На творческом вечере Ольги Седаковой, 21 июня 2011 г., исполнялись песни на стихи поэта и на музыку Валентина Сильвестрова. Несколько сумбурное блиц-интервью, которое мне удалось взять по горячим следам.
Валентин Сильвестров - живой классик, который вот так запросто гуляет по киевской Русановке. Если слушать его подряд, от раннего авангарда до сегодняшних литургий, можно услышать "шум времени" второй половины ХХ столетия. "Вот так вот входит в наш мирок миров разноголосица".
Как вы познакомились с поэзией Ольги Седаковой?
Нельзя сразу писать музыку к стихам. Надо на них попасться, как рыба. А стихи - это наживка. Попался я случайно в Москве. Был концерт, Седакова читала стихотворение, посвященное Александру Вустину (неразбор. возможно, здесь неточность в расшифровке). Пели без музыки "
Может, ты перстень духа". Стихотворение было напечатано в программке. Оно мне настолько понравилось, что я приехал домой и сразу же сочинил музыку для фортепиано. Немаловажную роль сыграло то, что я услышал, как Ольга читает стихи. Даже сегодня, несмотря на плохую технику, мы слышали певучую элегическую интонацию. Такое чтение стихов сразу же вызвало у меня некое музыкальное подражание(...) Стихи Седаковой держатся на интонации, не просто на смысле, там есть какое-то богатство и одновременно бедность. (...) Стихотворение само себя должно начать петь. Не я его должен начать петь.
Почему вы называете стихи Ольги Седаковой песнями? Романс, например, идет за словами, комментируя их. "В неизвестной высоте небесной...". Кто-то может начать "небесную высоту" комментировать на фортепиано. Вагнер бы вообще давал трели небесные. Но мне нужно было не это. "Небесной..." - и там неожиданно засветилась мажорная терция. Такими средствами, не комментируя, дается музыкальное соответствие слову. Стихи Ольги ближе к песням Шуберта. Музыка должна узнавать, доставлять хоть какую-то "радость узнавания". Когда мы слушаем немецкие песни, мы часто зеваем слова, но музыка там сама по себе очень надежна...
Если изъять из Вашей музыки словесный ряд Седаковой, сама музыка будет о чем-то говорить, или в принципе она не держится без слова?
Я как раз об этом и говорю: она держится без слова. Допустим, стихотворение императора Адриана "
Душенька, беженка, неженка" - это же античный вальс, треснутые мраморные ступени. Здесь есть трехдольность, которая оказывается была и в античности. Должно было пройти столько лет, чтобы император Адриан спел себя в вальсе! (Улыбается.) Если убрать слова, то некоторые такие вальсы бывают у Канчели, в "Мимино", например. Если мызыка отщепляется от слов, есть надежда, что она имеет самостоятельную ценность.
Получается, это не аккомпанимент, а конгениальное произведение...
Знаете, стихотворение и музыка идут параллельно, одно не является комментарием другого, они просто сошлись в одном пространстве. Получился просто ностальгический вальс. Даже если не знать слова, в этом вальсе все равно будет проглядываться семантика прощания, какой-то бедности, заброшенности.
Минимализм?
Это не минимализм прямой, это, скорее, духовный минимализм. Ольга говорила как раз о раннем и позднем творчестве. В позднем - минимум жестов, нет уже той лихости, нет подбрасывания балалайки, ты уже сам балалайка (смеется...) Возникает интерес к точности, а она, кстати, не сразу узнаваема...
Ты идешь, не думая: современная музыка или не современная. Вот прилетел, голубь. Как так? А ведь он и есть наш современник... (смеется).
* * *
В неизвестной высоте небесной,
там, где некого искать,
звезды движутся шеренгой тесной,
продолжая вовлекать -
словно лезвия, полозья
их сияния обнажены -
в то, что слышат прежде всякой просьбы,
прежде всякой тишины.
Ольга Седакова