Парунов (Шустер) Александр Владимирович. Инженер-энергетик. Начальник Вычислительного центра. ч.5
...наша профессиональная деятельность на КВЦ в новых «жилищных» условиях шла на полных оборотах. Дальнейшее расширение сферы наших услуг уже не только цехам, но и многим отделам, вынудил меня перейти на трехсменную работу. Имеется в виду трехсменная работа операторов ЭВМ и курирующих их сменных инженеров-программистов и электронщиков. Численность персонала КВЦ была уже к этому времени свыше 200 человек.
В конце 1977 года наше министерство выделило нам одну из первых машин серии: ЕС-1030. Место для установки машины у нас было, так что в этом отношении проблемы не возникло. Электронщики быстро разобрались что к чему. Проблема возникла с математическим обеспечением, так как оно коренным образом отличалось от матобеспечения машин серии “Минск”. В Москве мне подсказали, что этой работой занимается Вычислительный центр Сибирского отделения АН СССР. Не мудрствуя лукаво, я с начальником отдела АСУП Соминым и начальником бюро программирования Носковой в феврале 1978 года вылетаю в Новосибирск.
Побеседовали с программистами. Оказалось, что разработка программного обеспечения у них еще далека до завершения. Пробились с большим трудом к председателю Сибирского отделения (СО) АН СССР, вице-президенту АН СССР, Герою Соцтруда Гурию Ивановичу Марчуку. Заручились его обещанием оказать нам помощь. Получили на руки два пакета программ, которые, собственно говоря, составляли основу разработки программного обеспечения АСУП для ЕС ЭВМ. Основной пакет носил название “Ока”, а второй, который должен был обеспечить связь ЭВМ с периферийным оборудованием в реальном масштабе времени, назывался “Кама”.
По возвращении бросили основные силы наших программистов на освоение полученных программных монстров с романтическими названиями сибирских рек. Оказалось, что часть документов даже не переведена с английского языка на русский. Связались с нашим киевским Институтом кибернетики. С помощью курирующего нас заместителя генерального директора нашего Объединения Ю.М.Кумкова заключили с ними договор о содружестве науки с производством, что в те времена было очень модно. Они нас просветили, что полученное нами математическое обеспечение представляет собой программный продукт, разработанный американцами для машины IBM/360. В Советском Союзе он оказался через Болгарию, которой США продали одну свою машину.
У меня был свой шеф - зам. генерального директора по экономическим вопросам Юрий Максимович Кумков. До этого времени он постоянно прислушивался к моему мнению, можно сказать, не мешал работать. А тут что-то в нем взыграло: он решил, что нужно во что бы то ни стало запустить новую ЭВМ ЕС-1030 на злополучных пакетах программ «Ока» и «Кама», о которых я рассказывал выше. Думаю, не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что он возжелал на этом мероприятии с помощью Института кибернетики защитить кандидатскую диссертацию, ибо посчитал, что отстает от коллег в руководстве объединения.
Машину ЕС-1030 мои электронщики успешно запустили, а вести какие-либо работы на ней не было никакой возможности, так как все потуги с добытым программным обеспечением терпели крах. Дело дошло до того, что мой шеф по подсказке деятелей из Института кибернетики пошел на беспрецедентный для него шаг - ввел мне в штат новую должность главного инженера КВЦ с таким же окладом, как у меня. Нашли на это место опытного программиста с хорошим стажем, Владимира Николаевича Душко, парня лет тридцати. Ввели его в курс дела, ознакомили с проблемой, он обещал совместно с Институтом кибернетики месяца через два-три проблему решить.
Прошло три месяца, а проблема с места не сдвинулась. Возникла ещё одна проблема, о которой почему-то думал только я: заканчивался ресурс работы наших машин «Минск-32», честно оттрубивших 15 лет в трехсменном режиме, включая субботы и воскресенья. Им требовалась замена, но выпуск этих машин уже был прекращен. Возникла ситуация, при которой в течение ближайшего года можно было полностью остановить работу КВЦ. Все мои попытки убедить моего шефа прекратить эксперименты и начать разработку собственных рабочих программ для ЕС ЭВМ ни к чему не приводили. Он смотрел в рот моему главному инженеру Душко, который понял, что он будет нужен только пока решается неразрешимая проблема, и убеждал всех, что вот-вот будет найдено то самое заветное решение. Дело даже дошло до того, что Кумков начал три раза в неделю сам проводить у меня в кабинете планерки с программистами.
Мне давно стало ясно, что программное обеспечение «Ока» и «Кама» просто переведено на русский с американского матобеспечения, разработанного для машины IBM 370. И вся проблема заключается в том, что наша машина по быстродействию значительно уступает американской. Никогда эти программы не будут работать на наших машинах! Каждый день я ездил на работу, как на каторгу. Со мной такое было впервые за все годы работы в объединении. Нужно было что-то предпринимать. Меня всего передергивало от общения с моим главным инженером, который явно врал шефу изо дня в день. Ведь, в конечном итоге, виновником плачевного результата всех экспериментов окажется не мой шеф, а я, начальник КВЦ. Как мне тогда
не хватало Згурского!
И я принял самостоятельное решение: снял часть программистов с экспериментов и посадил на создание так называемых трансферных программ: программ прямого перевода всех разработанных ранее производственных задач с ЭВМ «Минск-32» в систему команд ЕС ЭВМ. И в этом меня поддержали мои ветераны.
В 1984 год я вступил в довольно спокойной обстановке. Речь, естественно, идет об обстановке у меня на работе. Мой шеф, заместитель генерального директора объединения по экономическим вопросам Ю.М.Кумков наконец-то угомонился, убедившись лично в абсурдности дальнейших попыток привязки американских пакетов программ к нашей отечественной ЭВМ «ЕС-1030». После этого его ставленник в звании главного инженера КВЦ Владимир Душко был им без особых церемоний уволен.
За те полтора года, в течение которых продолжалась эта бесперспективная тягомотина, я успел организовать параллельную работу над трансферными программами и благополучно перекачать всю нормативную информацию с дышавших на ладан машин «Минск-32». Трудно себе вообразить, чем бы закончилась возможная потеря колоссального нормативного хозяйства завода, формировавшегося на протяжении доброго десятка лет. Учитывая ту степень внедрения наших задач в планирование и учет основного производства, не будет большим преувеличением предположить, что можно было остановить работу завода. Кумков, кстати, даже не поинтересовался, когда это мы успели перевести всю работу КВЦ на новую машину, даже когда я принес ему на утверждение акты списания обеих наших ЭВМ «Минск-32», как физически и морально устаревших. Моё уважение к нему резко упало. Я понял, что им в жизни движут, в основном, одни только амбиции.
В июне 1988 года моя служебная карьера по моей инициативе сделала крутой поворот. Мои отношения с руководителем, которым являлся заместитель генерального директора по экономическим вопросам Ю.М.Кумков, достигли критической отметки. Его некомпетентность в вопросах использования ЭВМ уже ранее чуть не привела к потере огромных объемов накопленной на КВЦ нормативной информации. Мне ужасно претило его лицемерие, напыщенность, показное сибаритство, откровенно пренебрежительное отношение к рядовым работникам. И всё это скрывалось за интересной, я бы даже сказал, весьма привлекательной внешностью. Первое время, когда он только пришел на завод и ещё не все раскусили его высокомерие, женщины буквально толпились в приёмной, стремясь с ним пообщаться. И это при том, что ему уже тогда перевалило за шестьдесят.
Последней каплей в моих взаимоотношениях с шефом стал случай, когда он заступился за моего лентяя, которого я предупредил об увольнении, и тот стал мне угрожать. Я очень устал. Посоветовавшись дома, я зашёл к генеральному директору Никифорову с заявлением, в котором просил перевести меня на более лёгкую работу по состоянию здоровья.
О моих отношениях с шефом я распространяться не стал, так как знал что генеральный заглядывает ему в рот, считая его непререкаемым авторитетом по экономическим и финансовым вопросам (ведь было время «перестройки»). После непродолжительной беседы, в ходе которой Никифоров пытался меня отговорить, я получил предложение самому подыскать себе работу в объединении. Решил я податься в науку, перейти в СКБ. Тем не менее, 21 июня 1988 года вышел приказ о назначении меня ведущим инженером технического отдела Специального конструкторского бюро товаров народного потребления «Меридиан». Я потерял в зарплате 60 рублей, но приобрёл спокойную и довольно интересную работу.
Я быстро освоил работу нормоконтроля, навёл в этом деле порядок, чем завоевал у начальства почёт и уважение. В СКБ велась разработка переносных радиоприёмников «Меридиан», усилителей «Одиссей» и разных хозяйственных устройств, типа разборных теплиц, устройств автоприцепа и пр. Рабочий день у меня теперь кончался в 18.00, а не в 20-21 час, как это было регулярно на КВЦ. Я мог теперь больше внимания уделить моему хобби - художественным переводам с английского.
А на КВЦ было трогательное прощание с коллективом. Сыпались пожелания здоровья, просьбы не забывать своих работников, с которыми был связан долголетним совместным трудом. Шутка ли сказать, ведь я проработал на КВЦ целых 25 лет, с первых дней его создания в 1963 году. В моём коллективе люди мужали, кончали вузы, обзаводились семьями. И всё это на моих глазах, я знал о каждом всю его подноготную. Встречая сейчас иногда кого-либо из своих бывших сотрудников по КВЦ, которых уже разбросало по жизни, я слышу всегда от них дежурную фразу: «Лучшие годы нашей жизни были на КВЦ, Александр Владимирович, так и знайте!». Слышать это ох как приятно!
Эпизоды
*****
...1973 год обернулся трагедией для десятков семей киевлян, проживавших вблизи завода «Большевик». Дирекция завода добилась санкции властей на расширение территории предприятия. И расширение это произошло за счет уничтожения прекрасного дачного поселка, построенного до революции прежними руководителями завода для своих работников. Не правда ли, парадоксальная ситуация: капиталисты строят жилье для своих рабочих, а народная власть санкционирует выселение людей из этого жилья? Снесены были десятки добротных кирпичных домов. А какие уничтожены были замечательные сады, сколько сотен было выкорчевано плодовых деревьев?
Естественно, пострадали и наши родственники: семья брата моего дедушки, проживавшая в собственном доме на 1-ой Дачной улице, и моя тетя Маруся, сестра отца, проживавшая тоже в собственном доме на 4-ой Дачной линии. И там и там при домах были огромные сады. Тетя Маруся в своем доме сдавала жильцам две квартиры. Теперь её переселили в однокомнатную квартиру в панельном доме на Борщаговском массиве. В семье Павлисов было семь человек. Их переселили в две двухкомнатные квартиры в разных домах на Лукьяновке. Не знаю, выплатили ли им какую-нибудь страховку. Как было не вспомнить, что точно так же поступили с нами в 1953 году, ровно 20 лет тому назад? Да, в те далекие времена частной собственности можно было лишиться в одночасье!
****
Будучи как-то в командировке в Риге я приобрел там замечательный для того времени переносной радиоприемник высшего класса «Рига-106» Рижского завода им. Попова. Протянув в комнате антенну и подключив к ней приёмник, я получил возможность слушать на коротких и средних волнах музыку всей Европы и, конечно, «вражеские голоса». Полный холостяцкий комфорт!
...Теперь, когда мой быт уже более-менее стабилизировался, можно было подумать и об отдыхе, вернее, о санаторном лечении, предписанном мне на послеоперационный период. Раздобыв в профкоме завода 10%-ную путевку, я в сентябре 1973 года впервые прибыл на курорт Трускавец. Санаторий, в котором мне предстояло пройти курс лечения, носил модное для тех лет название - «имени 50-летия Октября». Санаторий был не из лучших, но и не из худших. Худшими считались профсоюзные санатории «Весна» и «Каштан», которые хотя и находились в самом центре города, но палаты в них были на четыре и даже на шесть человек. Некоторые корпуса этих санаториев были построены еще в дореволюционные времена. А лучшими были богатые ведомственные санатории: санаторий «Трускавец» Комитета Госбезопасности СССР, санаторий Министерства внутренних дел СССР и санаторий Министерства обороны.
Поселили меня в двухместной палате, в которой стояли две кровати, стол, два стула, шкаф, две тумбочки и умывальник. Остальные удобства были на этаже. Еще в палатах, выходивших окнами во двор, были балконы. Большую часть двора занимал стадион с волейбольной площадкой и стационарными деревянными лавочками. Именно в этом месте происходило знакомство между курортниками, которых можно было отнести к контингенту общительных людей. Таковых было примерно половина - те, которые прибыли в Трускавец для профилактики. Остальные были, в основном, заняты мыслями о своих болезнях, строго соблюдали предписания врачей и регламент испития «Нафтуси».
..врачи предписывали пить кому как: за полчаса до еды, за час до еды, через полчаса или через час после еды. Кроме того, одни пили холодную «нафтусю», другие - подогретую до 18-20 градусов, третьи - при температуре 30-40 градусов. Ну, и в зависимости от весовой категории курортника или курортницы им предписывалось количество минералки: от 100 до 300 грамм. Однако многие страждущие в расчете на скорейшее выздоровление входили в раж и пили по поллитра и больше, да еще несли домой в термосе, не отдавая себе отчет в том, что этим только вредят своему здоровью.
В то время в Трускавце работал только один бювет минеральных вод. Он был не только источником минеральных вод, но и самым популярным местом общения курортников, зачастую не знающих куда себя девать. Можно было наблюдать, как курортники подолгу стоят у бювета, посасывая свою, так называемую, «поилку» с минеральной водой и обмениваясь народными рецептами. Одни диктуют - другие записывают, потом - наоборот. Бювет был открыт три раза в день: утром, в обед и вечером. Поэтому здесь же назначались встречи знакомым, а спустя пару дней, осмотревшись вокруг, - уже и свидания.
Сентябрь считался пиком сезона, поскольку в этом месяце в Трускавце было минимум дождей. Но даже в сентябре оказаться здесь без зонтика было очень непредусмотрительно. Особенно в летние месяцы - июль, август - дожди тут выпадали практически ежедневно. Народу наезжало в сентябре очень много. К своему крану с нужной водой в бювете пробиваться приходилось как в переполненном транспорте, чуть ли не при помощи локтей. Пить рекомендовалось медленно, маленькими глотками, не отходя от крана, - отсюда и столпотворение.
Нужно сказать, что «нафтуся» была тогда очень действенная: через 10-15 минут приходилось уже бежать в ближайший туалет. Поэтому совсем недалеко от бювета было издавна сооружено большое специализированное одноэтажное здание. И тем не менее, несмотря на пространственное величие этого сооружения, возле него всегда выстраивались очереди переминающихся с ноги на ногу взволнованных курортников. Но самая серьезная неприятность поджидала курортников, которые не были своевременно предупреждены о том, что фрукты можно есть не раньше, чем часа через два после приема «нафтуси». Нарушивших этот неписанный закон можно было возле бювета встретить только дня через два-три. Им приходилось безвылазно сидеть дома, как можно ближе к своему унитазу.
учтя мои почечные проблемы, врач установила мне так называемую диету № 9, что было зафиксировано в талончике, который я в первый же день сдал диетврачу столовой. Очень важно было получить место за хорошим столом. Я имею в виду, чтобы твои соседи были помоложе, не рассказывали за столом бесконечно о своих болячках, чтобы обладали чувством юмора. Кормежка у меня получалась довольно однообразная: паровые котлеты, в лучшем случае, кусок отварного мяса, пара яиц, каша, картофельное пюре, овощи. По четвергам - рыбный день. Заходишь в столовую, а там - с детства ненавистный мне запах. Выходил из положения, покупая к гарниру кусок варёной колбасы.
После завтрака и до обеда - время всевозможных лечебных процедур. Я эти мероприятия, в основном, игнорировал. Использовал это время, чтобы побродить по городу, по окресностям, почитать. Кстати, достать тогда в Трускавце газеты было большой проблемой. Нужно было занять заранее место в длиннющей очереди к газетному киоску, которых в городе было только два. Газеты в киоск поступали, как правило, после обеда, часам к двум. Я обычно покупал «Известия», «Комсомолку» и одну из украинских газет. А, скажем, «Литературную газету», журнал «Огонёк» раздобыть было вообще очень сложно, так как поступало их единицы.
Пришлось искать выход из создавшейся ситуации. Улучив подходящий момент, я разговорился с киоскершой и выяснил узкие места в её личной жизни. Не подумайте плохое - оказалось, что её одолевает радикулит и ей травники прописали специальные растирания на спирту. Уезжая в Трускавец, я предусмотрительно прихватил с собой поллитровку ректификата. Благо получал я этого добра ежемесячно 15 литров, на профилактику ЭВМ. Таким образом, газетная проблема была для меня решена. Киоскерша получила от меня один из важнейших компонентов её растирания, а взамен я ежедневно, кроме понедельника, получал вне очереди полный набор свежей советской прессы.
Так что через 26 дней, а именно на столько дней была рассчитана путевка, расставался я с Трускавцом и его «нафтусей» без особого сожаления.
***
1982 Посоветовавшись, мы с Лидой решили отдохнуть в этом году вместе. решили ехать в Трускавец. Я выяснил, что, оформив должным образом письмо в 5-ое Управление Минздрава Украины, можно отдохнуть в санаториях нашей советской партийной элиты. На наши заводские профсоюзы я никогда полностью не полагался, используя только их подписи. Моя настойчивость и умение должным образом подготовить «исправную бумагу» увенчались успехом.
Результатом стали две путевки в трускавецкий санаторий «Хрустальный дворец». Нужно отметить, что доступ в этот санаторий можно было получить только зимой и ранней весной, когда руководство страны еще не созрело для отдыха. Мне удалось получить путевки на конец апреля. Нас это вполне устраивало
*****
В 1973 году в Киев приехал Владимир Высоцкий. Пригласить артиста в гости считалось большим счастьем. Но слушать тогда опального певца считалось небезопасно. Он выступил тогда в Институтах - физики, электродинамики, кибернетики, ботаники, техникуме радиоэлектроники, в высшем ракетно-техническом училище. Как правило, до последнего момента организаторы полулегальных выступлений, не знали состоится ли концерт. Как это ни парадоксально, но его концерт состоялся и у нас, на нашем «почтовом ящике», в одном из сборочных цехов. Народу набилось столько, что было не продохнуть. Не только сидели, но даже стояли на подоконниках. Выступая, он так выкладывался, что трудно было представить, откуда в этом невысоком хрупком парне столько сил и эмоций. Каждая строка его иронических стихов несла в себе глубокий смысл. Я вышел после окончания потрясённый.
****
В начале мая 1982 года мы с Лидой получили приглашение из Чехословакии, которое давало нам возможность посетить моих родственников. Приглашение прислала тётя Женя, мамина двоюродная сестра, которая жила в г. Острава, столице Североморавской области.
Воспользовавшись опытом многократных поездок в Чехословакию моей мамы, мы начали заготавливать подарки для родственников и вещи, которые можно было бы продать в Чехии, чтобы иметь деньги для собственных покупок заграницей. Ведь при отъезде меняли нам на чешские кроны буквально какие-то гроши. Что именно привезти для продажи мы узнали из письма от чешских родственников, которые, в свою очередь, предварительно опросили своих друзей и знакомых, чтобы впоследствии не было проблем со сбытом.
Естественно, везти следовало вещи, которые у нас стоили значительно дешевле, чем у чехов. Помню, были это электродрель, фотовспышка, электротестер, электрозажигалки для газовых плит, разные электроприборы для нужд автолюбителей - ведь почти у каждого чеха была своя машина. Удалось нам даже провезти закамуфлированный переносной минителевизор «Шилялис». Всё это, упакованное в два чемодана, имело почти неподъёмный вес.
Приглашение было действительно на 30 дней, но мы с Лидой решили свой отпуск сохранить и оформить отгулы, которых оказалось достаточное количество, чтобы отсутствовать 10 календарных дней. В Остраве на вокзале нас встретил зять тёти Жени, которого звали Иржик. Приехал он на своём микроавтобусе. Доставил нас в свой двухэтажный собственный коттедж с приусадебным участком. Дом они с женой строили сами, воспользовавшись денежной помощью родителей. Часть нижнего этажа занимал гараж. В доме жил только Иржик со своей семьёй: женой Наташей, дочерью тёти Жени, и тремя детьми - двое сыновей и младшая дочь Ева. Уж не помню расположение и количество помещений в доме, но у каждого члена семьи была как бы своя собственная комната. Одну из комнат освободили специально для нас с Лидой, несколько потеснив детей.
Кормили нас вкуснейшими завтраками и ужинами, а уж обедать мы с Лидой приспособились сами в одном из многочисленных кафе или в недорогом ресторанчике. В первый же день мы нанесли визит тете Жене. Они с мужем, дядей Матвеем, жили в 2-х комнатной государственной квартире, на 1-ом этаже 5-ти этажного дома, буквально в 100 метрах от дома Наташи и Иржика. Передали им наши подарки и подарки от мамы.
Дарили, конечно, в основном то, о чём просили в письмах к моей маме. Помимо сугубо бытовых предметов это были, как правило, коробки с шоколадными конфетами, которые очень ценились у чехов за своё качество, бутылка нашей водки «Пшеничная», которая стоила у них в 3 раза дороже, бутылки с подсолнечным маслом, которое, к нашему удивлению, было у чехов большим дефицитом.
Сводили нас в гости к сыну тёти Жени - Тонику, моему троюродному брату. Они с женой Миладой и 5-летним сыном Данеком жили в собственном недостроенном доме в этом же районе Остравы. Обжит был только первый этаж, второй этаж только подвели под крышу. Жаловались, что не хватает средств, чтобы строить более высокими темпами. Мы с Лидой обратили внимание на то. что для чехов главное - это иметь собственность, вести своё собственное хозяйство.
Весь привезенный нами «товар» был роздан для реализации Иржику и Тонику, и вскоре у нас появилась весьма приличная сумма, на которую мы даже не рассчитывали. Накупили Лиде уйму красивых платьев и кофточек, мне купили модный замшевый пиджак, а об обновках для Алёны и говорить нечего. Учитывая, что в следующем году ей предстояло уже идти в школу, купили ей отличный школьный ранец. В довершение всего купили для дома красивую пятирожковую люстру из чешского стекла, мало чем отличающегося от хрусталя. Собственно, этот «шопинг», как его бы сейчас обозвали, был нашей главной задачей, так как в Остраве особых культурных и исторических ценностей для нашего посещения не было.
Чуть не забыл о том, что я, как истовый книголюб, открыл для себя в Остраве книжный магазин «Советская книга» и потратил там немало крон на книги, которые тогда в Киеве днем с огнем бы не нашёл. В общем, ехали мы домой с ещё более неподъёмными чемоданами, чем когда уезжали в Чехословакию.
Принимали нас наши родственники, стараясь накормить национальными чешскими блюдами. Приходилось постоянно отбиваться от настойчиво предлагаемых добавок после того, как мы выражали свой восторг по поводу вкусовых качеств каждого блюда.
***
В июле 1982 года в самый разгар наших строительных работ к нам неожиданно приехали наши родственники-чехи из Остравы. До нас они побывали в Житомире по приглашению своих родственников, а к нам решили заехать на пару дней. Приехала тетя Женя, ее дочь Наташа, муж Наташи Иржик и их двое детей: 10-летняя Ева и 12-летний Иржик. Весь этот табор прибыл на собственном микроавтобусе.
Мою маму с Алёной пришлось переселить в нашу с Лидой комнату, чтобы как-то их разместить на ночлег. Разместились по двое на маминой кровати и на Алёниной тахте, а Иржику пришлось спать в автобусе.
Приезд чехов вызвал немало трудностей. В доме у нас царила полная разруха: для прокладки канализационных труб был разобран пол в коридоре. До готовности нашей новой кухни ещё было очень далеко. А такую ораву гостей нужно было накормить. Ведь нас с Лидой они принимали в Остраве как дорогих гостей. Кормила их мама завтраками и ужинами, а обедали они в городе сами. Чтобы маме и Лиде можно было попасть на старую кухню, нужно было накрыть каналы в полу. Для этого пришлось использовать уже снятые с петель ненужные двери. Вобщем, старался сделать всё, чтобы мои женщины не поломали себе ноги. Но одновременно нельзя было мешать строителям делать своё дело.
Мама с Лидой варили большую кастрюлю картофельного пюре, или макарон, или вермишели, или риса. К этому подавали сосиски, или сардельки, жарили котлеты. Конечно, не забывали мы про овощи: свежие огурчики, помидоры. Мама напекла свои фирменные пироги. Одним словом, гости приемом остались очень довольны.
Чехи в Киеве были впервые, поэтому в первый же день я провел с ними на их автобусе большую экскурсию по городу. Затем рассказал где какие музеи, и они уже сами ориентировались. С большим удовольствием посетили наш городской пляж.
Хочу напомнить, что жили мы тогда при социализме, поэтому денег у чехов, т.е., рублей, почти не было. Поменяли им всего лишь какой-то мизер. Поэтому они привезли с собой чемодан «шмоток», который Лида реализовывала на работе, предлагая всем знакомым. Заграничные вещи шли нарасхват. От себя выделили им еще 300 рублей в счет будущих благ, то есть, для возврата в кронах, когда мы в свою очередь приедем к ним.
Особо хочу остановиться на подарке, который мне привезли чехи - кубике Рубика. У нас в Киеве эта диковинка ещё нигде не продавалась, но в городском транспорте, в парках, прямо на улице крутили эту игрушку уже очень многие. В августе 1982 года в Венгрии даже состоялся первый Чемпионат мира по сборке кубика Рубика.
******
....В мае 1981 года в Киеве завершилась грандиозная стройка на крутом берегу Днепра - Мемориальный комплекс «Украинский государственный музей истории Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.». 9 мая на торжественное открытие комплекса в Киев приехал Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев. Прибыл Брежнев поездом, и как это было заведено в те советские времена партийные органы заранее подсуетились для организации на улицах народного ликования по случаю его приезда.
У нас в Объединении по указанию Жовтневого райкома партии наш партком спустил всем цехам и отделам разнарядку на выделение людей для встречи высокого гостя. Моему КВЦ было дано указание подготовить тридцать человек, чтобы 9 мая разместить их на бульваре Т.Шевченко у ограды Ботанического сада между улицей Коминтерна и станцией метро «Университет». Естественно, со своими подчиненными должен был присутствовать и так называемый «треугольник»: начальник отдела, то есть, я, парторг отдела и комсорг. Так что мне довелось воочию лицезреть нашего, к тому времени весьма престарелого, Генсека.
Народу по пути следования нашего партийного вождя набралось немало, и, очевидно, воодушевленный таким массовым приемом, Брежнев, которого везли в открытой «Чайке», ехал стоя, поддерживаемый с двух сторон помощниками в штатском. Одной рукой он держал шляпу, а другой, поднятой, легким покачиванием приветствовал встречающий народ. И тут произошел казус, свидетелем которого я оказался. Подымать все время правую руку он, очевидно, устал и, чтобы освободить левую, решил надеть свою шляпу. Но шляпу надел задом наперед и так и поехал дальше по бульвару, вызывая сочувственные усмешки людей над его случайно продемонстрированной немощной старостью. А впереди машины генсека ехала открытая машина кинооператоров, снимавших все происходящее. Всё это было бы смешно, если бы не было грустно, от того, что огромной страной правил престарелый, очень больной человек, готовый во что бы то ни стало до конца своих дней удерживать свой высокий пост.
Теперь о самом Мемориальном комплексе. Спустя пару недель, когда несколько схлынул ажиотаж, мы с женой и дочкой посетили это «чудо архитектурной мысли». Основу комплекса составлял музей из 18 залов, далее снаружи: огромная чаша «Огонь Славы», Аллея городов-героев, площадка военной техники времён Великой Отечественной войны, 7 композиций из большого количества бронзовых фигур, символизирующих героическую борьбу советских людей на фронте и в тылу. Венчает мемориал монумент Родины-матери высотой 62 м с мечом в руках и щитом, на котором изображен герб Советского Союза. Высота монумента вместе с пьедесталом, внутри которого находится музей, составляет 102 метра.
Эта мужеподобная женская статуя из нержавеющей стали изуродовала всю панораму высокого правого берега Днепра, подавив своей громоздкостью и примитивизмом ажурные церковные купола Киево-Печерской лавры и Выдубицкого монастыря. Получилась какая-то несуразная мешанина из архитектуры старины и современного неудачного модерна.
Что касается музея, то стены залов были увешаны портретами Брежнева разных лет и сценами из его довоенных, военных и послевоенных жизненных эпизодов. Складывалось впечатление, что звание маршала Брежневу присудили с большим опозданием, так как, судя по этой экспозиции, всеми основными военными операциями руководил только он. Получалось, что Жуков, Конев, Рокоссовский и прочие полководцы Великой Отечественной войны лишь участвовали в некоторых отдельных эпизодах. В очередной раз желание партийного руководства потрафить престарелому вождю довело полезное дело увековечивания военных подвигов до полного абсурда.
*****
После Чернобыля:
1 мая по настоянию Москвы в Киеве прошла Первомайская демонстрация. До 30 апреля радиация в Киев практически не проникала, ветер дул на северо-запад, на Белоруссию. И только в канун праздника, во второй половине дня ветер повернул на юго-запад, накрыв радиационным облаком Киев и демонстрантов. А заодно и меня, поскольку я оба праздничных дня был занят врезкой нового замка на входной двери, находясь на бывшем балконе.
Между тем, в городе начала нарастать паника. Поливочные машины круглосуточно мыли улицы. Люди начали штурмовать поезда, стремясь выехать из Киева. Нам удалось посадить в поезд Алену только 9 мая. Лида отвезла её с подружкой, дочерью наших друзей, в Ворожбу, где они пробыли целый месяц. А тем временем ежедневно по радио и телевидению министр здравоохранения УССР тов. Романенко вещал о том, что сохранить здоровье можно очень просто: нужно не открывать окна и форточки, пить таблетки активированного угля и тщательно мыть фрукты.
После Дня Победы мне с большим трудом удалось раздобыть на заводе на один день дозиметр ДП-22В, который выпускал цех №-2. Где мы с Лидой только не меряли радиацию: и дома и во дворе. При установленной тогда норме 20 мкР/ч (микрорентгены в час) у нас на цветочных грядках фон колебался от 300 до 600 мкР/час. В доме, правда, не превышал 25 мкР/час.
В конце 1977 года наше министерство выделило нам одну из первых машин серии: ЕС-1030. Место для установки машины у нас было, так что в этом отношении проблемы не возникло. Электронщики быстро разобрались что к чему. Проблема возникла с математическим обеспечением, так как оно коренным образом отличалось от матобеспечения машин серии “Минск”. В Москве мне подсказали, что этой работой занимается Вычислительный центр Сибирского отделения АН СССР. Не мудрствуя лукаво, я с начальником отдела АСУП Соминым и начальником бюро программирования Носковой в феврале 1978 года вылетаю в Новосибирск.
Побеседовали с программистами. Оказалось, что разработка программного обеспечения у них еще далека до завершения. Пробились с большим трудом к председателю Сибирского отделения (СО) АН СССР, вице-президенту АН СССР, Герою Соцтруда Гурию Ивановичу Марчуку. Заручились его обещанием оказать нам помощь. Получили на руки два пакета программ, которые, собственно говоря, составляли основу разработки программного обеспечения АСУП для ЕС ЭВМ. Основной пакет носил название “Ока”, а второй, который должен был обеспечить связь ЭВМ с периферийным оборудованием в реальном масштабе времени, назывался “Кама”.
По возвращении бросили основные силы наших программистов на освоение полученных программных монстров с романтическими названиями сибирских рек. Оказалось, что часть документов даже не переведена с английского языка на русский. Связались с нашим киевским Институтом кибернетики. С помощью курирующего нас заместителя генерального директора нашего Объединения Ю.М.Кумкова заключили с ними договор о содружестве науки с производством, что в те времена было очень модно. Они нас просветили, что полученное нами математическое обеспечение представляет собой программный продукт, разработанный американцами для машины IBM/360. В Советском Союзе он оказался через Болгарию, которой США продали одну свою машину.
У меня был свой шеф - зам. генерального директора по экономическим вопросам Юрий Максимович Кумков. До этого времени он постоянно прислушивался к моему мнению, можно сказать, не мешал работать. А тут что-то в нем взыграло: он решил, что нужно во что бы то ни стало запустить новую ЭВМ ЕС-1030 на злополучных пакетах программ «Ока» и «Кама», о которых я рассказывал выше. Думаю, не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что он возжелал на этом мероприятии с помощью Института кибернетики защитить кандидатскую диссертацию, ибо посчитал, что отстает от коллег в руководстве объединения.
Машину ЕС-1030 мои электронщики успешно запустили, а вести какие-либо работы на ней не было никакой возможности, так как все потуги с добытым программным обеспечением терпели крах. Дело дошло до того, что мой шеф по подсказке деятелей из Института кибернетики пошел на беспрецедентный для него шаг - ввел мне в штат новую должность главного инженера КВЦ с таким же окладом, как у меня. Нашли на это место опытного программиста с хорошим стажем, Владимира Николаевича Душко, парня лет тридцати. Ввели его в курс дела, ознакомили с проблемой, он обещал совместно с Институтом кибернетики месяца через два-три проблему решить.
Прошло три месяца, а проблема с места не сдвинулась. Возникла ещё одна проблема, о которой почему-то думал только я: заканчивался ресурс работы наших машин «Минск-32», честно оттрубивших 15 лет в трехсменном режиме, включая субботы и воскресенья. Им требовалась замена, но выпуск этих машин уже был прекращен. Возникла ситуация, при которой в течение ближайшего года можно было полностью остановить работу КВЦ. Все мои попытки убедить моего шефа прекратить эксперименты и начать разработку собственных рабочих программ для ЕС ЭВМ ни к чему не приводили. Он смотрел в рот моему главному инженеру Душко, который понял, что он будет нужен только пока решается неразрешимая проблема, и убеждал всех, что вот-вот будет найдено то самое заветное решение. Дело даже дошло до того, что Кумков начал три раза в неделю сам проводить у меня в кабинете планерки с программистами.
Мне давно стало ясно, что программное обеспечение «Ока» и «Кама» просто переведено на русский с американского матобеспечения, разработанного для машины IBM 370. И вся проблема заключается в том, что наша машина по быстродействию значительно уступает американской. Никогда эти программы не будут работать на наших машинах! Каждый день я ездил на работу, как на каторгу. Со мной такое было впервые за все годы работы в объединении. Нужно было что-то предпринимать. Меня всего передергивало от общения с моим главным инженером, который явно врал шефу изо дня в день. Ведь, в конечном итоге, виновником плачевного результата всех экспериментов окажется не мой шеф, а я, начальник КВЦ. Как мне тогда
не хватало Згурского!
И я принял самостоятельное решение: снял часть программистов с экспериментов и посадил на создание так называемых трансферных программ: программ прямого перевода всех разработанных ранее производственных задач с ЭВМ «Минск-32» в систему команд ЕС ЭВМ. И в этом меня поддержали мои ветераны.
В 1984 год я вступил в довольно спокойной обстановке. Речь, естественно, идет об обстановке у меня на работе. Мой шеф, заместитель генерального директора объединения по экономическим вопросам Ю.М.Кумков наконец-то угомонился, убедившись лично в абсурдности дальнейших попыток привязки американских пакетов программ к нашей отечественной ЭВМ «ЕС-1030». После этого его ставленник в звании главного инженера КВЦ Владимир Душко был им без особых церемоний уволен.
За те полтора года, в течение которых продолжалась эта бесперспективная тягомотина, я успел организовать параллельную работу над трансферными программами и благополучно перекачать всю нормативную информацию с дышавших на ладан машин «Минск-32». Трудно себе вообразить, чем бы закончилась возможная потеря колоссального нормативного хозяйства завода, формировавшегося на протяжении доброго десятка лет. Учитывая ту степень внедрения наших задач в планирование и учет основного производства, не будет большим преувеличением предположить, что можно было остановить работу завода. Кумков, кстати, даже не поинтересовался, когда это мы успели перевести всю работу КВЦ на новую машину, даже когда я принес ему на утверждение акты списания обеих наших ЭВМ «Минск-32», как физически и морально устаревших. Моё уважение к нему резко упало. Я понял, что им в жизни движут, в основном, одни только амбиции.
В июне 1988 года моя служебная карьера по моей инициативе сделала крутой поворот. Мои отношения с руководителем, которым являлся заместитель генерального директора по экономическим вопросам Ю.М.Кумков, достигли критической отметки. Его некомпетентность в вопросах использования ЭВМ уже ранее чуть не привела к потере огромных объемов накопленной на КВЦ нормативной информации. Мне ужасно претило его лицемерие, напыщенность, показное сибаритство, откровенно пренебрежительное отношение к рядовым работникам. И всё это скрывалось за интересной, я бы даже сказал, весьма привлекательной внешностью. Первое время, когда он только пришел на завод и ещё не все раскусили его высокомерие, женщины буквально толпились в приёмной, стремясь с ним пообщаться. И это при том, что ему уже тогда перевалило за шестьдесят.
Последней каплей в моих взаимоотношениях с шефом стал случай, когда он заступился за моего лентяя, которого я предупредил об увольнении, и тот стал мне угрожать. Я очень устал. Посоветовавшись дома, я зашёл к генеральному директору Никифорову с заявлением, в котором просил перевести меня на более лёгкую работу по состоянию здоровья.
О моих отношениях с шефом я распространяться не стал, так как знал что генеральный заглядывает ему в рот, считая его непререкаемым авторитетом по экономическим и финансовым вопросам (ведь было время «перестройки»). После непродолжительной беседы, в ходе которой Никифоров пытался меня отговорить, я получил предложение самому подыскать себе работу в объединении. Решил я податься в науку, перейти в СКБ. Тем не менее, 21 июня 1988 года вышел приказ о назначении меня ведущим инженером технического отдела Специального конструкторского бюро товаров народного потребления «Меридиан». Я потерял в зарплате 60 рублей, но приобрёл спокойную и довольно интересную работу.
Я быстро освоил работу нормоконтроля, навёл в этом деле порядок, чем завоевал у начальства почёт и уважение. В СКБ велась разработка переносных радиоприёмников «Меридиан», усилителей «Одиссей» и разных хозяйственных устройств, типа разборных теплиц, устройств автоприцепа и пр. Рабочий день у меня теперь кончался в 18.00, а не в 20-21 час, как это было регулярно на КВЦ. Я мог теперь больше внимания уделить моему хобби - художественным переводам с английского.
А на КВЦ было трогательное прощание с коллективом. Сыпались пожелания здоровья, просьбы не забывать своих работников, с которыми был связан долголетним совместным трудом. Шутка ли сказать, ведь я проработал на КВЦ целых 25 лет, с первых дней его создания в 1963 году. В моём коллективе люди мужали, кончали вузы, обзаводились семьями. И всё это на моих глазах, я знал о каждом всю его подноготную. Встречая сейчас иногда кого-либо из своих бывших сотрудников по КВЦ, которых уже разбросало по жизни, я слышу всегда от них дежурную фразу: «Лучшие годы нашей жизни были на КВЦ, Александр Владимирович, так и знайте!». Слышать это ох как приятно!
Эпизоды
*****
...1973 год обернулся трагедией для десятков семей киевлян, проживавших вблизи завода «Большевик». Дирекция завода добилась санкции властей на расширение территории предприятия. И расширение это произошло за счет уничтожения прекрасного дачного поселка, построенного до революции прежними руководителями завода для своих работников. Не правда ли, парадоксальная ситуация: капиталисты строят жилье для своих рабочих, а народная власть санкционирует выселение людей из этого жилья? Снесены были десятки добротных кирпичных домов. А какие уничтожены были замечательные сады, сколько сотен было выкорчевано плодовых деревьев?
Естественно, пострадали и наши родственники: семья брата моего дедушки, проживавшая в собственном доме на 1-ой Дачной улице, и моя тетя Маруся, сестра отца, проживавшая тоже в собственном доме на 4-ой Дачной линии. И там и там при домах были огромные сады. Тетя Маруся в своем доме сдавала жильцам две квартиры. Теперь её переселили в однокомнатную квартиру в панельном доме на Борщаговском массиве. В семье Павлисов было семь человек. Их переселили в две двухкомнатные квартиры в разных домах на Лукьяновке. Не знаю, выплатили ли им какую-нибудь страховку. Как было не вспомнить, что точно так же поступили с нами в 1953 году, ровно 20 лет тому назад? Да, в те далекие времена частной собственности можно было лишиться в одночасье!
****
Будучи как-то в командировке в Риге я приобрел там замечательный для того времени переносной радиоприемник высшего класса «Рига-106» Рижского завода им. Попова. Протянув в комнате антенну и подключив к ней приёмник, я получил возможность слушать на коротких и средних волнах музыку всей Европы и, конечно, «вражеские голоса». Полный холостяцкий комфорт!
...Теперь, когда мой быт уже более-менее стабилизировался, можно было подумать и об отдыхе, вернее, о санаторном лечении, предписанном мне на послеоперационный период. Раздобыв в профкоме завода 10%-ную путевку, я в сентябре 1973 года впервые прибыл на курорт Трускавец. Санаторий, в котором мне предстояло пройти курс лечения, носил модное для тех лет название - «имени 50-летия Октября». Санаторий был не из лучших, но и не из худших. Худшими считались профсоюзные санатории «Весна» и «Каштан», которые хотя и находились в самом центре города, но палаты в них были на четыре и даже на шесть человек. Некоторые корпуса этих санаториев были построены еще в дореволюционные времена. А лучшими были богатые ведомственные санатории: санаторий «Трускавец» Комитета Госбезопасности СССР, санаторий Министерства внутренних дел СССР и санаторий Министерства обороны.
Поселили меня в двухместной палате, в которой стояли две кровати, стол, два стула, шкаф, две тумбочки и умывальник. Остальные удобства были на этаже. Еще в палатах, выходивших окнами во двор, были балконы. Большую часть двора занимал стадион с волейбольной площадкой и стационарными деревянными лавочками. Именно в этом месте происходило знакомство между курортниками, которых можно было отнести к контингенту общительных людей. Таковых было примерно половина - те, которые прибыли в Трускавец для профилактики. Остальные были, в основном, заняты мыслями о своих болезнях, строго соблюдали предписания врачей и регламент испития «Нафтуси».
..врачи предписывали пить кому как: за полчаса до еды, за час до еды, через полчаса или через час после еды. Кроме того, одни пили холодную «нафтусю», другие - подогретую до 18-20 градусов, третьи - при температуре 30-40 градусов. Ну, и в зависимости от весовой категории курортника или курортницы им предписывалось количество минералки: от 100 до 300 грамм. Однако многие страждущие в расчете на скорейшее выздоровление входили в раж и пили по поллитра и больше, да еще несли домой в термосе, не отдавая себе отчет в том, что этим только вредят своему здоровью.
В то время в Трускавце работал только один бювет минеральных вод. Он был не только источником минеральных вод, но и самым популярным местом общения курортников, зачастую не знающих куда себя девать. Можно было наблюдать, как курортники подолгу стоят у бювета, посасывая свою, так называемую, «поилку» с минеральной водой и обмениваясь народными рецептами. Одни диктуют - другие записывают, потом - наоборот. Бювет был открыт три раза в день: утром, в обед и вечером. Поэтому здесь же назначались встречи знакомым, а спустя пару дней, осмотревшись вокруг, - уже и свидания.
Сентябрь считался пиком сезона, поскольку в этом месяце в Трускавце было минимум дождей. Но даже в сентябре оказаться здесь без зонтика было очень непредусмотрительно. Особенно в летние месяцы - июль, август - дожди тут выпадали практически ежедневно. Народу наезжало в сентябре очень много. К своему крану с нужной водой в бювете пробиваться приходилось как в переполненном транспорте, чуть ли не при помощи локтей. Пить рекомендовалось медленно, маленькими глотками, не отходя от крана, - отсюда и столпотворение.
Нужно сказать, что «нафтуся» была тогда очень действенная: через 10-15 минут приходилось уже бежать в ближайший туалет. Поэтому совсем недалеко от бювета было издавна сооружено большое специализированное одноэтажное здание. И тем не менее, несмотря на пространственное величие этого сооружения, возле него всегда выстраивались очереди переминающихся с ноги на ногу взволнованных курортников. Но самая серьезная неприятность поджидала курортников, которые не были своевременно предупреждены о том, что фрукты можно есть не раньше, чем часа через два после приема «нафтуси». Нарушивших этот неписанный закон можно было возле бювета встретить только дня через два-три. Им приходилось безвылазно сидеть дома, как можно ближе к своему унитазу.
учтя мои почечные проблемы, врач установила мне так называемую диету № 9, что было зафиксировано в талончике, который я в первый же день сдал диетврачу столовой. Очень важно было получить место за хорошим столом. Я имею в виду, чтобы твои соседи были помоложе, не рассказывали за столом бесконечно о своих болячках, чтобы обладали чувством юмора. Кормежка у меня получалась довольно однообразная: паровые котлеты, в лучшем случае, кусок отварного мяса, пара яиц, каша, картофельное пюре, овощи. По четвергам - рыбный день. Заходишь в столовую, а там - с детства ненавистный мне запах. Выходил из положения, покупая к гарниру кусок варёной колбасы.
После завтрака и до обеда - время всевозможных лечебных процедур. Я эти мероприятия, в основном, игнорировал. Использовал это время, чтобы побродить по городу, по окресностям, почитать. Кстати, достать тогда в Трускавце газеты было большой проблемой. Нужно было занять заранее место в длиннющей очереди к газетному киоску, которых в городе было только два. Газеты в киоск поступали, как правило, после обеда, часам к двум. Я обычно покупал «Известия», «Комсомолку» и одну из украинских газет. А, скажем, «Литературную газету», журнал «Огонёк» раздобыть было вообще очень сложно, так как поступало их единицы.
Пришлось искать выход из создавшейся ситуации. Улучив подходящий момент, я разговорился с киоскершой и выяснил узкие места в её личной жизни. Не подумайте плохое - оказалось, что её одолевает радикулит и ей травники прописали специальные растирания на спирту. Уезжая в Трускавец, я предусмотрительно прихватил с собой поллитровку ректификата. Благо получал я этого добра ежемесячно 15 литров, на профилактику ЭВМ. Таким образом, газетная проблема была для меня решена. Киоскерша получила от меня один из важнейших компонентов её растирания, а взамен я ежедневно, кроме понедельника, получал вне очереди полный набор свежей советской прессы.
Так что через 26 дней, а именно на столько дней была рассчитана путевка, расставался я с Трускавцом и его «нафтусей» без особого сожаления.
***
1982 Посоветовавшись, мы с Лидой решили отдохнуть в этом году вместе. решили ехать в Трускавец. Я выяснил, что, оформив должным образом письмо в 5-ое Управление Минздрава Украины, можно отдохнуть в санаториях нашей советской партийной элиты. На наши заводские профсоюзы я никогда полностью не полагался, используя только их подписи. Моя настойчивость и умение должным образом подготовить «исправную бумагу» увенчались успехом.
Результатом стали две путевки в трускавецкий санаторий «Хрустальный дворец». Нужно отметить, что доступ в этот санаторий можно было получить только зимой и ранней весной, когда руководство страны еще не созрело для отдыха. Мне удалось получить путевки на конец апреля. Нас это вполне устраивало
*****
В 1973 году в Киев приехал Владимир Высоцкий. Пригласить артиста в гости считалось большим счастьем. Но слушать тогда опального певца считалось небезопасно. Он выступил тогда в Институтах - физики, электродинамики, кибернетики, ботаники, техникуме радиоэлектроники, в высшем ракетно-техническом училище. Как правило, до последнего момента организаторы полулегальных выступлений, не знали состоится ли концерт. Как это ни парадоксально, но его концерт состоялся и у нас, на нашем «почтовом ящике», в одном из сборочных цехов. Народу набилось столько, что было не продохнуть. Не только сидели, но даже стояли на подоконниках. Выступая, он так выкладывался, что трудно было представить, откуда в этом невысоком хрупком парне столько сил и эмоций. Каждая строка его иронических стихов несла в себе глубокий смысл. Я вышел после окончания потрясённый.
****
В начале мая 1982 года мы с Лидой получили приглашение из Чехословакии, которое давало нам возможность посетить моих родственников. Приглашение прислала тётя Женя, мамина двоюродная сестра, которая жила в г. Острава, столице Североморавской области.
Воспользовавшись опытом многократных поездок в Чехословакию моей мамы, мы начали заготавливать подарки для родственников и вещи, которые можно было бы продать в Чехии, чтобы иметь деньги для собственных покупок заграницей. Ведь при отъезде меняли нам на чешские кроны буквально какие-то гроши. Что именно привезти для продажи мы узнали из письма от чешских родственников, которые, в свою очередь, предварительно опросили своих друзей и знакомых, чтобы впоследствии не было проблем со сбытом.
Естественно, везти следовало вещи, которые у нас стоили значительно дешевле, чем у чехов. Помню, были это электродрель, фотовспышка, электротестер, электрозажигалки для газовых плит, разные электроприборы для нужд автолюбителей - ведь почти у каждого чеха была своя машина. Удалось нам даже провезти закамуфлированный переносной минителевизор «Шилялис». Всё это, упакованное в два чемодана, имело почти неподъёмный вес.
Приглашение было действительно на 30 дней, но мы с Лидой решили свой отпуск сохранить и оформить отгулы, которых оказалось достаточное количество, чтобы отсутствовать 10 календарных дней. В Остраве на вокзале нас встретил зять тёти Жени, которого звали Иржик. Приехал он на своём микроавтобусе. Доставил нас в свой двухэтажный собственный коттедж с приусадебным участком. Дом они с женой строили сами, воспользовавшись денежной помощью родителей. Часть нижнего этажа занимал гараж. В доме жил только Иржик со своей семьёй: женой Наташей, дочерью тёти Жени, и тремя детьми - двое сыновей и младшая дочь Ева. Уж не помню расположение и количество помещений в доме, но у каждого члена семьи была как бы своя собственная комната. Одну из комнат освободили специально для нас с Лидой, несколько потеснив детей.
Кормили нас вкуснейшими завтраками и ужинами, а уж обедать мы с Лидой приспособились сами в одном из многочисленных кафе или в недорогом ресторанчике. В первый же день мы нанесли визит тете Жене. Они с мужем, дядей Матвеем, жили в 2-х комнатной государственной квартире, на 1-ом этаже 5-ти этажного дома, буквально в 100 метрах от дома Наташи и Иржика. Передали им наши подарки и подарки от мамы.
Дарили, конечно, в основном то, о чём просили в письмах к моей маме. Помимо сугубо бытовых предметов это были, как правило, коробки с шоколадными конфетами, которые очень ценились у чехов за своё качество, бутылка нашей водки «Пшеничная», которая стоила у них в 3 раза дороже, бутылки с подсолнечным маслом, которое, к нашему удивлению, было у чехов большим дефицитом.
Сводили нас в гости к сыну тёти Жени - Тонику, моему троюродному брату. Они с женой Миладой и 5-летним сыном Данеком жили в собственном недостроенном доме в этом же районе Остравы. Обжит был только первый этаж, второй этаж только подвели под крышу. Жаловались, что не хватает средств, чтобы строить более высокими темпами. Мы с Лидой обратили внимание на то. что для чехов главное - это иметь собственность, вести своё собственное хозяйство.
Весь привезенный нами «товар» был роздан для реализации Иржику и Тонику, и вскоре у нас появилась весьма приличная сумма, на которую мы даже не рассчитывали. Накупили Лиде уйму красивых платьев и кофточек, мне купили модный замшевый пиджак, а об обновках для Алёны и говорить нечего. Учитывая, что в следующем году ей предстояло уже идти в школу, купили ей отличный школьный ранец. В довершение всего купили для дома красивую пятирожковую люстру из чешского стекла, мало чем отличающегося от хрусталя. Собственно, этот «шопинг», как его бы сейчас обозвали, был нашей главной задачей, так как в Остраве особых культурных и исторических ценностей для нашего посещения не было.
Чуть не забыл о том, что я, как истовый книголюб, открыл для себя в Остраве книжный магазин «Советская книга» и потратил там немало крон на книги, которые тогда в Киеве днем с огнем бы не нашёл. В общем, ехали мы домой с ещё более неподъёмными чемоданами, чем когда уезжали в Чехословакию.
Принимали нас наши родственники, стараясь накормить национальными чешскими блюдами. Приходилось постоянно отбиваться от настойчиво предлагаемых добавок после того, как мы выражали свой восторг по поводу вкусовых качеств каждого блюда.
***
В июле 1982 года в самый разгар наших строительных работ к нам неожиданно приехали наши родственники-чехи из Остравы. До нас они побывали в Житомире по приглашению своих родственников, а к нам решили заехать на пару дней. Приехала тетя Женя, ее дочь Наташа, муж Наташи Иржик и их двое детей: 10-летняя Ева и 12-летний Иржик. Весь этот табор прибыл на собственном микроавтобусе.
Мою маму с Алёной пришлось переселить в нашу с Лидой комнату, чтобы как-то их разместить на ночлег. Разместились по двое на маминой кровати и на Алёниной тахте, а Иржику пришлось спать в автобусе.
Приезд чехов вызвал немало трудностей. В доме у нас царила полная разруха: для прокладки канализационных труб был разобран пол в коридоре. До готовности нашей новой кухни ещё было очень далеко. А такую ораву гостей нужно было накормить. Ведь нас с Лидой они принимали в Остраве как дорогих гостей. Кормила их мама завтраками и ужинами, а обедали они в городе сами. Чтобы маме и Лиде можно было попасть на старую кухню, нужно было накрыть каналы в полу. Для этого пришлось использовать уже снятые с петель ненужные двери. Вобщем, старался сделать всё, чтобы мои женщины не поломали себе ноги. Но одновременно нельзя было мешать строителям делать своё дело.
Мама с Лидой варили большую кастрюлю картофельного пюре, или макарон, или вермишели, или риса. К этому подавали сосиски, или сардельки, жарили котлеты. Конечно, не забывали мы про овощи: свежие огурчики, помидоры. Мама напекла свои фирменные пироги. Одним словом, гости приемом остались очень довольны.
Чехи в Киеве были впервые, поэтому в первый же день я провел с ними на их автобусе большую экскурсию по городу. Затем рассказал где какие музеи, и они уже сами ориентировались. С большим удовольствием посетили наш городской пляж.
Хочу напомнить, что жили мы тогда при социализме, поэтому денег у чехов, т.е., рублей, почти не было. Поменяли им всего лишь какой-то мизер. Поэтому они привезли с собой чемодан «шмоток», который Лида реализовывала на работе, предлагая всем знакомым. Заграничные вещи шли нарасхват. От себя выделили им еще 300 рублей в счет будущих благ, то есть, для возврата в кронах, когда мы в свою очередь приедем к ним.
Особо хочу остановиться на подарке, который мне привезли чехи - кубике Рубика. У нас в Киеве эта диковинка ещё нигде не продавалась, но в городском транспорте, в парках, прямо на улице крутили эту игрушку уже очень многие. В августе 1982 года в Венгрии даже состоялся первый Чемпионат мира по сборке кубика Рубика.
******
....В мае 1981 года в Киеве завершилась грандиозная стройка на крутом берегу Днепра - Мемориальный комплекс «Украинский государственный музей истории Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.». 9 мая на торжественное открытие комплекса в Киев приехал Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев. Прибыл Брежнев поездом, и как это было заведено в те советские времена партийные органы заранее подсуетились для организации на улицах народного ликования по случаю его приезда.
У нас в Объединении по указанию Жовтневого райкома партии наш партком спустил всем цехам и отделам разнарядку на выделение людей для встречи высокого гостя. Моему КВЦ было дано указание подготовить тридцать человек, чтобы 9 мая разместить их на бульваре Т.Шевченко у ограды Ботанического сада между улицей Коминтерна и станцией метро «Университет». Естественно, со своими подчиненными должен был присутствовать и так называемый «треугольник»: начальник отдела, то есть, я, парторг отдела и комсорг. Так что мне довелось воочию лицезреть нашего, к тому времени весьма престарелого, Генсека.
Народу по пути следования нашего партийного вождя набралось немало, и, очевидно, воодушевленный таким массовым приемом, Брежнев, которого везли в открытой «Чайке», ехал стоя, поддерживаемый с двух сторон помощниками в штатском. Одной рукой он держал шляпу, а другой, поднятой, легким покачиванием приветствовал встречающий народ. И тут произошел казус, свидетелем которого я оказался. Подымать все время правую руку он, очевидно, устал и, чтобы освободить левую, решил надеть свою шляпу. Но шляпу надел задом наперед и так и поехал дальше по бульвару, вызывая сочувственные усмешки людей над его случайно продемонстрированной немощной старостью. А впереди машины генсека ехала открытая машина кинооператоров, снимавших все происходящее. Всё это было бы смешно, если бы не было грустно, от того, что огромной страной правил престарелый, очень больной человек, готовый во что бы то ни стало до конца своих дней удерживать свой высокий пост.
Теперь о самом Мемориальном комплексе. Спустя пару недель, когда несколько схлынул ажиотаж, мы с женой и дочкой посетили это «чудо архитектурной мысли». Основу комплекса составлял музей из 18 залов, далее снаружи: огромная чаша «Огонь Славы», Аллея городов-героев, площадка военной техники времён Великой Отечественной войны, 7 композиций из большого количества бронзовых фигур, символизирующих героическую борьбу советских людей на фронте и в тылу. Венчает мемориал монумент Родины-матери высотой 62 м с мечом в руках и щитом, на котором изображен герб Советского Союза. Высота монумента вместе с пьедесталом, внутри которого находится музей, составляет 102 метра.
Эта мужеподобная женская статуя из нержавеющей стали изуродовала всю панораму высокого правого берега Днепра, подавив своей громоздкостью и примитивизмом ажурные церковные купола Киево-Печерской лавры и Выдубицкого монастыря. Получилась какая-то несуразная мешанина из архитектуры старины и современного неудачного модерна.
Что касается музея, то стены залов были увешаны портретами Брежнева разных лет и сценами из его довоенных, военных и послевоенных жизненных эпизодов. Складывалось впечатление, что звание маршала Брежневу присудили с большим опозданием, так как, судя по этой экспозиции, всеми основными военными операциями руководил только он. Получалось, что Жуков, Конев, Рокоссовский и прочие полководцы Великой Отечественной войны лишь участвовали в некоторых отдельных эпизодах. В очередной раз желание партийного руководства потрафить престарелому вождю довело полезное дело увековечивания военных подвигов до полного абсурда.
*****
После Чернобыля:
1 мая по настоянию Москвы в Киеве прошла Первомайская демонстрация. До 30 апреля радиация в Киев практически не проникала, ветер дул на северо-запад, на Белоруссию. И только в канун праздника, во второй половине дня ветер повернул на юго-запад, накрыв радиационным облаком Киев и демонстрантов. А заодно и меня, поскольку я оба праздничных дня был занят врезкой нового замка на входной двери, находясь на бывшем балконе.
Между тем, в городе начала нарастать паника. Поливочные машины круглосуточно мыли улицы. Люди начали штурмовать поезда, стремясь выехать из Киева. Нам удалось посадить в поезд Алену только 9 мая. Лида отвезла её с подружкой, дочерью наших друзей, в Ворожбу, где они пробыли целый месяц. А тем временем ежедневно по радио и телевидению министр здравоохранения УССР тов. Романенко вещал о том, что сохранить здоровье можно очень просто: нужно не открывать окна и форточки, пить таблетки активированного угля и тщательно мыть фрукты.
После Дня Победы мне с большим трудом удалось раздобыть на заводе на один день дозиметр ДП-22В, который выпускал цех №-2. Где мы с Лидой только не меряли радиацию: и дома и во дворе. При установленной тогда норме 20 мкР/ч (микрорентгены в час) у нас на цветочных грядках фон колебался от 300 до 600 мкР/час. В доме, правда, не превышал 25 мкР/час.