Праздник на чужбине
Старик молча попыхивал самокруткой, старуха вертела в узловатых пальцах зеленую купюру. Длинноволосый Джон в надетой задом наперед бейсболке вздохнул и закрыл бумажник.
- Это есть последни прайс!
- По сусекам скребла! - надрывно произнесла бабка и вытерла глаза домотканым полотенцем.
- А кто суп из топора стрескал? Две тарелки. Полнёхоньки. - тихо, но явственно произнес дед, отставной военный. - Мы к нему со всей душой, а он…
Джон колебался. Он думал об ипотеке, о колледже для будущих детей, о захлестнувшем Америку кризисе. Но любовь к русской культуре победила.
- Ол райт, - сказал он и достал еще одну десятку.
Суровый таможенник проводил высокую тощую фигуру интуриста задумчивым взглядом. На глаза его набежала скупая мужская слеза. Заметив удивленный взгляд коллеги, офицер взял себя в руки.
- Вывозят народное достояние! - сказал он недобро. - Была б моя воля!
Колобок покидал историческую родину.
В Америке поначалу зажили хорошо. Джон и его жена Мэри сделали у себя в доме «русский уголок». Колобок, опрысканный для сохранности какой-то ядовитой гадостью, возлежал на вышитом украинском рушнике. Рядом на жостовском подносе красовалась розовощекая матрешка и лежали вразброс несколько хохломских ложек. Иногда приходили хозяйские друзья, ахали, восхищались. Их дети пытались расчленить матрешку и норовили отщипнуть от Колобка корочку. Но постепенно «русский уголок» потерял прелесть новизны. Колобок заскучал. Он пробовал говорить с матрешкой, но та молчала, лишь косилась сердито. Она понимала только по-китайски и вообще по многодетности имела много других забот. Рушник с Колобком не разговаривал из принципа, а ложки и поднос оказались контрафактом неизвестного происхождения и бубнили какую-то тарабарщину. Американские тараканы, черные и слишком крупные, Колобка избегали. Боялись инсектицида.
- Бежать, бежать, - думал ночами затосковавший Колобок. Ему было очень одиноко.
- Положи в «красный угол», - сказала Мэри Джону. По равнодушию, с которым она это произнесла, Колобку стало ясно, что хозяева потеряли к нему интерес и вот-вот ущемят территориально.
Рядом плюхнулось что-то тяжелое. Колобок продрал щелочки глаз и окаменел уже не только физически, но и морально. Она была прекрасна. Крутобокая, блестящая, густого желтого цвета с легкой кокетливой прозеленью. За время, проведенное на чужбине, Колобок выучил местный язык и после продолжительного ступора осмелился обратиться к незнакомке.
- Вау! - от души воскликнул он.
- Хай, - сказала незнакомка, - я мисс Пампкин, а ты кто?
- Я национальный русский хлеб Колобок, - представился Колобок, - по сусекам скребён, по амбару метён, в печку сажён, на окошке стужён!
- Это с тобой ваша русская мафия сделала? - ужаснулась мисс Пампкин.
- Дура ты, тыква! - взыграла в Колобке национальная гордость. - Небось, только и лежала на боку, на солнышке, настоящей жизни не видела!
Тыква обиженно затрещала, но возражать не стала.
- Мужик, что с него взять, - подумала она. И как настоящая леди решила поддержать беседу:
- А меня сюда на праздник пригласили. Хэллоуин называется.
Колобок подпрыгнул в волнении. Прошлым вечером он услышал странный разговор, и только теперь понял, что имелось в виду.
- А тыковку очистим, сделаем из мякоти оладьи! - говорила хозяйственная Мэри, вертясь перед мужем в черных лохмотьях. Откуда-то, как по волшебству, она извлекла метлу и продолжала говорить, игриво закинув на нее стройную ножку в полосатом чулке: - Я не люблю слишком крупные тыквы, это вульгарно, а вот средних размеров будет в самый раз!
- Отлично, ты чертовски сексуальная ведьмочка! - ухмыльнулся Джон и обнял Мэри за талию. - Я вырежу пасть позубастей, поставлю внутрь свечку! Глаза лучше треугольные, да?
- Можно вырезать квадратные! - хихикнула Мэри. - Обожаю Хэллоуин!
- Мягко стелют, жестко спать! - вспомнилась Колобку русская народная мудрость.
Он мог сказать тыкве правду, но к чему это приведет? Зачем пугать бедняжку?
Тем временем Мэри и Джон вошли в гостиную и направились к «русскому уголку». Колобок решился. Он взглянул в косые глазки соседки-матрешки, примерился и изо всех сил толкнул ее.
За окнами бушевало веселье, Мэри и Джон мрачно смотрели телевизор: Мэри - с забинтованной ногой, Джон - с рукой на перевязи. Колобок стоял рядом с тыквой и гордился собой. Матрешка, поцарапанная, потрескавшаяся, но несломленная, злобно поглядывала на обидчика.
«Вот тебе, бабка, и Холуинов день!» - подумал Колобок и почесал тыкву.
- Это есть последни прайс!
- По сусекам скребла! - надрывно произнесла бабка и вытерла глаза домотканым полотенцем.
- А кто суп из топора стрескал? Две тарелки. Полнёхоньки. - тихо, но явственно произнес дед, отставной военный. - Мы к нему со всей душой, а он…
Джон колебался. Он думал об ипотеке, о колледже для будущих детей, о захлестнувшем Америку кризисе. Но любовь к русской культуре победила.
- Ол райт, - сказал он и достал еще одну десятку.
Суровый таможенник проводил высокую тощую фигуру интуриста задумчивым взглядом. На глаза его набежала скупая мужская слеза. Заметив удивленный взгляд коллеги, офицер взял себя в руки.
- Вывозят народное достояние! - сказал он недобро. - Была б моя воля!
Колобок покидал историческую родину.
В Америке поначалу зажили хорошо. Джон и его жена Мэри сделали у себя в доме «русский уголок». Колобок, опрысканный для сохранности какой-то ядовитой гадостью, возлежал на вышитом украинском рушнике. Рядом на жостовском подносе красовалась розовощекая матрешка и лежали вразброс несколько хохломских ложек. Иногда приходили хозяйские друзья, ахали, восхищались. Их дети пытались расчленить матрешку и норовили отщипнуть от Колобка корочку. Но постепенно «русский уголок» потерял прелесть новизны. Колобок заскучал. Он пробовал говорить с матрешкой, но та молчала, лишь косилась сердито. Она понимала только по-китайски и вообще по многодетности имела много других забот. Рушник с Колобком не разговаривал из принципа, а ложки и поднос оказались контрафактом неизвестного происхождения и бубнили какую-то тарабарщину. Американские тараканы, черные и слишком крупные, Колобка избегали. Боялись инсектицида.
- Бежать, бежать, - думал ночами затосковавший Колобок. Ему было очень одиноко.
- Положи в «красный угол», - сказала Мэри Джону. По равнодушию, с которым она это произнесла, Колобку стало ясно, что хозяева потеряли к нему интерес и вот-вот ущемят территориально.
Рядом плюхнулось что-то тяжелое. Колобок продрал щелочки глаз и окаменел уже не только физически, но и морально. Она была прекрасна. Крутобокая, блестящая, густого желтого цвета с легкой кокетливой прозеленью. За время, проведенное на чужбине, Колобок выучил местный язык и после продолжительного ступора осмелился обратиться к незнакомке.
- Вау! - от души воскликнул он.
- Хай, - сказала незнакомка, - я мисс Пампкин, а ты кто?
- Я национальный русский хлеб Колобок, - представился Колобок, - по сусекам скребён, по амбару метён, в печку сажён, на окошке стужён!
- Это с тобой ваша русская мафия сделала? - ужаснулась мисс Пампкин.
- Дура ты, тыква! - взыграла в Колобке национальная гордость. - Небось, только и лежала на боку, на солнышке, настоящей жизни не видела!
Тыква обиженно затрещала, но возражать не стала.
- Мужик, что с него взять, - подумала она. И как настоящая леди решила поддержать беседу:
- А меня сюда на праздник пригласили. Хэллоуин называется.
Колобок подпрыгнул в волнении. Прошлым вечером он услышал странный разговор, и только теперь понял, что имелось в виду.
- А тыковку очистим, сделаем из мякоти оладьи! - говорила хозяйственная Мэри, вертясь перед мужем в черных лохмотьях. Откуда-то, как по волшебству, она извлекла метлу и продолжала говорить, игриво закинув на нее стройную ножку в полосатом чулке: - Я не люблю слишком крупные тыквы, это вульгарно, а вот средних размеров будет в самый раз!
- Отлично, ты чертовски сексуальная ведьмочка! - ухмыльнулся Джон и обнял Мэри за талию. - Я вырежу пасть позубастей, поставлю внутрь свечку! Глаза лучше треугольные, да?
- Можно вырезать квадратные! - хихикнула Мэри. - Обожаю Хэллоуин!
- Мягко стелют, жестко спать! - вспомнилась Колобку русская народная мудрость.
Он мог сказать тыкве правду, но к чему это приведет? Зачем пугать бедняжку?
Тем временем Мэри и Джон вошли в гостиную и направились к «русскому уголку». Колобок решился. Он взглянул в косые глазки соседки-матрешки, примерился и изо всех сил толкнул ее.
За окнами бушевало веселье, Мэри и Джон мрачно смотрели телевизор: Мэри - с забинтованной ногой, Джон - с рукой на перевязи. Колобок стоял рядом с тыквой и гордился собой. Матрешка, поцарапанная, потрескавшаяся, но несломленная, злобно поглядывала на обидчика.
«Вот тебе, бабка, и Холуинов день!» - подумал Колобок и почесал тыкву.