Два слова о молодёжном подполье. Предисловие и начало повествования
Как получилось, что нам захотелось написать именно об этом, и притом - именно в такой форме
Дорогие читатели!
Перед вами - текст, который мы собирались довести до ума и выложить уже давным-давно - но, поскольку делаем мы всё невероятно медленно, а на передний план то и дело вылезают какие-то более злободневные проекты - то вот в конечном итоге мы и предлагаем вам его только сейчас, тем более - сейчас он может пригодиться и для того, чтобы особым образом почтить память Валерия Ронкина, и навстречу празднованию 12 июня - того самого дня, который, как мы уже рассказывали, для наших старших является личным праздником.
Два с половиной года назад, когда мы ещё только осваивали компьютер и общение в Сети, у нас образовалось некоторое количество новых знакомых - в том числе и знакомых такого возраста, которым не казалось нелепым расспрашивать нас о жизни при советской власти: родившись в конце 70-х, начале 80-х и даже в начале 90-х, они реально этой советской власти не застали, и судить о ней могли фактически только по свидетельствам разнообразных третьих лиц.
В числе вопросов, заданных нам относительно жизни в ту далёкую эпоху, оказались такие, которые представляются вполне актуальными и сейчас - это вопросы о революционных (насильственных) преобразованиях жизни общества, о революционном подполье и нравственности оного, в частности - об отношении к Октябрьской Революции и её последствиям.
Поскольку тема революционного подполья была более чем актуальна не только для нас в наши юные годы, но и для наших старших в годы их юности - то мы и решили, что наилучшим вариантом ответа будет по возможности просто и безыскусно рассказать о том, как оно по жизни было: как жили и что думали в разное время про всё это наши старшие, как жили и что думали про всё это в разное время и сами мы.
Собственно написание сего произведения взяла на себя Тата - поскольку рассказ ведётся по большей части о семейной истории именно её родителей. Кира в данной ситуации выступает по преимуществу в роли редактора-корректора - хотя, конечно же, в наиболее дидактических частях повествования вы без сомнения узнаете Кирину тяжёлую руку:))
Таким образом, всё нижеизложенное ни в коем случае не следует воспринимать как "настоящие мемуары", и уж тем более - как историческое исследование; это - просто рассказ для примера, чтоб показать, как складывались в 60 - 80 годы ХХ века в нашей стране мировоззрение и судьбы некоторых ребят, которые всерьёз относились к справедливости и человеческому достоинству.
Нам представляется очень важным рассказать обо всём так, чтобы сегодняшние ровесники тех пламенных и наивных существ, какими были наши старшие в 50-ых и мы с друзьями в 70-ых, имели возможность сами увидеть и разобраться, что за идеалы двигали нами, против чего мы выступали и чего добивались. Поэтому в тексте так много стихов - отнеситесь к ним не как к плодам поэтического творчества, а как к дневниковым записям, "моментальным снимкам" переживаний и порывов их авторов. В этом плане "непрофессиональные" стихи, как это ни парадоксально, лучше выполняют задачу адекватного отражения ситуации - ведь "настоящий поэт" способен вольно или невольно изменить масштаб изображаемого события, усилить драматизм, спровоцировать сверхсильный эмоциональный резонанс; меж тем как наша задача - просто передать, "как всё было".
Просим у читателей прощения за неизбежную при адекватной передаче атмосферы тех дней пафосность и лирику, а у лиц, чьи имена упомянуты в тексте - за схематичность и ретушь, необходимые для удобопонятного рассказа. Более трезвое, углублённое и добротное повествование о соответствующей эпохе, в том числе о "Союзе молодых коммунаров", желающие найдут в книге Валерия Ронкина "На смену декабрям приходят январи".
Итак,
===============================
Два слова о молодёжном подполье
Слово I: Лучшие из поколения
"Вперёд, комсомольцы,
Вперёд, рейдбригады -
Очистим наш город родной!"
/Валерий Ронкин, "Марш рейдбригад", 1956/
Нина родилась в 1938, в "сталинском зените". Однако её мамаша Клавка Сталина не жаловала и могла (дома, конечно) пройтись по части советской власти. А зачем, в самом деле, брешут, что люди лучше стали жить? - Черноземье, а жрать весь год - одна картошка, дети дохлые, мясо видят только на Новый Год и Пасху, какая тебе "лампочка Ильича" - всё та же керосиновая лампа, а керосин дорогой, а живут люди в бараках, втроём на кровати, впятером в комнате, чем не как при царе! А что путёвки в пионерлагерь - так за деньги, которых нет, а бесплатные вымаливай, хоть ты и вдова с двумя дитями… Местному начальству могло достаться от Клавки и прилюдно, на собрании, поскольку Клавка всегда была "за справедливость". Впрочем, точно так же могла припечатать и попов, и соседей, и собственных дочерей, притом что старшую жалела, а младшей гордилась - до чего умна девка! Отдала Нинку сразу во второй класс, чтобы в первом зря дурью не маялась.
Гордиться-то гордилась, но шпыняла непрерывно, доводя то до слёз, то до белого каления - и насчёт того же керосина, чтоб жгла поменьше, готовила уроки побойчее (к концу школы уже и электричество в слободе стали проводить желающим, но очень уж задорого, у Клавки на это денег не было, хоть она и считала учёбу дочек делом важным), и насчёт Нининых друзей, и вообще насчёт понятий о жизни. Нина была пламенной комсомолкой, Сталина от матери защищала изо всех сил: жить тяжело? а кому сейчас легко?
Нина страстно любила учиться, занималась гимнастикой и каталась на коньках, а мать домашней работой нагружала будь здоров: приходилось и в проруби бельё полоскать, и на рынке картофельные очистки продавать - покупали люди, у кого скотина, но не бойко, а Нина вообще торговать стыдилась.
Когда бывало трудно, Нина говорила себе: "а как же комсомольцы в Гражданскую войну?". Любимая героиня - Зоя Космодемьянская, любимые стихи - про её казнь фашистами:
"…Поскорей бы… нет, ещё немного -
От порога
По тропинке -
До того столба…"
…"Граждане! Не стойте, не смотрите -
Я жива, и голос мой звучит.
Убивайте их, травите, жгите -
Я умру, но правда победит!"…
Нина, по правде говоря, тоже писала стихи - и серьёзные, про войну, и сатирические: вот, например, басню, адресованную комсоргам, про надутый воздухом мяч, который нипочём не летит ввысь без хорошего пинка. Нина сама была комсоргом в пионерлагере, активистом в школе; даже мечтала одно время, чтобы мать отдала бы её в интернат: вот где настоящая жизнь! - совсем как в лагере: кормёжка не то что дома, отдельная койка, всё время в гуще общественной жизни, и никакой торговли очистками.
Окончив школу с медалью (Клавка ликовала), Нина рванула в Ленинград - подальше от матери, поближе к знанию и красоте: уже заочно полюбила этот город.
Поступила в Техноложку, потому что было общежитие и стипендия приличная (360 рублей старыми деньгами), подружилась с ребятами-ленинградцами. Ребята приглашали к себе домой, мамы потихонечку откармливали Нину. Только теперь она узнала, помимо всего прочего, что масло бывает твёрдое, кусочками, а не только жидкое, как ложкой наливают в кашу. А также, что гроздь винограда состоит из ягод, как рябина, а не "целиковая", как на картинке. Да, в северной столице и простые люди жили не так, как в захолустье.
Но больше всего Нину волновали книги, она зачитывалась биографиями героев прошлого. Друзья, и ребята, и девчонки, были отличные, тоже книголюбы, тоже за победу справедливости во всём мире и непримиримые к подлости. Вместе читали о декабристах и народовольцах, ездили на целину, занимались культпросветом, ходили патрулировать город в составе рейдбригад (это студенты-дружинники, помощники милиции) - боролись с хулиганами (даже получали ножевые ранения), тунеядцами, пижонами - на танцах: могли остричь патлы, укоротить клёши, а к слишком короткому подолу платья пришить газету.
Комсоргом курса и первым заводилой был Валерка: огненный, умный, отчаянный спорщик, нетерпимый к любой дискриминации (сам еврей, знал, что это такое) и вообще унижению человеческого достоинства, бесстрашный не только с хулиганами, но и с начальством любого ранга. Были среди друзей и другие мальчики, склонные задумываться, откуда и куда движется страна, почему коммунизм всё дальше отступает в светлое будущее и пижоны ли виной тому, что народное хозяйство идёт вразнос, причём дворцов и показухи всё больше, а работягам живётся всё хуже.
Как говорил потом бывший комсорг - в рейдбригадах нас учили не проходить равнодушно мимо любых безобразий, брать ответственность на себя, доводить дело до конца и не пасовать перед превосходящей силой противника… В итоге размышлений и дискуссий в своём кругу пришли к выводу, что не с клёшами надо бороться, а с бюрократией как классом, которая исподволь захватила власть у пролетариата и теперь угнетает народ, в полном соответствии с марксистской теорией классовой борьбы.
Бороться так бороться, вместе так вместе, той же рейдбригадой. К идеологам присоединились и те, кто сам раньше о таких вещах не задумывался и почём фунт лиха не испытал.
Вадим вырос в семье разведённой, но очень честной, работящей и тихой коммунистки, - та была на хорошем счету, хоть разводы в рядах партии и не приветствовались. Отец, оставивший двух детей ради второго брака, был довольно высокопоставленным чином: к концу карьеры выбирал между должностями посла в Нидерландах и директором департамента земледелия ООН. Детей от первой жены он любил, привечал, поэтому Вера не бедствовала так, как Клавка, хотя тоже одна растила двоих на свои бухгалтерские 700 рэ. Ниночке Вера симпатизировала, жалела её, старалась обиходить, тем более что вообще характер имела заботливый и хлебосольный.
Вадим и Нина оба были романтиками, оба писали стихи, оба верили в любовь - поженились и завели ребёнка едва ли не первыми на курсе, за ними вслед и другие пары из компании; а между тем, все они уже определили мысленно свою судьбу и даже название себе нашли: "Союз молодых коммунаров".
Перспективы были туманны, победа - маловероятна, кара - вполне реальна. Нина писала стихи, посвящая их террористам из "Народной Воли":
Первомартовцы - дальние, близкие!
С вами я сегодня говорю:
Вы не верьте, что было ошибкою
Бросить бомбу в ноги царю,
Вы не верьте, что всё напрасно,
Что ещё долго молчал народ -
Ваша вера в общину угасла,
Но мечта о коммуне живёт!
В планах было - вести разъяснительную работу среди пролетариата, вернуть страну на ленинский путь развития, возвратить прежнее значение Советам трудящихся, заставить бюрократию отдать узурпированную власть. Издали номер журнала "Колокол-2" (в память герценовского, с тем же девизом "Зову живых"). Напечатали и даже разок разбросали листовки с обращением к рабочим, с доходчивым разъяснением, отчего кругом не так, как Ленин завещал.
Вадим занимался техподдержкой печатного дела: ксероксов тогда не было, была механическая печатная машинка, а ещё при наличии умелых рук можно было изготовить гектограф…
Друзья как раз закончили Техноложку, получили распределение: кое-кого, в том числе Вадима, определили в очень престижное и очень закрытое заведение, связанное с атомной энергетикой, а Нине предложили аспирантуру. Детей была уже куча на всю компанию - жить бы как все, но ребята считали, что общественное благо важнее личного счастья - нет, нельзя трусить и останавливаться, пока видишь ложь и несправедливость вокруг.
Тем временем их уже выследили (сообщил куда надо кто-то из знакомых, кому давали почитать журнал) и только поджидали очередного шага, второго номера журнала или тиража листовок, чтобы взять с вещдоками.
12 июня (нынешний День Независимости) 1965 года рано утром пришли с обыском к нескольким одновременно. Вадима арестовали, у него нашли пишущую машинку и черновики статей для журнала (он потом врал следствию, что сам писал - пытался вывести из дела ребят).
Утро. Сквозь сон слышу резкий звонок.
"А, может быть, не они?..."
Слышу, как щёлкнул дверной замок,
И в коридоре шаги...
Вошли. "Одевайтесь!" И ордер на стол...
Скользит по бумаге взгляд,
Наткнулся на подписей частокол,
А в мыслях: "Серёжка взят...
Жалко, останется мама одна... "
…Теперь и моя подпись есть.
А Нинка, чудачка, уже дерзит:
"Я не указана здесь".
Вышли. Машина стоит у ворот.
"Поехали! Пятый подъезд!" -
Тот, кто сказал, сигарету мнёт
И молча глазами ест…
Нину пока оставили, но с подпиской. "А я здесь не указана! я не часть обстановки!" - заявила она, когда её попытались обыскать на основании ордера на обыск жилья.
Вера была потрясена до глубины души: она всех друзей Вадюши хорошо знала и любила, со многим из того, что при ней говорилось, не могла мысленно не согласиться, как человек честный и знающий жизнь - но такого исхода не ожидала. Нина сунула ей записку - попросила спрятать, чтобы после ареста Нины сохранить для ребёнка: пусть прочтёт, когда вырастет. Записка примерно такая:
"Солнышко! Сегодня забрали папу, скоро заберут и меня. Прости нас, мы были не очень хорошими родителями - но верь только, что мы тебя любили и не могли поступить иначе. Твоя мама."
Однако Нину не арестовали, лишь исключили из комсомола и выгнали из аспирантуры, аннулировав почти готовую диссертацию (таково было распоряжение госбезопасности). У отца Вадима накрылась карьера. Вера, правда, легко отделалась, сослуживцы ей даже сочувствовали. В принципе, родные могли бы попытаться избежать неприятностей, если бы постарались вести себя так, как полагалось - отмежевались бы от "изменников", публично осудили и т.п. - хотя бы для вида. Но не попытались.
Арестованных, как ни смешно это звучит, поначалу повергла в шок аморальность методов следствия: они ожидали принципиального идейного столкновения, может быть, жёсткого подхода, но разбирательства по существу дела, они предполагали встретить здесь наследников легендарных чекистов:
Силы и жизни свои не щадили
Те, кто служили с Дзержинским в ЧК!. -
а им сказали - если вы и вправду считаете, что действовали не во вред нашему народу - докажите: не бойтесь, назовите имена всех, кто участвовал в ваших разговорах! А уж мы сами разберёмся…
Каждому из арестованных сообщали, что близкие убиты его поступком, а друзья дают на него показания. И предлагали строить отношения со следствием "разумно":
Мы не забудем, как нам предлагали
Мелким предательством милость купить,
Как лицемерно потом восхваляли
Тех, чьё упорство сумели сломить…
Бывшие рейдбригадовцы на такое пойти не могли, и близкие их не подвели. Пока шло следствие, у одного из ребят подоспел срок заявления в ЗАГСе; по закону, его невеста имела право отказаться - но не стала, и церемонию бракосочетания провели прямо в тюрьме. Тётя из ЗАГСа умилялась: ну прямо как жёны декабристов! - а охрана раздражалась её простодушному восторгу. (Молодая жена потом ездила на свидания, передачи слала, письма, дождалась - после чего развелась: ну, не любила она его как мужа - просто не вправе была тогда подвести.)
Нина "плохо контактировала" со следствием, ничего интересного не рассказала, наоборот, попыталась передать в камеру стихи Е.Евтушенко:
"Лучшие из поколения!
Цвести вам, не увядать!
Вашего покорения
Бедам не увидать!" -
Начальник следственного изолятора, когда записка была обнаружена в передаче и изъята по требованию следствия, укорял Нину по-отечески: ну и зачем вы это им посылаете? мы же и так знаем, что для вас ваши ребята - самые лучшие и всё такое… А до них ваши записки не дойдут, не дожидайтесь.
Майор хотел бы довести до сознания упрямой девушки: надо, чтобы эти горячие головы на суде показали себя с лучшей стороны, покаялись, - зачем же их будоражить! Однако, никаких наказательных мер ни к нарушительнице, ни к заключённым не применил. Возможно, он втайне гордился своими узниками, как диковиной - политические! не каждый день такое!…
"С лучшей стороны" они себя показали не так, как от них ожидали - выгораживали друг друга, доказывали суду, что правы. В итоге получили до семи лет лагерей плюс ссылка. Вадим - 4 года без ссылки. Больше всего впаяли Валере - за непокорный нрав и стихи, уже в тюрьме написанные, типа:
Настанет перелом в борьбе,
Предъявим счёт к оплате:
На всех жандармов КГБ
Столбов фонарных хватит!
Валерка, чуть что, начинал качать права, за всех заступался, начальству дерзил, объявлял голодовки. Про него говорили: "этого хлебом не корми - дай поголодать!"
===============================
Продолжение смотрите ЗДЕСЬ
Дорогие читатели!
Перед вами - текст, который мы собирались довести до ума и выложить уже давным-давно - но, поскольку делаем мы всё невероятно медленно, а на передний план то и дело вылезают какие-то более злободневные проекты - то вот в конечном итоге мы и предлагаем вам его только сейчас, тем более - сейчас он может пригодиться и для того, чтобы особым образом почтить память Валерия Ронкина, и навстречу празднованию 12 июня - того самого дня, который, как мы уже рассказывали, для наших старших является личным праздником.
Два с половиной года назад, когда мы ещё только осваивали компьютер и общение в Сети, у нас образовалось некоторое количество новых знакомых - в том числе и знакомых такого возраста, которым не казалось нелепым расспрашивать нас о жизни при советской власти: родившись в конце 70-х, начале 80-х и даже в начале 90-х, они реально этой советской власти не застали, и судить о ней могли фактически только по свидетельствам разнообразных третьих лиц.
В числе вопросов, заданных нам относительно жизни в ту далёкую эпоху, оказались такие, которые представляются вполне актуальными и сейчас - это вопросы о революционных (насильственных) преобразованиях жизни общества, о революционном подполье и нравственности оного, в частности - об отношении к Октябрьской Революции и её последствиям.
Поскольку тема революционного подполья была более чем актуальна не только для нас в наши юные годы, но и для наших старших в годы их юности - то мы и решили, что наилучшим вариантом ответа будет по возможности просто и безыскусно рассказать о том, как оно по жизни было: как жили и что думали в разное время про всё это наши старшие, как жили и что думали про всё это в разное время и сами мы.
Собственно написание сего произведения взяла на себя Тата - поскольку рассказ ведётся по большей части о семейной истории именно её родителей. Кира в данной ситуации выступает по преимуществу в роли редактора-корректора - хотя, конечно же, в наиболее дидактических частях повествования вы без сомнения узнаете Кирину тяжёлую руку:))
Таким образом, всё нижеизложенное ни в коем случае не следует воспринимать как "настоящие мемуары", и уж тем более - как историческое исследование; это - просто рассказ для примера, чтоб показать, как складывались в 60 - 80 годы ХХ века в нашей стране мировоззрение и судьбы некоторых ребят, которые всерьёз относились к справедливости и человеческому достоинству.
Нам представляется очень важным рассказать обо всём так, чтобы сегодняшние ровесники тех пламенных и наивных существ, какими были наши старшие в 50-ых и мы с друзьями в 70-ых, имели возможность сами увидеть и разобраться, что за идеалы двигали нами, против чего мы выступали и чего добивались. Поэтому в тексте так много стихов - отнеситесь к ним не как к плодам поэтического творчества, а как к дневниковым записям, "моментальным снимкам" переживаний и порывов их авторов. В этом плане "непрофессиональные" стихи, как это ни парадоксально, лучше выполняют задачу адекватного отражения ситуации - ведь "настоящий поэт" способен вольно или невольно изменить масштаб изображаемого события, усилить драматизм, спровоцировать сверхсильный эмоциональный резонанс; меж тем как наша задача - просто передать, "как всё было".
Просим у читателей прощения за неизбежную при адекватной передаче атмосферы тех дней пафосность и лирику, а у лиц, чьи имена упомянуты в тексте - за схематичность и ретушь, необходимые для удобопонятного рассказа. Более трезвое, углублённое и добротное повествование о соответствующей эпохе, в том числе о "Союзе молодых коммунаров", желающие найдут в книге Валерия Ронкина "На смену декабрям приходят январи".
Итак,
===============================
Два слова о молодёжном подполье
Слово I: Лучшие из поколения
"Вперёд, комсомольцы,
Вперёд, рейдбригады -
Очистим наш город родной!"
/Валерий Ронкин, "Марш рейдбригад", 1956/
Нина родилась в 1938, в "сталинском зените". Однако её мамаша Клавка Сталина не жаловала и могла (дома, конечно) пройтись по части советской власти. А зачем, в самом деле, брешут, что люди лучше стали жить? - Черноземье, а жрать весь год - одна картошка, дети дохлые, мясо видят только на Новый Год и Пасху, какая тебе "лампочка Ильича" - всё та же керосиновая лампа, а керосин дорогой, а живут люди в бараках, втроём на кровати, впятером в комнате, чем не как при царе! А что путёвки в пионерлагерь - так за деньги, которых нет, а бесплатные вымаливай, хоть ты и вдова с двумя дитями… Местному начальству могло достаться от Клавки и прилюдно, на собрании, поскольку Клавка всегда была "за справедливость". Впрочем, точно так же могла припечатать и попов, и соседей, и собственных дочерей, притом что старшую жалела, а младшей гордилась - до чего умна девка! Отдала Нинку сразу во второй класс, чтобы в первом зря дурью не маялась.
Гордиться-то гордилась, но шпыняла непрерывно, доводя то до слёз, то до белого каления - и насчёт того же керосина, чтоб жгла поменьше, готовила уроки побойчее (к концу школы уже и электричество в слободе стали проводить желающим, но очень уж задорого, у Клавки на это денег не было, хоть она и считала учёбу дочек делом важным), и насчёт Нининых друзей, и вообще насчёт понятий о жизни. Нина была пламенной комсомолкой, Сталина от матери защищала изо всех сил: жить тяжело? а кому сейчас легко?
Нина страстно любила учиться, занималась гимнастикой и каталась на коньках, а мать домашней работой нагружала будь здоров: приходилось и в проруби бельё полоскать, и на рынке картофельные очистки продавать - покупали люди, у кого скотина, но не бойко, а Нина вообще торговать стыдилась.
Когда бывало трудно, Нина говорила себе: "а как же комсомольцы в Гражданскую войну?". Любимая героиня - Зоя Космодемьянская, любимые стихи - про её казнь фашистами:
"…Поскорей бы… нет, ещё немного -
От порога
По тропинке -
До того столба…"
…"Граждане! Не стойте, не смотрите -
Я жива, и голос мой звучит.
Убивайте их, травите, жгите -
Я умру, но правда победит!"…
Нина, по правде говоря, тоже писала стихи - и серьёзные, про войну, и сатирические: вот, например, басню, адресованную комсоргам, про надутый воздухом мяч, который нипочём не летит ввысь без хорошего пинка. Нина сама была комсоргом в пионерлагере, активистом в школе; даже мечтала одно время, чтобы мать отдала бы её в интернат: вот где настоящая жизнь! - совсем как в лагере: кормёжка не то что дома, отдельная койка, всё время в гуще общественной жизни, и никакой торговли очистками.
Окончив школу с медалью (Клавка ликовала), Нина рванула в Ленинград - подальше от матери, поближе к знанию и красоте: уже заочно полюбила этот город.
Поступила в Техноложку, потому что было общежитие и стипендия приличная (360 рублей старыми деньгами), подружилась с ребятами-ленинградцами. Ребята приглашали к себе домой, мамы потихонечку откармливали Нину. Только теперь она узнала, помимо всего прочего, что масло бывает твёрдое, кусочками, а не только жидкое, как ложкой наливают в кашу. А также, что гроздь винограда состоит из ягод, как рябина, а не "целиковая", как на картинке. Да, в северной столице и простые люди жили не так, как в захолустье.
Но больше всего Нину волновали книги, она зачитывалась биографиями героев прошлого. Друзья, и ребята, и девчонки, были отличные, тоже книголюбы, тоже за победу справедливости во всём мире и непримиримые к подлости. Вместе читали о декабристах и народовольцах, ездили на целину, занимались культпросветом, ходили патрулировать город в составе рейдбригад (это студенты-дружинники, помощники милиции) - боролись с хулиганами (даже получали ножевые ранения), тунеядцами, пижонами - на танцах: могли остричь патлы, укоротить клёши, а к слишком короткому подолу платья пришить газету.
Комсоргом курса и первым заводилой был Валерка: огненный, умный, отчаянный спорщик, нетерпимый к любой дискриминации (сам еврей, знал, что это такое) и вообще унижению человеческого достоинства, бесстрашный не только с хулиганами, но и с начальством любого ранга. Были среди друзей и другие мальчики, склонные задумываться, откуда и куда движется страна, почему коммунизм всё дальше отступает в светлое будущее и пижоны ли виной тому, что народное хозяйство идёт вразнос, причём дворцов и показухи всё больше, а работягам живётся всё хуже.
Как говорил потом бывший комсорг - в рейдбригадах нас учили не проходить равнодушно мимо любых безобразий, брать ответственность на себя, доводить дело до конца и не пасовать перед превосходящей силой противника… В итоге размышлений и дискуссий в своём кругу пришли к выводу, что не с клёшами надо бороться, а с бюрократией как классом, которая исподволь захватила власть у пролетариата и теперь угнетает народ, в полном соответствии с марксистской теорией классовой борьбы.
Бороться так бороться, вместе так вместе, той же рейдбригадой. К идеологам присоединились и те, кто сам раньше о таких вещах не задумывался и почём фунт лиха не испытал.
Вадим вырос в семье разведённой, но очень честной, работящей и тихой коммунистки, - та была на хорошем счету, хоть разводы в рядах партии и не приветствовались. Отец, оставивший двух детей ради второго брака, был довольно высокопоставленным чином: к концу карьеры выбирал между должностями посла в Нидерландах и директором департамента земледелия ООН. Детей от первой жены он любил, привечал, поэтому Вера не бедствовала так, как Клавка, хотя тоже одна растила двоих на свои бухгалтерские 700 рэ. Ниночке Вера симпатизировала, жалела её, старалась обиходить, тем более что вообще характер имела заботливый и хлебосольный.
Вадим и Нина оба были романтиками, оба писали стихи, оба верили в любовь - поженились и завели ребёнка едва ли не первыми на курсе, за ними вслед и другие пары из компании; а между тем, все они уже определили мысленно свою судьбу и даже название себе нашли: "Союз молодых коммунаров".
Перспективы были туманны, победа - маловероятна, кара - вполне реальна. Нина писала стихи, посвящая их террористам из "Народной Воли":
Первомартовцы - дальние, близкие!
С вами я сегодня говорю:
Вы не верьте, что было ошибкою
Бросить бомбу в ноги царю,
Вы не верьте, что всё напрасно,
Что ещё долго молчал народ -
Ваша вера в общину угасла,
Но мечта о коммуне живёт!
В планах было - вести разъяснительную работу среди пролетариата, вернуть страну на ленинский путь развития, возвратить прежнее значение Советам трудящихся, заставить бюрократию отдать узурпированную власть. Издали номер журнала "Колокол-2" (в память герценовского, с тем же девизом "Зову живых"). Напечатали и даже разок разбросали листовки с обращением к рабочим, с доходчивым разъяснением, отчего кругом не так, как Ленин завещал.
Вадим занимался техподдержкой печатного дела: ксероксов тогда не было, была механическая печатная машинка, а ещё при наличии умелых рук можно было изготовить гектограф…
Друзья как раз закончили Техноложку, получили распределение: кое-кого, в том числе Вадима, определили в очень престижное и очень закрытое заведение, связанное с атомной энергетикой, а Нине предложили аспирантуру. Детей была уже куча на всю компанию - жить бы как все, но ребята считали, что общественное благо важнее личного счастья - нет, нельзя трусить и останавливаться, пока видишь ложь и несправедливость вокруг.
Тем временем их уже выследили (сообщил куда надо кто-то из знакомых, кому давали почитать журнал) и только поджидали очередного шага, второго номера журнала или тиража листовок, чтобы взять с вещдоками.
12 июня (нынешний День Независимости) 1965 года рано утром пришли с обыском к нескольким одновременно. Вадима арестовали, у него нашли пишущую машинку и черновики статей для журнала (он потом врал следствию, что сам писал - пытался вывести из дела ребят).
Утро. Сквозь сон слышу резкий звонок.
"А, может быть, не они?..."
Слышу, как щёлкнул дверной замок,
И в коридоре шаги...
Вошли. "Одевайтесь!" И ордер на стол...
Скользит по бумаге взгляд,
Наткнулся на подписей частокол,
А в мыслях: "Серёжка взят...
Жалко, останется мама одна... "
…Теперь и моя подпись есть.
А Нинка, чудачка, уже дерзит:
"Я не указана здесь".
Вышли. Машина стоит у ворот.
"Поехали! Пятый подъезд!" -
Тот, кто сказал, сигарету мнёт
И молча глазами ест…
Нину пока оставили, но с подпиской. "А я здесь не указана! я не часть обстановки!" - заявила она, когда её попытались обыскать на основании ордера на обыск жилья.
Вера была потрясена до глубины души: она всех друзей Вадюши хорошо знала и любила, со многим из того, что при ней говорилось, не могла мысленно не согласиться, как человек честный и знающий жизнь - но такого исхода не ожидала. Нина сунула ей записку - попросила спрятать, чтобы после ареста Нины сохранить для ребёнка: пусть прочтёт, когда вырастет. Записка примерно такая:
"Солнышко! Сегодня забрали папу, скоро заберут и меня. Прости нас, мы были не очень хорошими родителями - но верь только, что мы тебя любили и не могли поступить иначе. Твоя мама."
Однако Нину не арестовали, лишь исключили из комсомола и выгнали из аспирантуры, аннулировав почти готовую диссертацию (таково было распоряжение госбезопасности). У отца Вадима накрылась карьера. Вера, правда, легко отделалась, сослуживцы ей даже сочувствовали. В принципе, родные могли бы попытаться избежать неприятностей, если бы постарались вести себя так, как полагалось - отмежевались бы от "изменников", публично осудили и т.п. - хотя бы для вида. Но не попытались.
Арестованных, как ни смешно это звучит, поначалу повергла в шок аморальность методов следствия: они ожидали принципиального идейного столкновения, может быть, жёсткого подхода, но разбирательства по существу дела, они предполагали встретить здесь наследников легендарных чекистов:
Силы и жизни свои не щадили
Те, кто служили с Дзержинским в ЧК!. -
а им сказали - если вы и вправду считаете, что действовали не во вред нашему народу - докажите: не бойтесь, назовите имена всех, кто участвовал в ваших разговорах! А уж мы сами разберёмся…
Каждому из арестованных сообщали, что близкие убиты его поступком, а друзья дают на него показания. И предлагали строить отношения со следствием "разумно":
Мы не забудем, как нам предлагали
Мелким предательством милость купить,
Как лицемерно потом восхваляли
Тех, чьё упорство сумели сломить…
Бывшие рейдбригадовцы на такое пойти не могли, и близкие их не подвели. Пока шло следствие, у одного из ребят подоспел срок заявления в ЗАГСе; по закону, его невеста имела право отказаться - но не стала, и церемонию бракосочетания провели прямо в тюрьме. Тётя из ЗАГСа умилялась: ну прямо как жёны декабристов! - а охрана раздражалась её простодушному восторгу. (Молодая жена потом ездила на свидания, передачи слала, письма, дождалась - после чего развелась: ну, не любила она его как мужа - просто не вправе была тогда подвести.)
Нина "плохо контактировала" со следствием, ничего интересного не рассказала, наоборот, попыталась передать в камеру стихи Е.Евтушенко:
"Лучшие из поколения!
Цвести вам, не увядать!
Вашего покорения
Бедам не увидать!" -
Начальник следственного изолятора, когда записка была обнаружена в передаче и изъята по требованию следствия, укорял Нину по-отечески: ну и зачем вы это им посылаете? мы же и так знаем, что для вас ваши ребята - самые лучшие и всё такое… А до них ваши записки не дойдут, не дожидайтесь.
Майор хотел бы довести до сознания упрямой девушки: надо, чтобы эти горячие головы на суде показали себя с лучшей стороны, покаялись, - зачем же их будоражить! Однако, никаких наказательных мер ни к нарушительнице, ни к заключённым не применил. Возможно, он втайне гордился своими узниками, как диковиной - политические! не каждый день такое!…
"С лучшей стороны" они себя показали не так, как от них ожидали - выгораживали друг друга, доказывали суду, что правы. В итоге получили до семи лет лагерей плюс ссылка. Вадим - 4 года без ссылки. Больше всего впаяли Валере - за непокорный нрав и стихи, уже в тюрьме написанные, типа:
Настанет перелом в борьбе,
Предъявим счёт к оплате:
На всех жандармов КГБ
Столбов фонарных хватит!
Валерка, чуть что, начинал качать права, за всех заступался, начальству дерзил, объявлял голодовки. Про него говорили: "этого хлебом не корми - дай поголодать!"
===============================
Продолжение смотрите ЗДЕСЬ