Герои хороших книг хороши еще и тем, что не могут не вызывать у благодарных читателей самого живого интереса к своей дальнейшей судьбе. То и дело этот интерес находит выражние в «дописывании» знаменитых произведений, появлении всевозможных «продолжений» и т.д. И, даже не вступая на этот неверный путь (потому что трудно тягаться на равных со Стивенсоном или Сабатини!), столь же трудно ни разу не пофантазировать на тему таких продолжений. А уж когда - случайным озарением - усматриваешь какие-либо параллели или «точки пересечения»...
Примерно так произошло, когда взгляд вдруг задержался на знакомом с детства эпизоде из «Острова Сокровищ»
: «Флинт был капитаном, а я квартирмейстером, - у меня, вишь ты, нога деревянная, - рассказывает, как мы помним, Долговязый Джон Сильвер. - ...И это настоящий хирург был, да, который ам-пу-тировал, - колледж окончил, и все такое, латынью сыпал, как из мешка, и чего только он не знал; только повесили его, как собаку, и солнышко высушило его, как и остальных, в Корсо Кастл. Это были люди Робертса, да, они самые, а вышло все потому, что меняли названия своих кораблей - "Королевская Удача" там, и так далее. А я говорю, как корабль окрестили, так пусть и остается...»
Что же здесь такого неожиданного? Дело в том, что каждый любитель приключенческой литературы, особенно «пиратской», хорошо знает одного доктора - любителя латыни, который прославился, впрочем, отнюдь не своими медицинскими дарованиями, а приключениями на море, и имя этого доктора - капитан Питер Блад!
А теперь попробуем проанализировать цитату и подумать, возможно ли такое. При этом (чтобы было интереснее) не будем делать скидок на то, что «Сабатини переставлял события...» или «Стивенсон не приводил дат...». Отнесемся к книгам просто как к источникам об интересующем нас времени и рассмотрим их с этой точки зрения.
Итак, Сильверу как будто не было оснований врать. Разговор шел не об этом хирурге, не о Робертсе и даже не о пиратах вообще, и хирург оказался приплетенным только в связи с биографией самого Сильвера, которую он рассказывал молодому матросу, вербуя того в пираты. С другой стороны, хирург, очевидно, произвел на Сильвера настолько большое впечатление, что хорошо запомнился ему, и даже мимолетное воспоминание побудило рассказчика немного отвлечься от своей основной темы и сообщить несколько деталей, а там и добавить кое-что о Робертсе и его людях. Последнее вполне свойственно для таких людей, как Сильвер, который при всей своей хитрости и скрытности умел быть веселым разговорчивым балагуром. Впрочем, свою основную цель он хорошо помнил и быстро свернул на прежнюю тему - успехи и призы, достававшиеся тем, кто был умнее и не переименовывал своих кораблей. В свою очередь, Джим Хокинс, от которого мы об этом знаем, слушал весь разговор крайне внимательно - от услышанного зависели его жизнь и жизни его друзей - и можно предположить, что все, сказанное Сильвером тогда, врезалось в его память накрепко.
Поэтому сведениям о хирурге из команды Робертса вполне можно поверить. А если наложить эту информацию на биографию самого Робертса, начинают проясняться и некоторые детали...
«Черный Барт» Робертс, никогда, насколько известно, не воевавший, ходивший в Африку за рабами да еще, кажется, вторым или третьим помощником капитана, после избрания пиратской карьеры стал не просто удачливым пиратом, а чуть ли не самым удачливым из всех, какие известны. Причем удача была не мнимая (как в случае Кидда или Тича «Черной Бороды») и не завоеванная в одном сражении (как у Эвери): за неполных четыре года пиратства четыреста захваченных кораблей от Ньюфаундленда до Африканского побережья - это действительно серьезно!
Робертсу было свойственно щегольство, причем довольно утонченное. Отличался он и некоторыми чертами, которые выглядели странными в пиратском капитане - так, ввел на своих кораблях довольно строгую дисциплину и даже пытался устраивать регулярные богослужения, для чего уговаривал некоего священника отправиться с ним в море (но когда тот отказался - повел себя вполне гуманно, не стал настаивать и тем более применять силу). Дерзкие действия, приносившие успех, сопровождались иногда дерзостями письменными, вроде такого послания, направленного одному из английских губернаторов (предположительно, осень 1720 года): «Джентльмены, хочу заверить, что если бы вы поступили как полагается и выпили бы по стаканчику вина со мной и моими приближенными, я не повредил бы в вашей гавани ни одного корабля. А кроме того, не пальба ваших пушек мешает мне сойти на берег, они меня не пугают, но ветер, который не способствует нашим планам».
Кроме того, на одном из флагов Робертса было изображение пирата, попирающего два черепа с подписями AMH и ABH. Это расшифровывалось как «голова человека с Мартиники» и «голова барбадосца»: в этих милых местах обидели кого-то из приближенных, друзей или просто членов команды Черного Барта...
Вам это ничего не напоминает? Или, вернее, никого? Даже одного пирата, страдавшего в рабстве на Барбадосе, отличавшегося милосердием к побежденным и дерзостью по отношению к противникам, неизменно удачливого благодаря своим талантам моряка и флотоводца?
Тем не менее, отождествлять Робертса и Блада нельзя. О предшествующей биографии Черного Барта известно немало, да и возраст явно не подходит. Были и другие несхожие черты - Робертс не брезговал пытками, а его старания держать команду в руках не всегда приводили к нужному результату. Сам-то он пил только чай (кстати, еще одно отличие, если только Блад к старости не сильно изменился), но пираты его в решающий день, день последнего боя, оказались в расслабленном состоянии от недавней гулянки, и потому не могли действовать, как полагается. Но к этому бою мы еще вернемся, а пока - самый серьезный вопрос, вопрос хронологии. Мог ли Блад (для начала - по возрасту) оказаться в команде Робертса?
Известно, что ему было 32 года в момент восстания Монмута (1685), то есть родился он в 1653 году плюс-минус год. Что касается Робертса, - годы его пиратской деятельности - 1719-1722 (февраль), и к моменту, когда команду покойного уже Черного Барта повесили сушиться на солнышке, Бладу должно быть около 69 лет. Это уже старость (по тем временам - особенно), но старость - не всегда дряхлость. В конце концов, тот же Сильвер в плавание к Острову Сокровищ отправился в пятьдесят, будучи одноногим калекой. И потому ничто не мешает нам предположить, что Блад не только прожил долгую жизнь, но и сохранил до старости крепость телесную и умственную.
А когда Сильвер мог встретиться с Бладом? Долговязый Джон упоминает двух капитанов, с которыми он плавал: «Сначала с Инглэндом, потом с Флинтом». Инглэнд ушел из Карибского моря и отправился к Африканскому побережью весной 1719 года, а Робертс стал пиратом в июне 1719, капитаном же - в конце июля (а было это, в общем, тоже недалеко от Африки). Но знаменитый поход Инглэнда в Индийский океан, в котором Сильвер участвовал, начался после того момента, когда - гипотетически - могла произойти первая встреча кораблей Инглэнда и Робертса, при которой хирург из команды Робертса оказал бы медицинскую помощь Долговязому Джону. Не кажется правдоподобным, чтобы в длительное плавание к Малабарскому берегу взяли «свежеампутированного» Сильвера - кому на пиратском корабле была бы охота с ним возиться? Но если мы забудем о предполагаемой встрече Инглэнда и Робертса (тем более что о ней ничего и не известно из биографий обоих капитанов), у Блада еще будет немало времени, чтобы попасть к Черному Барту.
Почему? Потому, что действия Инглэнда в Индийском океане затянулись до 1721 года, когда взбунтовавшиеся пираты высадили его на одном из островов недалеко от Мадагаскара. Утверждается, что к тому времени, и даже ранее - в августе 1720 года, в команде Инглэнда уже был пират на деревянной ноге, который разделил судьбу своего капитана. Но основываются эти утверждения, кажется, только на «Всеобщей Истории Пиратов» (предположительно принадлежащей перу Даниэля Дефо), а ее автор не только путал факты, но и просто выдумывал целых пиратских капитанов. Поэтому твердым основанием для нас эта версия не является.
Где именно разбойничал Флинт, Сильвер не говорит, но сквайр Трелони упоминал, что видел его паруса в Карибском море. Следовательно, бывшим подчиненным Инглэнда, и Сильверу в том числе, нужно было вернуться туда (чтобы Сильвер мог встретиться с Флинтом), и логичнее всего - вокруг Африки. К этому времени Робертс, достаточно помотавшийся по морям, также двинулся к Африканскому побережью и оказался вблизи берегов Гвинеи в июне 1721 года. После этого и до конца жизни он крейсировал в том районе. Тогда возможную встречу уместно отнести именно к этому периоду. Получив необходимую врачебную помощь, Сильвер должен был двинуться дальше, поскольку на поимку Робертса были брошены английские военные корабли, а Долговязый Джон, только что «заработавший у Инглэнда 900 фунтов», был слишком хитер, чтобы не учуять, откуда ветер дует.
Почему мы обращаем внимание на последнее обстоятельство? Потому что именно оно вселяет некоторую надежду насчет дальнейшей судьбы Блада. Когда судили и вешали людей Робертса, Сильвера там явно не было, и об этом он рассказывает с чужих слов (одноногий моряк со свежей раной должен был привлечь к себе внимание, и увернуться от военного суда он вряд ли смог бы, а заливать насчет своих подвигов под началом «бессмертного адмирала Гока» было еще рано). Косвенным аргументом является и то, что Сильвер название места казни произносит как Corso Castle, в то время как по-английски более общепринятым является Cape Coast или Cape Coast Castle (еще один вариант - Cabo Corso Castle), то есть он что-то такое слышал, но, кажется, краем уха.
Но пока вернемся немного назад, потому что главным остается вопрос, а как и почему Блад вернулся к пиратскому ремеслу?
Прежде всего, для этого должна была закончиться его государственная служба. Камнем преткновения здесь могло стать вероисповедание (Блад - католик), но вряд ли раньше начала правления королевы Анны, то есть 1702 года. Но даже если принять именно эту дату, все равно остается 17-18 лет, о которых мы ничего не знаем. Неизвестно также, что могло заставить его вновь вернуться в море,- нужно подумать для начала, не происходило ли ближе к 1719-1720 году каких-нибудь крупных событий. Спорным остается также вопрос, почему Блад остается «серым кардиналом» за спиной Робертса - возможно, он не хочет выступать под своим именем, чтобы не повредить близким, например, уже взрослым детям. Не удается ему и изменить всех дурных пиратских привычек команды Робертса (таких, как пытки). Может быть, действительно годы берут свое, а может быть, Блад что-то в этом направлении делает, но ему просто не хватает времени (мы же не знаем, когда он там оказался; но, кажется, не позже осени 1720 года, потому что письмо Робертса губернатору написано совершенно в стиле Блада). В свою очередь, Робертс, хотя многое заимствует у своего подчиненного и негласного советника (начиная со стратегических тонкостей и заканчивая манерой изящно одеваться), сохраняет и много собственных черт: сюда можно отнести, скажем, набожность, которую Блад, как мы знаем, по меньшей мере не выставлял напоказ.
В свое время Блад стал пиратом, оказавшись в безысходном положении, будучи практически изгнанным из цивилизованного мира (за исключением той части мира, которая жила пиратством или извлекала из чужого пиратства свои выгоды). А если бы Блада вновь что-либо поставило в подобные условия (к примеру, унижения, разорения, какая-нибудь жестокая несправедливость)? Понятно, что «дважды в одну реку войти нельзя», и все-таки, как бы он отреагировал?
В качестве рабочей гипотезы подумаем о нашумевшем скандале вокруг «Компании Южных Морей» (South Sea Company), относящемся уже ко времени правления короля Георга. Компания, имевшая монопольное право на торговлю с испанскими колониями в Южной Америке, полезла в большую политику при участии нескольких королевских министров, после чего, как раз в 1720 году произошел сначала стремительный взлет стоимости акций (паев?), а затем резкий обвал (от 1000 до 150 фунтов). Это привело к многочисленным разорениям и каким-то кризисам в правительстве, кого-то обвиняли во взятках (членов кабинета и королевскую любовницу, кажется). А случилось все, повторим, в сентябре 1720 года, - и приблизительно в это же время Робертс, уже совершивший несколько успешных операций, возвращается от берегов Африки в Вест-Индию...
Можно предположить, что Блад после своей отставки вернулся «к яблоням в цвету в садах Сомерсета» или на родину отца - в Ирландию. Но нервозная обстановка после антиганноверского восстания 1719 года становится для него весьма настораживающей; дополнительную угрозу несет очередное обострение отношений с Испанией, и Блад подозревает, что его враги (а у него, как у каждого независимого, да к тому же и состоятельного человека, немало врагов) смогут использовать против него его участие в совместных действиях с испанцами в конце прошлого века (когда король Вильгельм подружился с испанцами против французов). Тогда он принимает решение вернуться в Вест-Индию.
Сначала отплытие задерживается из-за сезона непогоды в южных широтах (Бладу-то непогода нипочем, но он ведь плывет пассажиром), потом еще из-за чего-то, и в конце концов Блад добирается до своих плантаций на Барбадосе (ведь именно там были плантации Арабеллы, да к тому же она - наследница полковника Бишопа), скажем, в августе 1720 года. Плывет один, поскольку хочет все подготовить сам, потому что всю переписку с колониями и контроль за ходом дел там вел тоже сам, наконец, потому что дети вполне взрослые (Питер с Арабеллой женаты уже 30 лет, напоминаю) и могут позаботиться о матери. В Вест-Индии он с неудовольствием узнает, что в его отсутствие управляющий вложил все средства в быстро растущие акции Южных Морей, а в сентябре наступает неожиданный крах компании.
К тому же следующая почта из метрополии приносит известия о скандале в самых высших сферах, и это приводит Питера в ярость. Какой-то выскочка, династическим кризисом вызванный из своего захудалого Ганновера на английский трон, один из германских принцев, коим нет числа, наглец, не позаботившийся выучить язык страны, которой он собирается править, за пять лет уже успевший получить два полномасштабных восстания, он еще и пригрел свору высокопоставленных жуликов, разоряющих сотни неповинных людей! Блад мечется по колониям, в которых у него есть какая-то собственность или вложения капиталов, и во время одного из переходов небольшой шлюп, курсирующий где-нибудь между Барбадосом и Ямайкой, неожиданно встречает в море «Королевскую Удачу» Черного Барта.
Не будем считать Робертса только марионеткой в руках Блада. Он - личность вполне самостоятельная и безусловно обладающая незаурядными талантами. Выдвинувшись в капитаны, он уже успел отомстить за смерть предыдущего капитана - Дэвиса, потом нагнал страх на все рыболовные промыслы у Ньюфаундленда, совершил рейд к берегам Гвинеи, а теперь, гордый и поверивший в собственную удачу, вернулся в Карибское море и с ходу атаковал наглый шлюп, посмевший не лечь в дрейф сразу же после предупредительного выстрела.
Блад на шлюпе - только пассажир, и он просто не успевает вмешаться, даже если и успевает понять, что происходит. Люди Черного Барта врываются на палубу кораблика и среди воплей и пальбы находят и хладнокровного старика, перевязывающего раненых...
Самообладание и заложенная в нем внутренняя сила останавливают пиратов, не посмевших тронуть незнакомца. Интерес к нему проявляет и сам Робертс, поскольку у него в команде тоже есть люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Возможно, капитан шлюпа все-таки успел выпалить из своей жалкой пушчонки по атакующей «Удаче», а может, среди пиратов были раненые в предыдущих делах или привезшие с Золотого Берега лихорадку. Бладу объявляют, что он должен остаться на «Удаче» судовым врачом.
Строго говоря, его мнения вообще никто особенно не спрашивает. Он может, конечно, гордо отказаться и героически погибнуть на месте - и разбить тем самым сердце Арабеллы, которая так никогда и не узнает, что с ним произошло. Но есть и еще один мотив для согласия. Не забудем, что все последние недели Питер искренне негодует, он, можно сказать, вне себя, хотя по обыкновению сдержан внешне. В конце концов, Робертс - не самый худший из пиратов, которых ему приходилось видеть, на Тортуге бывали ребята и похуже, а власти, ведущие себя не хуже пиратов (в его время так не вели себя даже пираты!), приводят темпераментного ирландца в ярость. А с Бартом можно договориться, и он, кажется, сам соглашается при удобном случае высадить Блада на сушу. Беда только в том, что обоим не приходит в голову простая мысль - завтра никогда не наступает...
Итак, Блад никогда не взялся бы за пиратское ремесло ради поправки собственного материального положения. Протест против жульнической власти тоже вряд ли подвиг бы его к занятиям политикой, а тем более - морским разбоем. Но когда несколько обстоятельств сходятся в нужное время и в нужном месте - результат иногда оказывается неожиданным...
Не забудем, что и Сильвер говорит именно про хирурга, а не про странного пирата с медицинским образованием. Это, конечно, спорный аргумент, но и его нельзя совсем уж отвергать. Блад хочет остаться только хирургом (их, кстати, часто миловали суды, считая насильственно мобилизованным в пиратские команды); он поддерживает свое инкогнито, но, очевидно, кто-то узнает его или он сам чем-то себя выдает. Робертс не может не заинтересоваться таким членом команды: для него Питер Блад - это не живой человек, а легенда тридцатилетней давности, которую он, быть может, слышал мальчишкой, легенда о неимоверно удачливом пирате, которому всегда удается выходить сухим из воды - что-то среднее между Морганом и Эвери. И вот теперь судьба сводит его с этим самым человеком. Черный Барт начинает расспрашивать его и проникается многим из того, что рассказывает Блад (который все же доверяет капитану больше, чем кому-либо еще на корабле). На флаге Робертса появляется «голова барбадосца», сам капитан невольно перенимает щегольство Блада, его дерзкую манеру обращаться к противнику, и т.д. Операции Робертса также принимают больший размах - это уже не налеты на рыбаков.
Но почему же Робертс не высаживает Блада на берег, а тот принимает участие по крайней мере в планировании пиратских операций? Оказывается, что выйти из этой игры труднее, чем войти в нее. Очень удачливый пират естественно привлекает к себе внимание, и просто так войти в порт под чужим флагом или приблизиться к мало-мальски цивилизованному берегу (не на необитаемом острове же хочет он высадить Питера!) очень трудно. В принципе, Робертс и не очень стремится это делать по понятным причинам. Что касается Блада, тут приходится признать, что жизнь - сложная штука. В нем невольно просыпаются и азарт, и «привычка»... но есть и простое чувство самосохранения: раз уж связался с пиратами, попадаться противнику нельзя ни в коем случае. Одному судье он, помнится, уже пытался объяснить, что только оказывал медицинскую помощь...
Так что, возможно, именно Блад советует Робертсу перейти из Карибского моря к побережью Африки в надежде, что там легче сможет сойти на берег и замести за собой следы. Но за Робертсом туда же устремляются преследователи, и в феврале 1722 года происходит последний бой Черного Барта...
Команда, как мы знаем, была пьяной или похмельной; тем не менее Робертс и с такой командой сделал отчаянную попытку прорваться в море мимо английского корабля, и если бы его не убило одним из первых залпов, неизвестно, что бы произошло дальше. А корабль и без капитана дрался еще три часа, то есть нашелся достаточно волевой заместитель... и все-таки вынужден был капитулировать. Из взятых в плен - 54 пирата были повешены, 37 - осуждены, видимо, на каторгу, а 74 - «оправданы», хотя скорее, наверное, помилованы.
А что же при этом должно было произойти с Бладом? Капитуляция на него совершенно не похожа. Поэтому остается предположить, что он был либо убит в последнем бою, примерно через три часа после смерти Робертса, и тогда-то окончательно потерявшиеся пираты и сдались; либо ранен и выбыл из строя, и сдача произошла все равно уже без него. Каторга в этом случае для него была бы, наверное, равносильна смертному приговору (в его-то возрасте), а оправдание маловероятно, потому что слишком многие должны были видеть, кто распоряжался боем. Но остается еще один шанс...
Дело в том, что капитаном королевского флота, победившим Робертса (и возведенным за это в рыцарское достоинство) был... Чалонер Огл! Таким образом, мы можем надеяться, что, осуществляя первичную фильтрацию пленных пиратов, даже, возможно, еще до прихода в Кейп Коаст, капитан узнал в тяжело раненом старике - старого друга своего родственника, знаменитого Огла - артиллериста на флагманском корабле капитана Блада (степень родства уточнять не будем). Дальнейшее - дело техники. Скорее всего, Блада выдали за умирающего или умершего, потому что ничего не известно о 69-летнем ирландце из команды Робертса (судебное дело сохранилось). Опять же и характеру Блада это соответствует, потому что, будь он в сознании, он скорее должен был захотеть разделить судьбу своих товарищей, а не уворачиваться «по знакомству»; поэтому Огл-младший мог воспользоваться болезненным состоянием раненого, чтобы спасти его помимо его собственной воли. Итак, еще есть шанс, что удача не отвернулась от Питера, и ему удалось снова спастись, чтобы и дальше жить долго и счастливо.
(взято на
http://blogs.mail.ru/mail/captain-every/46C3C2ABB41A7ADB.html, навел
petro_gulak