Прикоснулся, мля, к "классике"
Ну-с, дорогие гражданы и старушки, поговорим сегодня о литературе.
Решил тут на днях обратиться к советско-российской «классике». Замахнулся, так сказать, на Василия нашего Аксёнова. Приобщился, в общем, к «Московской саге». Произведению, мало что канонизированному, но экранизированному и прочая и прочая. (Сразу оговорюсь: дальше первой книги «саги» не продвинулся. Не смог. Простите великодушно. Кто хочет - дочитывайте сами).
И… как будто перелистал заплесневелые страницы «Огонька» времён т. н. перестройки. С вольным обращением с фактами, постоянными перевираниями и прочими прелестями перестроечной публицистики. Снова, как живые, встали в памяти эти «страшные тайны»: о шестом пальце на ноге Сталина; о скрываемом от народа «завещании Ленина»; об «убийстве» Сталиным командарма М.И. Фрунзе (в результате сфальсифицированной операции); о «жутко страшных стихах» О.М. Мандельштама; о постоянном страхе арестов; о зверствах коллективизации - ну, и далее, по списку. Кроме того, добавились, рождённые воспалённо-мстительным разумом создателя, «исторические» эпизоды троцкистской демонстрации на Красной площади; нападения на И.В. Сталина каких-то троцкистки настроенных краскомов, напоминающих по описанию, «морских котиков» из позднесоветских и перестроечных боевиков; и - боже мой, сколько, оказывается, злобной фантазии оказалось у «классика российского постмодерна»!
Согласен, у эмигрировавшего в США Ваксона (так он назвал себя в последнем, "исповедальном", и насквозь лживом романе "Таинственная страсть") не было перед глазами других идеалов. Вот и возникают то и дело на страницах его тооооолстенного романа американцы. То в виде назойливого журналиста, то в мечтах героини о соблазнителе - белозубом ковбое (речь о Веронике, жене репрессированного красного генерала), то в именовании главного героя, старого русского врача Бориса Градова - нарочито американизированным сокращением «Бо», совершенно невозможным для русского дореволюционного интеллигента. Коко - да, это Николай, а Бо… это просто какое-то поганое Бо… Впрочем, это-то как раз никакого удивления и не вызвало - понятно ведь, выслуживается человек, дорвался, тем более, что корабль, который он так «вовремя и громко» покинул - не тонет и не тонет!.. Обидно, бля, для крысы! Как не посочувствовать!
Ну, а остальное, как обычно у автора - женщины, свободные от бедра, мужички, любящие выпить и тоже, того, свободные… И все, главное, сочувствуют раскулаченным крестьянам. Вероятно, «верхним чутьём» правдолюб понимал-таки, что окончательно сочувствия заслуживают именно раскулаченные. (Не стану вдаваться сейчас в цели коллективизации и в причины, по которым она протекала так, а не иначе - это долго, нудно и ценителям Аксёнова не интересно).
Ну, и что мне-то от всего этого? Да ничего. Аксёнова читать начал задолго до перестройки. До сих пор со щемящим чувством сопричастности вспоминаю «Затоваренную бочкотару» (кстати, может, кто не заметил, в первом томе саги по реке проплывает баржа с бочкотарой - этакое камео мэтра: вот, мол, это я, это я написал!) и другие его ранние вещи (кроме тупо комсомольских «Пора мой друг, пора», «Звёздного билета» и «Коллег»), например, сборник «На полпути к Луне». Да и пару поздних вещей - «Иван» и историко-волюнтаристскую «Вольтерьянцы и вольтерьянки» считаю в плюс отечественной словесности…
И вот, надо же, на такое говно (слово из лексикона «саги») напороться!
Короче, если кто дочитает до конца и найдёт возражения против моих «инвектив» - милости просим.
Ну, пока, малятки. До новых встреч в эфире.
Решил тут на днях обратиться к советско-российской «классике». Замахнулся, так сказать, на Василия нашего Аксёнова. Приобщился, в общем, к «Московской саге». Произведению, мало что канонизированному, но экранизированному и прочая и прочая. (Сразу оговорюсь: дальше первой книги «саги» не продвинулся. Не смог. Простите великодушно. Кто хочет - дочитывайте сами).
И… как будто перелистал заплесневелые страницы «Огонька» времён т. н. перестройки. С вольным обращением с фактами, постоянными перевираниями и прочими прелестями перестроечной публицистики. Снова, как живые, встали в памяти эти «страшные тайны»: о шестом пальце на ноге Сталина; о скрываемом от народа «завещании Ленина»; об «убийстве» Сталиным командарма М.И. Фрунзе (в результате сфальсифицированной операции); о «жутко страшных стихах» О.М. Мандельштама; о постоянном страхе арестов; о зверствах коллективизации - ну, и далее, по списку. Кроме того, добавились, рождённые воспалённо-мстительным разумом создателя, «исторические» эпизоды троцкистской демонстрации на Красной площади; нападения на И.В. Сталина каких-то троцкистки настроенных краскомов, напоминающих по описанию, «морских котиков» из позднесоветских и перестроечных боевиков; и - боже мой, сколько, оказывается, злобной фантазии оказалось у «классика российского постмодерна»!
Согласен, у эмигрировавшего в США Ваксона (так он назвал себя в последнем, "исповедальном", и насквозь лживом романе "Таинственная страсть") не было перед глазами других идеалов. Вот и возникают то и дело на страницах его тооооолстенного романа американцы. То в виде назойливого журналиста, то в мечтах героини о соблазнителе - белозубом ковбое (речь о Веронике, жене репрессированного красного генерала), то в именовании главного героя, старого русского врача Бориса Градова - нарочито американизированным сокращением «Бо», совершенно невозможным для русского дореволюционного интеллигента. Коко - да, это Николай, а Бо… это просто какое-то поганое Бо… Впрочем, это-то как раз никакого удивления и не вызвало - понятно ведь, выслуживается человек, дорвался, тем более, что корабль, который он так «вовремя и громко» покинул - не тонет и не тонет!.. Обидно, бля, для крысы! Как не посочувствовать!
Ну, а остальное, как обычно у автора - женщины, свободные от бедра, мужички, любящие выпить и тоже, того, свободные… И все, главное, сочувствуют раскулаченным крестьянам. Вероятно, «верхним чутьём» правдолюб понимал-таки, что окончательно сочувствия заслуживают именно раскулаченные. (Не стану вдаваться сейчас в цели коллективизации и в причины, по которым она протекала так, а не иначе - это долго, нудно и ценителям Аксёнова не интересно).
Ну, и что мне-то от всего этого? Да ничего. Аксёнова читать начал задолго до перестройки. До сих пор со щемящим чувством сопричастности вспоминаю «Затоваренную бочкотару» (кстати, может, кто не заметил, в первом томе саги по реке проплывает баржа с бочкотарой - этакое камео мэтра: вот, мол, это я, это я написал!) и другие его ранние вещи (кроме тупо комсомольских «Пора мой друг, пора», «Звёздного билета» и «Коллег»), например, сборник «На полпути к Луне». Да и пару поздних вещей - «Иван» и историко-волюнтаристскую «Вольтерьянцы и вольтерьянки» считаю в плюс отечественной словесности…
И вот, надо же, на такое говно (слово из лексикона «саги») напороться!
Короче, если кто дочитает до конца и найдёт возражения против моих «инвектив» - милости просим.
Ну, пока, малятки. До новых встреч в эфире.