Маковеев Владимир Григорьевич. Кандидат технических наук, доцент.
С 1970 года по 1978 год возглавлял ВНИИ телевидения и радиовещания Гостелерадио СССР. С 1978 по 1987 год работал в аппарате ЦК КПСС .
"Ток смертельно опасного напряжения" Рассказ Катаева о кабельной сети Дворца Советов получил неожиданное продолжение через много лет - в 1967 году.... Катаев напомнил, что Расплетин прежде всего телевизионщик. И до Великой Отечественной войны, и в первые послевоенные годы он руководил разработкой вещательной телевизионной аппаратуры, в том числе для Дворца Советов и для Московского телецентра.
Когда мы вернулись на свою кафедру (я тогда работал у Катаева доцентом), наш всегда осторожный в разговорах шеф вдруг рассказал весьма деликатную по тем временам историю. По одному из вариантов проекта кабельной сети Дворца Советов предполагалось в Большом зале встроить в спинки кресел телевизионные момитры (прототип уже упомянутых АТП-1), чтобы делегаты могли бы лучше видеть выступающих. Но на Расплетина и его соавторов по этому проекту поступил донос (это был 1938 год!) со словами: "Они задумали к каждому креслу народных избранников подключить ток смертельно опасного напряжения - три тысячи вольт!"
Катаева привлекли тогда к участию в экспертной комиссии по рассмотрению данного обвинения, которой с немалым трудом удалось подтвердить достаточную безопасность проектной конструкции высоковольтного питания кинескопа. Чувствовалось, что ему и его коллегам по комиссии тогда крепко потрепали нервы.
Идеи встроить телевизионный монитор внутренней кабельной сети в спинку впереди стоящего кресла снова возникли при создании в 1959-1961 годах паллиативного сооружения - Дворца съездов в Кремле с залом заседаний на 6000 делегатов. Но предложения эти сразу же отвергались "заказчиками", видимо после изучения досье по данному вопросу.
Это подтвердил мне знаменитый акустик В. В. Фурдуев - разработчик системы озвучивания Дворца съездов (мой учитель по МЭИСу), которому блюстители безопасности ("дуя на воду") долго мешали встроить в спинку кресла даже самый обыкновенный динамик. Я удивился: почему же сетевой выпрямитель с высоковольтным трансформатором на 3-5 киловольт - конструкция в общем-то небезопасная, но успешно внедренная в довоенных телевизорах (да и в послевоенном "Москвиче-Т1") - вызвал такой переполох, будучи примененным в профессиональной аппаратуре?
Фурдуев усмехнулся: "Узнаю Катаева! Он даже вам не решился сказать главное: напугал тогда всех на самом деле не сам проект, а предложение бригады рабочих-рационализаторов развести централизованно высокое напряжение несколькими шинами по всему залу, сэкономив при этом определенное количество тонн меди и стали. Любой встревожится: высоковольтная сеть на 10 тыс. потребителей в зале такого значения! Ведь паразитные емкости в столь сложной кабельной сети способны накопить опасный заряд при любых предосторожностях. Руководители проекта А. А. Расплетин и его тогдашний начальник по ВНИИ телевидения А. В. Дубинин смогли, слава Богу, доказать свою непричастность. Они твердо возражали с самого начала, но "задвигать рабочую инициативу" в те времена для инженеров (по-тогдашнему спецов!) было не только непросто, но и опасно!"
Судьба тогда хранила этих замечательных специалистов. Что в те времена было опаснее для жизни: ток высокого напряжения или "обострение классовой борьбы"? Нам это уже не понять!
Восток - дело тонкое… В начале 1980 годов при подготовке совещания зарубежных корреспондентов Гостелерадио СССР вдруг выяснилось, что они в большей своей части происходят из династий международников и практически не знают своей страны: "родился в Каире, учился в Сорбонне, работает в Оттаве". Поэтому начальство решило по-возможности расширить их кругозор. Корреспондентов разбили на группы и повезли знакомить с нашей страной. Мне поручили опекать группу, выехавшую на неделю в Ставропольский край.
Поездка была интересная, нас принимали радушно, но гостям, знакомым с хилтонами и мариоттами, очень портила настроение нормальная советская гостиница в краевом центре. За завтраком, когда не было посторонних, разговор всегда вертелся вокруг скрипучих "сиротских" кроватей, ржавых потеков в ванных, тараканов и т.д. Особое раздражение вызывала заботливо нарезанная газетная бумага в туалете. Положение не спасала даже знаменитая крепкая настойка "Стрижамент", названная, как и местная гора со сторожевым постом (искаженное французское retranchement - окоп).
Перед самым отъездом, когда журналисты собрались с вещами в вестибюле, к ним торжественно "подплыла" одетая в фольклорный казачий наряд директриса и попросила оставить отзыв в книге почетных гостей. Случилась немая сцена… Написать критический отзыв на публике и при начальстве никто не решался, а хвалебный означал бы "потерю лица" среди коллег. И тут выручил всех востоковед Игорь В. (сейчас он работает на одном из центральных каналов). Сев за стол, он исписал целую страницу восточными иероглифами, закончив короткой фразой по-русски: "Что означает: большое спасибо!". Журналисты облегченно вздохнули, наградили его негромкими аплодисментами и дружно подписали отзыв. Хозяева были в восторге! Я тоже.
Размышляя над историей, люди разных специальностей и менталитетов излагают ее по-разному. К примеру, взгляды на историю флота у трюмного механика и беломундирных офицеров на палубе заведомо различны.
....для моего поколения радиоспециалистов и радиослушателей "Маяк" - прежде всего вторая программа Всесоюзного радио, хотя и существенно изменившая свой формат в августе 1964 г.
..К большому сожалению, практически все великие (безо всякого преувеличения) достижения советского радиовещания были обусловлены, прежде всего, задачами противостояния массированной и целеустремленной враждебной пропаганде со стороны "мира капитала". Ведь есть люди и целые организации, которые считают поражение СССР в этой информационной радиовойне основным из факторов, приведших к деформации общественного мнения и разрушению как Советского Союза, так и всего "социалистического лагеря". Тем не менее в истории российского радиовещания, равно как и во всей мировой истории пропагандистских войн в радиоэфире, необходимо отметить два замечательных и уникальных наших достижения:
сооружение защищенной от зарубежной радиопропаганды системы проводного радиовещания с охватом практически всего населения страны; создание эффективной контр пропагандистской радиопрограммы "Маяк" и специальной сети радиопередатчиков для ее распространения.
У меня как-то не поворачивается язык причислить к подобным достижениям большую и сложную систему передающих станций радиопротиводействия (в просторечии "глушилок"), малоэффективную на деле, но десятилетиями активно засорявшую эфир в больших городах. Эта система технически относилась к Минсвязи СССР, но оперативно управлялась другим ведомством, которое однажды сделало попытку "спихнуть" с себя эту малопочтенную функцию на Гостелерадио СССР. Молва сохранила для нас легендарную фразу тогдашнего председателя Гостелерадио С.Г. Лапина из его выступления на Политбюро ЦК КПСС: "Нельзя совмещать функции акушера и могильщика!"
"Есть обычай на Руси - ночью слушать Би-Би-Си!" Эта старая поговорка часто сейчас весело и бездумно повторяется молодыми журналистами, но для меня она полна тревожного и грустного смысла: я знаком с людьми, серьезно пострадавшими в далекой молодости за неосторожное обсуждение с лучшими друзьями слишком свежих новостей, услышанных ночью по чужому радио. Кроме того, сейчас уже мало кто точно знает, почему зарубежное радио обычно слушали ночью. И почему именно Би-Би-Си?
Дело в том, что в мировой практике вещание на зарубежные страны ведется в основном в диапазоне коротких волн, в рамках которого есть дневные поддиапазоны (13, 16 и 19 метров), в которых радиосигнал лучше распространяется в светлое время суток, и ночные (25, 31, 41, 49 и 75 метров). Чтобы упростить и удешевить задачу "глушения" зарубежного иновещания в СССР, в послевоенное время массовые радиоприемники выпускались без дневных поддиапазонов КВ.
В те времена были даже многочисленные предложения досужих идеологов вообще прекратить выпуск приемников с КВ-диапазоном или продавать их с регистрацией (подобно нарезному охотничьему оружию) только в малонаселенных регионах, не обеспеченных вещанием в ДВ- и СВ-диапазонах (УКВ-вещание в те времена еще только осваивалось). Но такие предложения всегда встречались "в штыки" советской промышленностью и торговлей: радиоприемники без коротких волн у населения спросом не пользовались, а компенсировать потерю товарной массы было нечем.
Би-Би-Си же слушали потому, что передачи этой станции на русском языке были самыми умными, со взвешенной информацией и умело подобранной музыкой, без "самодовольства силы" "Голоса Америки", оголтелости "Свободы" и смешного примитивизма многих других зарубежных радиостанций. Замечу, что это моя сугубо личная оценка: для меня - специалиста - слушать эти станции в молодые годы не составляло проблемы, а в свои зрелые годы я много лет по должности получал специальный бюллетень: "Сообщения зарубежных радиостанций на русском языке".
До 1961 г. для иновещания кое-где в мире, в том числе и для вещания на СССР, использовались и средние волны, которые в темное время суток распространяются "небесным лучом" с отражением от ионосферы, обеспечивая дальность вещания от 700 до 2000 км. Однако в 1961 г. на Всемирной радиоконференции в Стокгольме был принят весьма жесткий план распределения между странами радиочастот для вещания во всех диапазонах, кроме коротковолнового. Этим планом намного усложнялось направленное вещание на чужую территорию в диапазонах ДВ, СВ и УКВ без явно выраженного согласия соответствующего правительства. Что касается коротких волн, то все попытки стран "третьего мира" добиться хотя бы подобия международного частотного планирования были сорваны (в третий раз с 1946 г.) по причине полной незаинтересованности как США, так и СССР.
В итоге в течение 30 лет диапазон коротких волн стал важнейшим "театром военных действий" в рамках холодной войны. На СССР вели направленное вещание более 30 стран на русском языке и многих языках народов СССР. В свою очередь московское международное радио ("Радио Москва") вело радиопередачи на весь мир на 70 языках, в том числе, например, на языке индейцев кечуа, живущих где-то в Андах. Советское иновещание надежно принималось на всей населенной территории Земли на недорогие коротковолновые радиоприемники. Качество его постоянно контролировалось персоналом советских загранучреждений, а также сотрудниками отдела техконтроля Гостелерадио СССР, регулярно командируемыми для этой цели в дальние рейсы в составе экипажей советских судов загранплавания.
Вторым таким "театром" постепенно стала огромной длины приграничная зона нашей страны, население которой оказалось в зоне вещания зарубежных телевизионных и радиовещательных станций вследствие так называемого "непреднамеренного перелива мощности" радиосигнала через границу. Особенную обеспокоенность проявляли руководители тех приграничных регионов СССР, где языковый барьер на границе был невелик или отсутствовал вовсе. Например, территория Эстонской ССР практически полностью покрывалась финским телерадиовещанием, южные районы Азербайджанской ССР - вещанием из Ирана, и т.д. Были также проблемы на границах с Польшей, Румынией, Турцией, Китаем и пр.
"Не ведаем, какую сеть плетем!" Эта строчка из В. Скотта ("Мармион", 1808 г.) лучше всего отражает мои ощущения, когда я вспоминаю историю сети распространения радиопрограммы "Маяк". У необыкновенной радиопрограммы и сеть была необыкновенная, многоцелевая и глобальная; но теперь, к сожалению, от нее остались только обрывки и легенды. Уверен, что в советские времена не нашлось бы точки на территории СССР, где не было приема этой программы. Более того, не было у меня такой дальней загранкомандировки, где я не принимал бы "Маяк" на коротких волнах. Не было на Земле ни одного советского загранучреждения, военного, строительного городка, геологической партии или зимовки в Арктике и Антарктике, где наши сограждане не могли бы принимать "Маяк" через космические вещательные системы "Экран", "Москва" и "Москва-Глобальная", где его сигналы передавались путем вторичного уплотнения телевизионного ствола.
Однако, как ни грустно об этом вспоминать, но сигнал программы "Маяк" часто применялся для "глушения" зарубежных радиостанций в "благородном варианте", то есть в случае "глушения" официального государственного иновещания. Для других станций "без статуса" и сигналы "глушения" применялись другие, вплоть до поросячьего визга - я не шучу! Поэтому в каждом коротковолновом поддиапазоне радиосигнал "Маяка" в те времена встречался иногда по 5-6 раз, что вызывало немалое раздражение и у друзей и у врагов.
Помешать таким действиям международные организации не могли по вышеизложенным причинам, но на всемирных радиоконференциях не раз выдвигались проекты резолюций, осуждающих такую практику со стороны СССР и призывающих передавать одну и ту же программу не более чем на двух частотах в пределах одного поддиапазона. Помню, после каждого очень неприятного публичного объяснения по данному вопросу, глава делегации - представитель Минсвязи - шутливо требовал от представителя Гостелерадио "бутылку за вредность".
Уникальная по своей обширности, плотности и мощи радиопередающая сеть, транслировавшая "Маяк", была создана не только в связи с огромной популярностью и особыми пропагандистскими задачами этой радиопрограммы, но и в связи с оборонными стратегическими функциями технической системы, сформированной по этому случаю. Эти функции были нашей большой удачей, поскольку деньги на оборонные проекты получить было проще, чем на любые другие цели. Поэтому несущие частоты радиопередатчиков сети "Маяк" имели стабильность на три порядка выше, чем это нужно для целей самого высококачественного радиовещания, поскольку они несли в себе информацию о точном времени для специальных навигационных систем.
В рамках сети "Маяка" было также создано несколько сетей синхронного радиовещания, когда десятки и сотни радиопередатчиков транслировали одну и ту же программу на одной и той же частоте, не создавая помех друг другу. Это было замечательное достижение отечественной науки и техники! Многие, наверное, помнят "волшебную" частоту 549 кГц - на ней "Маяк" на территории СССР можно было поймать всегда и везде. Автомобилисты моего поколения хорошо помнят те счастливые времена, когда на дорогах всей европейской части СССР не было необходимости перестраивать приемник, однажды настроенный на "Маяк".
К сожалению, при распаде СССР быстро распались и эти сети - вновь созданные государства транслировать российский "Маяк" не захотели даже за хорошие деньги, а в синхронной сети передатчики, транслирующие разные программы, друг для друга становятся эффективными "глушилками". Чтобы не морочить читателям голову техническими подробностями и по ряду других вполне понятных причин, скажу коротко: сеть радиопередатчиков, транслировавшая "Маяк", имела еще более десятка специальных режимов работы (у связистов это называлось "работа по паролям"), часть из которых я уже не помню, а другую - и вспоминать не хочется. Нам всем повезло, что эти режимы применялись очень редко, да и то лишь на учениях.
Первый раз это случилось в 1971 году: в ходе очередной экономической перестройки был придуман "Долгосрочный перспективный план на 15 лет", в который ближайшая пятилетка закладывалась с уже привычной "железобетонной твердостью", а по поводу происходящего в последующие 10 лет предполагалось дать научный прогноз. Всем министерствам и ведомствам "сверху" было "спущено" указание о разработке такого документа, а Госплану дано задание обобщить сведения и доложить о них правительству.
В Гостелерадио СССР прогнозирование поручили ВНИИТР, где я тогда работал: других научных учреждений в ведомстве просто не было. Задание подобного рода не входило в компетенцию нашего института, но сорвать "правительственный заказ" по тем временам было немыслимо. Пришлось мне, храброму молодому директору, возглавить эту работу и срочно создать под этот заказ новую лабораторию. Специалистов собирали "с миру по нитке", из лабораторий разного профиля; причем, как потом выяснилось, почти каждый из них в своем прежнем коллективе считался немножко чудаком. Когда же только что созданной лаборатории была поручена "провальная" работа по перспективному плану, то в чудаки "записали" и меня.
Однако мы довольно быстро выполнили прогноз, касающийся производственно-технической базы телерадиовещания: в данной области был накоплен значительный мировой опыт, важную роль сыграла и поддержка смежников в Минсвязи и промышленных министерствах. Но мы с ужасом обнаружили, что никто в Гостелерадио не собирается нам помогать с самым сложным прогнозом - развития программ телевидения и радио: на наши запросы в программно-творческие службы никто не ответил. Жалобы начальству и мольбы на планерках вызывали только недобрый смех: "Мы не знаем,что будет с нами завтра, а эти бездельники пристают с вопросами о далеком будущем". В полном отчаянии (сроки были жесткие) мы эту часть прогноза - политическую, самую опасную! - сочинили по всем канонам футурологии и разослали на согласование... Замечаний было много, и все ругательные, предложений же - ни одного!
Когда бывает необходимо умерить гордыню, я вспоминаю свой доклад об этом прогнозе на бурном заседании коллегии в ноябре 1971 года. Даже относившийся ко мне по-отечески зампред Л.С. Максаков в перерыве укоризненно сказал: "Ну и наболтал же ты, Володя!". Коллегия так ничего и не решила, а мы, по возможности учтя все устные и письменные замечания, вторично представили прогноз на рассмотрение.
Я после позора уже было собрался "бежать на все четыре стороны", но вдруг обнаружил в Госплане наш прогноз, официально представленный председателем Гостелерадио: видимо, его тоже поджимали сроки, а альтернативы не было. К всеобщему изумлению, прогноз этот "в инстанциях" никто всерьез не обругал, в сжатом варианте он попал в сводный документ правительства, а позже утвержденным вернулся в Гостелерадио уже "для исполнения и руководства". Наши критики буквально взвились, когда через четыре года данные этого прогноза появились вновь уже в качестве "контрольных цифр" для проекта очередной пятилетки.
С учетом полученного опыта мы провели итерацию прогноза на очередные 15 лет, молча собрали замечания у редакций и более спокойно пережили очередную бурю на коллегии. Ко всему прочему нас активно поддержал новый зампред по технике Г.З. Юшкявичюс. История эта повторялась еще не раз: предложенные ВНИИТР показатели, неизменно объявляемые "полной ересью", позже регулярно становились "планом - законом для производства". Ирония судьбы прогнозиста: перейдя на работу в ЦК КПСС, мне уже не без раздражения пришлось контролировать выполнение этих планов, а вернувшись "в лоно" Гостелерадио, я вдруг столкнулся с перспективой взыскания за срыв очень знакомых "директивных заданий"!
В начале 1970-х в связи с быстрым ростом охвата страны программами Центрального телевидения посыпались жалобы телезрителей на помехи от фона переменного тока - медленно ползущие по экрану широкие горизонтальные полосы. Это не было неожиданностью: именно для снижения заметности таких помех на заре телевидения была выбрана частота смены полей, равная частоте энергосети, то есть 50 Гц (в США - 60 Гц), и широко практиковалась прямая "привязка" частоты кадровых синхроимпульсов к частоте сети. В этом случае помеха становилась неподвижной, заметность ее снижалась на порядок, что позволяло серьезно упростить телевизор.
При трансляции же центральных программ синхрогенератор местного телецентра работал уже в режиме внешней синхронизации, то есть частота кадровой развертки могла несколько отличаться от частоты местной энергосети, и помеха от фона стала заметной на старых телевизорах, у которых уже "подсохли" электролитические конденсаторы в сглаживающем фильтре выпрямителя. Жалующимся вежливо советовали обратиться в ремонтную мастерскую или купить новый телевизор - лучше всего, конечно же, цветной. Однако аномально жарким летом 1972 года недовольных этой помехой стало так много, что померкли все другие проблемы развития телевидения. Причем к жалобам населения добавились официальные обращения в Гостелерадио и Минсвязи от региональных властей. В итоге была создана Межведомственная комиссия для изучения проблемы и выработки рекомендаций, председателем которой назначили меня, в то время директора ВНИИТРа. Две недели около тридцати специалистов многих ведомств спорили до хрипоты, пока не сочинили итоговый документ, с первых же строк нехорошо веселивший всех наших начальников: "В помехах на телевидении виновата засуха!"
Руководители ведомств, причастных к проблеме, сами были людьми понятливыми, но никак не соглашались поддержать столь курьезный доклад в инстанции , опасаясь, видимо, попасть там "под горячую руку". Выручил нас "патриарх телевидения" - мудрейший П.В. Шмаков, к которому я в ходе работы комиссии обращался за советом. Узнав об этой "патовой" ситуации, он по собственной инициативе прислал в комиссию свое личное заключение, поддерживающее ее выводы. После этого Н.В. Талызин (тогда - первый заместитель министра связи СССР) - кстати, выдвинувший меня в руководители комиссии - согласился подписать сопроводительное письмо "наверх" с нашим заключением, которое "было принято к сведению", а задание было снято с контроля.
Теперь пора разъяснить суть дела: телевизоры тогда были ламповые, потреблявшие в среднем 500 ватт электроэнергии (как теперешняя плазменная панель), программа общесоюзная была фактически одна, и десятки миллионов телевизоров, включавшиеся почти одновременно перед популярными передачами, создавали энергетикам огромные пики нагрузки. Чтобы поддерживать параметры энергоснабжения, в том числе стабильную частоту 50 Гц, нужно было заранее готовить и оперативно вводить резервные мощности в энергосетях. Но тепловые электростанции! для этого не годятся: высокоскоростные турбогенераторы должны почти неделю раскручиваться до рабочего режима и потом неделю останавливаться. Еще инерционнее атомные станции, где реактор требует почти месяца для запуска или остановки. Поэтому на крупных энергосистемах регулирующие функции отводятся гидроэлектростанциям, тихоходные машины на которых позволяют оперативно следить за нагрузкой.
Однако в тот год из-за засухи волжские водохранилища остались без запасов воды, и держать "сеть в синхроне" просто не было возможности. Частота сети иногда опускалась до 48-49 Гц, то есть горизонтальные полосы от фона уже не ползли, а "бежали", и были заметны глазу даже на исправных телевизорах.
Но кончилась засуха - кончились и помехи. История эта была забыта и больше не повторялась: телевизоры стали экономичнее, фильтровать питающее напряжение мы теперь можем лучше, а телепрограмм стало больше, поэтому былых пиков нагрузки на энергосеть уже не бывает. Но, увы, как сказал мудрец: "Прогресс - замена одних неприятностей другими!".
Во время моей работы во ВНИИТР мне приходилось в среднем дважды в месяц летать в Новосибирск, где находился Завод точного машиностроения (НЗТМ, или “Точмаш”), серийно производивший разработанный нашим институтом вещательный видеомагнитофон “Кадр-3”. Примерно треть этих поездок была плановой, для снятия текущих проблем сопровождения производства этих очень сложных и дорогих аппаратов, но остальные были нужны для подстраховки этой позиции в плане завода, которая была самой незащищенной.
Поэтому, как только в центральной прессе появлялось сообщение, что министр машиностроения СССР В.В. Бахирев провожал очередного восточного лидера в правительственном аэропорту Внуково-2, я шел покупать билет на ближайший рейс в Новосибирск. Было ясно, что состоялся очередной экспортный контракт на поставку оружия, завод получит дополнение к плану, и директор НЗТМ В.М. Бочков будет ломать голову, за счет какой продукции можно выкроить дополнительные производственные мощности. По понятным причинам я старался в такое время быть где-то рядом с ним.
Для наших молодых читателей полезно узнать, что в СССР было около десятка министерств, в названии которых было слово “машиностроение”. В некоторых из них профиль был понятен уже из названия, например Министерство тяжелого и транспортного машиностроения, но у некоторых название скрывало некую интригу, которая из нашего времени кажется примитивной. Например, за вывеской Министерства общего машиностроения скрывалась ракетно-космическая промышленность, а среднего машиностроения - атомная промышленность (целая империя с десятками своих городов, своей медициной, наукой и т.д.). Министерство же машиностроения СССР, к которому относился НЗТМ, ранее именовалось Министерством боеприпасов, но такое откровенное название, видимо, смутило чью-то нежную руководящую душу.
Достаточно ясно, что для чести и славы НЗТМ производил оборонную технику, для денег - бытовые магнитофоны “Мелодия” и “Комета” (мечта всех меломанов моего поколения!), а для души - вещательные видеомагнитофоны, в которых сочеталась предельно точная механика с очень сложной электроникой. Причем заводская техническая интеллигенция особенно успешно росла именно на этом направлении, о чем руководители завода и министерства прекрасно знали, но не всегда помнили. Поэтому я старался чаще “маячить” на коллегиях министерства, отраслевых совещаниях и на самом заводе. Мой “любимый” рейс улетал в первом часу ночи - четыре часа полета и четыре часа разницы во времени, - к началу работы можно было поспеть на завод. При регулярных таких полетах очень скоро обнаруживаются деловые знакомые, а понятливые стюардессы стараются собрать таких “идеалистов” в одном салоне и из сострадания не будить их для утренней кормежки.
Но в этот субботний день я никуда не летел, а приехал провожать своего новосибирского коллегу Бочкова Виктора Михайловича. Поскольку во ВНИИТР по бедности по выходным служебной машины не было, то я приехал к ведомственной гостинице в Нагатино на своем “жигуленке”. И сразу же заметил у подъезда четыре переминающиеся массивные фигуры, это был Бочков со своими коллегами - директорами новосибирского “куста” предприятий Минмаша, приехавшими на коллегию министерства. Заказанные ими две машины из гаража министерства где-то застряли, а радиотелефонов в “разгонных” машинах тогда еще не было. Поэтому слегка взволнованная компания без лишних слов втиснулась в мою машину и через полчаса (пробок в Москве тогда еще тоже не было) мы уже пили чай в депутатском зале аэропорта, где их встретили, как родных.
Мне бросилась в глаза разительная перемена в облике и поведении моих новых знакомых: если в начале поездки они напоминали расстроенных несправедливостью жизни школьников и разговоры их вертелись вокруг неприятных сцен на прошедшей коллегии (см. эпиграф!), то в аэропорту они как бы сменили маски. Передо мной сидели вполне самодостаточные, солидные и властные мужики, как говорят, “в самом соку”, командиры многотысячных современных производств, на которых держалась тогдашняя промышленность. Тут уже школьником оказался я.
Речь повел явный неформальный лидер этого коллектива, незнакомый мне директор завода из города Искитим: “Мы и раньше со слов Виктора “держали вас за приличного человека” - так говорят в моей родной Одессе, но сейчас убедились в этом сами. Поэтому не обижайтесь на наши прямые слова. Мы сюда хорошо доехали, но поймите, при нашей работе, если бы с нами случилась беда, то наши особисты стали бы сразу искать руку американского ЦРУ. Поэтому мы просим вас никому не рассказывать об этой поездке, пусть это будет невинная “шалость взрослых детей”. У особистов это называется “необеспеченный маршрут”, и нам может здорово влететь. Но и вас тоже “возьмут в разработку”, перестанут пускать в министерство, а Виктора заставят отнять у вас постоянный пропуск на завод. Но вы теперь для нас свой человек, по-сибирски - кореш, и отныне каждый из нас будет рад видеть вас у себя в гостях, а Виктора (то есть В.М. Бочкова) мы попросим по возможности не обижать вашу фирму, ведь мы понимаем, зачем вы здесь”.
Это свое новое качество я сразу понял и оценил, когда мои коллеги перешли к следующему вопросу своего совещания - заготовке картофеля на зиму для рабочих коллективов, причем в порядке высокого доверия перешли также на более привычную для себя модификацию русского языка. Я от неожиданности не сразу даже понял, о чем они говорят и до чего договорились, но успокоился, вспомнив старую мудрую мысль: “Матерная речь для тренированного уха - тончайший код!”.
Мой новый высокий общественный статус теперь неожиданно ввел меня в состав клиентов депутатского зала упомянутого выше аэропорта Толмачево, закрепил место в первом салоне рейсов на Москву, существенно расширив круг общения.
В начале 1970-х годов Гостелерадио СССР решило в целях экономии сократить несколько малых телецентров, построенных в городах, “не имеющих административного значения”. В их число попал и телецентр в Ленинске.
Однажды мне, тогда директору ВНИИТР, позвонили из секретариата председателя Гостелерадио СССР С.Г. Лапина и попросили срочно приехать. Оказалось, что к ним звонил из аэропорта Внуково-3 генерал Курушин, который представился командиром войсковой части № 11284 и попросил срочно его принять, и что он уже едет сюда. Вчера вечером он звонил по правительственной междугородней связи ВЧ, но Лапина не было на месте. Поскольку в разговоре с помощниками председателя Гостелерадио СССР Курушин упомянул в какой-то связи мою фамилию, Лапин поручил выяснить, знаком ли я с генералом, чем он занимается и какое у него может быть дело к Гостелерадио.
Я пояснил, что генерал-лейтенант А.А. Курушин - начальник космодрома Байконур (в/ч № 11284). Для нас человек он очень важный - без его помощи невозможны традиционные телетрансляции из тех мест. В разговоре по обычному телефону он просто не смог должным образом представиться. По какому делу он сейчас приехал, я не знаю. Что же касается аэропорта Внуково-3, то это часть аэрокомплекса Внуково, арендуемая ракетно-космическими предприятиями.
В кабинете председателя после коротких формальностей А.А. Курушин сходу попросил отменить решение о закрытии телецентра на космодроме, поскольку это подрывает боеспособность самого объекта. Да, именно так, продолжал он, словно не замечая саркастической гримасы на лице собеседника. У нашего телецентра есть главная, возможно, неожиданная для вас функция - он дает престижную, интересную и неплохо оплачиваемую работу 120 женам старших офицеров, образующих костяк специалистов полигона, на которых держатся многие наши успехи в ракетном деле. Эти люди по реальным условиям работы неделями находятся в степи на стартовых площадках, не имея возможности навестить семью в городе. Занятость их жен на работе на телецентре укрепляет семейный тыл и благополучие, дает возможность офицерам спокойно работать в трудных условиях космодрома. Не рискуя дословно по памяти цитировать генеральскую речь, приведу лишь наиболее выразительный аргумент Курушина, окончательно убедивший Лапина (и им же политкорректно сформулированный) - занятость офицерских жен работой на телецентре помогает им “уберечься от греха”.
Генерал показал неофициальную справку аналитического управления полигона, из которой следовало, что при закрытии телецентра одна треть семей этих ценных специалистов неминуемо распадется, другая вскорости переведется в более благодатные места (право такое у них уже выслужено!). В заключение он, процитировав заголовок этой справки (см. эпиграф!), еще раз попросил отменить решение о закрытии телецентра, обещая в течение двух лет создать на космодроме гражданскую администрацию, в структурах которой (по опыту “средмашевских” объектов) найдется место телецентру.
Лапин тут же продиктовал и подписал дополнение к приказу, отменяющее решение о закрытии телецентра в г. Ленинске Кызыл-Ординской области, и правительственную телеграмму, извещающую об этом коллектив.
40 лет назад в число плановых актов в СССР был введен долгосрочный перспективный план развития каждой отрасли, одной из задач которого было снижение бюджетных расходов. Общее руководство этой работой в рамках Гостелерадио СССР было на мне, тогда директоре ВНИИТРа, а саму работу вела лаборатория № 43, во главе которой стоял Г.Т. Дерибас. Прорабатывались тогда две возможности снижения бюджетных расходов - введение рекламы и возврат к абонентской плате, отмененной только за 10 лет до этого.
Насчет рекламы вы зря улыбаетесь. Все было тогда очень серьезно. Это было время очередной попытки А.Н. Косыгина навести порядок в экономике, в том числе оживить торговый оборот. Но мы приблизительно знали настроение председателя Гостелерадио СССР С.Г. Лапина, поэтому в прогнозе осталась одна страничка с расчетом возможной абонентской платы, собираемой в пользу Гостелерадио. Эту страничку он сам потом убрал из прогноза, но спокойно и без “разгона”. Кстати, он тогда первый произнес фразу про общественное телевидение применительно к ВВС, указав на существование у нее своей фискальной службы, невозможной в СССР. Видимо, он уже тогда серьезно интересовался этими делами.
...Абонентскую плату вносили на почте ежемесячно. Размер ее точно не припомню, но она была необременительной даже для моего студенческого кармана (в общежитии у меня был самодельный приемник). Отменили ее в 1962 году по причинам, полагаю, скорее всего, идеологическим, в качестве очередного шага в сторону коммунизма. Вместо этой платы были введены менее заметные для обывателя наценки к розничным ценам на радиоприемники (15%) и телевизоры (20%), которые к этому времени уже стали массовым товаром. Все эти доходы, как и ранее существовавшая плата, поступали обезличенно в госбюджет, а правительство ежегодно решало, какие средства нужно направить для поддержания и развития телерадиовещания.
Однако на рубеже 1970-х годов Минфин СССР вдруг забеспокоился - резко выросли расходы на телерадиовещание и столь же резко сократились доходы. Это было нормально: телевидение стало более дорогим - цветным и многопрограммным, а торговля цветными телевизорами в те времена была еще малодоходным делом: ввиду невысокого качества их иногда продавали по себестоимости, то есть без положенной наценки. Поскольку нового решения проблемы финансирования Гостелерадио СССР не нашлось, то в последующие 20 лет деньги на эти цели выделялись прямо из госбюджета, помню, что в конце 1980-х годов эта сумма приближалась к 4 млрд рублей. Неоднократные предложения о возврате к абонентской плате на дух не принимались политическим руководством страны: “У народа и так мало хороших новостей!”
"Ток смертельно опасного напряжения" Рассказ Катаева о кабельной сети Дворца Советов получил неожиданное продолжение через много лет - в 1967 году.... Катаев напомнил, что Расплетин прежде всего телевизионщик. И до Великой Отечественной войны, и в первые послевоенные годы он руководил разработкой вещательной телевизионной аппаратуры, в том числе для Дворца Советов и для Московского телецентра.
Когда мы вернулись на свою кафедру (я тогда работал у Катаева доцентом), наш всегда осторожный в разговорах шеф вдруг рассказал весьма деликатную по тем временам историю. По одному из вариантов проекта кабельной сети Дворца Советов предполагалось в Большом зале встроить в спинки кресел телевизионные момитры (прототип уже упомянутых АТП-1), чтобы делегаты могли бы лучше видеть выступающих. Но на Расплетина и его соавторов по этому проекту поступил донос (это был 1938 год!) со словами: "Они задумали к каждому креслу народных избранников подключить ток смертельно опасного напряжения - три тысячи вольт!"
Катаева привлекли тогда к участию в экспертной комиссии по рассмотрению данного обвинения, которой с немалым трудом удалось подтвердить достаточную безопасность проектной конструкции высоковольтного питания кинескопа. Чувствовалось, что ему и его коллегам по комиссии тогда крепко потрепали нервы.
Идеи встроить телевизионный монитор внутренней кабельной сети в спинку впереди стоящего кресла снова возникли при создании в 1959-1961 годах паллиативного сооружения - Дворца съездов в Кремле с залом заседаний на 6000 делегатов. Но предложения эти сразу же отвергались "заказчиками", видимо после изучения досье по данному вопросу.
Это подтвердил мне знаменитый акустик В. В. Фурдуев - разработчик системы озвучивания Дворца съездов (мой учитель по МЭИСу), которому блюстители безопасности ("дуя на воду") долго мешали встроить в спинку кресла даже самый обыкновенный динамик. Я удивился: почему же сетевой выпрямитель с высоковольтным трансформатором на 3-5 киловольт - конструкция в общем-то небезопасная, но успешно внедренная в довоенных телевизорах (да и в послевоенном "Москвиче-Т1") - вызвал такой переполох, будучи примененным в профессиональной аппаратуре?
Фурдуев усмехнулся: "Узнаю Катаева! Он даже вам не решился сказать главное: напугал тогда всех на самом деле не сам проект, а предложение бригады рабочих-рационализаторов развести централизованно высокое напряжение несколькими шинами по всему залу, сэкономив при этом определенное количество тонн меди и стали. Любой встревожится: высоковольтная сеть на 10 тыс. потребителей в зале такого значения! Ведь паразитные емкости в столь сложной кабельной сети способны накопить опасный заряд при любых предосторожностях. Руководители проекта А. А. Расплетин и его тогдашний начальник по ВНИИ телевидения А. В. Дубинин смогли, слава Богу, доказать свою непричастность. Они твердо возражали с самого начала, но "задвигать рабочую инициативу" в те времена для инженеров (по-тогдашнему спецов!) было не только непросто, но и опасно!"
Судьба тогда хранила этих замечательных специалистов. Что в те времена было опаснее для жизни: ток высокого напряжения или "обострение классовой борьбы"? Нам это уже не понять!
Восток - дело тонкое… В начале 1980 годов при подготовке совещания зарубежных корреспондентов Гостелерадио СССР вдруг выяснилось, что они в большей своей части происходят из династий международников и практически не знают своей страны: "родился в Каире, учился в Сорбонне, работает в Оттаве". Поэтому начальство решило по-возможности расширить их кругозор. Корреспондентов разбили на группы и повезли знакомить с нашей страной. Мне поручили опекать группу, выехавшую на неделю в Ставропольский край.
Поездка была интересная, нас принимали радушно, но гостям, знакомым с хилтонами и мариоттами, очень портила настроение нормальная советская гостиница в краевом центре. За завтраком, когда не было посторонних, разговор всегда вертелся вокруг скрипучих "сиротских" кроватей, ржавых потеков в ванных, тараканов и т.д. Особое раздражение вызывала заботливо нарезанная газетная бумага в туалете. Положение не спасала даже знаменитая крепкая настойка "Стрижамент", названная, как и местная гора со сторожевым постом (искаженное французское retranchement - окоп).
Перед самым отъездом, когда журналисты собрались с вещами в вестибюле, к ним торжественно "подплыла" одетая в фольклорный казачий наряд директриса и попросила оставить отзыв в книге почетных гостей. Случилась немая сцена… Написать критический отзыв на публике и при начальстве никто не решался, а хвалебный означал бы "потерю лица" среди коллег. И тут выручил всех востоковед Игорь В. (сейчас он работает на одном из центральных каналов). Сев за стол, он исписал целую страницу восточными иероглифами, закончив короткой фразой по-русски: "Что означает: большое спасибо!". Журналисты облегченно вздохнули, наградили его негромкими аплодисментами и дружно подписали отзыв. Хозяева были в восторге! Я тоже.
Размышляя над историей, люди разных специальностей и менталитетов излагают ее по-разному. К примеру, взгляды на историю флота у трюмного механика и беломундирных офицеров на палубе заведомо различны.
....для моего поколения радиоспециалистов и радиослушателей "Маяк" - прежде всего вторая программа Всесоюзного радио, хотя и существенно изменившая свой формат в августе 1964 г.
..К большому сожалению, практически все великие (безо всякого преувеличения) достижения советского радиовещания были обусловлены, прежде всего, задачами противостояния массированной и целеустремленной враждебной пропаганде со стороны "мира капитала". Ведь есть люди и целые организации, которые считают поражение СССР в этой информационной радиовойне основным из факторов, приведших к деформации общественного мнения и разрушению как Советского Союза, так и всего "социалистического лагеря". Тем не менее в истории российского радиовещания, равно как и во всей мировой истории пропагандистских войн в радиоэфире, необходимо отметить два замечательных и уникальных наших достижения:
сооружение защищенной от зарубежной радиопропаганды системы проводного радиовещания с охватом практически всего населения страны; создание эффективной контр пропагандистской радиопрограммы "Маяк" и специальной сети радиопередатчиков для ее распространения.
У меня как-то не поворачивается язык причислить к подобным достижениям большую и сложную систему передающих станций радиопротиводействия (в просторечии "глушилок"), малоэффективную на деле, но десятилетиями активно засорявшую эфир в больших городах. Эта система технически относилась к Минсвязи СССР, но оперативно управлялась другим ведомством, которое однажды сделало попытку "спихнуть" с себя эту малопочтенную функцию на Гостелерадио СССР. Молва сохранила для нас легендарную фразу тогдашнего председателя Гостелерадио С.Г. Лапина из его выступления на Политбюро ЦК КПСС: "Нельзя совмещать функции акушера и могильщика!"
"Есть обычай на Руси - ночью слушать Би-Би-Си!" Эта старая поговорка часто сейчас весело и бездумно повторяется молодыми журналистами, но для меня она полна тревожного и грустного смысла: я знаком с людьми, серьезно пострадавшими в далекой молодости за неосторожное обсуждение с лучшими друзьями слишком свежих новостей, услышанных ночью по чужому радио. Кроме того, сейчас уже мало кто точно знает, почему зарубежное радио обычно слушали ночью. И почему именно Би-Би-Си?
Дело в том, что в мировой практике вещание на зарубежные страны ведется в основном в диапазоне коротких волн, в рамках которого есть дневные поддиапазоны (13, 16 и 19 метров), в которых радиосигнал лучше распространяется в светлое время суток, и ночные (25, 31, 41, 49 и 75 метров). Чтобы упростить и удешевить задачу "глушения" зарубежного иновещания в СССР, в послевоенное время массовые радиоприемники выпускались без дневных поддиапазонов КВ.
В те времена были даже многочисленные предложения досужих идеологов вообще прекратить выпуск приемников с КВ-диапазоном или продавать их с регистрацией (подобно нарезному охотничьему оружию) только в малонаселенных регионах, не обеспеченных вещанием в ДВ- и СВ-диапазонах (УКВ-вещание в те времена еще только осваивалось). Но такие предложения всегда встречались "в штыки" советской промышленностью и торговлей: радиоприемники без коротких волн у населения спросом не пользовались, а компенсировать потерю товарной массы было нечем.
Би-Би-Си же слушали потому, что передачи этой станции на русском языке были самыми умными, со взвешенной информацией и умело подобранной музыкой, без "самодовольства силы" "Голоса Америки", оголтелости "Свободы" и смешного примитивизма многих других зарубежных радиостанций. Замечу, что это моя сугубо личная оценка: для меня - специалиста - слушать эти станции в молодые годы не составляло проблемы, а в свои зрелые годы я много лет по должности получал специальный бюллетень: "Сообщения зарубежных радиостанций на русском языке".
До 1961 г. для иновещания кое-где в мире, в том числе и для вещания на СССР, использовались и средние волны, которые в темное время суток распространяются "небесным лучом" с отражением от ионосферы, обеспечивая дальность вещания от 700 до 2000 км. Однако в 1961 г. на Всемирной радиоконференции в Стокгольме был принят весьма жесткий план распределения между странами радиочастот для вещания во всех диапазонах, кроме коротковолнового. Этим планом намного усложнялось направленное вещание на чужую территорию в диапазонах ДВ, СВ и УКВ без явно выраженного согласия соответствующего правительства. Что касается коротких волн, то все попытки стран "третьего мира" добиться хотя бы подобия международного частотного планирования были сорваны (в третий раз с 1946 г.) по причине полной незаинтересованности как США, так и СССР.
В итоге в течение 30 лет диапазон коротких волн стал важнейшим "театром военных действий" в рамках холодной войны. На СССР вели направленное вещание более 30 стран на русском языке и многих языках народов СССР. В свою очередь московское международное радио ("Радио Москва") вело радиопередачи на весь мир на 70 языках, в том числе, например, на языке индейцев кечуа, живущих где-то в Андах. Советское иновещание надежно принималось на всей населенной территории Земли на недорогие коротковолновые радиоприемники. Качество его постоянно контролировалось персоналом советских загранучреждений, а также сотрудниками отдела техконтроля Гостелерадио СССР, регулярно командируемыми для этой цели в дальние рейсы в составе экипажей советских судов загранплавания.
Вторым таким "театром" постепенно стала огромной длины приграничная зона нашей страны, население которой оказалось в зоне вещания зарубежных телевизионных и радиовещательных станций вследствие так называемого "непреднамеренного перелива мощности" радиосигнала через границу. Особенную обеспокоенность проявляли руководители тех приграничных регионов СССР, где языковый барьер на границе был невелик или отсутствовал вовсе. Например, территория Эстонской ССР практически полностью покрывалась финским телерадиовещанием, южные районы Азербайджанской ССР - вещанием из Ирана, и т.д. Были также проблемы на границах с Польшей, Румынией, Турцией, Китаем и пр.
"Не ведаем, какую сеть плетем!" Эта строчка из В. Скотта ("Мармион", 1808 г.) лучше всего отражает мои ощущения, когда я вспоминаю историю сети распространения радиопрограммы "Маяк". У необыкновенной радиопрограммы и сеть была необыкновенная, многоцелевая и глобальная; но теперь, к сожалению, от нее остались только обрывки и легенды. Уверен, что в советские времена не нашлось бы точки на территории СССР, где не было приема этой программы. Более того, не было у меня такой дальней загранкомандировки, где я не принимал бы "Маяк" на коротких волнах. Не было на Земле ни одного советского загранучреждения, военного, строительного городка, геологической партии или зимовки в Арктике и Антарктике, где наши сограждане не могли бы принимать "Маяк" через космические вещательные системы "Экран", "Москва" и "Москва-Глобальная", где его сигналы передавались путем вторичного уплотнения телевизионного ствола.
Однако, как ни грустно об этом вспоминать, но сигнал программы "Маяк" часто применялся для "глушения" зарубежных радиостанций в "благородном варианте", то есть в случае "глушения" официального государственного иновещания. Для других станций "без статуса" и сигналы "глушения" применялись другие, вплоть до поросячьего визга - я не шучу! Поэтому в каждом коротковолновом поддиапазоне радиосигнал "Маяка" в те времена встречался иногда по 5-6 раз, что вызывало немалое раздражение и у друзей и у врагов.
Помешать таким действиям международные организации не могли по вышеизложенным причинам, но на всемирных радиоконференциях не раз выдвигались проекты резолюций, осуждающих такую практику со стороны СССР и призывающих передавать одну и ту же программу не более чем на двух частотах в пределах одного поддиапазона. Помню, после каждого очень неприятного публичного объяснения по данному вопросу, глава делегации - представитель Минсвязи - шутливо требовал от представителя Гостелерадио "бутылку за вредность".
Уникальная по своей обширности, плотности и мощи радиопередающая сеть, транслировавшая "Маяк", была создана не только в связи с огромной популярностью и особыми пропагандистскими задачами этой радиопрограммы, но и в связи с оборонными стратегическими функциями технической системы, сформированной по этому случаю. Эти функции были нашей большой удачей, поскольку деньги на оборонные проекты получить было проще, чем на любые другие цели. Поэтому несущие частоты радиопередатчиков сети "Маяк" имели стабильность на три порядка выше, чем это нужно для целей самого высококачественного радиовещания, поскольку они несли в себе информацию о точном времени для специальных навигационных систем.
В рамках сети "Маяка" было также создано несколько сетей синхронного радиовещания, когда десятки и сотни радиопередатчиков транслировали одну и ту же программу на одной и той же частоте, не создавая помех друг другу. Это было замечательное достижение отечественной науки и техники! Многие, наверное, помнят "волшебную" частоту 549 кГц - на ней "Маяк" на территории СССР можно было поймать всегда и везде. Автомобилисты моего поколения хорошо помнят те счастливые времена, когда на дорогах всей европейской части СССР не было необходимости перестраивать приемник, однажды настроенный на "Маяк".
К сожалению, при распаде СССР быстро распались и эти сети - вновь созданные государства транслировать российский "Маяк" не захотели даже за хорошие деньги, а в синхронной сети передатчики, транслирующие разные программы, друг для друга становятся эффективными "глушилками". Чтобы не морочить читателям голову техническими подробностями и по ряду других вполне понятных причин, скажу коротко: сеть радиопередатчиков, транслировавшая "Маяк", имела еще более десятка специальных режимов работы (у связистов это называлось "работа по паролям"), часть из которых я уже не помню, а другую - и вспоминать не хочется. Нам всем повезло, что эти режимы применялись очень редко, да и то лишь на учениях.
Первый раз это случилось в 1971 году: в ходе очередной экономической перестройки был придуман "Долгосрочный перспективный план на 15 лет", в который ближайшая пятилетка закладывалась с уже привычной "железобетонной твердостью", а по поводу происходящего в последующие 10 лет предполагалось дать научный прогноз. Всем министерствам и ведомствам "сверху" было "спущено" указание о разработке такого документа, а Госплану дано задание обобщить сведения и доложить о них правительству.
В Гостелерадио СССР прогнозирование поручили ВНИИТР, где я тогда работал: других научных учреждений в ведомстве просто не было. Задание подобного рода не входило в компетенцию нашего института, но сорвать "правительственный заказ" по тем временам было немыслимо. Пришлось мне, храброму молодому директору, возглавить эту работу и срочно создать под этот заказ новую лабораторию. Специалистов собирали "с миру по нитке", из лабораторий разного профиля; причем, как потом выяснилось, почти каждый из них в своем прежнем коллективе считался немножко чудаком. Когда же только что созданной лаборатории была поручена "провальная" работа по перспективному плану, то в чудаки "записали" и меня.
Однако мы довольно быстро выполнили прогноз, касающийся производственно-технической базы телерадиовещания: в данной области был накоплен значительный мировой опыт, важную роль сыграла и поддержка смежников в Минсвязи и промышленных министерствах. Но мы с ужасом обнаружили, что никто в Гостелерадио не собирается нам помогать с самым сложным прогнозом - развития программ телевидения и радио: на наши запросы в программно-творческие службы никто не ответил. Жалобы начальству и мольбы на планерках вызывали только недобрый смех: "Мы не знаем,что будет с нами завтра, а эти бездельники пристают с вопросами о далеком будущем". В полном отчаянии (сроки были жесткие) мы эту часть прогноза - политическую, самую опасную! - сочинили по всем канонам футурологии и разослали на согласование... Замечаний было много, и все ругательные, предложений же - ни одного!
Когда бывает необходимо умерить гордыню, я вспоминаю свой доклад об этом прогнозе на бурном заседании коллегии в ноябре 1971 года. Даже относившийся ко мне по-отечески зампред Л.С. Максаков в перерыве укоризненно сказал: "Ну и наболтал же ты, Володя!". Коллегия так ничего и не решила, а мы, по возможности учтя все устные и письменные замечания, вторично представили прогноз на рассмотрение.
Я после позора уже было собрался "бежать на все четыре стороны", но вдруг обнаружил в Госплане наш прогноз, официально представленный председателем Гостелерадио: видимо, его тоже поджимали сроки, а альтернативы не было. К всеобщему изумлению, прогноз этот "в инстанциях" никто всерьез не обругал, в сжатом варианте он попал в сводный документ правительства, а позже утвержденным вернулся в Гостелерадио уже "для исполнения и руководства". Наши критики буквально взвились, когда через четыре года данные этого прогноза появились вновь уже в качестве "контрольных цифр" для проекта очередной пятилетки.
С учетом полученного опыта мы провели итерацию прогноза на очередные 15 лет, молча собрали замечания у редакций и более спокойно пережили очередную бурю на коллегии. Ко всему прочему нас активно поддержал новый зампред по технике Г.З. Юшкявичюс. История эта повторялась еще не раз: предложенные ВНИИТР показатели, неизменно объявляемые "полной ересью", позже регулярно становились "планом - законом для производства". Ирония судьбы прогнозиста: перейдя на работу в ЦК КПСС, мне уже не без раздражения пришлось контролировать выполнение этих планов, а вернувшись "в лоно" Гостелерадио, я вдруг столкнулся с перспективой взыскания за срыв очень знакомых "директивных заданий"!
В начале 1970-х в связи с быстрым ростом охвата страны программами Центрального телевидения посыпались жалобы телезрителей на помехи от фона переменного тока - медленно ползущие по экрану широкие горизонтальные полосы. Это не было неожиданностью: именно для снижения заметности таких помех на заре телевидения была выбрана частота смены полей, равная частоте энергосети, то есть 50 Гц (в США - 60 Гц), и широко практиковалась прямая "привязка" частоты кадровых синхроимпульсов к частоте сети. В этом случае помеха становилась неподвижной, заметность ее снижалась на порядок, что позволяло серьезно упростить телевизор.
При трансляции же центральных программ синхрогенератор местного телецентра работал уже в режиме внешней синхронизации, то есть частота кадровой развертки могла несколько отличаться от частоты местной энергосети, и помеха от фона стала заметной на старых телевизорах, у которых уже "подсохли" электролитические конденсаторы в сглаживающем фильтре выпрямителя. Жалующимся вежливо советовали обратиться в ремонтную мастерскую или купить новый телевизор - лучше всего, конечно же, цветной. Однако аномально жарким летом 1972 года недовольных этой помехой стало так много, что померкли все другие проблемы развития телевидения. Причем к жалобам населения добавились официальные обращения в Гостелерадио и Минсвязи от региональных властей. В итоге была создана Межведомственная комиссия для изучения проблемы и выработки рекомендаций, председателем которой назначили меня, в то время директора ВНИИТРа. Две недели около тридцати специалистов многих ведомств спорили до хрипоты, пока не сочинили итоговый документ, с первых же строк нехорошо веселивший всех наших начальников: "В помехах на телевидении виновата засуха!"
Руководители ведомств, причастных к проблеме, сами были людьми понятливыми, но никак не соглашались поддержать столь курьезный доклад в инстанции , опасаясь, видимо, попасть там "под горячую руку". Выручил нас "патриарх телевидения" - мудрейший П.В. Шмаков, к которому я в ходе работы комиссии обращался за советом. Узнав об этой "патовой" ситуации, он по собственной инициативе прислал в комиссию свое личное заключение, поддерживающее ее выводы. После этого Н.В. Талызин (тогда - первый заместитель министра связи СССР) - кстати, выдвинувший меня в руководители комиссии - согласился подписать сопроводительное письмо "наверх" с нашим заключением, которое "было принято к сведению", а задание было снято с контроля.
Теперь пора разъяснить суть дела: телевизоры тогда были ламповые, потреблявшие в среднем 500 ватт электроэнергии (как теперешняя плазменная панель), программа общесоюзная была фактически одна, и десятки миллионов телевизоров, включавшиеся почти одновременно перед популярными передачами, создавали энергетикам огромные пики нагрузки. Чтобы поддерживать параметры энергоснабжения, в том числе стабильную частоту 50 Гц, нужно было заранее готовить и оперативно вводить резервные мощности в энергосетях. Но тепловые электростанции! для этого не годятся: высокоскоростные турбогенераторы должны почти неделю раскручиваться до рабочего режима и потом неделю останавливаться. Еще инерционнее атомные станции, где реактор требует почти месяца для запуска или остановки. Поэтому на крупных энергосистемах регулирующие функции отводятся гидроэлектростанциям, тихоходные машины на которых позволяют оперативно следить за нагрузкой.
Однако в тот год из-за засухи волжские водохранилища остались без запасов воды, и держать "сеть в синхроне" просто не было возможности. Частота сети иногда опускалась до 48-49 Гц, то есть горизонтальные полосы от фона уже не ползли, а "бежали", и были заметны глазу даже на исправных телевизорах.
Но кончилась засуха - кончились и помехи. История эта была забыта и больше не повторялась: телевизоры стали экономичнее, фильтровать питающее напряжение мы теперь можем лучше, а телепрограмм стало больше, поэтому былых пиков нагрузки на энергосеть уже не бывает. Но, увы, как сказал мудрец: "Прогресс - замена одних неприятностей другими!".
Во время моей работы во ВНИИТР мне приходилось в среднем дважды в месяц летать в Новосибирск, где находился Завод точного машиностроения (НЗТМ, или “Точмаш”), серийно производивший разработанный нашим институтом вещательный видеомагнитофон “Кадр-3”. Примерно треть этих поездок была плановой, для снятия текущих проблем сопровождения производства этих очень сложных и дорогих аппаратов, но остальные были нужны для подстраховки этой позиции в плане завода, которая была самой незащищенной.
Поэтому, как только в центральной прессе появлялось сообщение, что министр машиностроения СССР В.В. Бахирев провожал очередного восточного лидера в правительственном аэропорту Внуково-2, я шел покупать билет на ближайший рейс в Новосибирск. Было ясно, что состоялся очередной экспортный контракт на поставку оружия, завод получит дополнение к плану, и директор НЗТМ В.М. Бочков будет ломать голову, за счет какой продукции можно выкроить дополнительные производственные мощности. По понятным причинам я старался в такое время быть где-то рядом с ним.
Для наших молодых читателей полезно узнать, что в СССР было около десятка министерств, в названии которых было слово “машиностроение”. В некоторых из них профиль был понятен уже из названия, например Министерство тяжелого и транспортного машиностроения, но у некоторых название скрывало некую интригу, которая из нашего времени кажется примитивной. Например, за вывеской Министерства общего машиностроения скрывалась ракетно-космическая промышленность, а среднего машиностроения - атомная промышленность (целая империя с десятками своих городов, своей медициной, наукой и т.д.). Министерство же машиностроения СССР, к которому относился НЗТМ, ранее именовалось Министерством боеприпасов, но такое откровенное название, видимо, смутило чью-то нежную руководящую душу.
Достаточно ясно, что для чести и славы НЗТМ производил оборонную технику, для денег - бытовые магнитофоны “Мелодия” и “Комета” (мечта всех меломанов моего поколения!), а для души - вещательные видеомагнитофоны, в которых сочеталась предельно точная механика с очень сложной электроникой. Причем заводская техническая интеллигенция особенно успешно росла именно на этом направлении, о чем руководители завода и министерства прекрасно знали, но не всегда помнили. Поэтому я старался чаще “маячить” на коллегиях министерства, отраслевых совещаниях и на самом заводе. Мой “любимый” рейс улетал в первом часу ночи - четыре часа полета и четыре часа разницы во времени, - к началу работы можно было поспеть на завод. При регулярных таких полетах очень скоро обнаруживаются деловые знакомые, а понятливые стюардессы стараются собрать таких “идеалистов” в одном салоне и из сострадания не будить их для утренней кормежки.
Но в этот субботний день я никуда не летел, а приехал провожать своего новосибирского коллегу Бочкова Виктора Михайловича. Поскольку во ВНИИТР по бедности по выходным служебной машины не было, то я приехал к ведомственной гостинице в Нагатино на своем “жигуленке”. И сразу же заметил у подъезда четыре переминающиеся массивные фигуры, это был Бочков со своими коллегами - директорами новосибирского “куста” предприятий Минмаша, приехавшими на коллегию министерства. Заказанные ими две машины из гаража министерства где-то застряли, а радиотелефонов в “разгонных” машинах тогда еще не было. Поэтому слегка взволнованная компания без лишних слов втиснулась в мою машину и через полчаса (пробок в Москве тогда еще тоже не было) мы уже пили чай в депутатском зале аэропорта, где их встретили, как родных.
Мне бросилась в глаза разительная перемена в облике и поведении моих новых знакомых: если в начале поездки они напоминали расстроенных несправедливостью жизни школьников и разговоры их вертелись вокруг неприятных сцен на прошедшей коллегии (см. эпиграф!), то в аэропорту они как бы сменили маски. Передо мной сидели вполне самодостаточные, солидные и властные мужики, как говорят, “в самом соку”, командиры многотысячных современных производств, на которых держалась тогдашняя промышленность. Тут уже школьником оказался я.
Речь повел явный неформальный лидер этого коллектива, незнакомый мне директор завода из города Искитим: “Мы и раньше со слов Виктора “держали вас за приличного человека” - так говорят в моей родной Одессе, но сейчас убедились в этом сами. Поэтому не обижайтесь на наши прямые слова. Мы сюда хорошо доехали, но поймите, при нашей работе, если бы с нами случилась беда, то наши особисты стали бы сразу искать руку американского ЦРУ. Поэтому мы просим вас никому не рассказывать об этой поездке, пусть это будет невинная “шалость взрослых детей”. У особистов это называется “необеспеченный маршрут”, и нам может здорово влететь. Но и вас тоже “возьмут в разработку”, перестанут пускать в министерство, а Виктора заставят отнять у вас постоянный пропуск на завод. Но вы теперь для нас свой человек, по-сибирски - кореш, и отныне каждый из нас будет рад видеть вас у себя в гостях, а Виктора (то есть В.М. Бочкова) мы попросим по возможности не обижать вашу фирму, ведь мы понимаем, зачем вы здесь”.
Это свое новое качество я сразу понял и оценил, когда мои коллеги перешли к следующему вопросу своего совещания - заготовке картофеля на зиму для рабочих коллективов, причем в порядке высокого доверия перешли также на более привычную для себя модификацию русского языка. Я от неожиданности не сразу даже понял, о чем они говорят и до чего договорились, но успокоился, вспомнив старую мудрую мысль: “Матерная речь для тренированного уха - тончайший код!”.
Мой новый высокий общественный статус теперь неожиданно ввел меня в состав клиентов депутатского зала упомянутого выше аэропорта Толмачево, закрепил место в первом салоне рейсов на Москву, существенно расширив круг общения.
В начале 1970-х годов Гостелерадио СССР решило в целях экономии сократить несколько малых телецентров, построенных в городах, “не имеющих административного значения”. В их число попал и телецентр в Ленинске.
Однажды мне, тогда директору ВНИИТР, позвонили из секретариата председателя Гостелерадио СССР С.Г. Лапина и попросили срочно приехать. Оказалось, что к ним звонил из аэропорта Внуково-3 генерал Курушин, который представился командиром войсковой части № 11284 и попросил срочно его принять, и что он уже едет сюда. Вчера вечером он звонил по правительственной междугородней связи ВЧ, но Лапина не было на месте. Поскольку в разговоре с помощниками председателя Гостелерадио СССР Курушин упомянул в какой-то связи мою фамилию, Лапин поручил выяснить, знаком ли я с генералом, чем он занимается и какое у него может быть дело к Гостелерадио.
Я пояснил, что генерал-лейтенант А.А. Курушин - начальник космодрома Байконур (в/ч № 11284). Для нас человек он очень важный - без его помощи невозможны традиционные телетрансляции из тех мест. В разговоре по обычному телефону он просто не смог должным образом представиться. По какому делу он сейчас приехал, я не знаю. Что же касается аэропорта Внуково-3, то это часть аэрокомплекса Внуково, арендуемая ракетно-космическими предприятиями.
В кабинете председателя после коротких формальностей А.А. Курушин сходу попросил отменить решение о закрытии телецентра на космодроме, поскольку это подрывает боеспособность самого объекта. Да, именно так, продолжал он, словно не замечая саркастической гримасы на лице собеседника. У нашего телецентра есть главная, возможно, неожиданная для вас функция - он дает престижную, интересную и неплохо оплачиваемую работу 120 женам старших офицеров, образующих костяк специалистов полигона, на которых держатся многие наши успехи в ракетном деле. Эти люди по реальным условиям работы неделями находятся в степи на стартовых площадках, не имея возможности навестить семью в городе. Занятость их жен на работе на телецентре укрепляет семейный тыл и благополучие, дает возможность офицерам спокойно работать в трудных условиях космодрома. Не рискуя дословно по памяти цитировать генеральскую речь, приведу лишь наиболее выразительный аргумент Курушина, окончательно убедивший Лапина (и им же политкорректно сформулированный) - занятость офицерских жен работой на телецентре помогает им “уберечься от греха”.
Генерал показал неофициальную справку аналитического управления полигона, из которой следовало, что при закрытии телецентра одна треть семей этих ценных специалистов неминуемо распадется, другая вскорости переведется в более благодатные места (право такое у них уже выслужено!). В заключение он, процитировав заголовок этой справки (см. эпиграф!), еще раз попросил отменить решение о закрытии телецентра, обещая в течение двух лет создать на космодроме гражданскую администрацию, в структурах которой (по опыту “средмашевских” объектов) найдется место телецентру.
Лапин тут же продиктовал и подписал дополнение к приказу, отменяющее решение о закрытии телецентра в г. Ленинске Кызыл-Ординской области, и правительственную телеграмму, извещающую об этом коллектив.
40 лет назад в число плановых актов в СССР был введен долгосрочный перспективный план развития каждой отрасли, одной из задач которого было снижение бюджетных расходов. Общее руководство этой работой в рамках Гостелерадио СССР было на мне, тогда директоре ВНИИТРа, а саму работу вела лаборатория № 43, во главе которой стоял Г.Т. Дерибас. Прорабатывались тогда две возможности снижения бюджетных расходов - введение рекламы и возврат к абонентской плате, отмененной только за 10 лет до этого.
Насчет рекламы вы зря улыбаетесь. Все было тогда очень серьезно. Это было время очередной попытки А.Н. Косыгина навести порядок в экономике, в том числе оживить торговый оборот. Но мы приблизительно знали настроение председателя Гостелерадио СССР С.Г. Лапина, поэтому в прогнозе осталась одна страничка с расчетом возможной абонентской платы, собираемой в пользу Гостелерадио. Эту страничку он сам потом убрал из прогноза, но спокойно и без “разгона”. Кстати, он тогда первый произнес фразу про общественное телевидение применительно к ВВС, указав на существование у нее своей фискальной службы, невозможной в СССР. Видимо, он уже тогда серьезно интересовался этими делами.
...Абонентскую плату вносили на почте ежемесячно. Размер ее точно не припомню, но она была необременительной даже для моего студенческого кармана (в общежитии у меня был самодельный приемник). Отменили ее в 1962 году по причинам, полагаю, скорее всего, идеологическим, в качестве очередного шага в сторону коммунизма. Вместо этой платы были введены менее заметные для обывателя наценки к розничным ценам на радиоприемники (15%) и телевизоры (20%), которые к этому времени уже стали массовым товаром. Все эти доходы, как и ранее существовавшая плата, поступали обезличенно в госбюджет, а правительство ежегодно решало, какие средства нужно направить для поддержания и развития телерадиовещания.
Однако на рубеже 1970-х годов Минфин СССР вдруг забеспокоился - резко выросли расходы на телерадиовещание и столь же резко сократились доходы. Это было нормально: телевидение стало более дорогим - цветным и многопрограммным, а торговля цветными телевизорами в те времена была еще малодоходным делом: ввиду невысокого качества их иногда продавали по себестоимости, то есть без положенной наценки. Поскольку нового решения проблемы финансирования Гостелерадио СССР не нашлось, то в последующие 20 лет деньги на эти цели выделялись прямо из госбюджета, помню, что в конце 1980-х годов эта сумма приближалась к 4 млрд рублей. Неоднократные предложения о возврате к абонентской плате на дух не принимались политическим руководством страны: “У народа и так мало хороших новостей!”