Обнаружил сегодня интересную публикацию по поводу событий 1938 года: Мюнхен. Свидетельство очевидца // Международная жизнь. 1988. №11.
На просторах Тырнета вроде нет.
Опубликовано там три документа: донесение полпреда в Чехословакии Александровского в Москву от 29 марта 38-го; донесение Александровского от 20 октября 38-го; и, наверное, самое интересное - «Заметки к событиям в Чехословакии в конце сентября и начале октября 1938 г.», в начале документа указана дата 19 октября, в конце приписано, что закончен текст 20-го. «Заметки» напечатаны с пропусками.
Ксерить или сканировать нынче в библиотеке уж больно дорого, поэтому могу поделиться только выписками. Изначально планировал выложить со своими пространными комментариями, но не буду их сейчас делать (для этого надо кое в чём покопаться и формулировки обдумать, а сейчас это просто уже лень делать).
В «Заметках» Александровский описывает свои встречи с Бенешом в конце сентября. И размышляет о них.
25 числа, по его словам, чехословацкий президент был уверен, что Англия и Франция, конечно же, помогут его стране, и, вместе с тем, засыпал полпреда вопросами о советской помощи.
«Признаюсь, что в это время у меня было очень тяжёлое чувство, потому что я ничего не мог сказать Бенешу, особенно в ответ на его “практические вопросы”. Он спрашивал у меня, сколько тысяч бойцов может бросить в Чехословакию воздушный десант Красной Армии, какое военное снаряжение привезёт такой десант, сколько и чего потребуется из технических средств из того, чтобы такой десант мог начать боевые действия. Между прочим, в связи с такими вопросами Бенеш прямо говорил, что ему нужен такой десант в первый же момент начала боевых действий не столько для достижения реальных военных результатов, сколько для возбуждения настроения военных масс, которые с восторгом будут приветствовать появление русских на их великолепных машинах» [с. 139].
А вот встреча 27 сентября.
«Я ясно чувствовал, что Бенеш с большим нервным напряжением и крайне серьёзно хочет слышать от нас, как и когда мы окажем помощь. Я бы сказал, что при всём внешнем спокойствии Бенеша его мучил страх перед вплотную надвинувшейся опасностью нападения Гитлера. Бенеш не мог не понять действительного смысла полученного им личного послания Чемберлена. Мне он изобразил это послание как выражение готовности Англии помочь Чехословакии силой своего оружия. Между тем, как я это узнал позже, это была прямая угроза Чемберлена и, наоборот, полный его отказ, так же как и отказ Франции, помогать Чехословакии, если она не подчинится диктату Гитлера. Значит, Бенеш прямо солгал мне. Зачем? Думаю, для того, чтобы не отпугнуть нас и получить нашу помощь в последний момент и без того, чтобы эта помощь сочеталась с помощью Франции и Англии. Бенеш в этот момент уже не мог питать иллюзий относительного того, что Франция или Англия окажут помощь Чехословакии. Но у меня нет и не было сомнений в том, что Бенеш вплоть до получения сообщений о предстоящей Конференции в Мюнхене не намеревался капитулировать и в этом смысле не обманывал ни себя, ни свой народ, ни нас. Но в этот момент он, несомненно, попытался обмануть нас, но не с целью капитуляции Чехословакии, а с целью втянуть нас в войну против Западной Европы, для того, чтобы судьба Чехословакии решилась не какими-нибудь мюнхенскими постановлениями, а европейской войной большого стиля. И раньше, задолго до последних осложнений в судето-немецком и чехословацко-германском вопросе, Бенеш много раз развивал свою концепцию внешней политики Чехословакии в том смысле, что вопрос Чехословакии является вопросом всеевропейским. Он много раз говорил мне о том, что главное в его политике - поставить Чехословакию в такое европейское положение, чтобы за её судьбу непременно передрались все великие державы, если одна из них (в виду имелась, конечно, прежде всего Германия) попробует “локализовать” какой-нибудь свой спор с Чехословакией. Когда в эти дни прямо на глазах у Бенеша сорвалась драка великих держав из-за судьбы Чехословакии, по моему впечатлению, он продолжал цепляться за такую возможность и готов был спровоцировать СССР на войну со всем миром, лишь бы это была война большого стиля, в результате которой чехословацкий вопрос не был бы “локализирован” и изолирован, а получил бы своё окончательное решение в зависимости от больших результатов такой большой войны. Я отлично помню, что Бенеш в этот раз (и несколько раз перед этим)весьма определённо говорил мне, что уже берхстесгаденская программа, а тем более годесбергская являются таким поражением Чехословакии и таким ущербом для неё, что худшего Чехословакия не может ожидать и в результате проигранной войны. Я склонен допустить, что 27-го сентября Бенеш рассуждал приблизительно так: хуже уже не может быть, втравлю СССР в войну, СССР имеет шансы остаться победителем, а Чехословакия имеет шансы получить решение о своём существовании в рамках кардинальных и всеевропейских решений вопросов, которые возникнут в результате новой мировой войны. В конце концов на людях и смерть красна.
Возможности такого хода рассуждений противоречит трусливое и половинчатое поведение Бенеша в вопросах внутренней политики. У меня несколько раз возникало подозрение, и я не свободен от него и сегодня, что Бенеш испугался активности народных масс. Бенеш сам неоднократно говорил мне, что ясно видит основной мотив уступок фашизму со стороны особенно Англии, но также и Франции. Он много раз как бы критически отмечал “оборотную сторону” народного фронта во Франции, толкающую французскую буржуазию в объятия фашистской, а в том числе и гитлеровской, реакции. Поэтому он считал, что политика народного фронта не имеет почвы в Чехословакии. Этот основной мотив уступчивости фашизму Бенеш неоднократно формулировал просто как страх перед социальной революцией, страх перед большевизмом. Он, правда, много раз говорил мне, что не страдает этим страхом, что он понимает поведение и собственных людей, например тех же аграриев, как поведение, продиктованное именно этим страхом перед социальной революцией, однако сам Бенеш ничем конкретно не доказал, что он только понимает, но не разделяет те же самые страхи. Правда, он много раз говорил мне, что когда наступит момент выбирать между фашизмом и большевизмом, то он выберет скорее большевизм по соображениям не социальным, ибо он их не разделяет, но по соображениям национальным, потому что большевизм с его национальной политикой оставит путь для развития чехословацкого народа, а фашизм сразу же лишит его этих перспектив. Однако Бенеш ничем не доказал на деле, что народные интересы ему дороже классовых. Да этого и нельзя было ожидать от него. Есть много оснований, которые говорят за то, что классовая природа такого “демократа”, как Бенеш, в последнюю минуту победила. В этом случае последние просьбы Бенеша от ответах являлись маневром для возложения и на СССР ответственности за капитуляцию и погром Чехословакии. Однако этот настолько сложен, что я не берусь сейчас утверждать что-нибудь категорически. Нужно учесть, что история чешского (но не чехословацкого, который не существует) народа настолько сложна и трагична, что национальные интересы и особенно чувствования могут играть и играют совершенно исключительную роль. Я за это последнее время видел столько серьёзных, мужественных и внешне очень сильных и крепких мужчин, горько и чуть не по-детски плачущих, что и сегодня не знаю и не умею себе объяснить, как это возможно. С другой стороны, я популярен в Праге. Советский Союз и сегодня пользуется исключительным доверием и любовью, его посланник везде находит открытые двери. Мои связи вовсе не ограничиваются правительственными или вообще буржуазными кругами. я должен констатировать, что в моменты острого напряжения я везде и всюду, включая пролетарскую среду, включая коммунистическую партию, везде прежде всего сталкивался с почти что зоологическим русофильством. В последние дни сентября 1938 года в головах чехов Советский Союз отступил перед Советской, но всё-таки РОССИЕЙ. Когда я пытался говорить людям политически достаточно искушенным, что о России нет и речи, существует и защищает мир Союз Советских Социалистических Республик, то мне отвечали, что всё это правильно, что они с этим считаются, но что сегодня для них вопрос стоит о существовании и жизни их народа и перед этой проблемой стушевывается проблема деления этого же народа на классы. То, что народ говорит и думает о Россиия, является крайним выражением сознания им прямой опасности для своего существования, как народа, и сознания того, что эта опасность идёт с германской стороны. Понятно, что такого рода рассуждения я слышал со стороны межеумочных, мелкобуржуазных прослоек. Но куда отнести Бенеша? Понятно, что к тем же межеумочным, мелкобуржуазным элементам. Поэтому я не исключаю, что Бенеш и до последнего момента вполне искренне хотел и намеревался пуститься даже в такую войну, относительно которой он сам не сомневался, что она приведёт к коренному социальному перевороту. Я не исключаю того, что Бенеш рассуждал так же, как безликий чешский мещанин, который в дни прямой угрозы национальному существованию своего народа тысячу раз повторим мне в письмах и личных разговорах, что для него лучше “попасть под Сталина” и лишиться своей зеленной лавочки, чем попасть под Гитлера и даже стать акционером картельного объединения по торговле с Германией воловьими шкурами (в Чехословакии, между прочим, когда ругаются, говорят друг другу не осёл, а вол» [с. 139-141].
Дополнение от 2 октября 2018 года.
На днях выложил полную версию публикации "Международной жизни":
https://gercenovec.livejournal.com/65432.html