Карибский кризис глазами российских подводников (1962)
...."Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики, в жаркие тропические моря. Все равно, что перебросить пингвинов на выживание в Африку. Все равно, что соваться в воду, не зная броду. А «брода» в тех неведомых водах не знал никто, даже родимая гидрографическая служба. Еще ни одна советская субмарина не взрезала своими винтами глубины клятого Бермудского треугольника, не бороздила полное мрачных легенд Саргассово море, не форсировала забитые рифами проливы между Багамскими островами. Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком, какие ловушки противолодочной обороны США уготовлены на случай большой войны.
Никто не знал, сколько противолодочных авианосцев и других кораблей бросит Пентагон на поиск советских лодок. Шли в неведомое...Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами - по одной на каждую лодку. В самый последний момент новоиспеченный контр-адмирал, командир 69-й бригады, слёг в госпиталь. Его военный опыт чётко просчитывал: шансов на успех нет. И тогда флагманом почти обречённой четвёрки назначили капитана 1-го ранга Виталия Агафонова.
- Есть! - ответил Агафонов и командиру эскадры, и командующему Северным флотом на слова о «важном задании партии и правительства». Особо раздумывать было некогда. На сборы в родном Полярном и расчеты с береговой базой начальство отпустило два часа. Виталий Наумович Агафонов только что отметил свое сорокалетие. Этот спокойный, рассудительный и хваткий мужичок из вятских крестьян доставил президенту Кеннеди, может быть, самую острую головную боль. Во всяком случае, много дней кряду американский президент сообщал по телевидению своему народу о ходе большой охоты за «красными октябрями». Вместо четырёх русских лодок Кеннеди и его адмиралы насчитали пять...
Итак, были сборы недолги. И по-особому секретны. Никто, включая и командиров подлодок, не знал конечной точки маршрута. Чтобы сохранить военную тайну похода, штурманам назначенных кораблей выдали комплект карт всего Мирового океана. Поди, догадайся, какую из них придется расстилать на прокладочном столе?
Коммунистам приказали сдать партбилеты в политотдел. Лодки вывели из Полярного в глухую Сайду-губу, оцепленную тройной линией охраны. - Четыре пакета с боевым распоряжением на поход были вложены в общий пакет с грифами «Совершенно секретно» и «Вручить лично командиру 69-й бригады ПЛ», - вспоминает Агафонов. - Вскрывать пакеты мы должны были только с выходом в море, а объявлять экипажам, куда и зачем идем, - уже в океане. В принципе задача у нас была не самая отчаянная: совершить скрытный переход через Атлантику и обосноваться в кубинском порту Мариель, это чуть западнее Гаваны. Но, как говорится, гладко было на бумаге...
Рассказ бывшего комбрига дополнили записки командира Б-4 капитана 2-го ранга Рюрика Кетова: «Провожать нас прибыл заместитель Главнокомандующего ВМФ адмирал Фокин... Фокин спрашивает: - Давайте, товарищи, говорите, что вам неясно? Все мнутся. Тут начальник штаба Вася Архипов: - Нам неясно, зачем мы взяли атомное оружие? - Установка такая. Вы должны с ним освоиться, - ответил кто-то из начальства. - Хорошо. Но когда и как его применять? Молчание. Потом Фокин выдавил, что не имеет полномочий сообщать об этом. Начальник Главного штаба флота адмирал Россохо крепко выругался и произнес: - Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье - по приказу из Москвы!»
Дубивко, кмандир Б-36: "Уже находясь на маршруте развертывания, обдумывая состоявшийся разговор с проверяющими нас адмиралами, я пришел к выводу - нам недоговаривают, предстоит более серьезное дело, чем скрытый переход к новому пункту базирования в какой-то отдаленной стране. Бросалось в глаза отсутствие откровенности в разговоре с провожающими нас высокими чинами. Мы не получили ответы на вопросы: «Куда направляются наши лодки?», «Районы плавания?», «Какова общая обстановка в районах предстоящего плавания?», «Какова наша роль в общем замысле предстоящего похода?» и др. Хотя на вопрос «Куда?» командиры, пожалуй, сами могли ответить, так как по материалам открытой прессы полагали, что это - остров Куба. Решил: недостающую информацию для себя буду получать из эфира вероятного противника с помощью группы радиоперехвата (ОСНАЗ).
«Мы думали, в Главном штабе засел шпион...» За островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем. И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря - Баренцево, Норвежское, Исландское, Северная Атлантика, Саргассово... Их путь к берегам Америки был перекрыт противолодочными рубежами НАТО, приведёнными в повышенную активность ввиду обострения отношений между США и СССР. Сначала проскользнули незамеченными через линию корабельных дозоров и воздушных патрулей между самым северным мысом Европы Нордкап и норвежским островом Медвежий. Затем так же скрытно форсировали Фареро-Исландский рубеж, контролируемый британским флотом и американскими самолетами, взлетавшими с Исландии. Наконец, вышли в просторы Атлантики и взяли курс на Бермудские острова, где их ждал самый главный противолодочный барьер: между Ньюфаундлендом и Азорскими островами...
С первых же походных дней они сразу же угодили в жестокий шторм осеннего океана.
Главный штаб задал явно нереальную скорость для скрытного подводного перехода - 9 узлов. Чтобы выдержать контрольные сроки, приходилось всплывать по ночам и наверстывать упущенное время под дизелями. Всплывать приходилось и для зарядки аккумуляторных батарей. Вот тут-то затяжной шторм уродовал корабли по-черному. Волны обрушивались с такой силой, что сдирали стальные листы лёгкого корпуса. Швыряло так, что в аккумуляторных ямах выплескивался электролит, спящих выбрасывало из коек, ломало рёбра вахтенным офицерам о планширь, а сигнальщикам выбивало биноклями зубы, если вовремя не увёртывались от водопадного удара. Верхняя вахта стояла в резиновых гидрокомбинезонах, приковав себя цепями к перископным тумбам, чтобы не смыло за борт. Но шли, точно минуя в положенные сроки контрольные точки маршрута.
От Азорских островов повернули на Багамы. Резко потеплело. Температура забортной воды поднялась до 27 градусов Цельсия. Начиналось новое истязание - жарой, духотой, пеклом. У тех, кто еще ныне жив, до сих пор выступает на лбу испарина при слове «Саргассы». Да, это были тропики, и жара, несмотря на исход октября, стояла тропическая. Даже глубина не охлаждала перегретые корпуса лодок. Отсеки превратились в автоклавы, в которых плавились пайковый шоколад и пластилиновые печати. Механизмы исходили маслом, люди - потом, сосновые переборки в жилых отсеках - смолой.
Надвигался самый главный противолодочный рубеж - между островом Ньюфаундленд и Азорским архипелагом... Когда-то мореплаватели считали Саргассово море непроходимым из-за зарослей гигантских водорослей, цеплявшихся за днища кораблей. Американцы сделали этот миф явью, только вместо исполинских растений по морскому дну стелились тысячи километров кабелей, связывающих разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи в единую оповестительную систему. Система «Цезарь» была приготовлена на случай большой войны в океане, и случай этот, посчитали американцы, наступил: систему освещения подводной обстановки ввели в боевой режим.
Операторы береговых станций сразу же засекли технические шумы на общем биофоне океана. Откуда Агафонов мог знать, что дальше его «букашки» подстерегает еще более мощная и разветвленная система подводного целеуказания SOSUS? Подводники оказались в положении разведчиков, которые надеялись укрыться в лесу, где под каждым кустом торчал микрофон, а из каждого дупла подглядывала видеокамера. Стоило только на минуту поднять перископ, как радиометрист тут же докладывал о работе американских радаров, обозревавших поверхность океана с противолодочных кораблей и патрульных самолетов. Ныряли, но проходило время, и уже гидроакустик тревожным голосом сообщал о шумах винтов, приближающихся фрегатов. Лодки уклонялись от них, следуя новейшим тактическим разработкам. Тем не менее, при повторных попытках глотнуть воздуха подвсплытие заканчивалось очередным пируэтом над бездной.
- Куда ни уйдешь - всюду тебя поджидают! - рассказывает бывший помощник командира Б-36 Анатолий Андреев. - Мы даже стали думать, что в Главном штабе ВМФ засел шпион, который чётко отслеживал все наши маневры. Однако невидимый и неслышимый подводный соглядатай залег на дне Саргассова моря. Вот на его прозрачной во всех отношениях арене и разыгралась драма северофлотских подводных лодок. Драма, едва не ставшая трагедией...
из книги Питера Хухтхаузена: "В октябре 1962 года Л. Ф. Рыбалко специально прибыл в Москву в Главный Штаб ВМФ и обратился к адмиралу В. А. Фокину, осуществляющему общее руководство операцией «Кама» (морской составляющей операции «Анадырь»): «Мне бы хотелось выяснить, что происходит, товарищ адмирал? Какая информация сообщалась на лодки Агафонова по текущей обстановке? Знают ли они о наших планах усиления группировки на о. Куба? Что они знаю о развертывании американских противолодочных ударных группировках?» Адмирал Фокин ответил: «Леонид Филиппович, Главнокомандующий ВМФ, адмирал Флота С. Г. Горшков лично запретил что-либо передавать, кроме рутинной (вести об уборке урожая и т. п.) и текущей информации в сеансы связи. Такого же мнения придерживаются и наши контрразведывательные органы, которые считают, что излишняя информация только навредит успешному проведению нашей операции. Последнее оперативное указание, которое мы послали 15 октября на лодки Агафонова, было о прекращении их следования в пункт Мариэль и о занятии ими позиций патрулирования у Багамских островов, за пределами блокадной линии, объявленной американцами».
Но Рыбалко, внимательно слушая адмирала, думал о своём: «Четыре подводные лодки Агафонова находятся сейчас в самом центре развернутых американцами противолодочных поисково-ударных группировок, занимаясь патрулированием в своих квадратах. Командиры этих пл не имеют элементарных сведений ни о тактической, ни о военно-политической обстановке, которая сложилась в мире». Единственное, что ему удалось добиться - это отправить на свой страх и риск извещение мореплавателям, в котором американцы уведомляли, что будут применять сигнальные взрывные заряды с тем, чтобы заставить наши подводные лодки всплыть на поверхность, и чтобы при всплытии они держали безопасный курс в восточном направлении, показывая тем самым, что они поняли сигнал»
ИЗ ПОХОДНЫХ ДНЕВНИКОВ. У этих желтых ломких тетрадных листков вид древнего папируса. Бумага так иссохла в пекле лодочного отсека, что состарилась раньше времени на несколько веков. Я разворачиваю листки с осторожностью археолога. Передо мной редчайший документ ХХ века - письмо с того света. Оно бы было таким, если бы кануло в океанскую бездну, но, по великому счастью, этого не произошло, и многостраничное послание попало к своему адресату. Помощник командира подводной лодки Б-36 капитан-лейтенант Анатолий Андреев писал его любимой женщине как некий мужской походный дневник без особых надежд, что она его прочтет. Женщину звали Софья. И она была его молодой женой. Опасный поход впервые разлучил их так надолго.
ПИСЬМА С ТОГО СВЕТА Капитан 1-го ранга Анатолий Андреев : «Софочка, родная моя! Пишу тебе это письмо, хотя не представляю, когда и как я тебе его отправлю, но так хочется побыть с тобою вместе, хотя вот так- мысленно... Нелегко сейчас, еще труднее будет потом, но я знаю, что если я все это пройду, я снова буду с тобой...
Вот уже пятый день, как мы в море. Погода чем дальше, тем хуже. Штормит нещадно. Но очень красиво на ночных всплытиях, когда стоишь на мостике. Сейчас время свечения воды, особенно в Норвежском море, и когда эта вода обрушивается на тебя, она стекает сверкающим каскадом. Зрелище завораживающее! Мне бы так хотелось, чтобы в этот момент под ногами была палуба белого лайнера, а рядом - не рулевой-сигнальщик в резиновом костюме, а стояла бы ты в легком платьице, и слегка бы продрогла, и я бы обнимал тебя, спасая от холода и этого мокрого фейерверка...
У нас выбыл из строя Алик Мухтаров (офицер-минер. - Н.Ч.). Он проворонил большую волну и его крепко приложило о планширь. Перелом двух рёбер. Только не говори его жене. А в остальном жизнь вполне сносная... Идут десятые сутки, а мы ещё не знаем, куда держим путь. Правда, сегодня командир официально сообщил экипажу, что идём к месту нового базирования - на Кубу. Думаю, ты узнала это раньше меня по «сарафанному радио».
Перевели стрелки сразу на четыре часа, и все стало с ног на голову. Теперь завтракаем в полдень, обедаем в ужин...
Ночью было чистое небо, и я, прежде всего, отыскал твои звезды в созвездии Ориона (помнишь эти три звезды?) Ты находи их тоже, и будем передавать через них друг другу приветы. Хорошо?... Вижу тебя во сне постоянно и, просыпаясь, говорю тебе «доброе утро!», хотя у вас в Полярном ещё глухая ночь. В моей каюте разместились сразу три семейства: под настольным стеклом фото жены и дочери флагмеха, на переборке - жена и двое детей Толи Потапова и, конечно же, в рамочке ты с Лялей. Как видишь, на трёх квадратных метрах разместились десять человек и все живут довольно мирно и дружно... Прости, любимая, пора на вахту! Надо еще облачиться в резиновые доспехи, а это довольно хлопотное дело... Уже полмесяца как беспрестанно качает. Все впали в некое странное состояние: мы уже не укачиваемся, мы просто устали от качки. Даже ночью как следует не отдохнешь - лежишь и держишься, чтобы не выбросило из койки.
Немного болят глаза - они полны соли, ведь не от каждой волны отвернёшься.
Целый час возле лодки шли тунцы. Откуда в них такая сила? Ведь они только на секунду погружаются в воду и мощным толчком выныривают вновь. Залюбуешься... Моей вахте «везёт» на встречи с самолетами и кораблями. Иной раз приходится погружаться два-три раза за вахту. Правда, нынешней ночью испугался, как говорится, собственной тени. Только зашло солнце, и вдруг с востока - быстро движется мигающий в небе огонек. Реактивный самолет?
- Срочное погружение! Потом всплыли, а сигнальщик снова кричит: «Самолет!» Я посмотрел повнимательнее и увидел, что он показывает на звезду Сириус. А мы все идём и идём, давно пересекли меридианы Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Крыма. Справа - северная граница США, где-то слева проплывают невидимые нам берега Франции, Испании, Португалии... Почему люди не умеют ценить счастье близости? Почему это счастье осознается, когда между ними пролегают тысячи миль?
А полумесяц здесь висит не как у нас, а рогами вверх, дном вниз, как маленький кораблик.
Океан штормит, но он чертовски красив при этом. Весь в крупных барашках, он действительно - седой. Помнишь - «над седой равниной моря»? Все так и есть... Только местами проглядывает голубая-голубая вода, как в озерах по дороге на Рицу. Помнишь? А какие волны! Они не только высоки, но длинны. Так и кажется, что перед тобой встает горный хребет. Наша лодка, как букашка у подножья. Но ночью вся красота исчезает. Остается только мрачная чернота, полная всевозможных каверз...Ты знаешь, какой запах я теперь ненавижу? Запах резины. Все время наверху в мокром резиновом гидрокостюме. Даже воздуха по-настоящему не чувствуешь...
Океан все же успокоился. Наверху - просто чудо. В лодке - ужас. Волны вокруг ярко-синие с фиолетовым отливом. Вода теплющая - 27 градусов! То и дело выскакивают летучие рыбы. Они совсем небольшие, тёмно-зелёные в крапинку...
В эту ночь мне удалось засечь сразу два искусственных спутника Земли. Один - наш, другой - американский.
А в лодке страшная жара. В самом прохладном - носовом отсеке - 35 градусов. Изнываем... Ты же знаешь, я «люблю» жару так же, как ты - холод... Сегодня наш милый доктор продемонстрировал свое искусство хирурга. Одного из прикомандированных офицеров прихватил аппендицит. Витя мастерски вырезал воспаленный отросток. Это в таком-то пекле, когда пот льёт ручьями.
Завтра тяжелый день - до захода солнца будем идти под водой, в лютый лодочный зной. Но что поделаешь - на то мы и подводники.
Милая моя, иду на вахту. Четыре часа буду крутить перископ. Это единственное, что связывает нас с поверхностью, с тем миром, в котором живете вы с Лялей. Но без меня.
Да, крепко прихватили нас наши «друзья»-американцы: носа не дают высунуть даже ночью. В такой обстановке у командира начинают сдавать нервы. Хожу у него во «врагах народа». Дело в том, что жара начинает сказываться на работе холодильной установки. Температура в провизионке, где хранится мясо, уже под 8 градусов выше нуля. Мясо портится, и я приказал выдавать его большими порциями, пока всё не протухло. Командир решил, что я нарочно порчу продукты. «Слишком часто ходите туда, холод выпускаете!» Приказал закрыть камеру на ключ.
Двое суток никто в камеру не лазил. Потом открыли замок. В нос ударила вонь тухлятины. А ведь могли бы хоть часть мясных запасов спасти...
И я же ещё - «вредитель»!
От жары, пота, грязи у всех пошли по коже гнойнички. Доктор смазывает их «зелёнкой». Ходим раскрашенные, как индейцы. Я перешел на «тропический рацион»: в обед - только стакан компота. На ужин какую-нибудь молочную кашу и компот. Вечерний чай - только стакан долгожданной влаги. Никакая еда в рот не лезет.
Вот сейчас подвсплыли под РДП (работа дизеля под водой - через поднятую воздухозаборную трубу. - Н.Ч.). Чуть-чуть повеяло свежим воздухом Люди хватают его как рыбы в зимний мор - широко открытыми ртами.
Вижу в перископ американские корабли. Они остановили для досмотра два наших транспорта. Не стесняются. А нас самолеты снова загоняют на глубину.
Бедный доктор. Он даже не может измерить температуру больного - в отсеках нет места, где температура была бы ниже +38. У всех термометров глаза лезут из орбит. У нас тоже... Четвёртые сутки нам не дают даже подвсплыть под перископ. От духоты раскалывается голова. Прошёл по отсекам - никого, кроме вахтенных. Все в первом, где чуть прохладнее. Там уже надышали так, что углекислоты выше всякой нормы. Но никто не уходит. Лег и я в обнимку с торпедой. Ее железо чуть холодит. А может, просто кажется...
Пошел второй месяц нашего плавания... Сегодня снова упали в обморок от перегрева трое матросов. Трудно писать. На бумагу капает пот, но стирать его со лба, с лица, с груди совершенно нечем. Использованы все рубашки, простыни и даже, пардон, кальсоны... Бриться невозможно - все обросли бородами. Ходим, как дикари. Посмотрела бы ты на нас...
За нами постоянно следят два эсминца. Все наши попытки уйти на большую глубину и оторваться ни к чему не привели. Идем с риском провалиться на шесть тысяч метров. Это столько у нас под килем. Регенерация воздуха работает плохо, содержание углекислоты нарастает, а запасы электроэнергии падают. Свободные от вахт сидят не шевелясь, уставившись в одну точку. На вахту уже не идут, а ползут. Температура в отсеках - за 50. А в дизельном - 61 градус жары. Но самое скверное, мы не можем дать никакого хода, кроме малого. Электролит разряжен до воды. Ничего не остается как всплыть. Но дадут ли нам это сделать? Этот вопрос мы обсуждали особо. Ведь отправить на дно всплывающую лодку легче простого - притопил ее форштевнем, и амба, даже оправдываться не придется.
Мы выждали, когда американцы отойдут подальше для очередного разворота и стали продувать цистерны последним воздухом. В центральном посту у люка встал командир. Мне дали в руки Военно-Морской Флаг. Задача простая - как только всплывем, выскочить на мостик и сразу же водрузить древко с флагом, чтобы из «неизвестной» подводной лодки мы сразу же стали островком территории СССР.
И вот мы на поверхности. Шумы эсминцев стремительно приближаются, а мы никак не можем отдраить верхний рубочный люк. Внутри лодки накопилось большое избыточное давление, его надо сначала стравить. Едва он начал выходить с адским свистом, как центральный пост заволокло туманом. Томительнейшие минуты... Что там наши недруги наверху? Врежут нам в борт или пощадят? Наконец, люк отдраен. Вслед за командиром я выскакиваю наверх и сразу же на мостик с флагом. Эсминец уже рядом, а над головой со страшным ревом проносится «Нептун».
Должно быть, американцы наблюдают сейчас престранное зрелище: стоит на рубке грязный, заросший, в рваных трусах детина с флагом. Вижу - во всю щёлкают меня фотокамерами. Ладно, снимайте, когда еще увидите вот так вот русского подводника со своим флагом у берегов США.
Командир скрывается от съёмок под козырьком мостика. Ему нельзя светиться... А с кормы налетает на бреющем новый самолет. Нас усиленно снимают. Думаю, моя чумазая в зелёных пятнах физиономия наверняка появится на обложках морских американских журналов. Самолеты обдавали меня выхлопными струями так сильно, что я с трудом удерживался на ногах. Однако закрепил флаг и сам удержался.
Эсминец ведет себя корректно. Он передал по международному своду свои позывные и запросил по-русски «Нужна ли помощь?» На нём даже не сыграли боевой тревоги. Американские моряки стояли по всему борту, на мостике - офицеры. Одеты в белые рубашки и легкие синие брюки. Матросы махали нам руками, но мы, памятуя наставления «старших товарищей», от контактов воздерживались. Твёрдо молчали. Больше всего нас тревожило, как отреагирует на наше всплытие Москва. Вряд ли там будут вникать в наши обстоятельства. Назначат виновного, и делу венец. Ладно, посмотрим...
...Третьи сутки идем под конвоем. По идее надо бы сделать попытку оторваться, уйти под воду. А если не выйдет? Всплыть ещё раз они нам не дадут, это уж как пить дать. Мы перехватили радиограмму, в которой действия эсминцев оценены весьма сдержанно. Видимо, ждали от них более решительных действий.
А Москва молчит...
Милая моя! Опять трое суток не был в своей каюте, хотя дойти до неё самое большее двадцать шагов... Мы всё же рискнули и нырнули! Сначала был солнечный день. И мы, используя свое «свободное плавание», отремонтировали антенну, надстройку, привели всё в полный порядок не хуже, чем в базе. С нетерпением ждём сеанса связи с Москвой, которая упрямо молчит. Вдруг акустик докладывает, что гидролокаторы эсминцев на время прекратили работу. В этот момент наши конвоиры проходит мимо нас так близко, что видно, как их моряки протирают механизмы, два негра в наушниках стоят на сигнальном мостике, лениво посматривает на нас вахтенный офицер... А у нас уже - боевая тревога. Все сжались, как пружина.
На мостике остались только трое: командир, старпом и я. Вот «Генри» немного отошел, и мы за спиной командира незаметно спустились в люк. Перископы у нас были подняты давно, и я припал к окулярам. Корабли легли на курс поворота. Командир прыгнул вниз: - Срочное погружение! Вот уже скрылась рубка... Я видел в перископ, что на «Генри» пока все спокойно. И только когда мы ушли на глубину 25 метров, на эсминце взревели машины. Мы поднырнули под него и рванули самыми полными ходами. «Генри» метался наверху, словно зверь, упустивший законную добычу.
Два часа пролетели в одну минуту. И вот посылки гидролокатора стали слабеть, отдаляться... Но радоваться было рано. На всякий случай мы зарылись поглубже и двинулись на юг, в сторону Америки, искали же нас на северо-востоке. Опять двое суток мы не высовывались из-под воды. Опять пекло, невыносимая сауна, но люди подшучивают над нашими конвоирами. Обстановка все же очень напряженная: нас ищут 6 эсминцев и добрая дюжина патрульных самолетов. Только успевай отворачивать в разные стороны. Время от времени шлём в Москву радиограммы с разведданными по нашему району. Ведь мы в центре всей заварухи. Но Москва либо молчит, либо задает глупейшие вопросы. Все дико обозлены. Анекдоты рождаются на каждом шагу. Не понимаю, что происходит. Или нас приносят в жертву ради каких-то высших целей, или... Не хочется думать, что у нашего командования не все в порядке с...
Милая моя, а ты там мерзнешь на Севере диком! Каждую минуту думаю о тебе. Через 10 дней будет «чарка» - 45 суток нашего похода. Узнаём замечательную новость: нам не хватает топлива, чтобы вернуться домой. Возможно, будет дозаправка в океане. Так хочется верить, что Новый год мы будем встречать вместе!
Трое суток уходили от настырных преследователей... Как покрутишь в душной рубке перископ четыре часа - с ног валишься, а в глазах от напряжения чертики прыгают...
Милая, тебе не надоели еще мои жалобы? Сейчас попробую развеселить. Стою на вахте, даю команду «Приготовиться к ужину!» И вдруг выясняется, что ужин ещё не готовили: оба кока мертвецки пьяны. Отметили ночью годовщину Великого Октября! Пришлось прибегнуть к коллективному творчеству: пять мотористов и торпедистов сварганили как могли какой-то супчик и манную кашу. Суп получился очень даже ничего. А вот манная каша... Н-да.
14 ноября - ура! - приказ на возвращение! Идём домой, в родной Кольский залив. Правда, для нас он находится в другом полушарии планеты. Но курс уже - 40 градусов. Это норд-ост, наш милый северо-восток. На радостях стали выпекать на завтрак свой хлеб. Замечательно получается. Море снова заштормило. А это нам невыгодно - увеличился расход топлива, которого и так не хватает 20 тонн. Но ничего, хоть руками догребем до Кольского! Главное - домой! Неужели я смогу увидеть тебя, обнять? Нет, сейчас лучше об этом не думать...
Курильщики маются: папиросы еще есть, а вот спички - наперечет. Каждая на вес золота. Ввели лимит: в сутки одна спичка. Остальные прикуривают. Стали придумывать агрегаты для прикуривания. Но ведь в лодке не прикуришь, а на мостик не вытащишь... Еще одна проблема: кончилось сливочное масло. Недодали нам его. Кончился консервированный хлеб и печенье. Перешли на сухари, но они не выдержали жары и сырости. Выбрасываем всё за борт. Боже, сколько продуктов попорчено! Плохо нас подготовили к таким морям...
Софочка, до нашей встречи осталось чуть больше месяца. Уже прошли ось Нью-Йорк-Баку. Только бы топлива хватило... У нас полетел один дизель. Плетёмся почти пешком - со скоростью 10 километров в час. А впереди еще 8000 километров. Когда же доберемся?!
Сегодня достал свою шинель. У нее такой вид, что даже в полярную ночь стыдно надевать. Вся белая от муки, еле отчистил... Сегодня прошли меридиан Ленинграда! Как глупо сыграть в пучину, когда дом уже так близок. Да ещё из-за упрямства лишь одного человека! Вчера ночью командир упорно шёл под перископом, хотя наверху было чернее, чем у... Битый час пришлось ему доказывать, что это опасно, и даже пришлось потребовать, чтобы он записал своё решение в вахтенный журнал, прежде чем он поднялся в рубку и сам не увидел в перископ огни проходящего судна, шум которого акустики почему-то не услышали, а вахтенный офицер не заметил огней. Пришлось срочно погружаться.
Милая моя, через девять дней я смогу увидеть тебя и прижать крепко-крепко!.. Буду сидеть и смотреть на тебя часами, любоваться каждым твоим движением... Прочитал в одной учёной книге, что только морякам, лётчикам и шоферам присуще одно психологическое свойство: внимательно следить за обстановкой и при этом всё время думать о самом сокровенном. Именно так я отстоял все свои вахты - с мыслями о тебе.
А наверху уже потянуло севером. Морозец в воздухе. Всю ночь полыхало полярное сияние. Норвежское море сильно штормит, и нас здорово кладет. Скорость упала. Дожигаем последние тонны соляра. Нам навстречу выслали танкер. Но передача топлива на такой волне невозможна. Механик придумал какую-то адскую смесь из масла и воды. Идём на ней, но все-таки идём... Сегодня в 11.30 я увидел землю. Это были очертания норвежского берега. Но скоро появятся и наши сопки. Завтра откроются наши маяки, и моя вахта будет входить в Кольский залив...» На «адской смеси» механика протянули недолго - только до входных маяков в Кольский залив. Дальше пошли на электромоторах. Запаса энергии хватило, чтобы только-только дотянуть до причала - с того конца света...
"...Некоторое время спустя нас, командиров подводных лодок вместе с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга В. А. Архиповым вызвали в Москву на коллегию Министерства Обороны СССР, которую проводил тогда первый заместитель Министра Обороны СССР маршал Гречко. В перерыве ко мне подошел маршал Баграмян и посоветовал подробнее осветить вопросы связи. Я выступал последним и, по совету Баграмяна, рассказал о проблемах связи, о необходимости всплытия лодки для зарядки аккумуляторной батареи. О трудностях похода маршал Гречко слушать не стал. Он не мог понять, почему подводная лодка каждую ночь должна подзаряжать батарею. Понял одно - нарушена скрытность, мы оказались на виду у американцев после всплытия подводной лодки.
Вот как рассказывает об этом капитан 1 ранга в отставке Рюрик Кетов: «Вопросы стали задавать один чуднее другого. Коля Шумков, например, докладывает о том, что вынужден всплывать для зарядки аккумуляторных батареей». А ему вопрос:
- Какая-такая зарядка? Каких там батарей? - На каком расстоянии от вас были американские корабли? Ответ: «Метров 50-100». - Что?! И вы не забросали их гранатами!?
Дошла очередь и до меня. Спрашивают: - Почему по американским кораблям не стрелял? - кипятился Гречко. Ответ: «Приказа не было». - Да Вы что, без приказа сами сообразить не смогли? Тут один из цековских дядечек постучал тихонько по стакану. Маршал, как ни кричал, сразу притих. Но долго не мог врубиться, почему мы вынуждены были всплывать. Ещё раз пояснили, что ходили мы на Кубу на дизельных подводных лодках, а не на атомных. Дошло!
- Как не на атомных?! - закричал маршал, сдёрнул с носа очки и… хвать ими по столу! Только стекла мелкими брызгами полетели. Оказывается, высшее военно-политическое руководство страны полагало, что в Саргассово море были направлены атомные подводные лодки. Позднее стало известно, что одну атомную лодку всё-таки планировали послать на Кубу, но выявилась какая-то неисправность, и поход атомной лодки отставили».
"Главнокомандующий ВМФ, адмирал флота С. Г. Горшков всё же работу командиров подводных лодок нашей бригады оценил положительно. Так на бланках донесения комиссии, которая давала заключение о нашей работе в боевом походе, он написал резолюцию: «… командиру в этой обстановке было виднее, как ему действовать. Командиров подводных лодок не наказывать ». Удостоверяю точность записи резолюции, мне её показали. Уж, наш главком СГ (так главкома с любовью называли на флоте) знал, что после вынужденного всплытия и зарядки аккумуляторной батареи, подводным лодкам удалось оторваться от преследования противолодочными силами, и до последнего дня Карибского кризиса они продолжали скрытно таить угрозу для флота вероятного противника."
Photograph of Soviet submarine B-59 close-up with Soviet crew visible, taken by U.S. Navy photographers, circa 28-29 October, 1962
Source: U.S. National Archives, Still Pictures Branch, Record Group 428, Item 428-N-711201
https://nsarchive2.gwu.edu/NSAEBB/NSAEBB399/
https://nsarchive2.gwu.edu/NSAEBB/NSAEBB399/docs/Andreyev_Diaries.pdf
Карибский кризис глазами российских подводников (пятьдесят пять лет спустя)
Черкашин Николай. "Черная эскадра"
Никто не знал, сколько противолодочных авианосцев и других кораблей бросит Пентагон на поиск советских лодок. Шли в неведомое...Напрягало нервы и то, что впервые подводники брали с собой в дальний поход торпеды с ядерными зарядами - по одной на каждую лодку. В самый последний момент новоиспеченный контр-адмирал, командир 69-й бригады, слёг в госпиталь. Его военный опыт чётко просчитывал: шансов на успех нет. И тогда флагманом почти обречённой четвёрки назначили капитана 1-го ранга Виталия Агафонова.
- Есть! - ответил Агафонов и командиру эскадры, и командующему Северным флотом на слова о «важном задании партии и правительства». Особо раздумывать было некогда. На сборы в родном Полярном и расчеты с береговой базой начальство отпустило два часа. Виталий Наумович Агафонов только что отметил свое сорокалетие. Этот спокойный, рассудительный и хваткий мужичок из вятских крестьян доставил президенту Кеннеди, может быть, самую острую головную боль. Во всяком случае, много дней кряду американский президент сообщал по телевидению своему народу о ходе большой охоты за «красными октябрями». Вместо четырёх русских лодок Кеннеди и его адмиралы насчитали пять...
Итак, были сборы недолги. И по-особому секретны. Никто, включая и командиров подлодок, не знал конечной точки маршрута. Чтобы сохранить военную тайну похода, штурманам назначенных кораблей выдали комплект карт всего Мирового океана. Поди, догадайся, какую из них придется расстилать на прокладочном столе?
Коммунистам приказали сдать партбилеты в политотдел. Лодки вывели из Полярного в глухую Сайду-губу, оцепленную тройной линией охраны. - Четыре пакета с боевым распоряжением на поход были вложены в общий пакет с грифами «Совершенно секретно» и «Вручить лично командиру 69-й бригады ПЛ», - вспоминает Агафонов. - Вскрывать пакеты мы должны были только с выходом в море, а объявлять экипажам, куда и зачем идем, - уже в океане. В принципе задача у нас была не самая отчаянная: совершить скрытный переход через Атлантику и обосноваться в кубинском порту Мариель, это чуть западнее Гаваны. Но, как говорится, гладко было на бумаге...
Рассказ бывшего комбрига дополнили записки командира Б-4 капитана 2-го ранга Рюрика Кетова: «Провожать нас прибыл заместитель Главнокомандующего ВМФ адмирал Фокин... Фокин спрашивает: - Давайте, товарищи, говорите, что вам неясно? Все мнутся. Тут начальник штаба Вася Архипов: - Нам неясно, зачем мы взяли атомное оружие? - Установка такая. Вы должны с ним освоиться, - ответил кто-то из начальства. - Хорошо. Но когда и как его применять? Молчание. Потом Фокин выдавил, что не имеет полномочий сообщать об этом. Начальник Главного штаба флота адмирал Россохо крепко выругался и произнес: - Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье - по приказу из Москвы!»
Дубивко, кмандир Б-36: "Уже находясь на маршруте развертывания, обдумывая состоявшийся разговор с проверяющими нас адмиралами, я пришел к выводу - нам недоговаривают, предстоит более серьезное дело, чем скрытый переход к новому пункту базирования в какой-то отдаленной стране. Бросалось в глаза отсутствие откровенности в разговоре с провожающими нас высокими чинами. Мы не получили ответы на вопросы: «Куда направляются наши лодки?», «Районы плавания?», «Какова общая обстановка в районах предстоящего плавания?», «Какова наша роль в общем замысле предстоящего похода?» и др. Хотя на вопрос «Куда?» командиры, пожалуй, сами могли ответить, так как по материалам открытой прессы полагали, что это - остров Куба. Решил: недостающую информацию для себя буду получать из эфира вероятного противника с помощью группы радиоперехвата (ОСНАЗ).
«Мы думали, в Главном штабе засел шпион...» За островом Кильдин подводные лодки погрузились и двинулись на запад походным строем. И пошли корабельные лаги отсчитывать мили и моря - Баренцево, Норвежское, Исландское, Северная Атлантика, Саргассово... Их путь к берегам Америки был перекрыт противолодочными рубежами НАТО, приведёнными в повышенную активность ввиду обострения отношений между США и СССР. Сначала проскользнули незамеченными через линию корабельных дозоров и воздушных патрулей между самым северным мысом Европы Нордкап и норвежским островом Медвежий. Затем так же скрытно форсировали Фареро-Исландский рубеж, контролируемый британским флотом и американскими самолетами, взлетавшими с Исландии. Наконец, вышли в просторы Атлантики и взяли курс на Бермудские острова, где их ждал самый главный противолодочный барьер: между Ньюфаундлендом и Азорскими островами...
С первых же походных дней они сразу же угодили в жестокий шторм осеннего океана.
Главный штаб задал явно нереальную скорость для скрытного подводного перехода - 9 узлов. Чтобы выдержать контрольные сроки, приходилось всплывать по ночам и наверстывать упущенное время под дизелями. Всплывать приходилось и для зарядки аккумуляторных батарей. Вот тут-то затяжной шторм уродовал корабли по-черному. Волны обрушивались с такой силой, что сдирали стальные листы лёгкого корпуса. Швыряло так, что в аккумуляторных ямах выплескивался электролит, спящих выбрасывало из коек, ломало рёбра вахтенным офицерам о планширь, а сигнальщикам выбивало биноклями зубы, если вовремя не увёртывались от водопадного удара. Верхняя вахта стояла в резиновых гидрокомбинезонах, приковав себя цепями к перископным тумбам, чтобы не смыло за борт. Но шли, точно минуя в положенные сроки контрольные точки маршрута.
От Азорских островов повернули на Багамы. Резко потеплело. Температура забортной воды поднялась до 27 градусов Цельсия. Начиналось новое истязание - жарой, духотой, пеклом. У тех, кто еще ныне жив, до сих пор выступает на лбу испарина при слове «Саргассы». Да, это были тропики, и жара, несмотря на исход октября, стояла тропическая. Даже глубина не охлаждала перегретые корпуса лодок. Отсеки превратились в автоклавы, в которых плавились пайковый шоколад и пластилиновые печати. Механизмы исходили маслом, люди - потом, сосновые переборки в жилых отсеках - смолой.
Надвигался самый главный противолодочный рубеж - между островом Ньюфаундленд и Азорским архипелагом... Когда-то мореплаватели считали Саргассово море непроходимым из-за зарослей гигантских водорослей, цеплявшихся за днища кораблей. Американцы сделали этот миф явью, только вместо исполинских растений по морскому дну стелились тысячи километров кабелей, связывающих разбросанные по вершинам подводных гор гидрофоны-слухачи в единую оповестительную систему. Система «Цезарь» была приготовлена на случай большой войны в океане, и случай этот, посчитали американцы, наступил: систему освещения подводной обстановки ввели в боевой режим.
Операторы береговых станций сразу же засекли технические шумы на общем биофоне океана. Откуда Агафонов мог знать, что дальше его «букашки» подстерегает еще более мощная и разветвленная система подводного целеуказания SOSUS? Подводники оказались в положении разведчиков, которые надеялись укрыться в лесу, где под каждым кустом торчал микрофон, а из каждого дупла подглядывала видеокамера. Стоило только на минуту поднять перископ, как радиометрист тут же докладывал о работе американских радаров, обозревавших поверхность океана с противолодочных кораблей и патрульных самолетов. Ныряли, но проходило время, и уже гидроакустик тревожным голосом сообщал о шумах винтов, приближающихся фрегатов. Лодки уклонялись от них, следуя новейшим тактическим разработкам. Тем не менее, при повторных попытках глотнуть воздуха подвсплытие заканчивалось очередным пируэтом над бездной.
- Куда ни уйдешь - всюду тебя поджидают! - рассказывает бывший помощник командира Б-36 Анатолий Андреев. - Мы даже стали думать, что в Главном штабе ВМФ засел шпион, который чётко отслеживал все наши маневры. Однако невидимый и неслышимый подводный соглядатай залег на дне Саргассова моря. Вот на его прозрачной во всех отношениях арене и разыгралась драма северофлотских подводных лодок. Драма, едва не ставшая трагедией...
из книги Питера Хухтхаузена: "В октябре 1962 года Л. Ф. Рыбалко специально прибыл в Москву в Главный Штаб ВМФ и обратился к адмиралу В. А. Фокину, осуществляющему общее руководство операцией «Кама» (морской составляющей операции «Анадырь»): «Мне бы хотелось выяснить, что происходит, товарищ адмирал? Какая информация сообщалась на лодки Агафонова по текущей обстановке? Знают ли они о наших планах усиления группировки на о. Куба? Что они знаю о развертывании американских противолодочных ударных группировках?» Адмирал Фокин ответил: «Леонид Филиппович, Главнокомандующий ВМФ, адмирал Флота С. Г. Горшков лично запретил что-либо передавать, кроме рутинной (вести об уборке урожая и т. п.) и текущей информации в сеансы связи. Такого же мнения придерживаются и наши контрразведывательные органы, которые считают, что излишняя информация только навредит успешному проведению нашей операции. Последнее оперативное указание, которое мы послали 15 октября на лодки Агафонова, было о прекращении их следования в пункт Мариэль и о занятии ими позиций патрулирования у Багамских островов, за пределами блокадной линии, объявленной американцами».
Но Рыбалко, внимательно слушая адмирала, думал о своём: «Четыре подводные лодки Агафонова находятся сейчас в самом центре развернутых американцами противолодочных поисково-ударных группировок, занимаясь патрулированием в своих квадратах. Командиры этих пл не имеют элементарных сведений ни о тактической, ни о военно-политической обстановке, которая сложилась в мире». Единственное, что ему удалось добиться - это отправить на свой страх и риск извещение мореплавателям, в котором американцы уведомляли, что будут применять сигнальные взрывные заряды с тем, чтобы заставить наши подводные лодки всплыть на поверхность, и чтобы при всплытии они держали безопасный курс в восточном направлении, показывая тем самым, что они поняли сигнал»
ИЗ ПОХОДНЫХ ДНЕВНИКОВ. У этих желтых ломких тетрадных листков вид древнего папируса. Бумага так иссохла в пекле лодочного отсека, что состарилась раньше времени на несколько веков. Я разворачиваю листки с осторожностью археолога. Передо мной редчайший документ ХХ века - письмо с того света. Оно бы было таким, если бы кануло в океанскую бездну, но, по великому счастью, этого не произошло, и многостраничное послание попало к своему адресату. Помощник командира подводной лодки Б-36 капитан-лейтенант Анатолий Андреев писал его любимой женщине как некий мужской походный дневник без особых надежд, что она его прочтет. Женщину звали Софья. И она была его молодой женой. Опасный поход впервые разлучил их так надолго.
ПИСЬМА С ТОГО СВЕТА Капитан 1-го ранга Анатолий Андреев : «Софочка, родная моя! Пишу тебе это письмо, хотя не представляю, когда и как я тебе его отправлю, но так хочется побыть с тобою вместе, хотя вот так- мысленно... Нелегко сейчас, еще труднее будет потом, но я знаю, что если я все это пройду, я снова буду с тобой...
Вот уже пятый день, как мы в море. Погода чем дальше, тем хуже. Штормит нещадно. Но очень красиво на ночных всплытиях, когда стоишь на мостике. Сейчас время свечения воды, особенно в Норвежском море, и когда эта вода обрушивается на тебя, она стекает сверкающим каскадом. Зрелище завораживающее! Мне бы так хотелось, чтобы в этот момент под ногами была палуба белого лайнера, а рядом - не рулевой-сигнальщик в резиновом костюме, а стояла бы ты в легком платьице, и слегка бы продрогла, и я бы обнимал тебя, спасая от холода и этого мокрого фейерверка...
У нас выбыл из строя Алик Мухтаров (офицер-минер. - Н.Ч.). Он проворонил большую волну и его крепко приложило о планширь. Перелом двух рёбер. Только не говори его жене. А в остальном жизнь вполне сносная... Идут десятые сутки, а мы ещё не знаем, куда держим путь. Правда, сегодня командир официально сообщил экипажу, что идём к месту нового базирования - на Кубу. Думаю, ты узнала это раньше меня по «сарафанному радио».
Перевели стрелки сразу на четыре часа, и все стало с ног на голову. Теперь завтракаем в полдень, обедаем в ужин...
Ночью было чистое небо, и я, прежде всего, отыскал твои звезды в созвездии Ориона (помнишь эти три звезды?) Ты находи их тоже, и будем передавать через них друг другу приветы. Хорошо?... Вижу тебя во сне постоянно и, просыпаясь, говорю тебе «доброе утро!», хотя у вас в Полярном ещё глухая ночь. В моей каюте разместились сразу три семейства: под настольным стеклом фото жены и дочери флагмеха, на переборке - жена и двое детей Толи Потапова и, конечно же, в рамочке ты с Лялей. Как видишь, на трёх квадратных метрах разместились десять человек и все живут довольно мирно и дружно... Прости, любимая, пора на вахту! Надо еще облачиться в резиновые доспехи, а это довольно хлопотное дело... Уже полмесяца как беспрестанно качает. Все впали в некое странное состояние: мы уже не укачиваемся, мы просто устали от качки. Даже ночью как следует не отдохнешь - лежишь и держишься, чтобы не выбросило из койки.
Немного болят глаза - они полны соли, ведь не от каждой волны отвернёшься.
Целый час возле лодки шли тунцы. Откуда в них такая сила? Ведь они только на секунду погружаются в воду и мощным толчком выныривают вновь. Залюбуешься... Моей вахте «везёт» на встречи с самолетами и кораблями. Иной раз приходится погружаться два-три раза за вахту. Правда, нынешней ночью испугался, как говорится, собственной тени. Только зашло солнце, и вдруг с востока - быстро движется мигающий в небе огонек. Реактивный самолет?
- Срочное погружение! Потом всплыли, а сигнальщик снова кричит: «Самолет!» Я посмотрел повнимательнее и увидел, что он показывает на звезду Сириус. А мы все идём и идём, давно пересекли меридианы Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Крыма. Справа - северная граница США, где-то слева проплывают невидимые нам берега Франции, Испании, Португалии... Почему люди не умеют ценить счастье близости? Почему это счастье осознается, когда между ними пролегают тысячи миль?
А полумесяц здесь висит не как у нас, а рогами вверх, дном вниз, как маленький кораблик.
Океан штормит, но он чертовски красив при этом. Весь в крупных барашках, он действительно - седой. Помнишь - «над седой равниной моря»? Все так и есть... Только местами проглядывает голубая-голубая вода, как в озерах по дороге на Рицу. Помнишь? А какие волны! Они не только высоки, но длинны. Так и кажется, что перед тобой встает горный хребет. Наша лодка, как букашка у подножья. Но ночью вся красота исчезает. Остается только мрачная чернота, полная всевозможных каверз...Ты знаешь, какой запах я теперь ненавижу? Запах резины. Все время наверху в мокром резиновом гидрокостюме. Даже воздуха по-настоящему не чувствуешь...
Океан все же успокоился. Наверху - просто чудо. В лодке - ужас. Волны вокруг ярко-синие с фиолетовым отливом. Вода теплющая - 27 градусов! То и дело выскакивают летучие рыбы. Они совсем небольшие, тёмно-зелёные в крапинку...
В эту ночь мне удалось засечь сразу два искусственных спутника Земли. Один - наш, другой - американский.
А в лодке страшная жара. В самом прохладном - носовом отсеке - 35 градусов. Изнываем... Ты же знаешь, я «люблю» жару так же, как ты - холод... Сегодня наш милый доктор продемонстрировал свое искусство хирурга. Одного из прикомандированных офицеров прихватил аппендицит. Витя мастерски вырезал воспаленный отросток. Это в таком-то пекле, когда пот льёт ручьями.
Завтра тяжелый день - до захода солнца будем идти под водой, в лютый лодочный зной. Но что поделаешь - на то мы и подводники.
Милая моя, иду на вахту. Четыре часа буду крутить перископ. Это единственное, что связывает нас с поверхностью, с тем миром, в котором живете вы с Лялей. Но без меня.
Да, крепко прихватили нас наши «друзья»-американцы: носа не дают высунуть даже ночью. В такой обстановке у командира начинают сдавать нервы. Хожу у него во «врагах народа». Дело в том, что жара начинает сказываться на работе холодильной установки. Температура в провизионке, где хранится мясо, уже под 8 градусов выше нуля. Мясо портится, и я приказал выдавать его большими порциями, пока всё не протухло. Командир решил, что я нарочно порчу продукты. «Слишком часто ходите туда, холод выпускаете!» Приказал закрыть камеру на ключ.
Двое суток никто в камеру не лазил. Потом открыли замок. В нос ударила вонь тухлятины. А ведь могли бы хоть часть мясных запасов спасти...
И я же ещё - «вредитель»!
От жары, пота, грязи у всех пошли по коже гнойнички. Доктор смазывает их «зелёнкой». Ходим раскрашенные, как индейцы. Я перешел на «тропический рацион»: в обед - только стакан компота. На ужин какую-нибудь молочную кашу и компот. Вечерний чай - только стакан долгожданной влаги. Никакая еда в рот не лезет.
Вот сейчас подвсплыли под РДП (работа дизеля под водой - через поднятую воздухозаборную трубу. - Н.Ч.). Чуть-чуть повеяло свежим воздухом Люди хватают его как рыбы в зимний мор - широко открытыми ртами.
Вижу в перископ американские корабли. Они остановили для досмотра два наших транспорта. Не стесняются. А нас самолеты снова загоняют на глубину.
Бедный доктор. Он даже не может измерить температуру больного - в отсеках нет места, где температура была бы ниже +38. У всех термометров глаза лезут из орбит. У нас тоже... Четвёртые сутки нам не дают даже подвсплыть под перископ. От духоты раскалывается голова. Прошёл по отсекам - никого, кроме вахтенных. Все в первом, где чуть прохладнее. Там уже надышали так, что углекислоты выше всякой нормы. Но никто не уходит. Лег и я в обнимку с торпедой. Ее железо чуть холодит. А может, просто кажется...
Пошел второй месяц нашего плавания... Сегодня снова упали в обморок от перегрева трое матросов. Трудно писать. На бумагу капает пот, но стирать его со лба, с лица, с груди совершенно нечем. Использованы все рубашки, простыни и даже, пардон, кальсоны... Бриться невозможно - все обросли бородами. Ходим, как дикари. Посмотрела бы ты на нас...
За нами постоянно следят два эсминца. Все наши попытки уйти на большую глубину и оторваться ни к чему не привели. Идем с риском провалиться на шесть тысяч метров. Это столько у нас под килем. Регенерация воздуха работает плохо, содержание углекислоты нарастает, а запасы электроэнергии падают. Свободные от вахт сидят не шевелясь, уставившись в одну точку. На вахту уже не идут, а ползут. Температура в отсеках - за 50. А в дизельном - 61 градус жары. Но самое скверное, мы не можем дать никакого хода, кроме малого. Электролит разряжен до воды. Ничего не остается как всплыть. Но дадут ли нам это сделать? Этот вопрос мы обсуждали особо. Ведь отправить на дно всплывающую лодку легче простого - притопил ее форштевнем, и амба, даже оправдываться не придется.
Мы выждали, когда американцы отойдут подальше для очередного разворота и стали продувать цистерны последним воздухом. В центральном посту у люка встал командир. Мне дали в руки Военно-Морской Флаг. Задача простая - как только всплывем, выскочить на мостик и сразу же водрузить древко с флагом, чтобы из «неизвестной» подводной лодки мы сразу же стали островком территории СССР.
И вот мы на поверхности. Шумы эсминцев стремительно приближаются, а мы никак не можем отдраить верхний рубочный люк. Внутри лодки накопилось большое избыточное давление, его надо сначала стравить. Едва он начал выходить с адским свистом, как центральный пост заволокло туманом. Томительнейшие минуты... Что там наши недруги наверху? Врежут нам в борт или пощадят? Наконец, люк отдраен. Вслед за командиром я выскакиваю наверх и сразу же на мостик с флагом. Эсминец уже рядом, а над головой со страшным ревом проносится «Нептун».
Должно быть, американцы наблюдают сейчас престранное зрелище: стоит на рубке грязный, заросший, в рваных трусах детина с флагом. Вижу - во всю щёлкают меня фотокамерами. Ладно, снимайте, когда еще увидите вот так вот русского подводника со своим флагом у берегов США.
Командир скрывается от съёмок под козырьком мостика. Ему нельзя светиться... А с кормы налетает на бреющем новый самолет. Нас усиленно снимают. Думаю, моя чумазая в зелёных пятнах физиономия наверняка появится на обложках морских американских журналов. Самолеты обдавали меня выхлопными струями так сильно, что я с трудом удерживался на ногах. Однако закрепил флаг и сам удержался.
Эсминец ведет себя корректно. Он передал по международному своду свои позывные и запросил по-русски «Нужна ли помощь?» На нём даже не сыграли боевой тревоги. Американские моряки стояли по всему борту, на мостике - офицеры. Одеты в белые рубашки и легкие синие брюки. Матросы махали нам руками, но мы, памятуя наставления «старших товарищей», от контактов воздерживались. Твёрдо молчали. Больше всего нас тревожило, как отреагирует на наше всплытие Москва. Вряд ли там будут вникать в наши обстоятельства. Назначат виновного, и делу венец. Ладно, посмотрим...
...Третьи сутки идем под конвоем. По идее надо бы сделать попытку оторваться, уйти под воду. А если не выйдет? Всплыть ещё раз они нам не дадут, это уж как пить дать. Мы перехватили радиограмму, в которой действия эсминцев оценены весьма сдержанно. Видимо, ждали от них более решительных действий.
А Москва молчит...
Милая моя! Опять трое суток не был в своей каюте, хотя дойти до неё самое большее двадцать шагов... Мы всё же рискнули и нырнули! Сначала был солнечный день. И мы, используя свое «свободное плавание», отремонтировали антенну, надстройку, привели всё в полный порядок не хуже, чем в базе. С нетерпением ждём сеанса связи с Москвой, которая упрямо молчит. Вдруг акустик докладывает, что гидролокаторы эсминцев на время прекратили работу. В этот момент наши конвоиры проходит мимо нас так близко, что видно, как их моряки протирают механизмы, два негра в наушниках стоят на сигнальном мостике, лениво посматривает на нас вахтенный офицер... А у нас уже - боевая тревога. Все сжались, как пружина.
На мостике остались только трое: командир, старпом и я. Вот «Генри» немного отошел, и мы за спиной командира незаметно спустились в люк. Перископы у нас были подняты давно, и я припал к окулярам. Корабли легли на курс поворота. Командир прыгнул вниз: - Срочное погружение! Вот уже скрылась рубка... Я видел в перископ, что на «Генри» пока все спокойно. И только когда мы ушли на глубину 25 метров, на эсминце взревели машины. Мы поднырнули под него и рванули самыми полными ходами. «Генри» метался наверху, словно зверь, упустивший законную добычу.
Два часа пролетели в одну минуту. И вот посылки гидролокатора стали слабеть, отдаляться... Но радоваться было рано. На всякий случай мы зарылись поглубже и двинулись на юг, в сторону Америки, искали же нас на северо-востоке. Опять двое суток мы не высовывались из-под воды. Опять пекло, невыносимая сауна, но люди подшучивают над нашими конвоирами. Обстановка все же очень напряженная: нас ищут 6 эсминцев и добрая дюжина патрульных самолетов. Только успевай отворачивать в разные стороны. Время от времени шлём в Москву радиограммы с разведданными по нашему району. Ведь мы в центре всей заварухи. Но Москва либо молчит, либо задает глупейшие вопросы. Все дико обозлены. Анекдоты рождаются на каждом шагу. Не понимаю, что происходит. Или нас приносят в жертву ради каких-то высших целей, или... Не хочется думать, что у нашего командования не все в порядке с...
Милая моя, а ты там мерзнешь на Севере диком! Каждую минуту думаю о тебе. Через 10 дней будет «чарка» - 45 суток нашего похода. Узнаём замечательную новость: нам не хватает топлива, чтобы вернуться домой. Возможно, будет дозаправка в океане. Так хочется верить, что Новый год мы будем встречать вместе!
Трое суток уходили от настырных преследователей... Как покрутишь в душной рубке перископ четыре часа - с ног валишься, а в глазах от напряжения чертики прыгают...
Милая, тебе не надоели еще мои жалобы? Сейчас попробую развеселить. Стою на вахте, даю команду «Приготовиться к ужину!» И вдруг выясняется, что ужин ещё не готовили: оба кока мертвецки пьяны. Отметили ночью годовщину Великого Октября! Пришлось прибегнуть к коллективному творчеству: пять мотористов и торпедистов сварганили как могли какой-то супчик и манную кашу. Суп получился очень даже ничего. А вот манная каша... Н-да.
14 ноября - ура! - приказ на возвращение! Идём домой, в родной Кольский залив. Правда, для нас он находится в другом полушарии планеты. Но курс уже - 40 градусов. Это норд-ост, наш милый северо-восток. На радостях стали выпекать на завтрак свой хлеб. Замечательно получается. Море снова заштормило. А это нам невыгодно - увеличился расход топлива, которого и так не хватает 20 тонн. Но ничего, хоть руками догребем до Кольского! Главное - домой! Неужели я смогу увидеть тебя, обнять? Нет, сейчас лучше об этом не думать...
Курильщики маются: папиросы еще есть, а вот спички - наперечет. Каждая на вес золота. Ввели лимит: в сутки одна спичка. Остальные прикуривают. Стали придумывать агрегаты для прикуривания. Но ведь в лодке не прикуришь, а на мостик не вытащишь... Еще одна проблема: кончилось сливочное масло. Недодали нам его. Кончился консервированный хлеб и печенье. Перешли на сухари, но они не выдержали жары и сырости. Выбрасываем всё за борт. Боже, сколько продуктов попорчено! Плохо нас подготовили к таким морям...
Софочка, до нашей встречи осталось чуть больше месяца. Уже прошли ось Нью-Йорк-Баку. Только бы топлива хватило... У нас полетел один дизель. Плетёмся почти пешком - со скоростью 10 километров в час. А впереди еще 8000 километров. Когда же доберемся?!
Сегодня достал свою шинель. У нее такой вид, что даже в полярную ночь стыдно надевать. Вся белая от муки, еле отчистил... Сегодня прошли меридиан Ленинграда! Как глупо сыграть в пучину, когда дом уже так близок. Да ещё из-за упрямства лишь одного человека! Вчера ночью командир упорно шёл под перископом, хотя наверху было чернее, чем у... Битый час пришлось ему доказывать, что это опасно, и даже пришлось потребовать, чтобы он записал своё решение в вахтенный журнал, прежде чем он поднялся в рубку и сам не увидел в перископ огни проходящего судна, шум которого акустики почему-то не услышали, а вахтенный офицер не заметил огней. Пришлось срочно погружаться.
Милая моя, через девять дней я смогу увидеть тебя и прижать крепко-крепко!.. Буду сидеть и смотреть на тебя часами, любоваться каждым твоим движением... Прочитал в одной учёной книге, что только морякам, лётчикам и шоферам присуще одно психологическое свойство: внимательно следить за обстановкой и при этом всё время думать о самом сокровенном. Именно так я отстоял все свои вахты - с мыслями о тебе.
А наверху уже потянуло севером. Морозец в воздухе. Всю ночь полыхало полярное сияние. Норвежское море сильно штормит, и нас здорово кладет. Скорость упала. Дожигаем последние тонны соляра. Нам навстречу выслали танкер. Но передача топлива на такой волне невозможна. Механик придумал какую-то адскую смесь из масла и воды. Идём на ней, но все-таки идём... Сегодня в 11.30 я увидел землю. Это были очертания норвежского берега. Но скоро появятся и наши сопки. Завтра откроются наши маяки, и моя вахта будет входить в Кольский залив...» На «адской смеси» механика протянули недолго - только до входных маяков в Кольский залив. Дальше пошли на электромоторах. Запаса энергии хватило, чтобы только-только дотянуть до причала - с того конца света...
"...Некоторое время спустя нас, командиров подводных лодок вместе с начальником штаба бригады капитаном 2 ранга В. А. Архиповым вызвали в Москву на коллегию Министерства Обороны СССР, которую проводил тогда первый заместитель Министра Обороны СССР маршал Гречко. В перерыве ко мне подошел маршал Баграмян и посоветовал подробнее осветить вопросы связи. Я выступал последним и, по совету Баграмяна, рассказал о проблемах связи, о необходимости всплытия лодки для зарядки аккумуляторной батареи. О трудностях похода маршал Гречко слушать не стал. Он не мог понять, почему подводная лодка каждую ночь должна подзаряжать батарею. Понял одно - нарушена скрытность, мы оказались на виду у американцев после всплытия подводной лодки.
Вот как рассказывает об этом капитан 1 ранга в отставке Рюрик Кетов: «Вопросы стали задавать один чуднее другого. Коля Шумков, например, докладывает о том, что вынужден всплывать для зарядки аккумуляторных батареей». А ему вопрос:
- Какая-такая зарядка? Каких там батарей? - На каком расстоянии от вас были американские корабли? Ответ: «Метров 50-100». - Что?! И вы не забросали их гранатами!?
Дошла очередь и до меня. Спрашивают: - Почему по американским кораблям не стрелял? - кипятился Гречко. Ответ: «Приказа не было». - Да Вы что, без приказа сами сообразить не смогли? Тут один из цековских дядечек постучал тихонько по стакану. Маршал, как ни кричал, сразу притих. Но долго не мог врубиться, почему мы вынуждены были всплывать. Ещё раз пояснили, что ходили мы на Кубу на дизельных подводных лодках, а не на атомных. Дошло!
- Как не на атомных?! - закричал маршал, сдёрнул с носа очки и… хвать ими по столу! Только стекла мелкими брызгами полетели. Оказывается, высшее военно-политическое руководство страны полагало, что в Саргассово море были направлены атомные подводные лодки. Позднее стало известно, что одну атомную лодку всё-таки планировали послать на Кубу, но выявилась какая-то неисправность, и поход атомной лодки отставили».
"Главнокомандующий ВМФ, адмирал флота С. Г. Горшков всё же работу командиров подводных лодок нашей бригады оценил положительно. Так на бланках донесения комиссии, которая давала заключение о нашей работе в боевом походе, он написал резолюцию: «… командиру в этой обстановке было виднее, как ему действовать. Командиров подводных лодок не наказывать ». Удостоверяю точность записи резолюции, мне её показали. Уж, наш главком СГ (так главкома с любовью называли на флоте) знал, что после вынужденного всплытия и зарядки аккумуляторной батареи, подводным лодкам удалось оторваться от преследования противолодочными силами, и до последнего дня Карибского кризиса они продолжали скрытно таить угрозу для флота вероятного противника."
Photograph of Soviet submarine B-59 close-up with Soviet crew visible, taken by U.S. Navy photographers, circa 28-29 October, 1962
Source: U.S. National Archives, Still Pictures Branch, Record Group 428, Item 428-N-711201
https://nsarchive2.gwu.edu/NSAEBB/NSAEBB399/
https://nsarchive2.gwu.edu/NSAEBB/NSAEBB399/docs/Andreyev_Diaries.pdf
Карибский кризис глазами российских подводников (пятьдесят пять лет спустя)
Черкашин Николай. "Черная эскадра"