к существованию. Интересно, что максимальный размер армии Спартака Аппиан оценивает как раз в 120 тысяч человек. Странное совпадение.
Вспомним, что пишет о массовых конфискациях Аппиан (Гражданские войны, I, 96): «Когда единоличные обвинения были исчерпаны, Сулла обрушился на города и их подвергал наказанию, либо срывая их цитадели, либо разрушая их стены, или налагая на граждан штрафы, или истощая их самыми тяжелыми поборами. В большую часть городов Сулла отправил колонистов из служивших под его командою солдат, чтобы иметь по всей Италии свои гарнизоны; землю, принадлежавшую этим городам, находившиеся в них жилые помещения Сулла делил между колонистами. Это снискало их расположение к нему и после его смерти. Так как они не могли считать свое положение прочным, пока не укрепятся распоряжения Суллы, то они боролись за дело Суллы и после его кончины».
По итогам гражданских войн Италия, особенно Южная, которая впоследствии составляла основную базу Спартака, была наполнена десятками тысяч озлобленных мужчин с хорошей военной выучкой, которым нечего было терять. Некоторые из них, кстати, могли стать на путь мести (разбой на большой дороге) еще до восстания. Еще одна интересная деталь: уничтожив городские стены у многих общин Италии, особенно на юге полуострова, Сулла, с одной стороны, заранее выдал их в руки Спартака, «на поток и разграбление», а с другой стороны, сделал невозможной их защиту мятежниками, что впоследствии придало сугубо маневренный характер войне со Спартаком, отличающий эту войну от типичного для античного времени характера «от осады к осаде».
По своему реальному составу спартаковское войско, вероятно, было подобно мятежной армии консула Лепида, который поднял неудачное восстание против сената несколькими годами ранее (78 г. до н.э.), под лозунгами восстановления демократии и возвращения прежним владельцам конфискованных Суллой земель. Известно, что на призыв Лепида в основном откликнулись люди, пострадавшие от сулланских конфискаций (те самые «120 тысяч»), а также родственники репрессированных членов марианской партии. И хотя в армии Спартака баланс наверняка был смещен в пользу рабов и люмпенов, ее боеспособный костяк, помимо немногочисленных гладиаторов, тоже должен был состоять из италиков.
Античные авторы к источникам пополнения армии Спартака относят следующие категории обитателей Италии:
1) Гладиаторы (исходный костяк восставших).
2) Беглые рабы и рабы, освобождаемые в поместьях.
3) Свободный и полусвободный сельский пролетариат (пастухи Апулии, горцы Бруттия). Плутарх: «к ним присоединились многие из местных волопасов и овчаров - народ все крепкий и проворный». Аппиан: «приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских свободных рабочих» .
4) Городские рабы и (предположительно) городские люмпены (фигурируют при разграблении городов). Саллюстий: «многие местные рабы, естественные союзники беглых, тащили добро, спрятанное их господами, и самих их вытаскивали из потаенных мест».
5) Римские перебежчики.
Эта последняя категория наиболее интересна. О ней один раз упоминает Аппиан, в момент, когда рассказывает об изменении планов Спартака. Тот, собрав в Цизальпийской Галлии и по дороге к ней огромную армию (якобы) в 120 тысяч человек, прекращает поход на Север и поворачивает обратно на Юг (попугав по дороге Рим угрозой штурма). В связи с этим, по-видимому, меняется и его политика в отношении перебежчиков: «Он приказал сжечь весь лишний обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке. Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал». Замечу, что отсюда вытекает не только то, что войско Спартака пользовалось большой популярностью у римских граждан («во множестве приходивших к нему»), но и то, что ранее его политика в отношении перебежчиков была иной. Слухами земля полнится: если бы ранее Спартак перебежчиков убивал или прогонял, то вряд ли они стали бы валить к нему массой на последнем этапе восстания. Почему, набрав армию 120 000 человек, он перестал их принимать? По-видимому, размер армии, с учетом возвращения на Юг, внушал ему тревогу с точки зрения снабжения. Не случайно, вернувшись на Юг, Спартаку пришлось на некоторое время ее разделить (что позволило Крассу уничтожить отряд Каста и Ганника). Другая причина: возможно, перебежчики пошли уже не те, менее надежные, чем примыкавшие к восстанию в самом начале. Первые перебежчики составляли какую-то особую категорию, в верности которой можно было не сомневаться.
Упоминая об этом, Аппиан прямо не говорит о марианцах или о ветеранах гражданской войны, однако слово «перебежчики» говорит само за себя. Важно, что при рассказе о примкнувших к Спартаку пастухах авторы слово «перебежчики» не употребляют. Речь идет именно о воинах, о римских гражданах, имеющих военную выучку. У Саллюстия (симпатизирующего Спартаку), применительно к спартаковцам и тому контингенту, откуда Спартак вербовал воинов, мы иногда находим удивительные слова: «свободные духом и благородные», «отборные мужи» и т.п. К сожалению, исчерпывающий труд Саллюстия дошел до нас в разрозненных отрывках, поэтому полное представление о римско-италийской части спартаковцев мы получить не можем.
Однако мы можем задать вопрос: куда подевались солдаты мятежного Лепида, после того, как его войско было отброшено от ворот Рима? Аппиан («Гражданские войны», I) пишет следующее: «Его войско разошлось отдельными отрядами; наиболее сильную его часть Перпенна отвел в Испанию к Серторию». Стало быть, другие части войска мятежников, «менее сильные», так и остались в Италии. По необходимости к Серторию ушла «засветившаяся» верхушка, а многие рядовые участники восстания имели надежду затеряться в Италии. В античных источниках ничего не говорится о кампании репрессий, последовавших вслед за этим мятежом. Олигархии на тот момент было недосуг провоцировать оппозицию на продолжение вооруженной борьбы. Но следует ли из этого вывод, что мятежники просто вернулись домой, как будто ничего не произошло? Трудно себе это представить. После массовых сулланских репрессий прошло только два года, и вряд ли люди, в очередной раз выступившие против режима с оружием в руках, могли надеяться на спокойную жизнь. Притом месть за участие в мятеже могла последовать не только официально, от лица правительства, но и в частном порядке, по инициативе сулланских ветеранов, у которых они хотели отобрать землю, и которые, даже уйдя на покой, оставались сплоченной, мгновенно мобилизуемой группой.
Что логично делать в такой ситуации? Кто-то мог бежать из Италии, сев в одном из портов на корабль, идущий в Грецию, Азию, Африку или Испанию. Кто-то спрятался у друзей или родственников в таком регионе Италии, где его никто не знает в лицо, в том числе в крупных городах, включая Рим. Кто-то затаился в лесной заимке или в горной хижине. Кто-то не стал расходиться по-одиночке и ушел всем отрядом «партизанить» в леса и горы. Последнее можно ожидать от наиболее люмпенизированной и «отпетой» части мятежников, кому некуда было возвращаться. Все перечисленные решения требуют от человека радикального отказа от прежней жизни и (или) десоциализации, на что готов пойти далеко не всякий. Тем, кто все-таки вернулся домой, к семьям, несмотря на угрозу репрессий, поневоле пришлось не складывать оружие, а остаться фактически в мобилизованном состоянии, готовыми по первому сигналу удариться в бега, или, наоборот, быстро собраться вместе и дать локальный отпор.
Заметим, что для Рима той эпохи характерны тесные узы солидарности между солдатами, совместно служившими у того или иного харизматичного лидера. Прежние армейские отношения не прекращались с окончанием службы, а частично переносились и в гражданскую жизнь. Ветераны-сулланцы, проявившие высочайшую степень мобилизуемости даже после смерти диктатора, тому яркий пример, но не единственный. Логично предположить, что некоторая часть воинов Лепида, оставшихся в Италии и опасающихся репрессий, поддерживала контакты и обмен информацией. Собственно, они ведь и к Лепиду пришли не «чистыми листами», а в силу своей предварительной причастности к антисулланской партии. Наследием «недобитого» лепидовского мятежа неизбежно стал «виртуальный легион в рассеянии», частично на нелегальном положении, который по первому свистку мог прореагировать как единое целое. Не его ли направили на усиление Спартака какие-то «добрые люди»?
Кстати, историки обходят вниманием еще одну важную тему: моральные последствия поражения Лепида для сторонников демократической партии. Очевидно, большинство людей пошли за Лепидом (законным консулом Республики!) не ради продолжения многолетних мытарств, а надеясь, что состоится компромисс, что после смерти «Пиночета»-Суллы олигархия пойдет на примирение, на реабилитацию, на возвращение незаконно присвоенного имущества, на восстановление довоенного статус кво. Они оказались жестоко разочарованы со своей «Болотной» и со своим «Навальным», разгромленным и погибшим в бегах. Режим решил не ослаблять гайки и оставить их затянутыми еще на много лет. Представьте себе состояние этих людей: все надежды рухнули и приходится годами бессильно копить злобу, опасаясь каждую минуту, что «приедет воронок» и им напомнят о недавних прегрешениях против олигархии. Подумаем, сколь многие из них за 5 лет такой жизни должны были дойти до такой степени озлобления и отчаяния, чтобы уже не ради восстановления в правах, а просто ради мести стать под любые знамена, пусть даже под знамена гладиатора.
В предыдущей главе я показал, что лидеры оппозиции вряд ли стояли у истоков спартаковского восстания: нерукопожатный гладиатор в роли вождя им был не с руки. Но раз уж восстание началось, и продемонстрировало первые успехи, и стало известно, что Спартак принимает к себе всех желающих мстить, то не удивительно, что к нему группами и поодиночке стали стекаться рядовые активисты оппозиции, уставшие от ожидания перемен, переставшие верить в их возможность, разуверившиеся в политическом руководстве протестом. Люди, потерявшие надежду на лучшее, но загоревшиеся возможностью отомстить олигархии своими собственными руками. Не стоять на митинге, бессмысленно ожидая удара дубинкой, а рубить, резать, душить, топтать прислужников режима, разрывать их на части собственными руками, разгрызать им горло собственными зубами, купаться в их крови. От первых присоединившихся пошли весточки к другим таким же, кто затаился в разных уголках Италии, - и вот, уже весь «легион перебежчиков», одержимый местью, встал на сторону Спартака. Так слишком надолго затянутые гайки превратили Италию в кипящий котел. Правда, кипяток этот вылился в основном на головы простых граждан, а сенаторы благополучно отсиделись за стенами Рима.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан и опубликован в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (kornev.livejournal.com).
Предыдущая часть ***** Начало
ПРИЧИНЫ БОЕСПОСОБНОСТИ СПАРТАКОВСКОЙ АРМИИ.
ЧАСТЬ I. ЛЕГИОН ПЕРЕБЕЖЧИКОВ
Наиболее серьезная проблема для историков Спартака - поразительная организованность армии «рабов» и ее боеспособность в правильных линейных сражениях против регулярных сил. Одно дело, когда подобная история разворачивается где-то в далекой в колонии, глубоко в джунглях или высоко в горах, и совсем другое дело, когда повстанцы годами оккупируют сердце метрополии и на ровном месте громят одну правительственную армию за другой. Важно, что эта боеспособность проявлялась систематически, а не один-два раза в силу счастливого стечения обстоятельств.
Иллюстрация. Восставшие рабы на Гаити сражаются с регулярными силами Франции
У этого феномена есть два аспекта. Обычно обращают внимание только на один: очевидную искушенность Спартака как тактика, стратега и военного организатора. На это указывали еще древние авторы, и в этом смысле античное сравнение Спартака с Ганнибаллом отражает не только испуг римлян («враг у ворот!»), но и сходную манеру «игры» обоих вождей. Спартак, как и Ганнибал, был способен годами маневрировать в чужой для себя Италии, уворачиваясь от разгрома и сохраняя армию боеспособной. Впервые во всей красе полководческий профессинализм Спартака проявился в его войне с консулами Геллием и Лентулом, которые хотели «по науке» окружить его армию, и которых он переиграл, как котят (хотя и пожертвовал при этом отрядом Крикса). И если в качестве рядовых солдат армии консулов можно сомневаться, то штаб и офицерский состав у них были первоклассными. То же самое потом случилось с Крассом, который безуспешно потратил много сил, чтобы «переманеврировать» Спартака и загнать его в ловушку. Спартак (или неизвестный нам профессионал из его штаба) переиграл римских штабистов именно как военный стратег, мастер стремительных и продуманных передвижений, в стиле Наполеона.
Однако для побед полководцу помимо таланта требуется качественный инструмент. Чтобы побеждать римлян в линейных сражениях, Спартак, при всей гениальности, должен был иметь армию, способную сражаться с римской хотя бы на равных. И это заслуживает гораздо большего удивления, чем собственно победы. Историкам хорошо известна типичная картина стихийного восстания низов, с трудом обретающего по ходу дела организацию и дисциплину. Во всех случаях, когда народное восстание перерастает в победоносную войну, армия восставших строится вокруг организованного и сплоченного ядра военных профессионалов, составляющего значительную долю от общей численности армии. При этом боевые качества армии восставших не могут превзойти таковые у ее ядра. Качественные особенности военных специалистов задают «потолок», выше которого восставшие не могут подняться. К примеру, в войнах Разина и Пугачева военным ядром выступали казаки, сплоченные и привыкшие к самоорганизации. Без казаков это были бы не «крестьянские войны», а, в лучшем случае, серия разрозненных бунтов, легко подавляемых небольшими карательными отрядами (как случилось с «крестьянской войной» в Германии 1524-26 гг.). Как только казаки самоустранились из этих восстаний, они были мгновенно подавлены. Впрочем, эти восстания были обречены на разгром изначально, как только вышли из «партизанской фазы», потому что казаки, как военные специалисты, в крупных сражениях уступали вымуштрованным по-европейски «полкам нового строя». Причины систематических успехов Спартака можно объяснить только тем, что его «военспецы» качественно ничем не уступали римским.
Представьте себе такую картину. Выводит Суворов войска против Емельяна Пугачева, а ему навстречу вместо нестройной казачьей лавы и толпы мужиков с вилами выступает армия европейского стиля. Ровные шеренги пугачевцев маршируют в ногу под флейту и барабан, совершают сложные эволюции, выстраиваясь в боевую линию. Видны офицеры в парадной форме со стеками и протазанами. А вот уже пугачевцы пошли наступать «косым порядком», по заветам Фридриха Великого. А вот, приблизившись, они начинают палить залпами, по 4 выстрела в минуту. А с фланга уже заходит кирасирская конница, выстроенная и разгоняющаяся для «шока». Думаю, что Суворов, увидев это, крепко призадумался бы: точно ли на той стороне «самозванец Емелька», а не законный император Петр III собственной персоной, с офицерами и капралами, которых прислал ему «дядюшка Фридрих»?
Разумеется, в истории есть примеры победоносных восстаний, обходившихся без десанта военных специалистов. Например, ближайший к нашему времени прецедент успешного восстания рабов, сравнимый по масштабам со спартаковским, Гаитянская революция 1791-1803 гг., которая по историческим меркам произошла буквально у нас на глазах. Однако историки, специализирующиеся на Спартаке, избегают проводить эту параллель. И не мудрено: сравнение спартаковского восстания с гаитянским порождает скорее новые вопросы, чем ясность. В ходе революции негров-рабов на Гаити руководящей и направляющей силой выступали плантаторы и собственники из числа негров и мулатов, нередко - имевшие приличное европейское образование. То есть, люди, которые к моменту восстания не только не были рабами, но и сами имели в собственности рабов. На Гаити, как и в Италии, восставшие рабы тоже громили отряды регулярной армии, но это объяснялось либо применением партизанской тактики («внезапно напали в джунглях»), либо малочисленностью европейских солдат и их измотанностью в тропическом климате. Однако в Италии римляне вели войну на своей территории и с заведомо превосходящими силами.
Иллюстрация. Гаитянцы расправляются в джунглях с отрядом французских колонизаторов
Необычная сила и организованность народного восстания рождает подозрение о его поддержке со стороны внешней силы. Особенность гаитянской революции - серьезная поддержка восставших со стороны крупной зарубежной державы (Англии), так что по крайней мере с оружием проблем у восставших не было. Однако это не компенсирует отсутствие военной выучки в линейном сражении. Для этого нужны инструкторы, военные специалисты. Может быть, не самые лучшие, но в большом количестве (учитывая нулевой стартовый уровень массы новобранцев). Если искать внеримскую силу в случае Спартака, то восставших рабов в Италии всерьез могли поддерживать разве что киликийские пираты (продавать оружие в обмен на конфискованное золото и т.п.). Гипотеза о роли Митридата или Сертория не подтверждатся ни одним античным источником: даже в формате клеветы, навета или подозрения, высказанного «просто для коллекции» (подробно об этом - в следующей главе). Тем более никто не сообщает о присылке военных специалистов от Сертория или Митридата. Митридат, как известно, сам нуждался в военных инструкторах, которых ему обеспечил Серторий, а незаинтересованность Сертория в этом восстании была показана в предыдущей главе.
Победы Спартака в первых полупартизанских стычках, в войне с Клодием и Варинием, вполне объяснимы. По свидетельству Аппиана, против него первоначально посылали всякий сброд, - не воинов, а «вохровцев» («войско, состоявшее не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом»). Но консульские армии с офицерами-аристократами, армия проконсула Кассия, а тем более армия Красса, - это совсем другой случай, они имели как минимум средний уровень подготовки. И здесь, еще раз повторяю, удивляют не только победы Спартака, но и сам факт продолжительной борьбы «на равных» с римской армией. Железная аксиома I века до н.э. состоит в том, что противостоять регулярной римской армии в правильном сражении и в привычной для римлян местности была способна только… регулярная римская армия. То есть, армия, состоящая из уроженцев Италии и вымуштрованная на римский манер. Исключения были, но именно единичные исключения (если забыть про восстание Спартака). Отсюда напрашивается парадоксальный вывод: армия Спартака в основе своей была римской, и никакой иной быть не могла. В своей значительной части она должна была состоять из римских граждан (коренных римлян и союзников-италиков) - ветеранов недавно прошедших гражданских войн, имевших многолетний опыт римской военной муштры.
Полководцы «эпохи мушкета и шпаги», - эпохи, когда европейцы снова научились выставлять на поле сражения регулярные пехотные армии «римского размера», от 30-40 тыс. человек и более, - считали важным, чтобы количество ветеранов в составе подразделений превышало 20%. Иначе, как показывала практика, армия не только теряла боеспособность, но и процесс передачи боевого опыта от ветеранов к новичкам резко замедлялся. Полагаю, что «правило 20%» применимо и к армиям античной эпохи. Чтобы обеспечить выказанный спартаковцами уровень боеспособности, солдаты, имеющие опыт военной службы в римских войсках, должны были составлять не менее 20% армии восставших. И эти ветераны в значительном числе должны были появиться у Спартака непосредственно перед походом на Север. Иначе победы над Геллием, Лентулом и Кассием объяснить невозможно.
Понятно, что после 1-2 лет походов и нескольких сражений новички сами становились ветеранами. Указанные 20% были необходимы только в самом начале крупной борьбы, в момент, когда Спартак, после победы над Варинием, перешел от партизанской тактики к линейным сражениям. Тогда без 20% солдат и «сержантов», вымуштрованных по-римски, он неизбежно проиграл бы. Судя по источникам, его армию в момент начала похода в Среднюю и Северную Италию можно оценить в 20-30 тыс. человек. Следовательно, как минимум 4-6 тыс. из них - это бывшие римские легионеры, по какой-то причине пылающие гневом в адрес римских властей. Без этого «легиона перебежчиков» Спартак, скорее всего, вообще не отважился бы перевести войну из партизанского формата во «взрослый» и отправиться «в самое логово» римлян.
Вероятно, указанный «легион» присоединился к Спартаку еще на завершающем этапе войны с Варинием. Что и объясняет внезапную перемену в этом затянувшемся противостоянии: долгое время оно шло почти на равных, с некоторым преобладанием спартаковцев, а потом вдруг Спартак несколькими изящными ударами покончил и с армией Вариния, и с его легатами, а самого претора - опытного профессионала, - заставил бежать без оглядки в Рим, наплевав на карьеру. По-видимому, претор увидел, что характер войны радикально изменился: это больше не карательная экспедиция против кучки беглых рабов, а «Вторая Гражданская». Интересно, что и в Риме сенаторы после этого вдруг серьезно встревожились и присвоили проблеме высшую категорию важности, отправив на войну сразу обоих консулов. Несколько странным выглядит переход к такому «мега-ахтунгу» после поражения небольшой картельной армии, размер которой не превосходил 10 тыс. человек. А вот если Вариний рассказал сенаторам о «легионе перебежчиков» и о внезапном росте компетентности штабной работы у Спартака, тогда реакция сенаторов выглядит рациональной. Они сообразили, что к одному «легиону перебежчиков» по дороге на Рим могут присоединиться еще несколько.
Несомненно, среди специалистов, хорошо знакомых с римским военным делом, могли быть и «варвары» по происхождению (как сам Спартак), но большинство должны были составлять коренные италики. Откуда могло взяться такое количество мятежных италиков, мы объяснили в предыдущей главе. Сулланские репрессии не ограничивались только именными проскрипциями в отношении VIP-персон и разрушением мятежных городов во время боевых действий. Уже после проскрипций прошла серия вымогательских судебных процессов в регионах, ударившая по тысячам людей, хоть как-то соприкасавшихся с марианцами. Затем, в ходе массированных конфискаций, десятки тысяч коренных италиков, в том числе в Кампании, без всякой формальной вины со своей стороны потеряли отеческие дома и землю, на которой Сулла расселил 120 тысяч своих ветеранов. Очевидно, примерно такое же количество семей было изгнано со своей земли и лишено средств к существованию. Интересно, что максимальный размер армии Спартака Аппиан оценивает как раз в 120 тысяч человек. Странное совпадение.
Вспомним, что пишет о массовых конфискациях Аппиан (Гражданские войны, I, 96): «Когда единоличные обвинения были исчерпаны, Сулла обрушился на города и их подвергал наказанию, либо срывая их цитадели, либо разрушая их стены, или налагая на граждан штрафы, или истощая их самыми тяжелыми поборами. В большую часть городов Сулла отправил колонистов из служивших под его командою солдат, чтобы иметь по всей Италии свои гарнизоны; землю, принадлежавшую этим городам, находившиеся в них жилые помещения Сулла делил между колонистами. Это снискало их расположение к нему и после его смерти. Так как они не могли считать свое положение прочным, пока не укрепятся распоряжения Суллы, то они боролись за дело Суллы и после его кончины».
По итогам гражданских войн Италия, особенно Южная, которая впоследствии составляла основную базу Спартака, была наполнена десятками тысяч озлобленных мужчин с хорошей военной выучкой, которым нечего было терять. Некоторые из них, кстати, могли стать на путь мести (разбой на большой дороге) еще до восстания. Еще одна интересная деталь: уничтожив городские стены у многих общин Италии, особенно на юге полуострова, Сулла, с одной стороны, заранее выдал их в руки Спартака, «на поток и разграбление», а с другой стороны, сделал невозможной их защиту мятежниками, что впоследствии придало сугубо маневренный характер войне со Спартаком, отличающий эту войну от типичного для античного времени характера «от осады к осаде».
По своему реальному составу спартаковское войско, вероятно, было подобно мятежной армии консула Лепида, который поднял неудачное восстание против сената несколькими годами ранее (78 г. до н.э.), под лозунгами восстановления демократии и возвращения прежним владельцам конфискованных Суллой земель. Известно, что на призыв Лепида в основном откликнулись люди, пострадавшие от сулланских конфискаций (те самые «120 тысяч»), а также родственники репрессированных членов марианской партии. И хотя в армии Спартака баланс наверняка был смещен в пользу рабов и люмпенов, ее боеспособный костяк, помимо немногочисленных гладиаторов, тоже должен был состоять из италиков.
Античные авторы к источникам пополнения армии Спартака относят следующие категории обитателей Италии:
1) Гладиаторы (исходный костяк восставших).
2) Беглые рабы и рабы, освобождаемые в поместьях.
3) Свободный и полусвободный сельский пролетариат (пастухи Апулии, горцы Бруттия). Плутарх: «к ним присоединились многие из местных волопасов и овчаров - народ все крепкий и проворный». Аппиан: «приняв в состав шайки многих беглых рабов и кое-кого из сельских свободных рабочих» .
4) Городские рабы и (предположительно) городские люмпены (фигурируют при разграблении городов). Саллюстий: «многие местные рабы, естественные союзники беглых, тащили добро, спрятанное их господами, и самих их вытаскивали из потаенных мест».
5) Римские перебежчики.
Эта последняя категория наиболее интересна. О ней один раз упоминает Аппиан, в момент, когда рассказывает об изменении планов Спартака. Тот, собрав в Цизальпийской Галлии и по дороге к ней огромную армию (якобы) в 120 тысяч человек, прекращает поход на Север и поворачивает обратно на Юг (попугав по дороге Рим угрозой штурма). В связи с этим, по-видимому, меняется и его политика в отношении перебежчиков: «Он приказал сжечь весь лишний обоз, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке. Перебежчиков, во множестве приходивших к нему, Спартак не принимал». Замечу, что отсюда вытекает не только то, что войско Спартака пользовалось большой популярностью у римских граждан («во множестве приходивших к нему»), но и то, что ранее его политика в отношении перебежчиков была иной. Слухами земля полнится: если бы ранее Спартак перебежчиков убивал или прогонял, то вряд ли они стали бы валить к нему массой на последнем этапе восстания. Почему, набрав армию 120 000 человек, он перестал их принимать? По-видимому, размер армии, с учетом возвращения на Юг, внушал ему тревогу с точки зрения снабжения. Не случайно, вернувшись на Юг, Спартаку пришлось на некоторое время ее разделить (что позволило Крассу уничтожить отряд Каста и Ганника). Другая причина: возможно, перебежчики пошли уже не те, менее надежные, чем примыкавшие к восстанию в самом начале. Первые перебежчики составляли какую-то особую категорию, в верности которой можно было не сомневаться.
Упоминая об этом, Аппиан прямо не говорит о марианцах или о ветеранах гражданской войны, однако слово «перебежчики» говорит само за себя. Важно, что при рассказе о примкнувших к Спартаку пастухах авторы слово «перебежчики» не употребляют. Речь идет именно о воинах, о римских гражданах, имеющих военную выучку. У Саллюстия (симпатизирующего Спартаку), применительно к спартаковцам и тому контингенту, откуда Спартак вербовал воинов, мы иногда находим удивительные слова: «свободные духом и благородные», «отборные мужи» и т.п. К сожалению, исчерпывающий труд Саллюстия дошел до нас в разрозненных отрывках, поэтому полное представление о римско-италийской части спартаковцев мы получить не можем.
Однако мы можем задать вопрос: куда подевались солдаты мятежного Лепида, после того, как его войско было отброшено от ворот Рима? Аппиан («Гражданские войны», I) пишет следующее: «Его войско разошлось отдельными отрядами; наиболее сильную его часть Перпенна отвел в Испанию к Серторию». Стало быть, другие части войска мятежников, «менее сильные», так и остались в Италии. По необходимости к Серторию ушла «засветившаяся» верхушка, а многие рядовые участники восстания имели надежду затеряться в Италии. В античных источниках ничего не говорится о кампании репрессий, последовавших вслед за этим мятежом. Олигархии на тот момент было недосуг провоцировать оппозицию на продолжение вооруженной борьбы. Но следует ли из этого вывод, что мятежники просто вернулись домой, как будто ничего не произошло? Трудно себе это представить. После массовых сулланских репрессий прошло только два года, и вряд ли люди, в очередной раз выступившие против режима с оружием в руках, могли надеяться на спокойную жизнь. Притом месть за участие в мятеже могла последовать не только официально, от лица правительства, но и в частном порядке, по инициативе сулланских ветеранов, у которых они хотели отобрать землю, и которые, даже уйдя на покой, оставались сплоченной, мгновенно мобилизуемой группой.
Что логично делать в такой ситуации? Кто-то мог бежать из Италии, сев в одном из портов на корабль, идущий в Грецию, Азию, Африку или Испанию. Кто-то спрятался у друзей или родственников в таком регионе Италии, где его никто не знает в лицо, в том числе в крупных городах, включая Рим. Кто-то затаился в лесной заимке или в горной хижине. Кто-то не стал расходиться по-одиночке и ушел всем отрядом «партизанить» в леса и горы. Последнее можно ожидать от наиболее люмпенизированной и «отпетой» части мятежников, кому некуда было возвращаться. Все перечисленные решения требуют от человека радикального отказа от прежней жизни и (или) десоциализации, на что готов пойти далеко не всякий. Тем, кто все-таки вернулся домой, к семьям, несмотря на угрозу репрессий, поневоле пришлось не складывать оружие, а остаться фактически в мобилизованном состоянии, готовыми по первому сигналу удариться в бега, или, наоборот, быстро собраться вместе и дать локальный отпор.
Заметим, что для Рима той эпохи характерны тесные узы солидарности между солдатами, совместно служившими у того или иного харизматичного лидера. Прежние армейские отношения не прекращались с окончанием службы, а частично переносились и в гражданскую жизнь. Ветераны-сулланцы, проявившие высочайшую степень мобилизуемости даже после смерти диктатора, тому яркий пример, но не единственный. Логично предположить, что некоторая часть воинов Лепида, оставшихся в Италии и опасающихся репрессий, поддерживала контакты и обмен информацией. Собственно, они ведь и к Лепиду пришли не «чистыми листами», а в силу своей предварительной причастности к антисулланской партии. Наследием «недобитого» лепидовского мятежа неизбежно стал «виртуальный легион в рассеянии», частично на нелегальном положении, который по первому свистку мог прореагировать как единое целое. Не его ли направили на усиление Спартака какие-то «добрые люди»?
Кстати, историки обходят вниманием еще одну важную тему: моральные последствия поражения Лепида для сторонников демократической партии. Очевидно, большинство людей пошли за Лепидом (законным консулом Республики!) не ради продолжения многолетних мытарств, а надеясь, что состоится компромисс, что после смерти «Пиночета»-Суллы олигархия пойдет на примирение, на реабилитацию, на возвращение незаконно присвоенного имущества, на восстановление довоенного статус кво. Они оказались жестоко разочарованы со своей «Болотной» и со своим «Навальным», разгромленным и погибшим в бегах. Режим решил не ослаблять гайки и оставить их затянутыми еще на много лет. Представьте себе состояние этих людей: все надежды рухнули и приходится годами бессильно копить злобу, опасаясь каждую минуту, что «приедет воронок» и им напомнят о недавних прегрешениях против олигархии. Подумаем, сколь многие из них за 5 лет такой жизни должны были дойти до такой степени озлобления и отчаяния, чтобы уже не ради восстановления в правах, а просто ради мести стать под любые знамена, пусть даже под знамена гладиатора.
В предыдущей главе я показал, что лидеры оппозиции вряд ли стояли у истоков спартаковского восстания: нерукопожатный гладиатор в роли вождя им был не с руки. Но раз уж восстание началось, и продемонстрировало первые успехи, и стало известно, что Спартак принимает к себе всех желающих мстить, то не удивительно, что к нему группами и поодиночке стали стекаться рядовые активисты оппозиции, уставшие от ожидания перемен, переставшие верить в их возможность, разуверившиеся в политическом руководстве протестом. Люди, потерявшие надежду на лучшее, но загоревшиеся возможностью отомстить олигархии своими собственными руками. Не стоять на митинге, бессмысленно ожидая удара дубинкой, а рубить, резать, душить, топтать прислужников режима, разрывать их на части собственными руками, разгрызать им горло собственными зубами, купаться в их крови. От первых присоединившихся пошли весточки к другим таким же, кто затаился в разных уголках Италии, - и вот, уже весь «легион перебежчиков», одержимый местью, встал на сторону Спартака. Так слишком надолго затянутые гайки превратили Италию в кипящий котел. Правда, кипяток этот вылился в основном на головы простых граждан, а сенаторы благополучно отсиделись за стенами Рима.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан и опубликован в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (kornev.livejournal.com).