У корней древнегреческой демократии.
И. Бахофен обращает внимание читателей на рассказ Варрона, сохранившийся у Августина (О граде Божием, XVIII, 9).
"В правление Кекропа, сообщает Варрон, в Афинах случилось двойное чудо: в одно и то же время из земли в одном месте проросло оливковое дерево, а в другом забил источник. Испуганный царь послал в Дельфы, чтобы спросить оракула, что это значило и что надлежало делать. Бог отвечал, что олива означала Минерву, а вода - Нептуна и что теперь гражданам предстояло решить, в честь какого из знамений и кого из обоих божеств они сочтут уместным назвать свой город? Тогда Кекроп созвал собрание граждан: как мужчин, так и женщин, - ибо тогда было в обычае допускать женщин к участию в общественных совещаниях. Тут мужчины проголосовали за Нептуна, а женщины за Минерву, а поскольку женщин было на одну больше, верх одержала Минерва.
Тогда Нептун разгневался, и море тотчас же затопило все угодья афинян. Чтобы унять гнев бога, гражданам пришлось подвергнуть своих женщин троякому наказанию: они утрачивали право голоса, никто из детей не должен был более принимать имя матери, а сами они не должны были впредь называться в честь богини
афинянками". <...>
"В этом мифе Нептун представляет отцовское, а Афина - материнское право. Пока действовало последнее, дети носили имя матери, а все женщины в целом - имя богини. Всё это время они звались афинянками и оставались гражданками своего города. После они стали не более чем жёнами граждан. После женщина стала говорить: ubi tu Gaius, ibi ego Gaia [1]. Напротив, в согласии с прежним правом мужчина должен был говорить: ubi tu Gaia, ibi ego Gaius [2].
То было древнее право - право докекроповой эпохи, позднее уступившее место отцовскому праву. Потому несправедливо замечание Аристофана в «Законодательницах», будто право женщин - это единственное, чего ещё никогда не бывало в Афинах.
На самом же деле оно здесь не только существовало, но и было в обычае прежде любого иного. Вот это место у Аристофана (стих 455):
ΒΛΕΠΥΡΟΣ. Τί δήτ' εδοξεν; ΧΡΕΜΗΣ. έπιτρέπειν γε την πόλιν ταύταις, έδόκει γαρ τούτο μόνον εν τη πόλει ουπω γεγενήσθαι. ΒΛΕ. Και δέδοκται; ΧΡΕ. φήμ'έγώ.
Блепир: А как решили? Хремет: Женщинам всю власть отдать - Одно лишь это, дескать, не испытано в Афинах. Блепир:
Таки и порешили? Хремет: Да! [3]"
Здесь, однако, следует принимать в расчёт, что в классической Греции такого действительно никогда не бывало. "В правление Кекропа" надо понимать как на самой заре древнегреческой истории, на рубеже III и II тысячелетий до н. э. Из степей Северного Причерноморья греки-ахейцы мигрировали сначала в Придунавье, а оттуда "спустились" в Фессалию. Однако Фессалия до их прихода не была пустынной страной; там проживали пеласги. И вот как раз у них-то и было это правило - допускать женщин к участию в общественных совещаниях. Очевидно, тот же обычай имел место быть и на Крите, и во всей Эгеиде. Конечно, греки-ахейцы вступали в самые разнообразные отношения с автохтонными обитателями Эллады, и через некоторое время "пропитались" их представлениями и понятиями. Т. наз. микенская культура греков выросла на "закваске" местных эгейских влияний. А. Эванс даже утверждал, что микенская культура есть только ответвление критской и лишена какой-либо индивидуальности. Нет, индивидуальность у неё всё же есть. В противоположность минойцам на Крите, культура которых достигла расцвета благодаря мирному существованию и оживлённой торговле, микенцы были завоевателями. Во главе ахейского общества стояли цари («ванака»). И, надо полагать, существовал царский культ. Ну, а во всём остальном, я думаю, микенская культура являлась бледной копией более древних кикладской и крито-минойской культур. Далее, можно допустить, что в ту эпоху параллельно существовали два народа, представлявших собой, соответственно, государство и общество. Народом-"государством" были завоеватели-ахейцы, а народом-"обществом" являлись завоёванные пеласги. Вполне возможно, что рядом сосуществовали какое-то время две разные религии и две разные социально-политические системы. Мы же помним, к какой звериной жестокостью греки-дорийцы (спартанцы) подавляли местное население (илотов); если бы они этого не делали, на Пелопоннесе и в классический период жили бы два разных народа. Можно предположить, что греки-ахейцы не охотились на пеласгов, как на диких кабанов, и позволяли им вести более или менее автономную жизнь. Как говорится, заплати налоги, и спи спокойно. В таком случае, надо полагать, что обычай допускать женщин к участию в общественных совещаниях сохранялся некоторое время, на низовом уровне, при греках-ахейцах. Но это было очень давно, при царе Горохе Кекропе, и греки Vl века до н. э. ничего об этом не помнили.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] «Где ты - Гай, там и я - Гайя» - ритуальная формула, которую произносила римская невеста, входя в дом мужа. - Примеч. перев.
[2] Плутарх, Римские вопросы, 30.
[3] Перевод Α. И. Пиотровского. - Примеч. перев.
"В правление Кекропа, сообщает Варрон, в Афинах случилось двойное чудо: в одно и то же время из земли в одном месте проросло оливковое дерево, а в другом забил источник. Испуганный царь послал в Дельфы, чтобы спросить оракула, что это значило и что надлежало делать. Бог отвечал, что олива означала Минерву, а вода - Нептуна и что теперь гражданам предстояло решить, в честь какого из знамений и кого из обоих божеств они сочтут уместным назвать свой город? Тогда Кекроп созвал собрание граждан: как мужчин, так и женщин, - ибо тогда было в обычае допускать женщин к участию в общественных совещаниях. Тут мужчины проголосовали за Нептуна, а женщины за Минерву, а поскольку женщин было на одну больше, верх одержала Минерва.
Тогда Нептун разгневался, и море тотчас же затопило все угодья афинян. Чтобы унять гнев бога, гражданам пришлось подвергнуть своих женщин троякому наказанию: они утрачивали право голоса, никто из детей не должен был более принимать имя матери, а сами они не должны были впредь называться в честь богини
афинянками". <...>
"В этом мифе Нептун представляет отцовское, а Афина - материнское право. Пока действовало последнее, дети носили имя матери, а все женщины в целом - имя богини. Всё это время они звались афинянками и оставались гражданками своего города. После они стали не более чем жёнами граждан. После женщина стала говорить: ubi tu Gaius, ibi ego Gaia [1]. Напротив, в согласии с прежним правом мужчина должен был говорить: ubi tu Gaia, ibi ego Gaius [2].
То было древнее право - право докекроповой эпохи, позднее уступившее место отцовскому праву. Потому несправедливо замечание Аристофана в «Законодательницах», будто право женщин - это единственное, чего ещё никогда не бывало в Афинах.
На самом же деле оно здесь не только существовало, но и было в обычае прежде любого иного. Вот это место у Аристофана (стих 455):
ΒΛΕΠΥΡΟΣ. Τί δήτ' εδοξεν; ΧΡΕΜΗΣ. έπιτρέπειν γε την πόλιν ταύταις, έδόκει γαρ τούτο μόνον εν τη πόλει ουπω γεγενήσθαι. ΒΛΕ. Και δέδοκται; ΧΡΕ. φήμ'έγώ.
Блепир: А как решили? Хремет: Женщинам всю власть отдать - Одно лишь это, дескать, не испытано в Афинах. Блепир:
Таки и порешили? Хремет: Да! [3]"
Здесь, однако, следует принимать в расчёт, что в классической Греции такого действительно никогда не бывало. "В правление Кекропа" надо понимать как на самой заре древнегреческой истории, на рубеже III и II тысячелетий до н. э. Из степей Северного Причерноморья греки-ахейцы мигрировали сначала в Придунавье, а оттуда "спустились" в Фессалию. Однако Фессалия до их прихода не была пустынной страной; там проживали пеласги. И вот как раз у них-то и было это правило - допускать женщин к участию в общественных совещаниях. Очевидно, тот же обычай имел место быть и на Крите, и во всей Эгеиде. Конечно, греки-ахейцы вступали в самые разнообразные отношения с автохтонными обитателями Эллады, и через некоторое время "пропитались" их представлениями и понятиями. Т. наз. микенская культура греков выросла на "закваске" местных эгейских влияний. А. Эванс даже утверждал, что микенская культура есть только ответвление критской и лишена какой-либо индивидуальности. Нет, индивидуальность у неё всё же есть. В противоположность минойцам на Крите, культура которых достигла расцвета благодаря мирному существованию и оживлённой торговле, микенцы были завоевателями. Во главе ахейского общества стояли цари («ванака»). И, надо полагать, существовал царский культ. Ну, а во всём остальном, я думаю, микенская культура являлась бледной копией более древних кикладской и крито-минойской культур. Далее, можно допустить, что в ту эпоху параллельно существовали два народа, представлявших собой, соответственно, государство и общество. Народом-"государством" были завоеватели-ахейцы, а народом-"обществом" являлись завоёванные пеласги. Вполне возможно, что рядом сосуществовали какое-то время две разные религии и две разные социально-политические системы. Мы же помним, к какой звериной жестокостью греки-дорийцы (спартанцы) подавляли местное население (илотов); если бы они этого не делали, на Пелопоннесе и в классический период жили бы два разных народа. Можно предположить, что греки-ахейцы не охотились на пеласгов, как на диких кабанов, и позволяли им вести более или менее автономную жизнь. Как говорится, заплати налоги, и спи спокойно. В таком случае, надо полагать, что обычай допускать женщин к участию в общественных совещаниях сохранялся некоторое время, на низовом уровне, при греках-ахейцах. Но это было очень давно, при царе Горохе Кекропе, и греки Vl века до н. э. ничего об этом не помнили.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] «Где ты - Гай, там и я - Гайя» - ритуальная формула, которую произносила римская невеста, входя в дом мужа. - Примеч. перев.
[2] Плутарх, Римские вопросы, 30.
[3] Перевод Α. И. Пиотровского. - Примеч. перев.