Хорватская Истрия как ребут возможного
До чего же, ребята, всё-таки непередаваемая радость - разрыв границ! На одной из улиц Пулы, где мы провели две неполных, но таких упоительных недели, в каменной скамеечке выбиты слова Марка Твена, чрезвычайно точные и в моменте, и в абсолюте: «Путешествия губительны для предрассудков, фанатизма и узколобости». Особенно важно помнить об этом в те самые, вроде наших, времена, когда путешествовать так затруднительно.
Четырнадцать лет назад Хорватия стала первой страной, куда мы выбрались самостоятельно, и своеобразным adventure of lifetime, а Дубровник - ультимативным городом мечты, завершившим эстетическое взросление, оформившим воображение, вдохновившим «Тентаклиаду» и прочая, и прочая. Но вот Ховатия вновь оказалась таким символом жизни, образом достижимости - в мире, где всё заперто, усложнено и рассортировано по перечням недружественных реагентов. Признаюсь, прошедшие полтора года понавешали разуму совершенно вредного когнитивного уныния в жанре «Теперь-то уж больше никогда». Но нет. Вырвались. На этот раз, правда, не в Южную Далмацию, ставшую уже практически родной, а в Истрию, где отчего-то не бывали ни разу.
Бесценно - отдаться в плен моря, сосен и белых камней после чудовищно долгой разлуки! Вы можете упрекнуть меня в мещанстве за высокопарное воспевание курортного отдыха (тут уж ничего не поделаешь, я сторонник слияния штилей: Бэтмен в моих глазах тоже до мозга костей байроничен), но у меня совершеннейшая слабость, ребята, к соснам на скалах, склоняющимся к морской воде. Это квинтэссенция творения. И теперь я, похоже, разобрался, отчего так.
Львиную часть каникул в хрустально-солнечном детстве я провёл на турбазе «Пустынь», что на юге области. Там, на высоком берегу реки Серёжи, стремительно сбегающем к воде в ветвлении сосновых корней, стоял досужий клуб с бильярдом и пинг-понгом. На его стенах, чередуясь с панорамными стёклами, снаружи были нарисованы романтические парусники, взрывающие пенные брызги посреди морских просторов. И до чего же сладостно было валяться в сквозистом хвойном кружеве солнца, уносясь праздными мыслями вместе с теми парусниками... По всем законам гормональной биологии и гаррипоттерных патронусов, обращение к нашим самым тёплым воспоминаниям провоцирует в организме нехилое ощущение счастья. И вот когда я теперь распластан вновь под кружевом солнца, столь же хвойным, сколь и сквозистым, на белых камнях Веруделы, южного, тремя живописными полукружиями, побережья Пулы, а там, в размашистой адриатической бирюзе, мягко вальсируют парусники, и всё будто дышит в идеально выверенном балансе покоя и жизни - чёрт возьми, симпатичнейшие мои, рискну сказать, что я по-настоящему счастлив.
И каждый день нам удавалось какое-нибудь маленькое открытие. Мы исходили сказочный и вдохновенно кукольный Ровень, город, в котором дух Венеции настолько же силён, насколько и деликатен, и не затмевает ни сияющего чувства Ханьи, ни лёгких нот Чинкве-Терре. Мы обошли на лодочке уютный архипелаг Бриони, что был виден из самолёта на приземлении, среди островов которого в плавленом валинорском солнце заката смотрели дельфинов.
У острова Св. Джеролима фантастическое природное буйство. Он ощущается одним из тех затерянных миров, что у Конана Дойла и Фумиты Уэда. Этот заболоченный луг красноватой травы в окружении прямоугольных скал - буквальная декорация к Shadow of the Colossus. А тут ещё и долины, и острые скалы, и непролазные заросли, и над всем этим сходятся в смертельном танце фракции павлинов и чаек.
Я заплывал в таинственную и многомерную пещеру в Galebove Stijene, Чайкиных скалах, заливе с невероятной красоты и фактуры водой, у которого, впрочем, не было недостатка ни в медузе-корнероте, ни в маленьких жёлтых скорпиончиках. И множество было маленьких городков, старинных, с выражением брошености на лицах некоторых домов, но таких удивительных.
Эмоциональной вершиной же путешествия явились, однако, Плитвицкие озёра - давний гештальт, изнемогающий от незакрытости. Ничего подобного я не видел. Я ожидал, что так будет, но я не ожидал. Плитвицкие озёра - это как будто Нейтан Дрейк явился в Имладрис. Отчего-то ни одни из ранее наблюдаемых фотографий и видео не обнаруживали тех ракурсов и нюансов, что поймал тут я. Немыслимого оттенка толщи воды и какая-то до сумасшествия точно выверенная композиция всего, словно бог, дьявол и эволюция сговорились, чтобы создать это место. Наряду с греческими Метеорами, моё главное впечатление за последние пять лет.
Мы с вами, люди, отравленные запретным плодом массовой культуры, знаем: хороший ребут - штука чрезвычайно редкая. Однако, моё нынешнее путешествие по Истрии - безусловно грандиозный личный ребут. Здесь радость открытия, как я люблю, соседствует с радостью узнавания, а множественные референсы и источники вдохновения для моих «Кромешных тайн Эпиотики» сопровождаются вновь обретённой уверенностью в том, что жизнь продолжается. И вот это, последнее, чертовски важно.
___________________
Ещё о путешествиях:
Дубровник 12 лет спустя
Над Ватиканом
Всё тот же Рим
Фюссен, метель пронзающий
Прага, добрый охотник!
Ловчен, крыша мира
Четырнадцать лет назад Хорватия стала первой страной, куда мы выбрались самостоятельно, и своеобразным adventure of lifetime, а Дубровник - ультимативным городом мечты, завершившим эстетическое взросление, оформившим воображение, вдохновившим «Тентаклиаду» и прочая, и прочая. Но вот Ховатия вновь оказалась таким символом жизни, образом достижимости - в мире, где всё заперто, усложнено и рассортировано по перечням недружественных реагентов. Признаюсь, прошедшие полтора года понавешали разуму совершенно вредного когнитивного уныния в жанре «Теперь-то уж больше никогда». Но нет. Вырвались. На этот раз, правда, не в Южную Далмацию, ставшую уже практически родной, а в Истрию, где отчего-то не бывали ни разу.
Бесценно - отдаться в плен моря, сосен и белых камней после чудовищно долгой разлуки! Вы можете упрекнуть меня в мещанстве за высокопарное воспевание курортного отдыха (тут уж ничего не поделаешь, я сторонник слияния штилей: Бэтмен в моих глазах тоже до мозга костей байроничен), но у меня совершеннейшая слабость, ребята, к соснам на скалах, склоняющимся к морской воде. Это квинтэссенция творения. И теперь я, похоже, разобрался, отчего так.
Львиную часть каникул в хрустально-солнечном детстве я провёл на турбазе «Пустынь», что на юге области. Там, на высоком берегу реки Серёжи, стремительно сбегающем к воде в ветвлении сосновых корней, стоял досужий клуб с бильярдом и пинг-понгом. На его стенах, чередуясь с панорамными стёклами, снаружи были нарисованы романтические парусники, взрывающие пенные брызги посреди морских просторов. И до чего же сладостно было валяться в сквозистом хвойном кружеве солнца, уносясь праздными мыслями вместе с теми парусниками... По всем законам гормональной биологии и гаррипоттерных патронусов, обращение к нашим самым тёплым воспоминаниям провоцирует в организме нехилое ощущение счастья. И вот когда я теперь распластан вновь под кружевом солнца, столь же хвойным, сколь и сквозистым, на белых камнях Веруделы, южного, тремя живописными полукружиями, побережья Пулы, а там, в размашистой адриатической бирюзе, мягко вальсируют парусники, и всё будто дышит в идеально выверенном балансе покоя и жизни - чёрт возьми, симпатичнейшие мои, рискну сказать, что я по-настоящему счастлив.
И каждый день нам удавалось какое-нибудь маленькое открытие. Мы исходили сказочный и вдохновенно кукольный Ровень, город, в котором дух Венеции настолько же силён, насколько и деликатен, и не затмевает ни сияющего чувства Ханьи, ни лёгких нот Чинкве-Терре. Мы обошли на лодочке уютный архипелаг Бриони, что был виден из самолёта на приземлении, среди островов которого в плавленом валинорском солнце заката смотрели дельфинов.
У острова Св. Джеролима фантастическое природное буйство. Он ощущается одним из тех затерянных миров, что у Конана Дойла и Фумиты Уэда. Этот заболоченный луг красноватой травы в окружении прямоугольных скал - буквальная декорация к Shadow of the Colossus. А тут ещё и долины, и острые скалы, и непролазные заросли, и над всем этим сходятся в смертельном танце фракции павлинов и чаек.
Я заплывал в таинственную и многомерную пещеру в Galebove Stijene, Чайкиных скалах, заливе с невероятной красоты и фактуры водой, у которого, впрочем, не было недостатка ни в медузе-корнероте, ни в маленьких жёлтых скорпиончиках. И множество было маленьких городков, старинных, с выражением брошености на лицах некоторых домов, но таких удивительных.
Эмоциональной вершиной же путешествия явились, однако, Плитвицкие озёра - давний гештальт, изнемогающий от незакрытости. Ничего подобного я не видел. Я ожидал, что так будет, но я не ожидал. Плитвицкие озёра - это как будто Нейтан Дрейк явился в Имладрис. Отчего-то ни одни из ранее наблюдаемых фотографий и видео не обнаруживали тех ракурсов и нюансов, что поймал тут я. Немыслимого оттенка толщи воды и какая-то до сумасшествия точно выверенная композиция всего, словно бог, дьявол и эволюция сговорились, чтобы создать это место. Наряду с греческими Метеорами, моё главное впечатление за последние пять лет.
Мы с вами, люди, отравленные запретным плодом массовой культуры, знаем: хороший ребут - штука чрезвычайно редкая. Однако, моё нынешнее путешествие по Истрии - безусловно грандиозный личный ребут. Здесь радость открытия, как я люблю, соседствует с радостью узнавания, а множественные референсы и источники вдохновения для моих «Кромешных тайн Эпиотики» сопровождаются вновь обретённой уверенностью в том, что жизнь продолжается. И вот это, последнее, чертовски важно.
___________________
Ещё о путешествиях:
Дубровник 12 лет спустя
Над Ватиканом
Всё тот же Рим
Фюссен, метель пронзающий
Прага, добрый охотник!
Ловчен, крыша мира