Пост посвящяется памяти сотрудника Яд ваШем Алекса Данцига (1948-2024), о гибели которого в плену ХАМАСа сегодня сообщила Армия Обороны Израиля. Да, отомстит В-вышний за его кровь.
===========================
В 2006 году в Музее ИЗО Мемориального комплекса Яд ваШем проходила выставка "Изгнание с Монпарнаса". Многие музеи и частные коллекции тогда открыли свои фонды для временного заимствования работ, т.к., только лишь собственными фондами ИЗО Яд ваШема было не ограничиться. Уж слишком крупные там были представлены имена. Совершенно без какой-либо договоренности, в полной синхронизации, в это же время в Музее русского искусства в Рамат-Гане проходила выставка "Одесские парижане", основанная на коллекции Яакова Перемена. Излишне говорить о том, что некоторые фамилии просто пересекались в своей полной идентичности, с той лишь разницей, что "рамат-ганские" парижане еще не знали, о какой их судьбе пойдет речь средь парижан "иерусалимских".
Виньетка с цитатой из Книги Иов ("Земля! Не покрой крови моей"), приводимая в труде Херша Фенстера "Наши замученные художники" (1951)
Тогдашний куратор Музея ИЗО в Яд ваШем Юдит Шендар включила в устный рассказ о выставке стихотворение Марка Шагала. Поэтический реквием по исчезнувшим. Для меня стало откровением, что Шагал писал стихи. Оказалось, да. Писал, да еще исключительно на идиш. Юдит нашла перевод на иврит. Я нашла перевод на русский. Переводы множились, но я осталась верна версии Давида Симоновича из Витебска:
"Я знал ли их?
Бывал ли в мастерских,
чтоб разглядеть вблизи картины их?
Не знал... Не видел...
И теперь, виня,
они хватают за руки меня,
из лет моих, из солнечного дня
зовут и тащат в черноту могил
и гневно вопрошают:
- Где ты был,
когда обрушился девятый вал?
А я шепчу:
- Я спасся.... Я бежал...
А их, замученных, везли туда,
где танцевала на костях беда,
где жгли картины,
и клубился дым
над крематорием, над пеплом их седым...
Я вижу:
без суда на Страшный суд
потомки Дюрера и Кранаха ведут
вас, младших братьев Модильяни, Писарро...
Пылают кисти... Сломано перо....
Чтоб ваши руки не могли запечатлеть,
как на балу огня плясала смерть."
Я помню, как любое слово становилось излишне, когда этими строками завершалась экскурсия по выставке. Среди этого жизнелюбия красок, среди этого неотсурдиненного порыва творить, а, значит, жить, шагаловская исповедь исключала необходимость пояснений неисправимости происшедшего.
Поэма была написана Шагалом после войны. Вот, все, что я знала об этом произведении. Понятно, что почти что насильно увозимый из Парижа по визе, одной из двух тысяч, выбитой Варианом Фраем, по возвращении Марк Шагал нашел Париж вымершим. Понятно, что он мог перечислять и перечислять фамилии, чьи обладатели не откликались ни на какой его зов. Понятно (это мне так почему-то было понятно), что поэма стала откликом спонтанным на эту немоту. Но лишь на прошлой неделе я узнала, что у этих шагаловских строк был заказчик. Его звали Херш (почему-то все в один голос настаивают на Херш, а не на Хирш) Фенстер, 1892-1964.
Фотография Херша Фенстера из коллекции Парижского еврейского музея (mahJ), 1960 г.
Еврейский журналист, эмигрировавший в Париж из Польши в нач.20-х. Писавший, и очень плодовито, идишистскую журналистику, пересекавшую и океан, будто неся будущую весть об оброненной бесхозности парижского солнца в Нью-Йорк.
После Холокоста возник новый жанр - книги Поминовения. И сегодня вы можете из любой точки мира, зайдя на
сайт Н-Й публичной библиотеки полистать книги Изкор, посвященные той или иной исчезнувшей еврейской общине. Часть текста писалась на идиш, часть на иврите. Книги эти, как правило, начинали свой рассказ задолго до войны. Они старались не описывать лишь смерть, они старались запомнить жизнь.
Херш Фенстер тоже решил написать книгу Поминовения. Правда, община, им опекаемая, не имела лишь географический признак. Изкор Фенстера должен был стать поминовением по 84-м художникам, тем, которых Париж собрал и которых потом предал.
Для этого Фенстеру и понадобился Шагал. Он ждал от художника лишь предисловия. Шагал написал откликнулся стихами:
Поэма Шагала памяти еврейских художников фигурирует в книги именно в виде рукописи самого художника.
Книга была издана в 1951 году, на средства самого Фенстера. Количество экземпляров автоматически ввело ее в реестр библиографической редкости - кто-то пишет о 350, кто-то добавляет к этой цифре еще 22 экземпляра - 372. Не суть. Если взять язык книги - идиш, получится, что и тираж в тысячи экземпляров не сделал бы книгу более доступной.
Обложка оригинального издания книги Фенстера (1951)
Спустя 70 лет, в 2021 году, книга Фенстера была
переиздана в издательстве Hazan, при содействии Парижского еврейского музея, уже в переводе на французский, с добавлением более качественных (и, прежде всего, цветных, а не черно-белых) иллюстраций. ТОгда же в музее открылась и выставка, построившая свой рассказ об изгнанных с Монпарнаса именно на книге Фенстера.
Обложка книги Фенстера в переводе на французский (2021)
В еврейский музей в Париже архив отца, включавший кроме непосредственно книги, и всю подготовительную документацию (переписки, картотеки, стеклянные пластины с фотографиями картин и т.п.), передал сын Херша, Ариэль Фенстер.
Фото Christophe Fouin
На той самой, иерусалимской, 2006-го года выставке "Изгнание с Монпарнаса" я впервые услышала о художнике Айзке (Адольфе) Федере, одессите Федере. Потом, спустя десятилетие, на уже другой моей работе, в проекте "Израиль, открывающийся взору", Федер вдруг "появился" через старую фотографию в кафе Яффского порта 1925 года. Я
написала об этом пост.
В книге Херша Фенстера Айзику Федеру посвящена отдельная глава (стр.185-189 изд.на идиш)