О "историке" Волкове - окончание
исправленное продолжение вот этого поста
Ну и последний момент - действительно ли запасов вооружения, накопленных для армии РИ «большевикам на всю Гражданскую войну хватило»? Ну это конечно смотря чего, шрапнельных выстрелов для трехдюймовых орудий - совершенно неэффективных для современной войны (и бывших лакомым куском для разного сорта гешефтмахеров и спекулянтов примазавшихся в РИ к «делу обороны») - действительно хватило с избытком, на складах они (по причине полной ненужности) - лежали еще в 1941 году. А вот с другими видами запасов - все обстояло чуть чуть иначе: « Согласно докладу о состоянии снабжения от 9 мая 1919 года запасы патронов составляли 189 млн. штук, при том что интенсивность боевых действий требовала 70-90 млн. патронов в месяц, т.е. патронов оставалось на 2-3 месяца.» - т.е. с чувством глубокого удовлетворения отмечаем то, что Волков в очередной раз соврал.
Ну что же, в след за Сергей Владимировичем отряхнем статистический прах с наших ног и перейдем к с стратегии - «В ту войну противнику не отдавали полстраны, как в 1941-42 гг., неприятельские войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний. Даже после тяжелого отступления 1915 г. фронт никогда не находился восточнее Пинска и Барановичей и не внушал ни малейших опасений в смысле прорыва противника к жизненно важным центрам страны» Ну для того, что бы нанести заметный урон обороноспособности России в начале ХХ века «полстраны» (вернее конечно половину ее европейской части) оккупировать было вовсе не обязательно, коль скоро в одном только приграничном Варшавско-Лодзинском экономической районе была сосредоточена 1/5 часть промышленных мощностей РИ. Фронт, кстати говоря, уже в 1915 году - находился «чуть западнее», а вернее все таки чуть южнее Риги - вместе с Двинском имеющей самое прямое отношение к тем самым «жизненно важным центрам». Но это все разумеется мелочи и детали, гораздо интереснее другое. Гораздо интереснее то, отчего же географический размах операций ПМВ отличался от таковых же в ВМВ. А отличался он просто потому, что эти войны велись на разном технологическом уровне. В рамках ПМВ темп и скорость любой операции определялась маршевыми возможностями пехоты, каковая, маршировать быстрее 5 км/ч не обучена, а больше 40 км. в день - неспособна. Плечо же снабжения - от железной дороги, варьировалось от 80 до 120 км. Вторая мировая война, будучи «войной моторов», не только позволила чисто технологически - благодаря автотранспорту и авиа-перевозкам проводить более глубокие операции и снабжать войска вдали от железных дорог, но и обеспечила вооруженные силы инструментом для преодоления так называемого «позиционного тупика» - в полной мере характерного для ПМВ. Инструментом стала разумеется как фронтовая авиация, так и прежде всего мотострелковые и бронетанковые силы. Именно поэтому, рисунок, глубина и темп операций во вторую мировую - повсеместно, от Валдайской возвышенности до Ливийской пустыни отличался от такового же в ПМВ. То есть, помянутая тут Волковым «отдача полстраны» совершенно несущественна и не показательна (для каких бы то нибыло качественных оценок). Я просто напомню г-ну Волкову то, что в отличие от ПМВ, РККА еще и (на всякий случай) «приобрела» полевропы. И это уже не говоря о том, что те же немцы против РИ воевали активно лишь эпизодически (только в кампанию 1915 года) - большую часть своих сил и средств посвящая Западному фронту. так что вообще - какие бы то нибыло обобщенные сравнения двух войн следует высчитывать не «в лоб», а по достаточно сложным коэффицентам.
Поговорив о стратегии, спустимся и к оперативно-тактическим моментам: «В той войне русские генералы не заваливали врага, как сталинские маршалы 30 лет спустя, трупами своих солдат. Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тыс. чел.) соответствовали таковым потерям Центрального блока как 1:1 (Германия потеряла на русском фронте примерно 300 тыс. чел., Австро-Венгрия - 450 и Турция - примерно 150 тыс.).» Ага, ну что же - снова статистика. И как несложно догадаться - Волков снова врет.
Во-первых, касательно «незаваливания трупами» и вообще специфики этих самых боевых операций армии РИ. Возьмем для примера две операции - начального и зрелого периода войны - Лодзинское сражение осени 1914 и бои у озера Нарочь весны 1916.
Одной из крупнейших операций кампании 1914 года была Лодзинская. В общей сложности в ней участвовало примерно 800 тыс. человек. Из них 520 тыс. русских и чуть менее 300 тыс. германо-австрийцев. Т.е. армия РИ обладала существенным превосходством в живой силе, а поскольку это была лишь поздняя осень 1914 года - налицо была кадровая армия РИ. И что же из этого вышло? Лодзь была сдана, а в смысле потерь - «Разница приведенных данных дает представление о числе потерь за время Лодзинской операции, а именно: 282 002 шт. и 5266 сабель (с поправкой на уход сводной каз. дивизии.) Такие потери оправдывают заключение Борисова, бывшего для поручений у Алексеева, что ставку всегда, что-то роковое толкало на уничтожение живой силы армии, в расчете на неисчерпаемый запас людского материала. Непредусмотрительность царского правительства, оставившего армию без оружия и боевых припасов, приводила только к тому, что всякий успех приходилось достигать весьма большими жертвами людей ... Таким образом легенда о неисчерпаемости людского материала получала свое новое истолкование, и этот материал оказался быстро исчерпанным.»
Хорошо, стало быть в 1914 году и против германцев воевать РИ не умела. а что там насчет тех же германцев 1916 году?
Вот например - вполне офциальный документ - «секретная Записка по поводу выполнения операции на Юго-Западном фронте в декабре 1915 г. и Северном и Западном в марте 1916 г. Она написана частью Кудрявцевым, частью Борисовым, частью же самим Алексеевым... Не делая никакой ошибки, Записку должно считать выражением мнений и взглядов Алексеева, и от этого она приобретает особенный интерес и знания.»
Выбор участка для атаки
...
Погрешности против сказанных общетактических условий замечались в наших последних боевых действиях весьма часто.
I. К выполнению задач приступали, имея целью прорвать расположения противника без особой подготовки по приему полевого боя.
Укрепления же противника, особенно в Буковине и на Стрыпе, оказались настолько сильными и сложными, что взять их и тем более удержаться во взятом и развить успех глубже без надлежащего сближения с противником (при помощи окопов) и последующей подготовки было весьма трудно.
II. Ширина или протяжение прорыва, по опыту наших наступлений Юго-Западного фронта и особенно II армии в марте, недостаточна. Достигавшие известного успеха наши войска, врывавшиеся в расположение противника, простреливались затем насквозь с обоих флангов, несли значительные потери, не [468] имея возможности закрепить за собой захваченное для развития отсюда дальнейшего успеха. Приносимые жертвы оказались напрасными.
...
Выбор участка для непосредственного удара происходил без основательного изучения свойств неприятельской позиции, и в районе, например, V армии избирались короткие вогнутые участки расположения, чем еще более облегчалась для противника возможность поражения нас с обоих флангов огнем.
III. Участок местности группы генерала Плешкова для атаки выбран, с артиллерийской точки зрения, особенно неудачно:
а) наблюдение за падением снарядов было в большинстве случаев невозможно, так как почти все постройки противника прикрывались лесом;
б) подвоз снарядов нельзя было вести иначе, как по отвратительным проселочным дорогам, превратившимся вследствие весенней оттепели в сплошную грязь;
в) лесистость занятой противником полосы не позволяла сделать предварительную разведку его построек достаточно тщательно, и более или менее определенные сведения имелись лишь об опушке неприятельской укрепленной полосы; глубина же неприятельского расположения оставалась неисследованной;
г) болотистая местность перед атакуемым участком не дала возможности выбора артиллерийских позиций, и вся артиллерия принуждена была стоять только в двух группах, причем первоначальное расположение артиллерии оказалось очень далеким от неприятельских укреплений, а дальнейшее маневрирование, особенно тяжелой артиллерии, было значительно затруднено, вернее - почти невозможно;
д) кроме того, выбранный участок неприятельской позиции нельзя было считать более слабым по силе укреплений, чем другие участки. Здесь укрепление противником позиции у себя в тылу производилось в то время, когда еще немецкая [469] передовая позиция шла по реке Мяделке до местечка Козяны, почему работы велись без всяких помех со стороны нашего огня. И когда позиция на фронте р. Комайка - Лапинский лес - Можейки была закончена, тогда немцы бросили линию р. Мяделки и отошли на готовую позицию, уничтожив деревни в оставляемом районе. На других участках к югу немцам приходилось строить окопы и проволочные препятствия под нашим огнем - артиллерийским и ружейным.
Весьма трудная, но первейшая задача точной и подробной осведомленности об укрепленных сооружениях противника требует настойчивых указаний на необходимость тщательного изучения расположения противника и его укреплений путем фотографирования с аэропланов, нанесения снимков на карту, увеличения и сличения с данными, добытыми другими видами разведки. Только тогда для начальника будут ясны силы и группировка противника и можно будет давать войскам не расплывчатые приказания, а точно определенные задачи по местности и по пунктам атаки, чего в настоящее время часто не делается (особенно поучительны в этом отношении распоряжения по частям IV армии в декабре 1915 года).
Назначение войск, выбор общего и артиллерийского начальника
В какой мере мы не придаем важного значения подготовительной стороне дела и предварительному детальному изучению условий атаки сильно укрепленной позиции, видно из многих случаев назначения для главных действий прорыва совершенно не ознакомленных с местностью войск и образования временных соединений, не оправдываемого сущностью дела и нарушающего постоянную организацию корпусов с их ответственными командирами.
I. Важнейшая задача по прорыву на Стрыпе в декабре 1915 г. легла на штаб армии, который только что прибыл, и ни корпус, ни командир которого, ни промежуточное начальство, [470] ни войска совершенно не были знакомы ни с местностью, ни с характером позиций противника Об этом приведено такое свидетельство в отчете VII армии: "В штабах XI и IX армий фотографий намеченного для атаки участка фронта противника не было, сведения о позиции и даже вообще о расположении противника были скудны". "Войскам было запрещено вести свою разведку, чтобы не показывать новых частей".
Пехотная атака с поддержкой артиллерии
...
1. У самой пехоты нет должного сознания своего бессилия перед неприятельским огнем и окопом, как то свидетельствует упомянутый выше случай преждевременной атаки 5 марта в 1-м арм. корпусе. Эта атака началась по почину пехотных начальников, соблазнившихся замеченным отходом групп из некоторых районов немецкого расположения, а также слабым огнем из немецких окопов против расположения наших высланных на некоторых участках редких цепей и желанием воспользоваться удобным моментом для наступления, не дав противнику безнаказанно отходить и устраиваться на 2-й линии. Пренебрежение, выказанное здесь к артиллерийской подготовке, объясняется, конечно, бессознательной храбростью и недостаточной осторожностью; оно погубило всю операцию и подорвало доверие в людях. Ни одна из дальнейших атак группы генерала Плешкова не удалась.
2. На Северном фронте то же явление: прорвавшиеся вперед части, не поддержанные своевременно, встреченные контратакой, забрасываемые ручными гранатами, в большинстве случаев отступали. Пассивное упорство войск под губительным огнем немецких пулеметов доходило до того, что в одном полку 60-й пех. дивизии из боя вышло всего 700 человек. При этом закрепляться на мерзлом грунте занятых участков было крайне тяжело, делали окопы из снега и ночью с тыла подносили наполненные песком мешки. Там, где войска успевали загородиться переносными рогатками, они легче удерживались.
3. Движение пехоты без достаточной подготовки в атаку (на штурм) явно замечается и в боях на Стрыпе. Первый день атаки 14 декабря показал крайнюю трудность преодоления многочисленных проволочных заграждений неприятеля, подтверждавшуюся и последующими днями; это указывает, что в течение целых трех суток заграждения не были уничтожены. Таким образом, обстановка уже 14 декабря и [480] требовала поставить атакующие войска в условия, дающие им возможность не только закрепить за собой занятое пространство, но, прикрывшись окопами, уменьшить потери и дать возможность отдыха людям. Однако из донесений (командира корпуса) видно, что в течение трех суток многие части ограничились устройством окопов лишь с колена или в виде одиночных выемок и без ходов сообщения в тыл.
Вся ответственность по подготовке операции и войск должна лежать на армии и ее управлении. Только при надлежащей работе командующего армией и его штаба, при соответствующей подготовке ими своих войск, при знании материальных средств, которые даются в их распоряжение для атаки, возможно избрать соответственный способ выполнения задачи и вдумчиво разработать его. Никакие импровизированные "группы" не могут заменить штаба армии, так как не имеют надлежаще развитых органов. Начальник штаба армии и все его подчиненные должны проникнуться убеждением, что ответственность за всестороннюю подготовку операции и руководство лежит именно на них. Недостатки в работе штаба армии не возместит деятельность ни штаба фронта, имеющего свои задачи, ни штаба корпуса, исходящего из тех указаний, которые он получил в законченном уже виде от армии.
Трудная задача армейского управления должна быть облегчена как свыше - включением в состав армии лишь посильного для употребления количества сил (II армия в марте 1916 г. была непомерно тяжела и многочисленна), так и подчиненными инстанциями, которые должны проникнуться указаниями армии и не нарушать единства и полноты подготовки.
Свыше 5 корпусов в армию, выполнявшую прорыв, назначать не следует. Нельзя оставлять перед самым выполнением атаки сводные корпуса, командиры которых не готовили подчиненных им дивизий и совершенно не знают их.
Ну и вывод Лемке «В конце второго года войны все это должно быть признано только как смертный приговор всей нашей армии. Иначе понять его нельзя.»
Потери под Нарочью были более чем 3:1 и задача выполнена небыла. Так что нам не очевидно то, чему «сталинские маршалы» могли бы поучиться у царских генерал-адьютантов.
Идем дальше. Г-н Волков, как мы помним, утверждал что «Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тыс. чел.)». И это один из наиболее ярких образчиков наглой и беспардонной Волковской лжи. Давайте разберемся с этими цифрами. 775 тыс. это вовсе не «оценка убитыми в боях» (кстати говоря, совершенно непонятно причем тут «убитые в бою» - считаются т.н. безвозвратные потери, либо потери «кровавые» - из сентенции же Волкова, выходит то, что если солдат был в бою ранен и умер лишь на этапе санитарной эвакуации он к потерям не относится), дак вот - эта цифра «приведена в справке управления дежурного генерала Главного штаба в ответ на запрос главы французской военной миссии генерала Жанена о потерях и резервах русской армии. В этой справке, датированной 10 октября 1917 г., число убитых вместе с пропавшими без вести определено в 775 369 человек» т.е. это не «оценка» а официальная отчетность армии РИ и ко всему прочему относящаяся не только к убитым, но и к пропавшим без вести. Разумеется подобного сорта цифры учеными к сведению принимаются, но никогда и не в коем случае они не являются окончательными или хотя бы приблизительными. Судьба второй цифры - 900 тыс, еще интереснее. Это действительно «разнообразия ради» оценочная цифра и появилась она в работе выдающегося отечественного демографа-статистика Бориса Урланиса «Войны и народонаселение Европы». Но дело то в том, что это была промежуточная цифра, иллюстрирующая лишь один из вариантов пересчета потерь и сам Борис Урланис этой цифры вовсе не придерживался! «Итого - 908 тыс. Можно ли полученную цифру считать более близкой к действительности, чем другие? Это требует еще доказательства.... то обязывает к тому, чтобы предварительно намеченная нами цифра в 900 тыс. убитых получила /147/ дополнительное подтверждение на основании каких-либо других указаний.» и конечный вывод - «Даже предварительно предложенная нами цифра в 900 тыс. убитых в свете анализа потерь противника представляется преуменьшенной.» Лишь жалкий фальсификатор способен вырвать данные из контекста и представить их в качестве сколько нибудь серьезного и окончательного результата!
Дак какова же будет действительная цифра убитых солдат и офицеров в армии и флоте РИ? Согласно Урланису - «число убитых русских повысится до 1,2 млн. человек, т. е. будет на 300 тыс. человек больше, чем по данным «баланса расхода людской силы», составленного ставкой в 1917 г. с учетом наших дополнений. Эта цифра, надо думать, значительно ближе подходит к действительности, чем фигурировавшие часто цифры в 500 - 600 тыс. и фантастические цифры в 3 - 4 млн. убитых, встречавшиеся в иностранной печати.» Есть и другая но достаточно близкая цифра, подсчитанная генерал-лейтенантом Головиным: - 1 300 000 человек. Метода подсчета Головина критикуется Урланисом но итоговые цифры весьма близки, что и позволяет данные о 1.2-1.3 миллиона убитых и умерших от ран считать наиболее достоверными.
Интересно то, что если Урланис был советским статистиком, а значит его «избирательное чтение» хоть как то понятно (в смысле заведомой идеологизированности Волкова), то вот Головин был белоэмигрантом, членом РОВС, ближайшим военным сотрудником Колчака. Т.е. тот факт что Волков даже не потрудился указать на то, почему же данным Головина не следует доверять (а Урланис, напомню - Головина критиковать вовсе не стеснялся) - более чем характеризует чистоплотность или же компетентность историка Волкова. А вообще же, серьезный ученый (вроде Урланиса) указал бы не две более ли менее с потолка взятые цифры в качестве «разброса мнения» - а все доступные т.е. от 500 тыс. до 3 млн. и затем выделил бы ту, каковую он считает наиболее достоверной. Даже заведомая публицистичность статьи, не в коей мере не оправдывает тех статистических безобразий которые (вполне кстати говоря для себя привычно) вытворяет Волков. Кстати говоря, замечателен и конечный вывод Волкова - якобы следующий из этих всех «калькуляций» - «Россия вела войну с гораздо меньшим напряжением сил, чем ее противники и союзники.» На каком основании Волков делает этот вывод совершенно неясно. Нам ясно то, что промышленность РИ не справлялась с военной нагрузкой - работая на износ, в форсированном режиме без каких бы то нибыло серьезных дальнейших перспектив роста в условиях войны, мы помним про рухнувший внутренний рынок, про отказ крестьян продавать зерно, нам ясно то, что транспорт «вставал» в городах начинались перебои с продовольствием, что население стремительно беднело, что в деревнях не хватало людского и конского состава и что в конечном счете, в результате всех этих, равно как и многих других факторов РИ и проиграла войну и вообще развалилась. Быть может дело то все в том, что РИ была примитивнее большей части своих союзников и противников, что ей - для провала в смертельный для нее кризис требовалось меньше?
Нда, ну и завершая, на этот раз уже окончательно, разбор «цифири» - каковой так любит при необходимости и без нее щеголять г-н Волков помянем и вот это «Доля мобилизованных в России была наименьшей...» - дальше идут сравнительные цифры % призванных в России и остальных крупных странах - участниках войны, но в сущности статистика нам тут не особенно интересна. А интересна нам метода их либо приведения, либо расчета. Действительно, ведь Российская Империя только официально воевала примерно на год меньше англо-французов и германо-австрийцев, а на практике - уже в 1917 году мобилизационные мероприятия оказывались малоэффективными, как констатировал тот же Головин - «вспыхнувшая в начале марта революция и создавшийся вследствие этого хаос способствовали значительному уклонению новобранцев от призыва.». То есть, для того что бы эти цифры имели какой бы то нибыло сравнительный смысл - их надо банально пересчитать - вычтя для остальных стран весь призыв 1918 года и значительную часть призыва 1917 года. Но разумеется и это еще не все. Ведь при этих подсчетах сравниваются показатели всей РИ и лишь метрополий империи Британской, Германский или той же Французской. Разумеется в РИ от призыва была освобождена известная часть «инородцев», а в западно-европейских странах - негров тоже активно не призывали. Однако, даже не призванный негр или индус, представлял собой рабочую силу, в известной пропорции компенсирующий для экономики той или иной империи призыв европейского рабочего и крестьянина. Т.е. сравнивать ВСЮ РИ и лишь европейскую часть Британии или Франции чудовищно некорректно (укажем, что только население Индии десятикратно превосходило население своей метрополии). Но и это еще не все - Как отмечает Головин - «Цифры, приведенные в сельскохозяйственной переписи 1917 г., в этом отношении очень показательны. Согласно этим цифрам, относящимся к подавляющей массе населения России, в армию было взято 47,4% трудящихся мужчин, участвующих в производственном процессе, т.е. около половины. Между тем 15 1/2 миллиона мобилизованных составляли по отношению к общей численности населения (167 миллионов) всего 9,3%, а если при исчислении этого процента исключить инородцев и население местностей, освобожденных законом от воинской повинности, то получим его равным 10%. [103] Для Франции, Великобритании и Германии исчерпание половины населения, участвующего в производственной работе, наступило только тогда, когда процент призванных в войска достиг 18-20% от общей численности населения.». Как видим это лишь практическое следствие уже высказанных нами соображений. Действительно, социально-экономические структуры России и Западно Европейских стран различались в очень высокой степени, что неизбежно приводило к различным последствиям от схожих мероприятий. А значит % в России совершенно не то же что и % ровно того же в Британии. В частности - это лишь в очередной раз иллюстрирует то, насколько занижен для России был болевой порог империалистической войны.
«Добавим еще, что едва ли не единственная из воевавших стран, Россия не испытывала никаких проблем с продовольствием.» Учитывая то, что в России лишь 15% населения проживало в городах и соответственно - подобный результат был бы более чем ожидаем. Только вот никакого подобного результата небыло. В стране - прежде всего в столицах и в армии, вполне благополучно развертывался продовольственный кризис. Самый что нинаесть настоящий и достаточно серьезный. А вот в той самой Германии - кризиса как раз таки и небыло. В Германии, несомненно - была весьма острая нехватка продовольствия. Нехватка была - но вот кризиса, т.е. стихийного и неуправляемого процесса - небыло. В Германии правительство полностью контролировало продовольственную ситуацию - «длинные поезда» регулярно возили зерно из Нидерландов, в стране - по ироничному выражению самих немцев, был «блестяще организованный голод». В России, все было иначе - самого продовольствия было достаточно много, особенно благодаря урожайному 1915 году, благодаря привлечению беженцев и военнопленных на сельхоз работы. То есть, как в прежние времена «земля наша» были и «велика и обильна», и ровно так же - «порядка в ней нету». В чем же этот самый кризис, этот самый бардак выражался? В развале транспорта и параличе бюрократического аппарата.
А вот поро управление, логистику и вообще - бюрократию, стоит поговорить поподробнее, благо и повод имеется - «Так что при нормальных политических условиях вопрос о том, чтобы «продержаться» даже не стоял бы.» - «нормальные политические условия» это совершенный сферический конь в вакууме. Не существует «нормальных условий» - существуют лишь конкретно-исторические условия, условия характерны для определенной социально-политической системы в определенное время. А эти самые условия в России - качественно отличались от условий в Европейских странах, тех самых с которыми ее бездумно и бестолков сравнивает г-н Волков. В этих самых странах правящие классы - посредством парламентских механизмов, обладали достаточно серьезной социальной базой, благодаря широкой и достаточно эффективной системе идеологической обработки населения, благодаря наличию это самой достаточно эффективной идеологии - те же самые правящие классы, их правительство могло достаточно эффективно манипулировать массой населения - мобилизуя их на решения нужных государству задач. Ничего подобного в России небыло даже близко. Страна и армия совершено не понимала то, чего ради она воюет, чем то жертвует - проливает кровь. Вот например достаточно показательный факт из опыта генерал-майора Свечина: «прибыв в Севастополь формировать Черноморскую десантную дивизию, я в начале февраля 1917 г. производил смотр полку, составленному из черноморских матросов, долженствовавшему войти в мою дивизию. Морские офицеры этого полка тщательно готовились к смотру: к их ужасу я отказался считать и смотреть белье и содержимое вещевых мешков, а подходил поочередно к нескольким матросам каждой роты и задавал такие вопросы: С кем мы воюем? За что воюем? Какие цели ставим себе? Какой интерес у русского крестьянства в этой войне и т. д. Ни одного отдаленно вразумительного ответа я не получил. Морские офицеры остолбенели и мямлили, что они этого со своими подчиненными не проходили. Они были совершенно оторваны от своих матросов; все это были офицеры кадровые или приближающиеся к кадровым, никого похожего на моих прапорщиков не было. Я прогнал полк, заявив, что если через три года войны они еще не знают, с кем и за что воюют, то дальше мне смотреть их не приходится.»
Во время ПМВ, кстати говоря - в России небыло «нормальных» условий даже по мерка царской бюрократии. В стране, начиная с 1915 года разворачивался острейший политический кризис, и разворачивался он прежде всего в политических верхах империи. В 1915 году разразилась т.н. «министерская забастовка», и с того же года и до самого конца царизма, в стране свирепствовала «министерская чехарда». За время войны, фактически за два года, в стране поменялось четыре председателя совета министров - Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын, четыре министра внутренних дел - Маклаков, Хвостов (мл.), Штюрмер, Протопопов, четыре военных министра - Сухомлинов, Поливанов, Шуваев и Беляев, четыре министра юстиции Щегловитов, Хвостов (ст.), Макаров, Добровольский, четыре обер-прокурора св. Синода - Саблин, Самарин, Волжин, Раев и т.д. и т.п. В результате - «На смену прежним классическим бюрократам пришли и заняли ключевые позиции в правительстве министры, которых цитированный нами Нольде, несмотря на всю свою академическую сдержанность, вынужден был характеризовать как «подлинных проходимцев и жуликов». И это действительно реальный факт... государственная служба превратилась в нечто вроде проходного двора и «утратила под собой твердую почву. Изолированная от народа бюрократия уже не может больше держать на своих плечах всю тяжесть правительственной власти»»
Можно было бы вспомнить и отношения камарильи, правительства и Думы, «общественных организаций» и т.д. и т.п., нл и так ясно то, что вот эта Волковская сентенция - «Но, как известно, не всех такое течение событий устраивало. И уже после февраля все резко изменилось...» - воспринимается как очень неумная шутка. Никаких «резких изменений» февраль не принес (что и привело к октябрю) - что лишь иллюстрировало системность кризиса в РИ.
Лично мне, после прочтения Волковской статьи, с этим субъектом стало окончательно все ясно. Исписав десять страниц, я затронул едва ли многим более половины ляпов, подделок и глупостей в этой Волковской статье содержащихся. Дальше ворошить эту навозную кучу мне не хочется, я устал и мне противно. Надеюсь что уважаемый читатель меня прочтет, мои данные и тезисы проверит - и сделает свои самостоятельные о г-не «историке» Волкове выводы.