раз,
два,
три Вообще, это такая сухая тема, что я уже слегка жалею, что я её начал. Дело в том, что у меня нет никаких окончательных ответов или выводов, я просто пытаюсь рассказать о своих ассоциациях.
Видимо, всё началось совсем давно, в детстве. Я, как принято говорить, визуал. Правда, другими людьми я не был, так что, возможно, все люди визуалы. Мне не с чем сравнить свой опыт.
Когда я в детстве читал переложения греческих мифов и скандинавских легенд, с невероятными химерами и описаниями в духе: "цепь из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих жил, рыбьего дыхания и птичьей слюны", меня волновал один вопрос - как они всё это себе представляли? Визуально?
Очевидный ответ - никак. Это слова, за ними не стоит никакая физическая реальность. Рассказчик просто очарован родным языком, как материей и инструментом, и потому творит удивительные вещи посредством слов. Это не описание конструкции, не чертёж. Природа химеры - природа слов, из которых она состоит. Щит Ахилла (щит Геракла, щит Энея) представляет собой не физический артефакт, а литературный приём.
Но да, меня это бесило.
--------------------
Может быть, надо было начать с того, как я читал в каком-то журнале статью одного автора, который делил всех европейских мыслителей на две группы. Да, конечно, людей хлебом не корми, дай поделить кого угодно на две группы, "с усами" и "без усов". Свою классификацию автор возводил, кажется, к спору
реалистов и
номиналистов,
рационалистов и
сенсуалистов. Если я ничего не путаю, в итоге он поделил их на "континентальных" и "островных" мыслителей, где "континентальные" верили в чистый разум, как инструмент познания, а "островные" не верили ни в разум, ни в язык, были скептиками, а изучать предлагали явления окружающей среды и их закономерности, выявленные в результате экспериментов.
И это потянуло за собой очередную ассоциацию со старой доброй классикой.
"
Гальтунг также анализирует вопросы, которые задают автору гипотезы:
- саксонский стиль (американский вариант): "Как Вы операционализируете свою гипотезу?";
- саксонский стиль (британский вариант): "Как Вы ее документируете?";
- тевтонский стиль: "Как Вы можете вывести ее из Вашей аксиомы?";
- галльский стиль: "Можете ли Вы выразить гипотезу на хорошем французском языке?".
Различия существуют и в практике научной работы. Британское увлечение документацией, как и американская любовь к статистике, вошли в поговорки. Эти характеристики образуют резкий контраст с национальными особенностями тевтонских и галльских интеллектуалов, которые "могут даже не осознавать, что им не хватает документации для обоснования того, что они говорят. Для них суть интеллектуальной деятельности заключается в создании теорий. Эмпирические данные имеют скорее иллюстративную, чем демонстративную функцию. Расхождение между теорией и данными устраняется за счёт данных" (Galtung, 1981, с. 828)".
То есть, в данном случае, американцы и англичане пытаются ссылаться на некую объективную реальность. Просто для американцев "объективное" - это то, что можно проверить количественными методами, посчитать. Для англичан объективно то, что должным образом задокументировано. В то время как немцы с французами ищут какую-то высшую, абстрактную истину. Но только для немцев эта истина устанавливается через цепочку логически безупречных утверждений, вытекающих из аксиомы. А вот французы считают, что истина и логика уже содержаться в самой ткани французского языка, который самостоятельно отвергает всё неправильное и непродуманное. Изящная формулировка на французском по определению корректна.
--------------------
Тут уже хочется пошутить про лингвистическую грань того, о чём я пытаюсь писать. В никогда не существовавшем 19 веке никогда не существовавший образованный человек мог знать два языка, французский и немецкий (помимо родного, если ни один из них не был родным, школьной латыни, ну и древнегреческого, для самых одарённых). Французский был языком для общения с равными, языком, на котором говорили о чувствах и узнавали о чувствах, языком острот, анекдотов и крылатых фраз. Немецкий был языком текстов об умных вещах. Это был строгий язык логики и анализа, язык многоэтажных грамматических конструкций, язык, позволяющий брать обычные слова и лепить из них величественные философские термины. Вслушайтесь: Ding an sich, Anschauung, Lebenswelt (
*). Слова типа Zeitgeist или Schwerpunkt не надо переводить, ими надо проникнуться. Хотите узнать о модном - читайте французов, хотите узнать об умном - читай немцев.
В той степени, в какой язык - это мышление, эти два языка образовывали два полюса европейского сознания. Но на смену им пришёл один общий всемирный язык - английский, в равной степени подходящий и для выражения чувств, и для описания сложнейших научных концепций. Это язык мировой науки и язык международного общения. Из-за этого сменилась сама логика высказывания. Даже фразы на национальных языках в устах образованных людей в наши дни могут звучать, как палимпсест поверх английского оригинала. Люди по-прежнему читают умные книги - приятно поговорить с умным автором, даже если он не услышит твоих реплик - но теперь эти книги, как правило, написаны на английском языке. Текст об умных вещах на английском отличается от аналогичного немецкого текста, так что мы вполне можем посчитать эту разницу фундаментальной. Потому-то современные люди с таким трудом продираются сквозь Гегеля. "Профессор, вы не могли бы повторить это ещё раз, но только по-английски?"
--------------------
На самом деле, я не об этом хотел поговорить.