Логинов Святослав Владимирович. Как я охранял природу 1
Большинство людей любят читать дюдики, но в реальной жизни с ними не сталкивались. У меня было с точностью до наоборот. Ну, не люблю я детективы, а вот они меня -- любят. Эта история о том, почему отечественный компьютер "Искра" уступал зарубежному аналогу. Я не придумал в ней ничего и в тех случаях, когда сам свидетелем событий не был и рассказываю с чужих слов -- честно предупреждаю читателя.
В 1979 году, окончательно разочаровавшись в своих способностях научного сотрудника, я решил пойти на производство. Сжёг недописанную диссертацию, бросил НИИ антибиотиков, где было хорошо и комфортно, и устроился на предприятие со звучным названием ГСКТБППСМиОЗ МПСАиСУ СССР. Год я учился произносить это заклинание без запинки и теперь могу отстрелить его даже среди ночи. А в просторечии предприятие называлось ГСКТБ "Счётмаш", то самое, что производило большие интегральные схемы для "Искры" и ещё для каких-то надобностей. Моя роль в этой организации заключалась в охране окружающей среды, так, во всяком случае, я полагал в простоте душевной.
Человек я любопытный, а должность инспектора позволяла везде шляться и всюду совать свой нос. На заводе было две площадки: первая, на Большой Зелениной улице и вторая - стеклянный кирпич на углу Левашовского проспекта и улицы Ленина. Назывался кирпич "Комплекс БИС". Там-то и делали большие интегральные схемы. На заводе была весьма популярна поговорка: "Наши большие интегральные схемы -- самые большие в мире". В мои функции, впрочем, входило не производство, а отходы, стоки, которые с этого производства попадали в канализацию, а следом -- в реку Карповку.
Вредные стоки шли от гальванического участка, где имелись ванны никелирования, цинкования, меднения и хромирования, то есть полный набор тяжёлых металлов, а также с комплекса БИС, от ванн травления. На первой площадке, где располагалась гальваника, имелись очистные сооружения: закут с неработающими реакторами и сорокакубовый отстойник во дворе. Вечно пьяная аппаратчица, жалобно матерясь, готовила растворы бисульфита натрия, серной кислоты и соды, вёдрами таскала реактивы, выливая их прямиком в отстойник, размешивала их как могла дворницкой метлой, а затем, полагая, что большего от неё никто требовать не может -- сливала весь этот компот в канализацию. Если учесть, что в исходных стоках превышение ПДК по шестивалентному хрому было в сотни раз, а после её операций -- лишь в десятки, полагаю, что смысл в перемешивании метлой воды в сорокатонной бочке всё же был.
Комплекс БИС сливал концентрированную хромовую смесь и крепкие кислоты: соляную, азотную и плавиковую. Очистных сооружений там не было. Официально они строились и к тому времени, когда я поступил на завод, строительство было закончено. Повторяю: всё это было официально. На самом деле в огромнейшем помещении очистных сооружений были установлены на фундаментах ёмкости для реагентов и чудовищный круглый реактор, а вот обвязки не было, то есть, ни единая труба не соединяла всё это в работоспособное целое, и уж конечно, ни к чему эти "очистные" подключены не были, стоки напрямую перекачивались в канализацию. Особенно меня порадовали железные ящики КИП. Вместо полагающихся по штату контрольно-измерительных приборов в них находилась пыль и паутина, а чтобы не нервировать окружающих, ящики были опечатаны, и к смотровым окошечкам с обратной стороны подклеены кусочки картона, на которых красиво нарисованы циферблаты несуществующих приборов и стрелочки, навеки изображённые в положении "норма".
Едва я успел ознакомиться с этой бутафорией, как явилась комиссия, принимать выстроенные очистные в эксплуатацию. Высокие гости прошли мимо очистных прямиком в кабинет заместителя главного инженера, куда ещё с утра были принесены большие коробки, из которых вкусно пахло и призывно булькало. Акт о приёмке был подписан, начался пуско-наладочный период. Полагаю, что ответственный за строительство, зам главного инженера -- Чернов Борис Николаевич в эту минуту вздохнул с облегчением. Кстати, все имена и фамилии в этой детективной истории подлинные, и если кто-то из названных лиц сочтёт себя оскорблённым, ему предоставляется полная возможность защищать свои "честь и достоинство" в суде.
Некоторое время я искренне полагал, что с минуты на минуту на очистных появятся какие-то шабашники, строительство будет авральными методами закончено, и начнётся хоть какая-то работа. Однако работа началась в цехах, кислоты и хромовая смесь потекли прямиком в Карповку. Исполненный идиотской ответственности я попытался открыть глаза руководству на истинное положение вещей. Я врывался в кабинет к генеральному директору, к старшему инженеру и его заместителю, писал проникновенные докладные записки о неудовлетворительном состоянии очистных сооружений. Реакция руководства была чрезвычайно странной: меня выслушивали, кивали, говорили какие-то слова, но ничего не делали. Короче, к моему щенячьему хамству относились именно как к щенячьему хамству. Подчинённого, если он лезет не в свои дела следует быстро ставить на место, а мне всё сходило с рук. Теперь-то я знаю причины такого странного отношения, а в те поры наивно полагал, что так и должно быть, и злился лишь, что дело после моих эскапад и не думает сдвигаться с места.
Тем временем полугодовой пуско-наладочный период закончился, и я первый раз появился в кабинете главного инженера товарища Филиппова с результатами анализа сточных вод, которые мне следовало отправить по различным адресам: в санэпидстанцию, в управление "Водоканал" и в Бассейновую инспекцию.
- Превышения норм есть? -- доброжелательно спросил главный. -- Превышения проставлены красным. Товарищ Филиппов критически оглядел таблицу, заполненную по преимуществу красными чернилами, и задал следующий вопрос:
- А нормы какие? -- Предельно-допустимые величины проставлены здесь, -- указал я на верхнюю строчку. - Вот впишите их сюда, подпишитесь и можете отправлять. Честно говоря, я разозлился, да и долгая безнаказанность изрядно развратила меня, потому что я отрезал решительно: -- Не буду! Фальшивками никогда не занимался. Главный пожал плечами, не меняя доброжелательного выражения лица, нажал на кнопку звонка и сказал появившейся секретарше: -- Перечертите вот эту табличку, только вместо этих красных цифирек повторите вот эти синие. А потом принесёте мне на подпись. А вы свободны, -- повернулся он ко мне.
Несмотря на всю свою наивность, я был уверен, что с этой минуты свободен от занимаемой должности, однако, этот выкидон, как и все предыдущие сошёл мне с рук. Теперь сотрудники лаборатории (а группа, считая меня состояла из трёх человек) проводили не только ежедневные экспресс-анализы, но и ежемесячный полный анализ сточных вод. Результаты я относил Филиппову, там они переписывались и отсылались по адресам. За моей подписью не ушло ни единой фальшивки, но дела это абсолютно не меняло.
В конце концов, такое положение вещей взяло меня за живое. Ну, хорошо, пусть "Водоканал" и "Бассейновая инспекция" верят той лаже, что им присылают, но ведь СЭС делает собственные анализы, регулярно отбирая пробы на выходе коллектора в Карповку. Допустим, кислоты могут нейтрализоваться человеческими фекалиями и прочими бытовыми стоками, но ведь фтор никуда деться не может и его просто обязаны обнаружить! Однако СЭС молчит, словно сточной воды в рот набрало.
В ту пору я был молод, энергичен и любопытен, а потому в один прекрасный день явился на набережную Карповки и отобрал пробу воды, текущей из канализационной трубы, как раз в то время, когда на выходе должен был находиться пик выбросов. Удивительным образом анализы дали отрицательные результаты. То есть, всякой дряни в стоках было более чем достаточно, но ни кислот, ни фтора, ни хрома я не обнаружил.
Тогда, вооружившись железным крюком и пробоотборной кружкой, я начал вскрывать канализационные люки, ведущие к родному предприятию. Открытие, которое я сделал, ошарашивало. Оказывается, адская смесь сливаемая комплексом БИС, давно съела трубы, растворила бетонную подложку и теперь просто утекает в землю. То есть, где-то неподалёку от музея-квартиры В.И.Ленина под землёй располагается небольшое кислотное озеро, прекрасно растворяющее глину, песок и вообще, что угодно, и каждый рабочий день в него добавляют около полтонны кислоты. Я представил, как однажды утром один из домов, со всеми жителями и музеем-квартирой вождя проваливается под землю, и мне стало нехорошо. Перед воспалённой совестью замаячил призрак ответственности. Теперь я понял, почему так снисходительно относилось ко мне руководство родимого ГСКТБППСМиОЗ.
Должность моя называлась вовсе не руководитель группы сточных вод, а зицпредседатель. На предприятии никто и не думал заниматься очисткой сточных вод, деньги на строительство очистных сооружений давно были растрачены, и никаких работ в ближайшие годы не ожидалось. А на случай, если всё-таки грянет гром, на предприятии имелся козёл отпущения, на которого можно было свалить всё, что угодно. Потому с меня и не требовали практически никакой работы и до поры прощали моё неумное хамство. С козлами и зицпредседателями всегда обращаются так.
Здравый смысл требовал немедленно бежать с такой должности, но я предпочёл вступить в борьбу. Прежде всего, следовало обезопасить самого себя. Я прекратил бесцельные демонстрации, в кабинетах начальства больше не появлялся. Зато я стал еженедельно писать обстоятельные докладные на имя генерального директора, главного инженера и его заместителя, в которых сообщал об истинном положении вещей. Но их я уже не пихал лично в руки начальству, а, как и полагается, передавал секретаршам. Под расписку. На вторых экземплярах докладных теперь красовались подписи свидетелей. За два месяца таких докладных скопилось больше двух десятков, и я решил, что пришла пора идти сдаваться. Однако судьба опередила меня: на завод явилась с проверкой инспектор "Водоканала" Наталья Сергеевна Фефелова.
Поднятый по тревоге я нашёл инспектора во дворе комплекса БИС. Вокруг невысокой женщины уже толпились зам главного инженера Чернов, главный энергетик Чепинога и мой непосредственный начальник -- зав сектором 422 Суровый. К этой же компании примкнул и я, ставши позади рабочего с железным крючком для открывания люков. -- Вы мне лапшу на уши не вешайте! -- сердито говорила Наталья Сергеевна. -- Какая же это технологическая канализация? Это -- общесплавная, вон, там какашки плавают!
-- Плавают, -- соглашался с очевидным Борис Николаевич. -- И мы понимаем, что это нарушение, но что мы могли поделать? Дело в том, что проектировщики все туалеты в этом здании заложили на чистой половине, так что обычному персоналу, ну хоть бы с тех же очистных, просто некуда сходить по нужде. Вот мы и устроили для них туалет в помещении инструментальной кладовой. А там общесплавной канализации нет, только технологическая. Туда мы и сделали врезку. Конечно, так не полагается, но как иначе исправить это дело?
Я слушал и начинал понимать, что всякая большая ложь на девяносто процентов состоит из правды. Действительно, комплекс БИС был запроектирован уникальным образом. Полупроводниковое производство предъявляет чрезвычайно высокие требования к чистоте всех без исключения материалов и, в том числе, окружающего воздуха. Производственные помещения были герметизированы, воздух, пропущенный через несколько фильтров, подавался туда под повышенным давлением, так что в дверях навстречу входящему дул ветер, чтобы ни единая пылинка не могла влететь через приоткрывшиеся на миг двери. Работники, в основном девятнадцатилетние девушки, перед началом рабочего дня принимали душ, надевали на голое тельце голубые комбинезончики из специальной непылящей ткани и лишь затем проходили на чистую половину.
И вот там, на чистой половине и располагались все туалеты, так что рабочий с очистных или дворник для того, чтобы пописать, должен был тоже принимать душ и облачаться в голубое. Чтобы избежать этого, был оборудован сортир в инструментальной кладовой. Так что всё в словах Чернова было правдой кроме одного: люк, перед которым стояла инспектор, и впрямь принадлежал общесплавной канализации, никаких технологических стоков там не было. А настоящий люк, предусмотрительно забросанный строительным мусором, находился шагах в двадцати от этого места.
- Тут на плане два люка обозначены, - твердила Фефелова, тыча пальцем в развёрнутую синьку. - Где второй люк? - Нету, - нагло врал Чернов.- Это же проектные чертежи, а на деле никакого люка нет, врезка в подвале, где даже смотрового колодца не устроить. Это строители что-то напутали.
И тогда я понял: сейчас или никогда. Всё начальство почтительно толпилось вокруг инспектора, рабочий скучно ковырял крюком асфальт и, кажется, вообще никуда не смотрел. А я стоял у всех за спинами, видимый только представителю "Водоканала". Я поднял руку и помахал, привлекая к себе внимание. Затем отошёл на несколько шагов, приподнял снятую с петель дверь и указал на люк, скрытый под ней. В лице Фефеловой ничто не дрогнуло. Она дождалась, пока я положу дверь на место и вернусь к группе, после чего с сомнением произнесла: -- Всё-таки странно... Если первый люк здесь, то второй по плану должен находиться приблизительно вот тут, -- пальчик указал на преогромную кучу мусора, скопившегося во дворе. -- Ну-ка, откиньте эти доски, -- последовал приказ чернорабочему, -- эту дверь в сторону... а это что такое? По-моему, это люк. Внешность Чернова в эту минуту совершенно точно соответствовала его фамилии.
Люк был открыт, глазам предстал хрустально-чистый ручеёк, бегущий по изъеденной бетонной подложке. Невооружённым глазом было видно, как шипит и растворяется бетон. В поливиниловый стаканчик была отобрана проба. Как известно со школьных лет, лакмусовая бумажка от кислоты краснеет. На этот раз она не покраснела, а стала чёрной, сгорела бедная, не выдержав действия концентрированных кислот. -- Понимаете, у нас авария, -- путано объяснялся Чернов. -- Впервые с момента пуска комплекса -- залповый аварийный сброс. И тут, как назло, вы с проверкой...Наталья Сергеевна слушала, кивала, но акт был составлен в самой жёсткой форме с предупреждением об уголовной ответственности. -- Чтоб завтра ваш главный инженер явился с объяснениями к нашему начальству, -- сказала инспектор на прощание.
На рабочее место я вернулся с чувством злорадства и тревоги одновременно. Через полчаса объявился и мой начальник -- Сергей Петрович Суровый, энергичный юноша комсомольской внешности. - Вот что, - сказал он с порога, - бросайте все эти глупости, анализы-манализы, вам для анализов двух лаборантов взяли, а ваше дело - охрана природы! "Ага!- подумал я. - Зашевелились! Завтра с утра, - напористо продолжал Сергей Петрович, - поезжайте в "Водоканал", поговорите с Фефеловой, в ресторан её пригласите, если нужно - переспите с ней, дама молодая, симпатичная, а кольцо на левой руке -- заметили? Короче, сделайте её вашим лучшим другом, чтобы она прекратила цепляться к нам. Матпомощь на ресторан вам выпишут.Чего угодно ждал я, но не подобного распоряжения! Вот тебе и охрана природы! - Понял... - судорожно кивнул я. - Завтра прямо с утра.
И на следующий день, не заезжая на службу, я отправился в управление "Водоканал". Наталья Сергеевна встретила меня узнающей улыбкой, предложила сесть, спросила: - Они вас прислали? Я же сказала, чтобы приехал главный инженер, и не ко мне, а к Гринбергу...- Я по личному вопросу, -- поправил я. - Дело в том, что руководство моего предприятия поручило мне переспать с вами. Всё-таки Наталья Сергеевна железная женщина! Брови её удивлённо полезли вверх, но она лишь протянула саркастически: - Да-а?..
И тогда я заложил родное предприятие по полной, рассказав всё. И о метле, заменяющей реактор на первой площадке, и о картонках, подклеенных в ящиках КИП, и о том, как осуществляется перекачка стоков, и о таинственной подпольной гальванике в одном из корпусов на первой площадке. В мемуарной литературе автор порой прибегает к лирическим отступлениям. В данном случае требуется техническое отступление, ибо подпольная гальваника сыграла решающую роль в этой криминальной истории.
Повторюсь, я очень любопытен и экскурсии моё любимое занятие. Поэтому в рабочее время я частенько шатался по заводу, заглядывая во все углы, благо что инспекторская должность позволяла мне заниматься подобными делами. Во время одной из таких прогулок на четвёртом этаже старого заводского корпуса я обнаружил гальванический участок, не отмеченный в моих бумагах. Ряды электролизных ванн не оставляли сомнения, что передо мной именно гальваника, однако, когда я, представившись, спросил, чем, собственно, этот участок занимается, то услышал ответ: - Шильдики делают.
Вот уж о шильдиках я к тому времени был наслышан изрядно! Шильдик, ежели кто не знает, это тоненькая алюминиевая полоска, на которой написано название изделия. Шильдики встречаются на холодильниках, телевизорах... были они и на компьютерах "Искра". Фирменную надпись вытравляют на алюминии раствором хлорного железа. Четырёхсоткилограммовая бочка этого реактива стояла под аркой во дворе, и однажды во время сильного дождя хлорное железо было подмочено и растеклось по двору. Это был единственный случай, когда на мою докладную отреагировали немедленно, соорудив поддон. Впрочем, через месяц пустую прохудившуюся бочку увезли и притаранили другую, тоже четырёхсоткилограммовую. И я надолго остался в недоумении - куда уходит такая прорва хлорного железа? По моим прикидкам выходило, что заводу одной такой бочки хватит лет на двести, а бочки менялись с завидной регулярностью раз в три-четыре месяца. А теперь объявился целый участок по изготовлению шильдиков, хотя с подобной работой вполне справился бы один человек, примостившийся с фотокюветой на уголке лабораторного стола.
Когда я попросил показать изготовление шильдиков, мне с готовностью продемонстрировали стол и две кюветы, в одной из которых шильдики травились, во второй - промывались.- А это всё зачем? - я обвёл широким жестом ряды электролизных ванн.
- Это запасная гальваника. Старая, сами знаете, на ладан дышит. - Какая же она запасная, если в ваннах растворы? - Так они же холодные. Можете потрогать. Никто с этими ваннами не работает.
"Тайна заброшенной гальваники", - какое прекрасное название для приключенческой повести! Каждую неделю я заходил на четвёртый этаж и ни разу не видел, чтобы там делали хоть что-то кроме шильдиков. Ванны всегда были холодными. Но при этом растворы таинственным образом не высыхали. Загадка работающе-неработающего участка не давала мне покоя и, наконец, я решил проверить, что за жидкости так упорно не желают высыхать в неработающих ваннах. Взял фарфоровую эрлиховскую кружку и отправился отбирать пробу на анализ.
Ничего сделать я не успел. Едва я сунулся к ванне со своей кружкой, как получил крепкую оплеуху. - С ума сошёл!- начальник участка, крепкий парень с короткой стрижкой, уже был рядом, и взгляд у него был бешеный. - С такой кружкой в раствор!.. Жить надоело? - Там плавиковая кислота, что ли?- только и мог спросить я. - Вот именно! Видишь же, закрыто крышкой, так и нечего лезть!
Уходил с участка в смятении чувств. Конечно, получить плюху -- мало приятно, но у начальника просто не было времени по-другому остановить дурака, вздумавшего лезть фарфором в плавиковую кислоту. Мне ещё не хватало кварцевый стакан взять... И себя бы отравил и всех окружающих. И стекло, и фарфор, и кварц растворяются в плавиковой кислоте, выделяя газообразный тетрафторид кремния, которым очень просто отравиться. Вот только для каких надобностей плавиковая кислота может быть налита в электролизные ванны и почему пары чистой кислоты безо всякого фарфора не потравили работников? Ведь этой кислоты там сотни литров, а особо мощной вытяжной системы я не заметил. Понять этого я не мог и решил как-нибудь на досуге явиться с поливиниловым отборником для особо агрессивных жидкостей и отобрать пробу по всем правилам. Однако, поленился, а потом обнаружил кислотное озеро под домами Петроградской стороны и мне стало уже не до подозрительной гальваники, в ваннах которой почему-то налита плавиковая кислота. Тем не менее, я про неё не забыл и подробно рассказал Наталье Сергеевне, где именно находится данный объект.
- Хорошо, - подвела итог моему рассказу Фефелова.- В следующий раз я приду с представителем "Рыбнадзора". А "Рыбнадзор" в Ленинграде всегда был организацией, которой побаивались, ибо бассейн реки Невы это не только корюшка, которой по весне лакомился простой люд, но и миноги, попадающие на стол только самым высокопоставленным слугам народа. И, разумеется, местному царьку Романову вовсе не улыбалось кушать миноги, замаринованные ещё при жизни во фтористо-водородной кислоте. На следующий день, явившись на службу, я сообщил товарищу Суровому, что неподкупный инспектор спать со мной не согласилась, а намерена продолжать разбирательство и собирается вызвать "Рыбнадзор". В конце концов, в мои планы вовсе не входило установление какой-то там абстрактной справедливости, я хотел только, чтобы руководство предприятия начало работать. И я увидел эту работу во всей красе.
Суровый повёл меня к Чернову, где мне пришлось повторить рассказ о железной непреклонности инспектора. -- Ах, вот как? -- ощерился тов. Чернов. -- Я эту стерву уволю!
Немедля была снята трубка телефона, зам главного инженера СКБ "Счётмаш" звонил главному инженеру "Водоканала" товарищу Гринбергу. Из этого разговора я узнал много любопытного. О нет, Гринберг не брал взяток! Разве можно назвать взяткой партию компьютеров, которую "Счётмаш" безвозмездно обещал передать "Водоканалу"? Ведь это даже не борзые щенки, и к тому же Гринберг брал их не лично себе, а для работы... И всё-таки, избавиться от ощущения барашка в бумажке не удавалось.
Много лет спустя во времена демократии и гласности фамилия этого человека ещё раз встретилась мне. Анатолий Собчак в ту пору в очередной раз ругался с городской думой. Речь шла о должности председателя комитета по охране окружающей среды. Собчак предлагал на эту должность Ольгу Снопковскую, дума настаивала на кандидатуре Гринберга. Скорей всего, ни Снопковская, ни Гринберг меня не помнят, но я-то знал этих людей прекрасно! Снопковская была начальником лаборатории анализа сточных вод всё в том же "Водоканале". Дама жёсткая и беспощадная она была грозой для нарушителей. Именно ей подчинялись инспектора, приезда которых все так боялись. А Гринберг -- пофигист и без пяти минут взяточник. Нужно ли говорить, что все мои симпатии были на стороне кандидатуры Собчака?
Телефонный звонок Чернова разрушил мои последние иллюзии. Оставшись один я позвонил в "Водоканал" и предупредил Фефелову, что у неё могут возникнуть трудности. -- Ничего Гринберг сделать не успеет, -- успокоила меня Наталья Сергеевна. -- Я приеду завтра. И на следующий день проверка повторилась в расширенном масштабе. Теперь на завод прибыли сразу два инспектора. Анекдот понятный только химикам: фамилия инспектора "Рыбнадзора" была Неслер и явившись на завод, она первым делом обнаружила аммиак. /Примечание для не химиков: реактив Неслера -- один из самых чувствительных реактивов на аммиак и соли аммония./
Об аммиаке я ничего не знал, это вообще была разовая операция нашего руководства. Для перевозки сверхчистой деионизованной воды предприятием был куплен семитонный чешский молоковоз. Прежде всего нужно было как следует промыть цистерну изнутри, для чего туда закачали семь тонн концентрированного раствора аммиака в смеси с пергидролем. Три дня эта заряженная бомба разъезжала по городу. После того, как раствор вдоволь побултыхался, его должны были слить в канализацию. И вот представьте картину: инспектора входят на завод, а их встречает открытый люк, возле которого стоит семитонная автоцистерна, и рабочий уже тянет шланг, чтобы начать слив.
До сих пор меня берёт жуть, когда я думаю о возможных последствиях этой операции. Семь тонн концентрированного раствора аммиака вылить в канализацию посреди города! Вовремя мадам Неслер унюхала аммиак.
Вновь сбежалось начальство средней руки: Чернов, Чепинога, Суровый. Вновь началось составление акта. Люк закрыли, машину отогнали в сторонку. Была отобрана проба воды из отстойника старых очистных. Даже экспресс-анализ показал высокое содержание Cr(VI), а вообще в тот день ПДК по хрому была превышена в сорок семь раз. Затем проверка направилась на комплекс БИС.
Ручеёк в знакомом люке бодро продолжал растворять бетон. Едва успели отобрать пробы, как ручеёк иссяк, в цехах спешно прекратили работу и перекрыли заслонки. -- Какая авария стряслась у вас сегодня? -- ехидно поинтересовалась Фефелова. -- Давайте-ка посмотрим на ваши очистные... Ах, почему в этот миг рядом не было кинохроники?! Снять крупным планом физиономию Чернова в ту минуту, когда инспектора спрашивали, а где, собственно говоря, трубы, по которым подаются стоки... С каким брезгливым видом Фефелова отковыривала наманикюренным ноготком картонки, подклеенные в пустым ящикам КИП! Как старушка Неслер лезла по стремянке на верхушку реагентного бака и сообщала, что никаких реактивов там не бывало вообще никогда!..
Затем проверка вновь отправилась на первую площадку, благо что дойти можно было за пять минут. Чернову было сказано, что идут к генеральному директору, который к тому времени спешно уехал куда-то. Однако, проходя через двор, Наталья Сергеевна резко спросила, указывая на старый заводской корпус: -- А отсюда какие стоки идут? -- Никаких! -- в отчаянии вскричал Чернов. -- Там механический цех, сухое производство, -- и понимая, что веры ему нет никакой, добавил:
-- Вон начальник цеха идёт, спросите хоть у него.
Начальник механического цеха, который действительно в этот миг вышел во двор, подошёл к призывно махнувшему Чернову, и на вопрос: "Что вы сливаете в канализацию?" -- честно ответил: -- Ничего. Это этажом выше льют. О, где вы, мастера немых сцен?! -- Что ж, поднимемся этажом выше, -- резюмировала Наталья Сергеевна, выдержав паузу.
Вновь я слышал рассказы о шильдиках и о запасной гальванике, которая не работает, ведь ванны холодные... Впрочем, инспекторы оставались столь же холодны, как и неработающие ванны. Участок имеется, а документов на него -- ни малейших. Чего ещё?..Усталое и недовольное руководство отправилось составлять акт. Документ получился устрашающим и заканчивался предупреждением, что материалы проверки будут переданы в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.
Наконец проверяющие отбыли и в СКБ воцарилась недолгая предгрозовая тишина. Затем меня вызвали в кабинет к Чернову. -- Почему, -- свистящим шёпотом возгласил ответственный за строительство, -- меня не предупредили, что очистные не готовы к работе? -- Я писал вам. -- Никаких ваших писулек я не видел! Вы понимаете, что это уголовное преступление? Будете сидеть!
-- Не видели? -- я протянул стопку заранее прихваченных докладных. -- Тогда освежите в памяти это. Вы верно сказали, что это уголовщина, поэтому учтите, что это третьи экземпляры, а вторые, на которых подписи секретарей, хранятся в надёжном месте и их будут читать только следователь и прокурор. На Чернова было страшно смотреть. Пачка докладных полетела мне в физиономию:-- Забери!.. Я аккуратно собрал разлетевшиеся листочки, вежливо попрощался и вышел.
Через двадцать минут в лабораторию ворвался Суровый. -- Срочно пишите распоряжение о сливе аммиака! -- приказал он мне. -- Сергей Петрович, вы же знаете, что это нельзя. -- Что значит нельзя? Машина гибнет. Ещё немного и у цистерны начнёт разрушаться полимерное покрытие, а за молоковоз валютой плачено, двенадцать тысяч долларов! -- И поэтому нужно выливать аммиак в центре города? Ведь машина на колёсах, номера есть. Выпишите путёвку, отправьте её на полигон "Красный Бор", слейте там в карьер, получите бумагу, что принято семь тонн аммиаксодержащих отходов и пошлите копии в "Рыбнадзор" и "Водоканал". И всё, один пункт снят!
Очевидно машину действительно нужно было спасать, потому что никаких разговоров о чешском молоковозе я больше не слышал. Зато после нового собеседования в кабинете Чернова, Сергей Петрович подкатился ко мне со следующим распоряжением, смысл которого был прозрачен до идиотизма. От меня требовали подписать любую противозаконную бумагу, чтобы потом под это дело можно было списать на меня и всё остальное, что творилось на предприятии. -- Срочно составьте регламент по нейтрализации хромовых стоков прямо в отстойнике! -- дал задание мой начальник. -- Сергей Петрович, вы же знаете, что нельзя этого делать! Чернов сбежал акт не подписывая, но ваша и моя подписи там есть! Под суд пойдём.
-- Да ничего не будет! -- принялся убеждать Суровый, -- видано ли, чтобы из-за каких-то стоков людей под суд отдавали? Я бы и сам этот регламент написал, но не умею, я не химик...Я пожал плечами и согласился. На составление чудовищного по содержанию документа ушло около часа. Собственно говоря, это был обычный способ нейтрализации сточных вод, принятый в СКБ "Счётмаш", только дворницкую метлу я заменил сжатым воздухом. "Регламент" я собственноручно отпечатал на пишущей машинке, добавив внизу две строки: "Составил: С.П.Суровый" и "Утверждаю: Б.Н.Чернов". С этим бесценным документом я ввалился в кабинет Чернова, где сидел в ту минуту и мой начальник. Последовала сцена исполненная такой экспрессии, что лишь приёмы драматургии могут её передать. Суровый: Вычеркнуть Сурового! Чернов: Зачеркнуть Чернова! Ты составил, ты и подписывай! Хором: Это приказ! Я: Не подпишу. Чернов (с угрозой): Почему?! Я: Потому что я сидеть не хочу. Суровый: А почему?..В смертный мой час не забуду я растерянности, удивления и негодования, струнно звеневших в голосе моего молодого начальника. В самом деле, ну почему я не хочу сидеть в тюрьме? Сергею Петровичу Суровому этого было не понять.
Казалось бы, какой ещё сюжетный поворот может обострить уголовную интригу? СтОит неловкому автору перегнуть палку, и читатель не поверит перегруженному дикими случайностями сюжету. Однако жизнь гнёт палки как хочет и в этой истории произойдёт ещё немало случайностей и невероятных совпадений.
В тот самый час, когда я ругался с начальством, в дирекцию принесли письмо следующего содержания:"Ленинградское отделение Союза Писателей СССР, Комиссия по работе с молодыми литераторами просит командировать вашего сотрудника *** для участия в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей-фантастов. Совещание будет проходить в доме творчества "Малеевка" под Москвой..."
О Малеевке уже немало написано и, думаю, будет написано ещё больше. В начале восьмидесятых это была единственная отдушина для тех, кого сейчас называют "четвёртой волной" в российской фантастике. Там я познакомился со многими людьми, которых считаю своими друзьями, там проводились обсуждения рукописей, там были полуночные посиделки, знакомые сегодня всякому участнику конов. И там мы узнали ещё об одном событии, поворотившем не только историю всей страны, но и мою детективную историю в частности.
Мы сидели на семинаре, который вёл замечательный писатель Дмитрий Александрович Биленкин, когда вошла бессменный руководитель Малеевок Нина Матвеевна Беркова и испуганным голосом сообщила:
-- Товарищи! Наша страна понесла тяжёлую потерю. Только что по радио передали: умер генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев.
Честно говоря, была некоторая растерянность. Брежнев казался кем-то вроде Кощея Бессмертного, такие умирать не могут по определению. И ещё, мы всерьёз опасались, что из-за траура нам не покажут фильм "Звёздные войны", чего все ждали с нетерпением. Однако, за всеми этими тревогами никто не понял главного: эпоха застоя заканчивается, пришла пора недолгого, но бурного царствования Юрия Владимировича Андропова.
Теперь мне приходится говорить о вещах, свидетелем которых я не был. Рассказывают, что Андропов, понимая, что рыба гниёт с головы, и что от простых людей ничего нельзя требовать, покуда развращённое начальство не думает ни о чём, кроме личного блага, приказал, чтобы в каждом министерстве и ведомстве, в любом регионе и республике были выявлены вопиющие случая воровства и коррупции и проведены публичные процессы. И чтобы сажали там не стрелочников и прочую мелкую сошку, а рыбку покрупнее. Ту самую, что гниёт с головы. Так ли это -- не знаю, циркуляра подобного я не читал, но живо представляю чувства министра приборостроения, средств автоматизации и систем управления, товарища Шкабардни, ежели он и вправду получил такой циркуляр.
Собственно говоря, когда я уезжал в Малеевку, у нас был другой министр приборостроения. По странному стечению обстоятельств фамилия у него была такая же, что и у директора "Счётмаша". Нетрудно догадаться, что большинство серьёзных вопросов самый молодой генеральный директор страны решал через голову начальника главка непосредственно со своим дядей. И причин для любви к Хохлову-маленькому у начальника главка не было. И тут, за несколько дней до всенародного траура по Леониду Ильичу умирает Хохлов-старший и Шкабардня становится новым министром.
Руки так и чешутся описать, как севши в тёплое министерское кресло, в самый первый день, начинающий министр получает секретный циркуляр с требованием показательного процесса и телегу из прокуратуры, о том, что в "Счётмаше" у ненавистного Хохлова выявлена откровенная уголовщина. И всё-таки повторю: не было меня в министерском кабинете, не читал я секретных циркуляров через плечо министра и в голове у него не копался. Читатель, если угодно, пусть домысливает сам.
Во всяком случае, из Москвы явился грозный приказ, в котором говорилось, что согласно постановлению Совета министров ответственными за природоохранные мероприятия являются генеральные директора предприятий или главные инженеры, если они назначены приказом. А у нас ответственным был назначен я, да и то этот приказ показали мне задним числом.
Следом за приказом из Москвы явилась группа следователей. Это были серьёзные специалисты, они понимали, что за неделю новые очистные никто не выстроит, а вот таинственная гальваника может и исчезнуть. Поэтому первым делом они нагрянули туда. Дело закрутилось.
К тому времени, как я вернулся из Малеевки, никто уже не пытался сажать меня в тюрьму. Всякий спасал свою шкуру и сваливал вину на обречённого Хохлова. Но при этом я со своими бумажками был крайне нежелательным свидетелем для товарища Чернова. Одно за другим последовало несколько совещаний у заместителя главного инженера, где меня назначали ответственным, кажется, за всё на свете. Ругаться и доказывать, что материальное снабжение или плановый ремонт очистных не входят в обязанности инспектора, надзирающего за качеством очистки, не было ни сил, ни желания. Пришла пора менять место работы. Всё остальное мне известно со слов третьих лиц, поэтому я всего лишь вкратце сообщу, что таилось в подпольной гальванике и чем закончилась вся эта история.
В 1979 году, окончательно разочаровавшись в своих способностях научного сотрудника, я решил пойти на производство. Сжёг недописанную диссертацию, бросил НИИ антибиотиков, где было хорошо и комфортно, и устроился на предприятие со звучным названием ГСКТБППСМиОЗ МПСАиСУ СССР. Год я учился произносить это заклинание без запинки и теперь могу отстрелить его даже среди ночи. А в просторечии предприятие называлось ГСКТБ "Счётмаш", то самое, что производило большие интегральные схемы для "Искры" и ещё для каких-то надобностей. Моя роль в этой организации заключалась в охране окружающей среды, так, во всяком случае, я полагал в простоте душевной.
Человек я любопытный, а должность инспектора позволяла везде шляться и всюду совать свой нос. На заводе было две площадки: первая, на Большой Зелениной улице и вторая - стеклянный кирпич на углу Левашовского проспекта и улицы Ленина. Назывался кирпич "Комплекс БИС". Там-то и делали большие интегральные схемы. На заводе была весьма популярна поговорка: "Наши большие интегральные схемы -- самые большие в мире". В мои функции, впрочем, входило не производство, а отходы, стоки, которые с этого производства попадали в канализацию, а следом -- в реку Карповку.
Вредные стоки шли от гальванического участка, где имелись ванны никелирования, цинкования, меднения и хромирования, то есть полный набор тяжёлых металлов, а также с комплекса БИС, от ванн травления. На первой площадке, где располагалась гальваника, имелись очистные сооружения: закут с неработающими реакторами и сорокакубовый отстойник во дворе. Вечно пьяная аппаратчица, жалобно матерясь, готовила растворы бисульфита натрия, серной кислоты и соды, вёдрами таскала реактивы, выливая их прямиком в отстойник, размешивала их как могла дворницкой метлой, а затем, полагая, что большего от неё никто требовать не может -- сливала весь этот компот в канализацию. Если учесть, что в исходных стоках превышение ПДК по шестивалентному хрому было в сотни раз, а после её операций -- лишь в десятки, полагаю, что смысл в перемешивании метлой воды в сорокатонной бочке всё же был.
Комплекс БИС сливал концентрированную хромовую смесь и крепкие кислоты: соляную, азотную и плавиковую. Очистных сооружений там не было. Официально они строились и к тому времени, когда я поступил на завод, строительство было закончено. Повторяю: всё это было официально. На самом деле в огромнейшем помещении очистных сооружений были установлены на фундаментах ёмкости для реагентов и чудовищный круглый реактор, а вот обвязки не было, то есть, ни единая труба не соединяла всё это в работоспособное целое, и уж конечно, ни к чему эти "очистные" подключены не были, стоки напрямую перекачивались в канализацию. Особенно меня порадовали железные ящики КИП. Вместо полагающихся по штату контрольно-измерительных приборов в них находилась пыль и паутина, а чтобы не нервировать окружающих, ящики были опечатаны, и к смотровым окошечкам с обратной стороны подклеены кусочки картона, на которых красиво нарисованы циферблаты несуществующих приборов и стрелочки, навеки изображённые в положении "норма".
Едва я успел ознакомиться с этой бутафорией, как явилась комиссия, принимать выстроенные очистные в эксплуатацию. Высокие гости прошли мимо очистных прямиком в кабинет заместителя главного инженера, куда ещё с утра были принесены большие коробки, из которых вкусно пахло и призывно булькало. Акт о приёмке был подписан, начался пуско-наладочный период. Полагаю, что ответственный за строительство, зам главного инженера -- Чернов Борис Николаевич в эту минуту вздохнул с облегчением. Кстати, все имена и фамилии в этой детективной истории подлинные, и если кто-то из названных лиц сочтёт себя оскорблённым, ему предоставляется полная возможность защищать свои "честь и достоинство" в суде.
Некоторое время я искренне полагал, что с минуты на минуту на очистных появятся какие-то шабашники, строительство будет авральными методами закончено, и начнётся хоть какая-то работа. Однако работа началась в цехах, кислоты и хромовая смесь потекли прямиком в Карповку. Исполненный идиотской ответственности я попытался открыть глаза руководству на истинное положение вещей. Я врывался в кабинет к генеральному директору, к старшему инженеру и его заместителю, писал проникновенные докладные записки о неудовлетворительном состоянии очистных сооружений. Реакция руководства была чрезвычайно странной: меня выслушивали, кивали, говорили какие-то слова, но ничего не делали. Короче, к моему щенячьему хамству относились именно как к щенячьему хамству. Подчинённого, если он лезет не в свои дела следует быстро ставить на место, а мне всё сходило с рук. Теперь-то я знаю причины такого странного отношения, а в те поры наивно полагал, что так и должно быть, и злился лишь, что дело после моих эскапад и не думает сдвигаться с места.
Тем временем полугодовой пуско-наладочный период закончился, и я первый раз появился в кабинете главного инженера товарища Филиппова с результатами анализа сточных вод, которые мне следовало отправить по различным адресам: в санэпидстанцию, в управление "Водоканал" и в Бассейновую инспекцию.
- Превышения норм есть? -- доброжелательно спросил главный. -- Превышения проставлены красным. Товарищ Филиппов критически оглядел таблицу, заполненную по преимуществу красными чернилами, и задал следующий вопрос:
- А нормы какие? -- Предельно-допустимые величины проставлены здесь, -- указал я на верхнюю строчку. - Вот впишите их сюда, подпишитесь и можете отправлять. Честно говоря, я разозлился, да и долгая безнаказанность изрядно развратила меня, потому что я отрезал решительно: -- Не буду! Фальшивками никогда не занимался. Главный пожал плечами, не меняя доброжелательного выражения лица, нажал на кнопку звонка и сказал появившейся секретарше: -- Перечертите вот эту табличку, только вместо этих красных цифирек повторите вот эти синие. А потом принесёте мне на подпись. А вы свободны, -- повернулся он ко мне.
Несмотря на всю свою наивность, я был уверен, что с этой минуты свободен от занимаемой должности, однако, этот выкидон, как и все предыдущие сошёл мне с рук. Теперь сотрудники лаборатории (а группа, считая меня состояла из трёх человек) проводили не только ежедневные экспресс-анализы, но и ежемесячный полный анализ сточных вод. Результаты я относил Филиппову, там они переписывались и отсылались по адресам. За моей подписью не ушло ни единой фальшивки, но дела это абсолютно не меняло.
В конце концов, такое положение вещей взяло меня за живое. Ну, хорошо, пусть "Водоканал" и "Бассейновая инспекция" верят той лаже, что им присылают, но ведь СЭС делает собственные анализы, регулярно отбирая пробы на выходе коллектора в Карповку. Допустим, кислоты могут нейтрализоваться человеческими фекалиями и прочими бытовыми стоками, но ведь фтор никуда деться не может и его просто обязаны обнаружить! Однако СЭС молчит, словно сточной воды в рот набрало.
В ту пору я был молод, энергичен и любопытен, а потому в один прекрасный день явился на набережную Карповки и отобрал пробу воды, текущей из канализационной трубы, как раз в то время, когда на выходе должен был находиться пик выбросов. Удивительным образом анализы дали отрицательные результаты. То есть, всякой дряни в стоках было более чем достаточно, но ни кислот, ни фтора, ни хрома я не обнаружил.
Тогда, вооружившись железным крюком и пробоотборной кружкой, я начал вскрывать канализационные люки, ведущие к родному предприятию. Открытие, которое я сделал, ошарашивало. Оказывается, адская смесь сливаемая комплексом БИС, давно съела трубы, растворила бетонную подложку и теперь просто утекает в землю. То есть, где-то неподалёку от музея-квартиры В.И.Ленина под землёй располагается небольшое кислотное озеро, прекрасно растворяющее глину, песок и вообще, что угодно, и каждый рабочий день в него добавляют около полтонны кислоты. Я представил, как однажды утром один из домов, со всеми жителями и музеем-квартирой вождя проваливается под землю, и мне стало нехорошо. Перед воспалённой совестью замаячил призрак ответственности. Теперь я понял, почему так снисходительно относилось ко мне руководство родимого ГСКТБППСМиОЗ.
Должность моя называлась вовсе не руководитель группы сточных вод, а зицпредседатель. На предприятии никто и не думал заниматься очисткой сточных вод, деньги на строительство очистных сооружений давно были растрачены, и никаких работ в ближайшие годы не ожидалось. А на случай, если всё-таки грянет гром, на предприятии имелся козёл отпущения, на которого можно было свалить всё, что угодно. Потому с меня и не требовали практически никакой работы и до поры прощали моё неумное хамство. С козлами и зицпредседателями всегда обращаются так.
Здравый смысл требовал немедленно бежать с такой должности, но я предпочёл вступить в борьбу. Прежде всего, следовало обезопасить самого себя. Я прекратил бесцельные демонстрации, в кабинетах начальства больше не появлялся. Зато я стал еженедельно писать обстоятельные докладные на имя генерального директора, главного инженера и его заместителя, в которых сообщал об истинном положении вещей. Но их я уже не пихал лично в руки начальству, а, как и полагается, передавал секретаршам. Под расписку. На вторых экземплярах докладных теперь красовались подписи свидетелей. За два месяца таких докладных скопилось больше двух десятков, и я решил, что пришла пора идти сдаваться. Однако судьба опередила меня: на завод явилась с проверкой инспектор "Водоканала" Наталья Сергеевна Фефелова.
Поднятый по тревоге я нашёл инспектора во дворе комплекса БИС. Вокруг невысокой женщины уже толпились зам главного инженера Чернов, главный энергетик Чепинога и мой непосредственный начальник -- зав сектором 422 Суровый. К этой же компании примкнул и я, ставши позади рабочего с железным крючком для открывания люков. -- Вы мне лапшу на уши не вешайте! -- сердито говорила Наталья Сергеевна. -- Какая же это технологическая канализация? Это -- общесплавная, вон, там какашки плавают!
-- Плавают, -- соглашался с очевидным Борис Николаевич. -- И мы понимаем, что это нарушение, но что мы могли поделать? Дело в том, что проектировщики все туалеты в этом здании заложили на чистой половине, так что обычному персоналу, ну хоть бы с тех же очистных, просто некуда сходить по нужде. Вот мы и устроили для них туалет в помещении инструментальной кладовой. А там общесплавной канализации нет, только технологическая. Туда мы и сделали врезку. Конечно, так не полагается, но как иначе исправить это дело?
Я слушал и начинал понимать, что всякая большая ложь на девяносто процентов состоит из правды. Действительно, комплекс БИС был запроектирован уникальным образом. Полупроводниковое производство предъявляет чрезвычайно высокие требования к чистоте всех без исключения материалов и, в том числе, окружающего воздуха. Производственные помещения были герметизированы, воздух, пропущенный через несколько фильтров, подавался туда под повышенным давлением, так что в дверях навстречу входящему дул ветер, чтобы ни единая пылинка не могла влететь через приоткрывшиеся на миг двери. Работники, в основном девятнадцатилетние девушки, перед началом рабочего дня принимали душ, надевали на голое тельце голубые комбинезончики из специальной непылящей ткани и лишь затем проходили на чистую половину.
И вот там, на чистой половине и располагались все туалеты, так что рабочий с очистных или дворник для того, чтобы пописать, должен был тоже принимать душ и облачаться в голубое. Чтобы избежать этого, был оборудован сортир в инструментальной кладовой. Так что всё в словах Чернова было правдой кроме одного: люк, перед которым стояла инспектор, и впрямь принадлежал общесплавной канализации, никаких технологических стоков там не было. А настоящий люк, предусмотрительно забросанный строительным мусором, находился шагах в двадцати от этого места.
- Тут на плане два люка обозначены, - твердила Фефелова, тыча пальцем в развёрнутую синьку. - Где второй люк? - Нету, - нагло врал Чернов.- Это же проектные чертежи, а на деле никакого люка нет, врезка в подвале, где даже смотрового колодца не устроить. Это строители что-то напутали.
И тогда я понял: сейчас или никогда. Всё начальство почтительно толпилось вокруг инспектора, рабочий скучно ковырял крюком асфальт и, кажется, вообще никуда не смотрел. А я стоял у всех за спинами, видимый только представителю "Водоканала". Я поднял руку и помахал, привлекая к себе внимание. Затем отошёл на несколько шагов, приподнял снятую с петель дверь и указал на люк, скрытый под ней. В лице Фефеловой ничто не дрогнуло. Она дождалась, пока я положу дверь на место и вернусь к группе, после чего с сомнением произнесла: -- Всё-таки странно... Если первый люк здесь, то второй по плану должен находиться приблизительно вот тут, -- пальчик указал на преогромную кучу мусора, скопившегося во дворе. -- Ну-ка, откиньте эти доски, -- последовал приказ чернорабочему, -- эту дверь в сторону... а это что такое? По-моему, это люк. Внешность Чернова в эту минуту совершенно точно соответствовала его фамилии.
Люк был открыт, глазам предстал хрустально-чистый ручеёк, бегущий по изъеденной бетонной подложке. Невооружённым глазом было видно, как шипит и растворяется бетон. В поливиниловый стаканчик была отобрана проба. Как известно со школьных лет, лакмусовая бумажка от кислоты краснеет. На этот раз она не покраснела, а стала чёрной, сгорела бедная, не выдержав действия концентрированных кислот. -- Понимаете, у нас авария, -- путано объяснялся Чернов. -- Впервые с момента пуска комплекса -- залповый аварийный сброс. И тут, как назло, вы с проверкой...Наталья Сергеевна слушала, кивала, но акт был составлен в самой жёсткой форме с предупреждением об уголовной ответственности. -- Чтоб завтра ваш главный инженер явился с объяснениями к нашему начальству, -- сказала инспектор на прощание.
На рабочее место я вернулся с чувством злорадства и тревоги одновременно. Через полчаса объявился и мой начальник -- Сергей Петрович Суровый, энергичный юноша комсомольской внешности. - Вот что, - сказал он с порога, - бросайте все эти глупости, анализы-манализы, вам для анализов двух лаборантов взяли, а ваше дело - охрана природы! "Ага!- подумал я. - Зашевелились! Завтра с утра, - напористо продолжал Сергей Петрович, - поезжайте в "Водоканал", поговорите с Фефеловой, в ресторан её пригласите, если нужно - переспите с ней, дама молодая, симпатичная, а кольцо на левой руке -- заметили? Короче, сделайте её вашим лучшим другом, чтобы она прекратила цепляться к нам. Матпомощь на ресторан вам выпишут.Чего угодно ждал я, но не подобного распоряжения! Вот тебе и охрана природы! - Понял... - судорожно кивнул я. - Завтра прямо с утра.
И на следующий день, не заезжая на службу, я отправился в управление "Водоканал". Наталья Сергеевна встретила меня узнающей улыбкой, предложила сесть, спросила: - Они вас прислали? Я же сказала, чтобы приехал главный инженер, и не ко мне, а к Гринбергу...- Я по личному вопросу, -- поправил я. - Дело в том, что руководство моего предприятия поручило мне переспать с вами. Всё-таки Наталья Сергеевна железная женщина! Брови её удивлённо полезли вверх, но она лишь протянула саркастически: - Да-а?..
И тогда я заложил родное предприятие по полной, рассказав всё. И о метле, заменяющей реактор на первой площадке, и о картонках, подклеенных в ящиках КИП, и о том, как осуществляется перекачка стоков, и о таинственной подпольной гальванике в одном из корпусов на первой площадке. В мемуарной литературе автор порой прибегает к лирическим отступлениям. В данном случае требуется техническое отступление, ибо подпольная гальваника сыграла решающую роль в этой криминальной истории.
Повторюсь, я очень любопытен и экскурсии моё любимое занятие. Поэтому в рабочее время я частенько шатался по заводу, заглядывая во все углы, благо что инспекторская должность позволяла мне заниматься подобными делами. Во время одной из таких прогулок на четвёртом этаже старого заводского корпуса я обнаружил гальванический участок, не отмеченный в моих бумагах. Ряды электролизных ванн не оставляли сомнения, что передо мной именно гальваника, однако, когда я, представившись, спросил, чем, собственно, этот участок занимается, то услышал ответ: - Шильдики делают.
Вот уж о шильдиках я к тому времени был наслышан изрядно! Шильдик, ежели кто не знает, это тоненькая алюминиевая полоска, на которой написано название изделия. Шильдики встречаются на холодильниках, телевизорах... были они и на компьютерах "Искра". Фирменную надпись вытравляют на алюминии раствором хлорного железа. Четырёхсоткилограммовая бочка этого реактива стояла под аркой во дворе, и однажды во время сильного дождя хлорное железо было подмочено и растеклось по двору. Это был единственный случай, когда на мою докладную отреагировали немедленно, соорудив поддон. Впрочем, через месяц пустую прохудившуюся бочку увезли и притаранили другую, тоже четырёхсоткилограммовую. И я надолго остался в недоумении - куда уходит такая прорва хлорного железа? По моим прикидкам выходило, что заводу одной такой бочки хватит лет на двести, а бочки менялись с завидной регулярностью раз в три-четыре месяца. А теперь объявился целый участок по изготовлению шильдиков, хотя с подобной работой вполне справился бы один человек, примостившийся с фотокюветой на уголке лабораторного стола.
Когда я попросил показать изготовление шильдиков, мне с готовностью продемонстрировали стол и две кюветы, в одной из которых шильдики травились, во второй - промывались.- А это всё зачем? - я обвёл широким жестом ряды электролизных ванн.
- Это запасная гальваника. Старая, сами знаете, на ладан дышит. - Какая же она запасная, если в ваннах растворы? - Так они же холодные. Можете потрогать. Никто с этими ваннами не работает.
"Тайна заброшенной гальваники", - какое прекрасное название для приключенческой повести! Каждую неделю я заходил на четвёртый этаж и ни разу не видел, чтобы там делали хоть что-то кроме шильдиков. Ванны всегда были холодными. Но при этом растворы таинственным образом не высыхали. Загадка работающе-неработающего участка не давала мне покоя и, наконец, я решил проверить, что за жидкости так упорно не желают высыхать в неработающих ваннах. Взял фарфоровую эрлиховскую кружку и отправился отбирать пробу на анализ.
Ничего сделать я не успел. Едва я сунулся к ванне со своей кружкой, как получил крепкую оплеуху. - С ума сошёл!- начальник участка, крепкий парень с короткой стрижкой, уже был рядом, и взгляд у него был бешеный. - С такой кружкой в раствор!.. Жить надоело? - Там плавиковая кислота, что ли?- только и мог спросить я. - Вот именно! Видишь же, закрыто крышкой, так и нечего лезть!
Уходил с участка в смятении чувств. Конечно, получить плюху -- мало приятно, но у начальника просто не было времени по-другому остановить дурака, вздумавшего лезть фарфором в плавиковую кислоту. Мне ещё не хватало кварцевый стакан взять... И себя бы отравил и всех окружающих. И стекло, и фарфор, и кварц растворяются в плавиковой кислоте, выделяя газообразный тетрафторид кремния, которым очень просто отравиться. Вот только для каких надобностей плавиковая кислота может быть налита в электролизные ванны и почему пары чистой кислоты безо всякого фарфора не потравили работников? Ведь этой кислоты там сотни литров, а особо мощной вытяжной системы я не заметил. Понять этого я не мог и решил как-нибудь на досуге явиться с поливиниловым отборником для особо агрессивных жидкостей и отобрать пробу по всем правилам. Однако, поленился, а потом обнаружил кислотное озеро под домами Петроградской стороны и мне стало уже не до подозрительной гальваники, в ваннах которой почему-то налита плавиковая кислота. Тем не менее, я про неё не забыл и подробно рассказал Наталье Сергеевне, где именно находится данный объект.
- Хорошо, - подвела итог моему рассказу Фефелова.- В следующий раз я приду с представителем "Рыбнадзора". А "Рыбнадзор" в Ленинграде всегда был организацией, которой побаивались, ибо бассейн реки Невы это не только корюшка, которой по весне лакомился простой люд, но и миноги, попадающие на стол только самым высокопоставленным слугам народа. И, разумеется, местному царьку Романову вовсе не улыбалось кушать миноги, замаринованные ещё при жизни во фтористо-водородной кислоте. На следующий день, явившись на службу, я сообщил товарищу Суровому, что неподкупный инспектор спать со мной не согласилась, а намерена продолжать разбирательство и собирается вызвать "Рыбнадзор". В конце концов, в мои планы вовсе не входило установление какой-то там абстрактной справедливости, я хотел только, чтобы руководство предприятия начало работать. И я увидел эту работу во всей красе.
Суровый повёл меня к Чернову, где мне пришлось повторить рассказ о железной непреклонности инспектора. -- Ах, вот как? -- ощерился тов. Чернов. -- Я эту стерву уволю!
Немедля была снята трубка телефона, зам главного инженера СКБ "Счётмаш" звонил главному инженеру "Водоканала" товарищу Гринбергу. Из этого разговора я узнал много любопытного. О нет, Гринберг не брал взяток! Разве можно назвать взяткой партию компьютеров, которую "Счётмаш" безвозмездно обещал передать "Водоканалу"? Ведь это даже не борзые щенки, и к тому же Гринберг брал их не лично себе, а для работы... И всё-таки, избавиться от ощущения барашка в бумажке не удавалось.
Много лет спустя во времена демократии и гласности фамилия этого человека ещё раз встретилась мне. Анатолий Собчак в ту пору в очередной раз ругался с городской думой. Речь шла о должности председателя комитета по охране окружающей среды. Собчак предлагал на эту должность Ольгу Снопковскую, дума настаивала на кандидатуре Гринберга. Скорей всего, ни Снопковская, ни Гринберг меня не помнят, но я-то знал этих людей прекрасно! Снопковская была начальником лаборатории анализа сточных вод всё в том же "Водоканале". Дама жёсткая и беспощадная она была грозой для нарушителей. Именно ей подчинялись инспектора, приезда которых все так боялись. А Гринберг -- пофигист и без пяти минут взяточник. Нужно ли говорить, что все мои симпатии были на стороне кандидатуры Собчака?
Телефонный звонок Чернова разрушил мои последние иллюзии. Оставшись один я позвонил в "Водоканал" и предупредил Фефелову, что у неё могут возникнуть трудности. -- Ничего Гринберг сделать не успеет, -- успокоила меня Наталья Сергеевна. -- Я приеду завтра. И на следующий день проверка повторилась в расширенном масштабе. Теперь на завод прибыли сразу два инспектора. Анекдот понятный только химикам: фамилия инспектора "Рыбнадзора" была Неслер и явившись на завод, она первым делом обнаружила аммиак. /Примечание для не химиков: реактив Неслера -- один из самых чувствительных реактивов на аммиак и соли аммония./
Об аммиаке я ничего не знал, это вообще была разовая операция нашего руководства. Для перевозки сверхчистой деионизованной воды предприятием был куплен семитонный чешский молоковоз. Прежде всего нужно было как следует промыть цистерну изнутри, для чего туда закачали семь тонн концентрированного раствора аммиака в смеси с пергидролем. Три дня эта заряженная бомба разъезжала по городу. После того, как раствор вдоволь побултыхался, его должны были слить в канализацию. И вот представьте картину: инспектора входят на завод, а их встречает открытый люк, возле которого стоит семитонная автоцистерна, и рабочий уже тянет шланг, чтобы начать слив.
До сих пор меня берёт жуть, когда я думаю о возможных последствиях этой операции. Семь тонн концентрированного раствора аммиака вылить в канализацию посреди города! Вовремя мадам Неслер унюхала аммиак.
Вновь сбежалось начальство средней руки: Чернов, Чепинога, Суровый. Вновь началось составление акта. Люк закрыли, машину отогнали в сторонку. Была отобрана проба воды из отстойника старых очистных. Даже экспресс-анализ показал высокое содержание Cr(VI), а вообще в тот день ПДК по хрому была превышена в сорок семь раз. Затем проверка направилась на комплекс БИС.
Ручеёк в знакомом люке бодро продолжал растворять бетон. Едва успели отобрать пробы, как ручеёк иссяк, в цехах спешно прекратили работу и перекрыли заслонки. -- Какая авария стряслась у вас сегодня? -- ехидно поинтересовалась Фефелова. -- Давайте-ка посмотрим на ваши очистные... Ах, почему в этот миг рядом не было кинохроники?! Снять крупным планом физиономию Чернова в ту минуту, когда инспектора спрашивали, а где, собственно говоря, трубы, по которым подаются стоки... С каким брезгливым видом Фефелова отковыривала наманикюренным ноготком картонки, подклеенные в пустым ящикам КИП! Как старушка Неслер лезла по стремянке на верхушку реагентного бака и сообщала, что никаких реактивов там не бывало вообще никогда!..
Затем проверка вновь отправилась на первую площадку, благо что дойти можно было за пять минут. Чернову было сказано, что идут к генеральному директору, который к тому времени спешно уехал куда-то. Однако, проходя через двор, Наталья Сергеевна резко спросила, указывая на старый заводской корпус: -- А отсюда какие стоки идут? -- Никаких! -- в отчаянии вскричал Чернов. -- Там механический цех, сухое производство, -- и понимая, что веры ему нет никакой, добавил:
-- Вон начальник цеха идёт, спросите хоть у него.
Начальник механического цеха, который действительно в этот миг вышел во двор, подошёл к призывно махнувшему Чернову, и на вопрос: "Что вы сливаете в канализацию?" -- честно ответил: -- Ничего. Это этажом выше льют. О, где вы, мастера немых сцен?! -- Что ж, поднимемся этажом выше, -- резюмировала Наталья Сергеевна, выдержав паузу.
Вновь я слышал рассказы о шильдиках и о запасной гальванике, которая не работает, ведь ванны холодные... Впрочем, инспекторы оставались столь же холодны, как и неработающие ванны. Участок имеется, а документов на него -- ни малейших. Чего ещё?..Усталое и недовольное руководство отправилось составлять акт. Документ получился устрашающим и заканчивался предупреждением, что материалы проверки будут переданы в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.
Наконец проверяющие отбыли и в СКБ воцарилась недолгая предгрозовая тишина. Затем меня вызвали в кабинет к Чернову. -- Почему, -- свистящим шёпотом возгласил ответственный за строительство, -- меня не предупредили, что очистные не готовы к работе? -- Я писал вам. -- Никаких ваших писулек я не видел! Вы понимаете, что это уголовное преступление? Будете сидеть!
-- Не видели? -- я протянул стопку заранее прихваченных докладных. -- Тогда освежите в памяти это. Вы верно сказали, что это уголовщина, поэтому учтите, что это третьи экземпляры, а вторые, на которых подписи секретарей, хранятся в надёжном месте и их будут читать только следователь и прокурор. На Чернова было страшно смотреть. Пачка докладных полетела мне в физиономию:-- Забери!.. Я аккуратно собрал разлетевшиеся листочки, вежливо попрощался и вышел.
Через двадцать минут в лабораторию ворвался Суровый. -- Срочно пишите распоряжение о сливе аммиака! -- приказал он мне. -- Сергей Петрович, вы же знаете, что это нельзя. -- Что значит нельзя? Машина гибнет. Ещё немного и у цистерны начнёт разрушаться полимерное покрытие, а за молоковоз валютой плачено, двенадцать тысяч долларов! -- И поэтому нужно выливать аммиак в центре города? Ведь машина на колёсах, номера есть. Выпишите путёвку, отправьте её на полигон "Красный Бор", слейте там в карьер, получите бумагу, что принято семь тонн аммиаксодержащих отходов и пошлите копии в "Рыбнадзор" и "Водоканал". И всё, один пункт снят!
Очевидно машину действительно нужно было спасать, потому что никаких разговоров о чешском молоковозе я больше не слышал. Зато после нового собеседования в кабинете Чернова, Сергей Петрович подкатился ко мне со следующим распоряжением, смысл которого был прозрачен до идиотизма. От меня требовали подписать любую противозаконную бумагу, чтобы потом под это дело можно было списать на меня и всё остальное, что творилось на предприятии. -- Срочно составьте регламент по нейтрализации хромовых стоков прямо в отстойнике! -- дал задание мой начальник. -- Сергей Петрович, вы же знаете, что нельзя этого делать! Чернов сбежал акт не подписывая, но ваша и моя подписи там есть! Под суд пойдём.
-- Да ничего не будет! -- принялся убеждать Суровый, -- видано ли, чтобы из-за каких-то стоков людей под суд отдавали? Я бы и сам этот регламент написал, но не умею, я не химик...Я пожал плечами и согласился. На составление чудовищного по содержанию документа ушло около часа. Собственно говоря, это был обычный способ нейтрализации сточных вод, принятый в СКБ "Счётмаш", только дворницкую метлу я заменил сжатым воздухом. "Регламент" я собственноручно отпечатал на пишущей машинке, добавив внизу две строки: "Составил: С.П.Суровый" и "Утверждаю: Б.Н.Чернов". С этим бесценным документом я ввалился в кабинет Чернова, где сидел в ту минуту и мой начальник. Последовала сцена исполненная такой экспрессии, что лишь приёмы драматургии могут её передать. Суровый: Вычеркнуть Сурового! Чернов: Зачеркнуть Чернова! Ты составил, ты и подписывай! Хором: Это приказ! Я: Не подпишу. Чернов (с угрозой): Почему?! Я: Потому что я сидеть не хочу. Суровый: А почему?..В смертный мой час не забуду я растерянности, удивления и негодования, струнно звеневших в голосе моего молодого начальника. В самом деле, ну почему я не хочу сидеть в тюрьме? Сергею Петровичу Суровому этого было не понять.
Казалось бы, какой ещё сюжетный поворот может обострить уголовную интригу? СтОит неловкому автору перегнуть палку, и читатель не поверит перегруженному дикими случайностями сюжету. Однако жизнь гнёт палки как хочет и в этой истории произойдёт ещё немало случайностей и невероятных совпадений.
В тот самый час, когда я ругался с начальством, в дирекцию принесли письмо следующего содержания:"Ленинградское отделение Союза Писателей СССР, Комиссия по работе с молодыми литераторами просит командировать вашего сотрудника *** для участия в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей-фантастов. Совещание будет проходить в доме творчества "Малеевка" под Москвой..."
О Малеевке уже немало написано и, думаю, будет написано ещё больше. В начале восьмидесятых это была единственная отдушина для тех, кого сейчас называют "четвёртой волной" в российской фантастике. Там я познакомился со многими людьми, которых считаю своими друзьями, там проводились обсуждения рукописей, там были полуночные посиделки, знакомые сегодня всякому участнику конов. И там мы узнали ещё об одном событии, поворотившем не только историю всей страны, но и мою детективную историю в частности.
Мы сидели на семинаре, который вёл замечательный писатель Дмитрий Александрович Биленкин, когда вошла бессменный руководитель Малеевок Нина Матвеевна Беркова и испуганным голосом сообщила:
-- Товарищи! Наша страна понесла тяжёлую потерю. Только что по радио передали: умер генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев.
Честно говоря, была некоторая растерянность. Брежнев казался кем-то вроде Кощея Бессмертного, такие умирать не могут по определению. И ещё, мы всерьёз опасались, что из-за траура нам не покажут фильм "Звёздные войны", чего все ждали с нетерпением. Однако, за всеми этими тревогами никто не понял главного: эпоха застоя заканчивается, пришла пора недолгого, но бурного царствования Юрия Владимировича Андропова.
Теперь мне приходится говорить о вещах, свидетелем которых я не был. Рассказывают, что Андропов, понимая, что рыба гниёт с головы, и что от простых людей ничего нельзя требовать, покуда развращённое начальство не думает ни о чём, кроме личного блага, приказал, чтобы в каждом министерстве и ведомстве, в любом регионе и республике были выявлены вопиющие случая воровства и коррупции и проведены публичные процессы. И чтобы сажали там не стрелочников и прочую мелкую сошку, а рыбку покрупнее. Ту самую, что гниёт с головы. Так ли это -- не знаю, циркуляра подобного я не читал, но живо представляю чувства министра приборостроения, средств автоматизации и систем управления, товарища Шкабардни, ежели он и вправду получил такой циркуляр.
Собственно говоря, когда я уезжал в Малеевку, у нас был другой министр приборостроения. По странному стечению обстоятельств фамилия у него была такая же, что и у директора "Счётмаша". Нетрудно догадаться, что большинство серьёзных вопросов самый молодой генеральный директор страны решал через голову начальника главка непосредственно со своим дядей. И причин для любви к Хохлову-маленькому у начальника главка не было. И тут, за несколько дней до всенародного траура по Леониду Ильичу умирает Хохлов-старший и Шкабардня становится новым министром.
Руки так и чешутся описать, как севши в тёплое министерское кресло, в самый первый день, начинающий министр получает секретный циркуляр с требованием показательного процесса и телегу из прокуратуры, о том, что в "Счётмаше" у ненавистного Хохлова выявлена откровенная уголовщина. И всё-таки повторю: не было меня в министерском кабинете, не читал я секретных циркуляров через плечо министра и в голове у него не копался. Читатель, если угодно, пусть домысливает сам.
Во всяком случае, из Москвы явился грозный приказ, в котором говорилось, что согласно постановлению Совета министров ответственными за природоохранные мероприятия являются генеральные директора предприятий или главные инженеры, если они назначены приказом. А у нас ответственным был назначен я, да и то этот приказ показали мне задним числом.
Следом за приказом из Москвы явилась группа следователей. Это были серьёзные специалисты, они понимали, что за неделю новые очистные никто не выстроит, а вот таинственная гальваника может и исчезнуть. Поэтому первым делом они нагрянули туда. Дело закрутилось.
К тому времени, как я вернулся из Малеевки, никто уже не пытался сажать меня в тюрьму. Всякий спасал свою шкуру и сваливал вину на обречённого Хохлова. Но при этом я со своими бумажками был крайне нежелательным свидетелем для товарища Чернова. Одно за другим последовало несколько совещаний у заместителя главного инженера, где меня назначали ответственным, кажется, за всё на свете. Ругаться и доказывать, что материальное снабжение или плановый ремонт очистных не входят в обязанности инспектора, надзирающего за качеством очистки, не было ни сил, ни желания. Пришла пора менять место работы. Всё остальное мне известно со слов третьих лиц, поэтому я всего лишь вкратце сообщу, что таилось в подпольной гальванике и чем закончилась вся эта история.