Страсти по польскому режиссёру
Намедни наткнулся, гуляя по каналам ТВ, на передачку у Соловьёва, посвящённую реабилитации и умиротворению разбушевавшегося Кости Райкина. Не собираюсь как-то комментировать эту "проблему", поскольку, на мой взгляд, никакой проблемы нет: кто платит, тот и имеет право контролировать качество исполнения. А Костин рёв более всего напоминает истошный призыв недокормленного кабана и моментально стих, как только перепуганный Мединский выделил таки сумму, требовавшуюся "для полного счастья". (с) Раздалось довольное чавканье, и вопрос с цензурой исчерпался сам собой.
Вернёмся, однако, к передаче. Выступал там и некий Григорий Маркович Амнуэль - городской сумасшедший, якобы, исполнительный директор Открытого клуба "Международный диалог" (не знаю, что это такое, скорее всего какой-то кухонный междусобойчик, решающий судьбы мира под водочку и шорох пробегающих тараканов). Эта медийная персона почему-то безвылазно присутствует на всех ток-шоу, проводимых государственными каналами, хотя ни ума, ни даже образованности в пределах средней школы продемонстрировать никак не может. Однако ж, сидит. Позволяет себе орать на депутатов Госдумы, сенаторов, а в данном случае - на главного редактора газеты "Культура" Елену Ямпольскую, которая помимо того, что является членом президиума Совета по культуре и искусству при президенте РФ, ещё и умная, культурная, очень симпатичная и обаятельная женщина. Вот на неё-то и брызгало слюной, поощряемое доброй улыбкой В. Соловьёва, "демократическое" чмо.
А по какому, спросите, поводу брызгало? Не понравилась плюралисту одна публикация в "Культуре", а именно - отклик одного из постоянных авторов газеты на смерть польского режиссёра А. Вайды. Поскольку многие не знают, о чём речь, воспроизвожу статью без купюр.
Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист ("Культура", 10.10.2016)
Человек из картона
На 91-м году скончался знаменитый польский кинорежиссер Анджей Вайда. Как говорили античные мудрецы: о покойных либо хорошо, либо ничего, кроме истины. Начну, пожалуй, с первого.
Пан Вайда не считал себя русофобом. Публично высказывался против сноса памятников советским солдатам, освобождавшим Польшу от гитлеровцев. Любил Достоевского и снял по его романам два фильма, «Бесы» и «Настасья», правда, неудачных. Достоевского он, заметим, считал поляком, чей шляхетский род выходит из-под Пинска. Но тут ошибался: Достоевские - ветвь рода боровских Ртищевых, перебравшегося в XV веке в Литву и сохранившего русскую идентичность до воссоединения Белоруссии с Российской империей…
Своих учеников и последователей Вайда учил быть к русским добрыми и по примеру Адама Мицкевича отличать их от «москалей». Тот сочинил поэтическое послание «Приятелям москалям и русским друзьям». Как отличать? Нет ничего проще: хороший «русский» приветствует идею «Польши от моря до моря», считает, что Украина - это Восточная Польша, и бесконечно кается перед поляками за исторические вины соотечественников. Ну а москаль поступает наоборот.
«Галстук завязывать - вот все, чему нам, полякам, удалось научить москалей», - резюмировал Вайда наши отношения. Не возьмусь спорить, но говорит это о незначительности собственной польской культуры. Русские много и охотно учились. У немцев - математике. У голландцев - кораблестроению. У французов - военной тактике. У англичан - промышленности. Если у поляков, кроме галстука, научиться было нечему, то кто ж виноват. Да и галстук, впрочем, придумали хорваты…
Но мало ли на свете режиссеров с антирусскими настроениями? Тем более, что в Польше русофобия всасывается еще в утробе. Вайда - скажут, - был великий кинорежиссер! Я не ахти какой кинокритик, но как раз режиссером Вайда, на мой взгляд, был довольно посредственным. Большая часть его славы, по моему мнению, основана не на таланте художника, в каковом качестве он скучноват, длинноват, пресно-патетичен и невероятно холоден. Конек Вайды - это умение находить для своих фильмов актуальный политический контекст, попадать в резонанс с общественными настроениями.
Годы жизни за железным занавесом создали особый формат «прокси-кино», особенно расцветшее в странах Варшавского договора. Местные умельцы в меру возможностей брали голливудские образцы. Те, кто покруче, как немцы в ГДР, создали жанр антивестерна про индейцев. Кто поплоше, вставляли в картины отдельные американские элементы.
Именно так сделан ставший у нас культовым «Пепел и алмаз», посвященный бандеровской войне боевиков «Армии Крайовой» против коммунистов. Его главными персонажами были не партработники с партизанами, а джинсы, куртка и темные очки Збигнева Цибульского. Совершенно немыслимые и анахронистичные в послевоенной Польше, зато напоминавшие культового героя США, «бунтаря без причины» Джеймса Дина. Мачек Цибульского пьет, соблазняет официанток, обаятельно улыбается и убивает присланных из Москвы начальников - то есть исполняет мечты большинства молодых поляков (да и части влюбленной в этот фильм советской интеллигенции).
Столь же безупречно «социальное попадание» дилогии «Человек из мрамора» и «Человек из железа». Первая лента - выражение польского умеренного либерализма 70-х, когда можно стало ругать сброшенного протестами гданьских докеров партийного вождя Гомулку. Зато «Человек из железа» - продукт массовой кампании по выводу Польши из советского блока, в которой кто только не участвовал: рабочий вожак Валенса, папа римский, ЦРУ и Вайда со стопроцентно конъюнктурным (что не значит, конечно, плохим) фильмом, обреченным стать классикой, ибо идеально соответствовал международному социальному запросу. Если бы на свете существовал афганский кинематограф, то автор хита о «мужественной борьбе моджахедов против советских оккупантов» снискал бы точно такую же славу.
Мое первое знакомство с творчеством Вайды оказалось не слишком удачным. В нашем окружении почти ни у кого не было видеомагнитофонов, поэтому я шел в обычный советский кинотеатр. Так и попал однажды на двухчасового вымученного «Дантона». Фильм невероятно нудный, плюс полный политических намеков: неунывающий любимец парижан - это Польша, а холодный фанатик Робеспьер, казнивший былого соратника, но и сам уже обреченный, - СССР.
Не говоря о неисторичности трактовки образа Дантона - коррупционера, демагога, организатора массовых бессудных убийств, - это просто было нереально, до головной боли скучно. Не спасал и Депардье в главной роли. Его вчистую переигрывал Войцех Пшоняк, изображавший априори отрицательного Робеспьера.
Пожалуй, невыносимость «Дантона» предопределила мое предубеждение и к ранним, гораздо более сносным картинам Вайды. Но в целом я оставался к пану Анджею вполне безразличен, пока в 2004-м он не поставил своих «Бесов» на сцене московского «Современника».
Из веселого, злого и страшного романа у польского мэтра получился довольно тягостный спектакль. Зато в конце все сделалось понятно. Игравший Степана Трофимовича Верховенского артист Игорь Кваша с таким чувством читал евангельский эпизод об изгнании Христом бесов из гадаринского бесноватого, что не оставалось никаких сомнений: под стадом свиней, в которых вселились черти, Вайда подразумевает не нигилистическую интеллигенцию, как открытым текстом говорит Достоевский, а Россию и русских.
Идея не то чтобы новая. У восточноевропейских русофобов она очень популярна. Еще в 80-е чешский писатель Милан Кундера высказался в том же духе: что коммунизм, тоталитаризм и прочее - естественный плод русской культуры. Чеху жестко ответил Иосиф Бродский: все страшнейшие события и явления в русской истории XIX-XX веков - результат как раз западных влияний и заимствований. Именно на Западе были придуманы марксизм, атеизм, либерализм, воспалившиеся в России. А для русской культуры характерно сопротивление импортному злу. Памятником чему являются и «Бесы».
После того спектакля Вайда встал в моем сознании на полку заурядных польских русофобов. Тем более, что вскоре он разразился «антимоскальской» лентой «Катынь», для которой даже у либеральных кинокритиков не нашлось доброго слова.
Политически и культурно канонизированный в Польше при жизни Анджей Вайда умер, исполненный днями, оставив свой творческий расцвет далеко позади. Несомненно, что пока еще Польска не сгинела, его имя будет называться в одном ряду с Мицкевичем и Шопеном. Вопрос в том, как долго продлится это «еще». Смысловая фигура многих фильмов Вайды - обреченность героя на самоуничтожение. Польша сегодня слишком старательно поджигает третью мировую, в которой ее участь в любом случае - стать вымершей пустыней. А в пустыне никому не будет дела до кино.
Вот как-то так. Не знаю, как другие, я с автором статьи согласен, может, не полностью, но во многом. Во всяком случае, данная публикация - никак не повод публично орать на женщину. А вот сам факт хамского поведения на программе - повод не сажать больше эту конкретную свинью за стол. Глупцов-русофобов и без Амнуэля навалом.
Вернёмся, однако, к передаче. Выступал там и некий Григорий Маркович Амнуэль - городской сумасшедший, якобы, исполнительный директор Открытого клуба "Международный диалог" (не знаю, что это такое, скорее всего какой-то кухонный междусобойчик, решающий судьбы мира под водочку и шорох пробегающих тараканов). Эта медийная персона почему-то безвылазно присутствует на всех ток-шоу, проводимых государственными каналами, хотя ни ума, ни даже образованности в пределах средней школы продемонстрировать никак не может. Однако ж, сидит. Позволяет себе орать на депутатов Госдумы, сенаторов, а в данном случае - на главного редактора газеты "Культура" Елену Ямпольскую, которая помимо того, что является членом президиума Совета по культуре и искусству при президенте РФ, ещё и умная, культурная, очень симпатичная и обаятельная женщина. Вот на неё-то и брызгало слюной, поощряемое доброй улыбкой В. Соловьёва, "демократическое" чмо.
А по какому, спросите, поводу брызгало? Не понравилась плюралисту одна публикация в "Культуре", а именно - отклик одного из постоянных авторов газеты на смерть польского режиссёра А. Вайды. Поскольку многие не знают, о чём речь, воспроизвожу статью без купюр.
Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист ("Культура", 10.10.2016)
Человек из картона
На 91-м году скончался знаменитый польский кинорежиссер Анджей Вайда. Как говорили античные мудрецы: о покойных либо хорошо, либо ничего, кроме истины. Начну, пожалуй, с первого.
Пан Вайда не считал себя русофобом. Публично высказывался против сноса памятников советским солдатам, освобождавшим Польшу от гитлеровцев. Любил Достоевского и снял по его романам два фильма, «Бесы» и «Настасья», правда, неудачных. Достоевского он, заметим, считал поляком, чей шляхетский род выходит из-под Пинска. Но тут ошибался: Достоевские - ветвь рода боровских Ртищевых, перебравшегося в XV веке в Литву и сохранившего русскую идентичность до воссоединения Белоруссии с Российской империей…
Своих учеников и последователей Вайда учил быть к русским добрыми и по примеру Адама Мицкевича отличать их от «москалей». Тот сочинил поэтическое послание «Приятелям москалям и русским друзьям». Как отличать? Нет ничего проще: хороший «русский» приветствует идею «Польши от моря до моря», считает, что Украина - это Восточная Польша, и бесконечно кается перед поляками за исторические вины соотечественников. Ну а москаль поступает наоборот.
«Галстук завязывать - вот все, чему нам, полякам, удалось научить москалей», - резюмировал Вайда наши отношения. Не возьмусь спорить, но говорит это о незначительности собственной польской культуры. Русские много и охотно учились. У немцев - математике. У голландцев - кораблестроению. У французов - военной тактике. У англичан - промышленности. Если у поляков, кроме галстука, научиться было нечему, то кто ж виноват. Да и галстук, впрочем, придумали хорваты…
Но мало ли на свете режиссеров с антирусскими настроениями? Тем более, что в Польше русофобия всасывается еще в утробе. Вайда - скажут, - был великий кинорежиссер! Я не ахти какой кинокритик, но как раз режиссером Вайда, на мой взгляд, был довольно посредственным. Большая часть его славы, по моему мнению, основана не на таланте художника, в каковом качестве он скучноват, длинноват, пресно-патетичен и невероятно холоден. Конек Вайды - это умение находить для своих фильмов актуальный политический контекст, попадать в резонанс с общественными настроениями.
Годы жизни за железным занавесом создали особый формат «прокси-кино», особенно расцветшее в странах Варшавского договора. Местные умельцы в меру возможностей брали голливудские образцы. Те, кто покруче, как немцы в ГДР, создали жанр антивестерна про индейцев. Кто поплоше, вставляли в картины отдельные американские элементы.
Именно так сделан ставший у нас культовым «Пепел и алмаз», посвященный бандеровской войне боевиков «Армии Крайовой» против коммунистов. Его главными персонажами были не партработники с партизанами, а джинсы, куртка и темные очки Збигнева Цибульского. Совершенно немыслимые и анахронистичные в послевоенной Польше, зато напоминавшие культового героя США, «бунтаря без причины» Джеймса Дина. Мачек Цибульского пьет, соблазняет официанток, обаятельно улыбается и убивает присланных из Москвы начальников - то есть исполняет мечты большинства молодых поляков (да и части влюбленной в этот фильм советской интеллигенции).
Столь же безупречно «социальное попадание» дилогии «Человек из мрамора» и «Человек из железа». Первая лента - выражение польского умеренного либерализма 70-х, когда можно стало ругать сброшенного протестами гданьских докеров партийного вождя Гомулку. Зато «Человек из железа» - продукт массовой кампании по выводу Польши из советского блока, в которой кто только не участвовал: рабочий вожак Валенса, папа римский, ЦРУ и Вайда со стопроцентно конъюнктурным (что не значит, конечно, плохим) фильмом, обреченным стать классикой, ибо идеально соответствовал международному социальному запросу. Если бы на свете существовал афганский кинематограф, то автор хита о «мужественной борьбе моджахедов против советских оккупантов» снискал бы точно такую же славу.
Мое первое знакомство с творчеством Вайды оказалось не слишком удачным. В нашем окружении почти ни у кого не было видеомагнитофонов, поэтому я шел в обычный советский кинотеатр. Так и попал однажды на двухчасового вымученного «Дантона». Фильм невероятно нудный, плюс полный политических намеков: неунывающий любимец парижан - это Польша, а холодный фанатик Робеспьер, казнивший былого соратника, но и сам уже обреченный, - СССР.
Не говоря о неисторичности трактовки образа Дантона - коррупционера, демагога, организатора массовых бессудных убийств, - это просто было нереально, до головной боли скучно. Не спасал и Депардье в главной роли. Его вчистую переигрывал Войцех Пшоняк, изображавший априори отрицательного Робеспьера.
Пожалуй, невыносимость «Дантона» предопределила мое предубеждение и к ранним, гораздо более сносным картинам Вайды. Но в целом я оставался к пану Анджею вполне безразличен, пока в 2004-м он не поставил своих «Бесов» на сцене московского «Современника».
Из веселого, злого и страшного романа у польского мэтра получился довольно тягостный спектакль. Зато в конце все сделалось понятно. Игравший Степана Трофимовича Верховенского артист Игорь Кваша с таким чувством читал евангельский эпизод об изгнании Христом бесов из гадаринского бесноватого, что не оставалось никаких сомнений: под стадом свиней, в которых вселились черти, Вайда подразумевает не нигилистическую интеллигенцию, как открытым текстом говорит Достоевский, а Россию и русских.
Идея не то чтобы новая. У восточноевропейских русофобов она очень популярна. Еще в 80-е чешский писатель Милан Кундера высказался в том же духе: что коммунизм, тоталитаризм и прочее - естественный плод русской культуры. Чеху жестко ответил Иосиф Бродский: все страшнейшие события и явления в русской истории XIX-XX веков - результат как раз западных влияний и заимствований. Именно на Западе были придуманы марксизм, атеизм, либерализм, воспалившиеся в России. А для русской культуры характерно сопротивление импортному злу. Памятником чему являются и «Бесы».
После того спектакля Вайда встал в моем сознании на полку заурядных польских русофобов. Тем более, что вскоре он разразился «антимоскальской» лентой «Катынь», для которой даже у либеральных кинокритиков не нашлось доброго слова.
Политически и культурно канонизированный в Польше при жизни Анджей Вайда умер, исполненный днями, оставив свой творческий расцвет далеко позади. Несомненно, что пока еще Польска не сгинела, его имя будет называться в одном ряду с Мицкевичем и Шопеном. Вопрос в том, как долго продлится это «еще». Смысловая фигура многих фильмов Вайды - обреченность героя на самоуничтожение. Польша сегодня слишком старательно поджигает третью мировую, в которой ее участь в любом случае - стать вымершей пустыней. А в пустыне никому не будет дела до кино.
Вот как-то так. Не знаю, как другие, я с автором статьи согласен, может, не полностью, но во многом. Во всяком случае, данная публикация - никак не повод публично орать на женщину. А вот сам факт хамского поведения на программе - повод не сажать больше эту конкретную свинью за стол. Глупцов-русофобов и без Амнуэля навалом.