"Папашка и мэм" Александра Марьямова
Вступительный титр торжественно гласит: «Кинофирма “Альянс” и московский коммерческий банк строителей представляют». В следующем кадре камера начинает панорамное движение слева направо вдоль сплошных стен многоэтажных московских домов, во время которого за кадром с возвышенно-патетичной интонацией (и под такое же музыкальное обрамление) разворачивается диалог следующего содержания:
[мужской голос] Послушай, так что же такое любовь?
[женский голос] Я не знаю, быть может, она - это боль, от которой страдают? Мечта, за которой гонюсь и стучусь во врата неприступного рая? Любовь - это грусть…
[мужской голос] Не грусти, мы же вместе, родная!
После чего камера начинает скользить вдоль одной из стен сверху вниз, на которой оказываются нарисованными оставшиеся титры. Жаль только, что сразу не заключительные. Ибо всё хорошо в меру.
Однако если меры всё-таки не знать и иметь прескверную для душевного здоровья привычку досматривать всё до конца, то где-то в промежутке между заключительными и вступительными титрами можно узреть типа трагическую историю любви (как гласит синопсис: «Возлюбленным уже за сорок. У каждого из них дети, которые представляют две враждующие группировки. Ситуация как у Шекспира банальна»), разворачивающуюся в этих самых московских многоэтажках. По ходу действия герои данного, с позволения сказать, художественного произведения, несколько раз произносят слово «пошлость», уличая и попрекая друг друга в оной. И надо сказать, они правы. Более, чем правы. Неистребимая пошлость - пожалуй, действительно наиболее подходящее словосочетание-главная характеристика сего действа. Уже на уровне фабулы произведённая перевёрнутость канонического шекспировского сюжета выглядит здесь не иначе как чудовищная пошлость - поскольку (при полноте заимствования и отсутствии иных драматургических ходов) свидетельствует не столько об убогости авторского замысла, сколько об его полной спекулятивности: претензии «на вечное» в сочетании со стремлением «быть актуальным», «быть современным». (И действительно, как иначе - «Мосстройбанк» же!). А прямо таки апогеем пошлости предстают дикие по своей чудовищной неестественности речевые обороты (уже одно название чего стоит!) и интонации персонажей (особенно, «детей»). Несколько нелепо разговаривают? Но что поделать - зато сразу видно: суть отражение духа времени! (Действительно, сразу видно: кто-то явно очень сильно стремился во всём «соответствовать духу времени», ни черта не ведая ни о первом, ни о втором.)
Но, в конечном счёте, дело даже не во всей этой откровенно смехотворной сценарной чуши, колоссальной глупости, претендующей на эстетическое измерение. Дело в другом. Опус под названием «Папашка и мэм» вполне репрезентативен как типичный - среди множества себе подобных (вот уж имя им точно легион) - случай того уровня (или, лучше сказать, той границы) кино, за которым оно, строго говоря, кончается. Иными словами, когда фильм как таковой (=смонтированная последовательность движущихся изображений) совсем уж посредственно - безобрАзно и безОбразно - сделан, то автоматически становится совершенно не важной, не имеющей ровным счётом никакого значения его какая бы то ни была семантическая наполненность - а именно ни тема, ни объект, ни предмет, ни сам наличный материал, с которым работает кинокамера. Ибо, как известно, «что» и «о чём» имеет на территории искусства смысл постольку, поскольку оно является таковым, т.е. переведённым на язык искусства; в случае же когда перевод предельно безграмотен, смысл исходных слов искажается до неузнаваемости. Быть может, вообще все трагические проблемы героев в том, что они просто живут в плохих - старых, построенных не на средства московского банка строителей, - домах?! Судя по тому, что эпилог ленты на уровне закадрового текста зарифмован с прологом, очень на то похоже.
1 из 10