Кровная родня # Прилепины за семнадцатью сроками... / Параллели / окончание
Начало
Продолжим о старинных грамотах. Давайте я вас немного порадую музыкой русского языка XVII века. Вот некоторые географические названия, словосочетания и фразы в документах о межевании: «Горетовские вершины», «Драконово болото», «А от той ямы прямо в степь на Киселев куст. А от того куста прямо на воденой куст»…
А это фрагменты описания Доброго городища: «Да в городе строеня Церковь Николы Чудотворца ветха стоит без пения», «Онбар ружейной. У него замок вислой. 6 житниц для хлебных запасов. Колодез струб лублен дубовой. До воды 5 саженей. В колодезе воды скудно», «Да отъезжих крепостей против города на проезжих дорогах за рекою Лесным Воронежем на нагайской стороне на Кривецкой дороге… поставлены надолобы в три ряд связьми на 80 саженях», «Да за рекою ж Лесным Воронежем против села Каликина на Кривецкой дороге у Бревенного озера…», «В остроге стоеня двор а на дворе хором изба на жилом подклете. Против избы клеть на подклете ж. Меж избы и клети сени да изба поземная житница погриб». Это не поэма и вообще не поэзия, это фрагмент подробной описи имущества новым воеводой Доброго, это деловое письмо. Визуально эта «поэзия» выглядит также прекрасно, как и звучит.
___
Позволю себе несколько цитат авторов XIX века, приведённых в группе «Добровский уезд» или же в других краеведческих группах в соцсетях, касающихся однодворцев, их привычек, характера, быта: «В журнале “Воронежская беседа на 1861 год” - авторы статьи об однодворцах - Михаил Де-Пуле и П. Глотов, так обрисовали однодворцев: “…имея двойственное назначение - колонизации и защиты границ - украиных городов (однодворец) приобрел особенную, ему свойственную физиономию и выработал тип русского человека, представляющий нечто среднее между казаком и великороссом…” А. Старухин. Вот что писал о саратовских однодворцах - граф Сергей Львович Толстой (сын писателя): “…все переселенцы были государственные крестьяне т.е. никогда не знали помещиков крепостников. Это и сказывалось на их более свободном и доверительном отношении, и чувстве собственного достоинства. Они относились к дворянам не как к господам, а как к богатым хуторянам, здороваясь они протягивали руки, приглашали в гости, не стеснялись, не притворялись, не попрошайничали…» А.Ю. Старухин. Вот что писал в 1857 году воронежский краевед Г. Германов: “…образ жизни, какой вели однодворцы в течение 150 лет и более …должен был образовать в них особенный характер и склонность, которых время еще не изгладило. Живя в степной стороне, среди постоянных опасностей, от которых нужно было покидать свои жилища, искать убежища в лесах и укрепленных городах … однодворцы не могли не приобресть РАВНОДУШИЕ КО ВСЕМУ, что может иметь место только при жизни мирной и спокойной… Вместе с тем на их характере должна была отпечататься некоторая СУРОВОСТЬ и ЖЕСТОКОСТЬ, переходящая из поколения к поколению …этим объясняется, что однодворческие селения Воронежской губернии, преимущественные старые, вообще БЕДНЕЕ сел экономических и малороссийских… Даже в селениях, близ городов лежащих, однодворцы ОЧЕНЬ РАВНОДУШНЫ к улучшению своего положения…” А.Ю. Старухин».
Не удержусь, процитирую Сергея Фурсова, в чьей группе «Добровский уезд» я нашёл всё это богатство. Приведу его комментарии, пояснения, замечания: «Как видно напротив некоторых персон стоят пометки: Для пожарного разорения…, Для скудости в службе… даны льготы. То есть - человека освобождали фактически на год или на два от службы и сборов по причине того, что не хватало денег у него (не обустроился ещё на земле) либо по причине, что недавно пережил пожар и так же, соответственно, время ему нужно, чтобы на ноги встать! Вот такие дела…», «Что интересно, недавно смотрел документ конца 18 века - в Добрый оказывается передавали крупный рогатый скот и баранов НА ОТКОРМ. Раздавали (есть списки кому и сколько какой скотины выдано) - вероятно на полгода, на год. Жители ту скотину откармливали, а потом когда на Дон казакам “посылки” собирали, на стругах то мясо и отправляли. Иногда думаешь, почему колхозный строй у нас так легко в стране товарищ Сталин сумел внедрить. Да потому, что у нас вся история села - это сплошной КОЛХОЗ…», «Иногда, работая с документами, понимаешь, что мы не просто мало знаем о своей Родине, а мы вообще почти ничего не знаем».
До моего знакомства с исторической группой по селу Доброму, я искал упоминания об однодворцах в художественной литературе. Известен рассказ И.С. Тургенева «Однодворец Овсянников», известно описание курской деревни в «Российском Жилблазе». И в «Петре Первом» тоже однодворцы упоминаются, но всё это как-то вскользь, между прочим. Даже обратил внимание на то, что на различных однодворческих форумах посетители сетуют, что однодворцы очень мало описаны в художественной литературе: «у Тургенева есть что-то, и собственно всё». Я с этим утверждением категорически не согласен. Множество портретов однодворцев, изображение их традиций, их быта, их особенного говора имеется в художественных произведениях и в дневниках Ивана Алексеевича Бунина. Бунин то описывает волхва-целителя, богатого, хозяйственного и благообразного однодворца, где-то пишет о вечной вражде однодворческой и барской деревень, то описывает девку-однодворку, одетую в свою особенную характерную праздничную одежду, то упоминает о каком-то особом однодворческом говоре, и даже о грубом однодворческом голосе. В романе Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева» есть вот какое упоминание: «В селе мужицкие дворы все большие, зажиточные, с древними дубами на гумнах, с пасеками, с приветливыми, но независимыми хозяевами, рослыми, крупными однодворцами».
Но ярче всего у Бунина об однодворцах сказано в рассказе «Божье дерево»:
«- Козловский однодворец, Знаменской волости, сельца Прилепы. А звали Яковом. Яков Демидыч Нечаев. И все так ладно, бодро. Что однодворец, сразу заметно - по говору…
- Вот чаек себе налаживаю. Самоварчикя, признаться, нету, да эта одна баловство, и из чугунчикя попьем… Говор старинный, косолапый, крупный. Он говорит: що, каго, яго, маяго, табе, сабе, таперь, но все как-то так, что слушать его большое удовольствие… Главная черта его, кажется, заключается в неизменно ровном и отличном расположении духа…
- Я так полагаю, лучче нашей державы во всем свете нету! Потом рассказал, где, в каких «странах» он бывал - «за самый Царицын подавался», - какие «народности» видел, и я все дивился, сколько употребляет он слов старинных, древних даже, почти всеми забытых: изнугряться вместо издеваться, ухамить вместо урвать, варяжить вместо торговать, огонь взгнетать вместо зажигать… Нагайцев он назвал кумане, - древнее название половцев, - конину маханиной…
- У нас двор в старину знаменитый был. Да знамо дело - стали делиться, ну и изничтожились. Мне земли пришлось всего полторы десятины. Да що ж я, я не жадный…
- Одна беда - детей много было. Жанили рано, а она и наваляла мне их - баба, правда, отменная была. Я с ней осемнадцать годов отжил и девять человек наплодил…».
И ещё про татар меня зацепило:
«- А! - сказал он, немножко насмешливо улыбаясь. - Этих я люблю. Они, слух есть, нами сто лет владали. А известно - конь ездока любит. Опять же смирный народ, ласковый…».
Получается, что Иван Бунин единственный в русской художественной литературе не просто упомянул однодворца, но и написал детальный портрет последнего. Козловский уезд - это почти то же самое, что и Добровский. Та же самая Засечная черта. Сорок вёрст. Да ещё и из вымышленного сельца Прилепы бунинский Яков Демидыч родом. Удивительное совпадение. Перечитывая о Яков Демидыче, я как-то сразу вспомнил бабушку из романа «Санькя».
После лирического отступления, хочу вернуться к документам. Углубляемся ещё на несколько десятилетий, в те времена, когда земли между реками Доном и Воронежем восстанавливались и оживали после похода запорожцев гетмана Сагайдачного, спалившего дотла ближайшие города Лебедянь и Данков и погубившего множество русского люду. Следующий документ - это «1628 г., марта 29 - Обыскные речи села Доброго Городища Никольского попа Ивана, старост и крестьян сёл Доброго Городища, Каликиной и Ратчиной Полян…». В этом документе речь идёт о споре между московскими монастырями и московским же дворянином за обладание лесом и землёй. В этом документе упоминается крестьянин Фрол Вострикав села Каликинай Поляны. Фрол выступает свидетелем на суде. Это самое раннее упоминание фамилии жителя с. Каликино из нашего древа. И вообще-то документы от 1628 года - это самые ранние документы, в которых упоминаются имена каликинских крестьян. Повторяюсь, и в данном случае, доказанных связей между Фролом Востриковым, упомянутым в «Обыскной речи от 1628 года…», и предками писателя Захара Прилепина по женской линии пока что нет. Но возможность найти такие документально доказанные связи существует. И шансы найти эти связи совсем даже не маленькие. В документе «1627-1628 гг. … - Писцовая и межевая книга города Лебедяни и Лебедянского уезда…» перечислены крестьяне и бобыли Чудова и Новоспасского монастырей села Каликина (открывается в новом окне по клику):
Кликабельно
Пятьдесят шесть дворов в Чудовом монастыре и сорок два двора в Новоспасском. Из них девятнадцать и четырнадцать бобыльских дворов соответственно. Из девяноста восьми дворов пустых только два: «а те бобыли бежали безвестно». В соседних боярских сёлах в те же годы одна треть дворов пустые. От бояр крестьяне, в первую очередь, бобыли, бежали намного резвее. Видимо, было куда бежать, и имелся смысл - сроки поиска беглого крестьянина по тогдашним законам составляли пять лет. С монастырских земель крестьяне практически не бежали, судя по имеющемуся документу. Два бобыля, ни одного крестьянина. В «Писцовой книге за 1627-1628 гг.» по селу Каликину фамилии из нашего древа не значатся. Там вообще фамилий очень мало. Есть несколько из тех, которые встречаются в упомянутых выше документах конца XVII века, и это все крестьяне Новоспасского монастыря почему-то. В Чудовом монастыре исключительно Ондрюшка Кузьмин, Савка Иванов, и так далее, то есть имена и отчества. Однако в списке Чудова монастыря есть один Фролко, Фролко Степанов. В Новоспасском Фролов нет совсем. Скорее всего, это и есть Фрол Степанов Востриков. Потихоньку, маленькими шажочками можно вплотную подступить к XVI веку, его последним десятилетиям. Конечно же, мы пока не делаем громких заявлений. Но родственные связи Востриковых разных эпох можно проверить, есть такая возможность.
Когда глядишь на подобный древний список имён с отчествами, приходит мысль - кто же искомый нами прямой предок? И почему-то не думаешь о том, что в этом списке, возможно, указаны имена не одного единственного предка, и даже не пяти. Судите сами. Из нашего родового древа только свояченица Якова Савельевича Котельникова не является выходцем из села Каликина, точнее, нам о той женской линии мало что известно. Возможно, в шести женских линиях обнаружатся новые выходцы из других сёл. Сколько их будет? Одна семья, максимум две. Остальные, скорее всего, тоже будут каликинцы. Без всяких сомнений, в село Каликино и со стороны приезжали семьи время от времени, и селились там. Вероятность такого переселения в XIX веке очень даже значительна. Такие поздние каликинцы, вполне возможно, тоже являются искомыми предками по женской линии в нашем родовом древе. Этот фактор, бесспорно, нужно учитывать.
От Захара до списка каликинских крестьян 1628 года должно быть поколений 16-18. То есть предки Захара по мужской линии ещё и в XVII веке создавали родственные связи с другими каликинскими крестьянскими семьями. Какие-то женские линии могут повторяться в древе Прилепиных дважды или большее количество раз. В самих женских линиях тоже должны быть такие же повторения. В общем, сейчас пока рано делать выводы. Но изучение женских линий может нас приблизить к ответу на вопрос, много ли прямых предков писателя упоминаются в «Писцовой книге за 1627-1628 гг.» Я думаю, что много. Посмотрим.
Хочется заглянуть ещё дальше вглубь. Воздержусь. Опереться совершенно не на что. Но заманчиво продвинуться ещё дальше. Ведь Чудов монастырь - это Гришка Отрепьев.
Бесовский сын, расстрига окаянный,
Прослыть умел Димитрием в народе;
Он именем царевича, как ризой
Украденной, бесстыдно облачился…
Предки крестьян из «Писцовой книги» могли быть в самом центре или совсем рядом, когда происходили переломные, ключевые события нашей истории и задолго до Смуты. Но мы об этом доподлинно не узнаем.
Когда читаешь документы XVII века, возникают вопросы, на которые, скорее всего, профессиональные историки уже знают ответы. Это хорошо. Пусть они нам расскажут и объяснят, как обстояло дело. Например, удивляет поступок двадцатилетнего царя Алексея Михайловича Романова. Как это так, целый уезд обычных крестьян, хлебопашцев перевести в другое сословие, вооружить, и поставить охранять границу? Это, конечно, проявление гибкости, стратегического мышления со стороны царя. Но откуда такая уверенность, что тысяча вооруженных добрых молодцев, вчерашних хлебопашцев, будут вести себя именно так, как ты, юный царь, этого хочешь, не подадутся с оружием вниз на Дон или ещё куда-нибудь? Пусть не все, пусть какая-то часть, но могли же покинуть своё село и отправиться в неизвестном направлении. Ведь в сельских крепостях, где «надолбы мерою 120 саженей», кажется, не было даже московских полковников или старшин, которые присматривали бы за вооруженными бывшими крестьянами. Не видел я упоминания о таких полковниках. Похоже, в селе был старший из своих же.
Эти детали разрушают стереотипы о том времени в моей голове. Странный это какой-то был феодализм, больше похожий на семейные или общинные отношения. Нет, я не идеализирую. Феодализм, безусловно был, и гнёт был. Недаром бобыли резво бежали от бояр Пушкиных (каликинских землевладельцев начала XVII века) и Борятинских. Вот читаешь эти грамоты - то действующие лица из «Бориса Годунова», то ещё из каких-нибудь исторических литературных произведений! Но много странного в этих грамотах, много непонятного. Вдумайтесь, крестьянин, «почти крепостной», Фрол Востриков выступает свидетелем на суде между крупнейшим землевладельцем державы, Чудовым монастырём и московским дворянином. Он свидетельствует, а суд к его словам прислушивается. Этот Фрол Востриков, он точно «почти крепостной»? Это точно тот феодализм, о котором написано в школьных учебниках? История с повсеместным переводом крестьян в служилое сословие мне видится как производственная необходимость. Ну как если бы на большом машиностроительном заводе построили новенький фрезеровочный цех, и токарей, которых было в избытке, отправили бы на курсы, на переподготовку. И вооруженные добры молодцы - добренцы, они не обманули ожидания Алексея Михайловича, самодержца и повелителя: охраняли границу от набегов, ходили в походы, пахали свою землю, плодились и размножались, твёрдо зная своё предназначение. Производственная необходимость у них была, точнее государственная. Мы их не всегда понимаем, и царей с боярами, и служилых людей, и крестьян, потому что мало знаем о том времени.
А ещё меня слегка смущает формулировка: «бывшие монастырские крестьяне, по сути своей, крепостные». Это речь идёт о добренцах и каликинцах первой половины XVII века. И формально не были они крепостными - только в 1649 году Соборное уложение отменило «урочные лета», таким образом закрепив бессрочный сыск беглых крестьян. Но не в этом дело. Они совершенно точно не были крепостными у крепостников Салтычих. Это было нечто другое. Другие взаимоотношения. Я думаю, что добренцы тогда, в середине XVII века, когда их отправили на курсы переподготовки, отдавали себе отчёт, насколько важна их миссия. Они хорошо понимали, что они защищают не царя и не бояр, а в первую очередь Россию.
И льготы тем, кто погорел и не обустроился, тоже говорят о многом. Тут вряд ли только государственной необходимостью всё можно объяснить. Было в том общественном порядке, общественном устройстве, место сочувствию, сопереживанию, если хотите. И это греет. Не скифы и не азиаты мы. Не дикари. Уже лет триста пятьдесят назад не были мы дикарями. Хотя, если к скифам пристально приглядеться, тоже можно будет узнать о скифах множество подробностей вроде наших на Засечной черте.
А ещё я обратил внимание на некоторые параллели, перекличку эпох. Судите сами: триста лет назад, или чуть больше, Прилепины и Пушилины бок о бок стояли на Засечной черте, защищали рубежи. А на момент, когда детей боярских переименовывают в однодворцев, они ещё и жили в доме родственника под одной крышей. Я по Пушилиным ни на что не намекаю. Почти уверен, что с Пушилиными - это такое же удивительное совпадение, как с Прилепами Козловского уезду, выдуманными Иваном Буниным. Но Господи, как это всё-таки символично - потомки служилых людей и через триста - триста пятьдесят лет всё там же, на последнем рубеже. У них, у потомков, свои дубовые надолбы, остроги да срубы, и ели, поваленные верхушками в сторону неприятеля. Они охраняют свою Засечную черту, также как их предки, 350 лет и 15 поколений назад, охраняли свою. Как же это естественно и почти неизбежно.
Если обобщить, что получается? Ведь у тех нескольких десятков тысяч «служилых людей», защищающих сегодняшнюю «Засечную черту», современную, донецкую, у тех, у кого «Засечная черта» в другой горячей точке, у современных «служилых людей», занимающихся деятельностью другого рода и в другой области несущих нужную «государскую» службу, у них ведь не у всех предки были с Белгородской засечной черты, далеко не у всех. Но у каждого из них были предки, стоявшие на последнем рубеже. Кто-то бился на Куликовом поле, кто-то на Бородинском, кто-то на Курской дуге, а у кого-то различные предки сражались на множестве ратных полей в разное время. А чьи-то предки с кольями и вилами гонялись за наполеоновскими солдатами под Бронницами, Богородском (Ногинском) и Смоленском, чьи-то простывали зимой в окопе, вдалеке от больших сражений, чьи-то впахивали на уральском военном заводе по 15 часов в сутки, а чьи-то едва успевали увести семью в лес и издали наблюдали, как неприятель гонит в полон односельчан. И теперь они незримые стоят за спинами своих потомков, и им не стыдно смотреть на нынешних служилых людей…
Не даёт мне покоя ещё одна параллель. Читаешь о походах гетмана Сагайдачного, сжигавшего дотла города и истреблявшего жителей этих городов в 30-50 верстах от Доброго и Каликина (крестьяне из списка 1628 года, думаю, были на волоске от гибели во время того похода), и ловишь себя на мысли: за четыреста лет мало что изменилось. Судите сами. Сагайдачный считал, что он заключил выгодный союз, что он и его казаки в случае победы над Московским царём будут пожалованы в паны и магнаты. Он и его казаки действительно очень хорошо помогли своим западным партнёрам, и навредили Российскому государству. Именно он и его запорожцы по-настоящему воевали в той войне, и именно они нанесли ощутимый урон России на полях сражений. Москва в той войне лишилась территорий, потеряла Смоленск и северские земли, но не в пользу Сагайдачного, конечно. А что получили запорожский гетман и его армия за свои победы? Когда победа была одержана и Россия подписала невыгодный для себя вынужденный мирный договор, западные партнёры издали указ о закабалении нескольких десятков тысяч простых казаков. Вчерашние победители сделались крепостными. После этого Сагайдачный решил искать дружбы и мира с Москвой. Хочется у сегодняшних простых казаков поинтересоваться: вы что, действительно верите, что вас пожалуют в паны и магнаты? Учите историю. Вас хотят сделать крепостными.
Опять-таки, от интереснейшего частного случая - изучения родового древа писателя Захара Прилепина, перейду к важным общим вопросам. Главный вопрос: а чего мы собственно добиваемся, зачем всё это, зачем искать и раскапывать? Ответ очевиден: во-первых, это безумно интересно, детективы и боевики отдыхают, во-вторых, мы становимся богаче, хоть что-то узнавая о наших предках, получая хотя бы мизерные, скудные сведения, мы получаем подпитку, поддержку от них, от наших пращуров, мы становимся сильнее.
Но сделаю акцент на другом, на том, чего мы точно не желаем, но что на нас настойчиво лепят, во что нас хотят выпачкать. Хочется отвергнуть обвинения, которые уже вовсю звучат. Сейчас вошли в моду претензии в пристрастиях к славянофильству. Якобы славянофильство, русофильство - это рудимент, отживший и отвалившийся за ненадобностью ещё в XIX веке. Что возрождать его в наше время, это национализм и даже нацизм в новой обёртке. Я в школьные годы бредил романами Стивенсона, Дюма, Верна, Купера, позже выхватывал произведения романтика Петрарки, философа Гёте, защитника униженных и оскорблённых Гюго, реалиста Мопассана, антифашиста Ремарка. Мы выросли на этом. Это неотъемлемый наш фундамент и багаж, наше наполнение. И мы уважаем и понимаем людей разных национальностей и культур, всех тех, кто интересуется своим национальным прошлым, и тех, кто чтит своих предков, родную культуру. И по факту мы бóльшие и западники, и «восточники», и граждане планеты Земля, чем многие современные европейцы и поборники якобы западных ценностей. Они, эти поборники, подобны ярким и красочным аквариумным рыбкам, что постоянно поднимаются к поверхности с открытым ртом, чтобы им кинули крошечку: то гамбургер с колой, то развлечения, то чувственные удовольствия, то материальные блага с учетом последних достижений технического прогресса, то оланклюзив у моря. И всё, им больше ничего не нужно. И у нас в стране появляется всё больше таких же аквариумных рыбок, не западников и не славянофилов, а существ с открытым ртом у поверхности. Опять же, я не ретроград, я за прогресс. Но я против того, чтобы мне в кумиры назначали супергероев, я против превращения людей в аквариумных рыбок. Человек, знающий имена своих предков, живших в допетровской, да хотя бы в дореволюционной России, никогда не будет аквариумной рыбкой.
Упомянув уже Фенимора Купера, не могу не отметить, что наши доблестные добренские пушкари, пешие и конные драгуны и дети боярские, по сути своей, очень похожи на героев романов Купера, на его пионеров-первопроходцев, или на героев Джека Лондона. В русской литературе есть «Тарас Бульба» Н.В. Гоголя, «Борис Годунов» А.С. Пушкина, есть более остросюжетные и менее глубокие произведения романтиков XIX века, есть исторические романы с нарочито «древнерусским» языком, повествующие о временах Василия Тёмного и Владимира Крестителя. Если что-то имеется в отечественной литературе о пионерах-первопроходцах, то о других, о сибирских и уральских. Но я не припомню достойного художественного произведения о пионерах-первопроходцах Засечной черты. Есть «Пётр Первый» Алексея Толстого, но там вскользь о них, там они в эпизодических ролях. А они, славные и забытые мужи Челюскины, Зелипукины, Катасоновы, Стариковы, Епифанцовы и Востриковы достойны быть центральными персонажами в историческом романе о Засечной черте.
От чего ещё хочется откреститься, так это от сословного эгоизма. Обвинят ведь и уже обвиняют в том, что интерес к своим корням - это попытка повернуть время вспять, возлюбить «своё» сословие в ущерб другим. Но это же очевидно, что так же как цыплёнка не засунуть обратно в скорлупу, невозможно общество вернуть ни к дохристианским идолам, ни к Домострою, ни во времена бородатых долгополых бояр, ни в предреволюционные времена. Сословный и национальный плавильный котёл - это реалии XX и XXI веков. И этот плавильный котёл потомкам неграмотных крестьян, а я думаю, что более 90% современных жителей России - это потомки неграмотных крестьян, позволил массово получать образование и реализовывать себя на самом высоком уровне и в самых разных сферах деятельности. Василий Шукшин в каждом третьем своём рассказе упоминает о такой возможности и таких изменениях.
Но культурный плавильный котёл - это серьёзная угроза, с которой нужно бороться. Когда сознательно обрубаются корни, тянущиеся из различных сословий, регионов, национальных культур к современному человеку, это вызывает протест. Когда подменивают, подтасовывают, вместо опыта твоих предков, их традиций, подсовывают нечто яркое, блестящее, эффектно упакованное, называемое западными ценностями, но по сути это никакие не ценности, это пустышка, направленная на оскотинивание, на затуманивание мозгов, это банальный культ потребления, такая подтасовка вызывает протест. А интерес к своим корням, и знание своих корней, это как раз и есть хорошее противоядие, хороший ответ культурному плавильному котлу.
Мне понравились слова Захара Прилепина, сказанные им нынешним летом на фестивале «Традиция»: «Нация, разучившаяся читать, забывшая собственную мифологию, строчку Есенина - или подменившая это суррогатом, - превращается в толпу, кучкующуюся на куске земли - и то по недосмотру соседнего народа. Тот, кто забывает о своих корнях, о своей родной литературе, обычаях и традициях, - потенциальный объект унификации, обречен раствориться во внесенной извне культурной матрице». Замечательная формулировка. Мы, современные люди, живём в своей точке на координатной сетке - здесь и сейчас. Ни в какое прошлое мы вернуться не сможем, и бессмысленно стремиться возвратиться в прошлое или возвратить его. Но без связи с ними, с нашими предками, с теми, кто жил и сто, и триста, и пятьсот и полторы тысячи лет назад, мы подобны беспомощным неразумным младенцам, лежащим в тёмной комнате. Наши предки с их обычаями, традициями, опытом, победами, понятиями о добре и зле, верованиями, их творчеством - они с нами, они помогут нам, поддержат нас. Другое дело, что нам самим нужно повернуться к ним, проявить интерес.
P.S. Генеалогическое исследование провела и родовое древо составила Карнаухова Светлана, группа «Генеалогия для всех» ВКонтакте. Сердечно благодарю за помощь и содействие Межову Наталью Викторовну, Аниканову Татьяну Ивановну, Фурсова Сергея.
Илья Рыльщиков, публицист, член Академии ДНК-генеалогии
«Переформат», 2 сентября 2017
Продолжим о старинных грамотах. Давайте я вас немного порадую музыкой русского языка XVII века. Вот некоторые географические названия, словосочетания и фразы в документах о межевании: «Горетовские вершины», «Драконово болото», «А от той ямы прямо в степь на Киселев куст. А от того куста прямо на воденой куст»…
А это фрагменты описания Доброго городища: «Да в городе строеня Церковь Николы Чудотворца ветха стоит без пения», «Онбар ружейной. У него замок вислой. 6 житниц для хлебных запасов. Колодез струб лублен дубовой. До воды 5 саженей. В колодезе воды скудно», «Да отъезжих крепостей против города на проезжих дорогах за рекою Лесным Воронежем на нагайской стороне на Кривецкой дороге… поставлены надолобы в три ряд связьми на 80 саженях», «Да за рекою ж Лесным Воронежем против села Каликина на Кривецкой дороге у Бревенного озера…», «В остроге стоеня двор а на дворе хором изба на жилом подклете. Против избы клеть на подклете ж. Меж избы и клети сени да изба поземная житница погриб». Это не поэма и вообще не поэзия, это фрагмент подробной описи имущества новым воеводой Доброго, это деловое письмо. Визуально эта «поэзия» выглядит также прекрасно, как и звучит.
___
Позволю себе несколько цитат авторов XIX века, приведённых в группе «Добровский уезд» или же в других краеведческих группах в соцсетях, касающихся однодворцев, их привычек, характера, быта: «В журнале “Воронежская беседа на 1861 год” - авторы статьи об однодворцах - Михаил Де-Пуле и П. Глотов, так обрисовали однодворцев: “…имея двойственное назначение - колонизации и защиты границ - украиных городов (однодворец) приобрел особенную, ему свойственную физиономию и выработал тип русского человека, представляющий нечто среднее между казаком и великороссом…” А. Старухин. Вот что писал о саратовских однодворцах - граф Сергей Львович Толстой (сын писателя): “…все переселенцы были государственные крестьяне т.е. никогда не знали помещиков крепостников. Это и сказывалось на их более свободном и доверительном отношении, и чувстве собственного достоинства. Они относились к дворянам не как к господам, а как к богатым хуторянам, здороваясь они протягивали руки, приглашали в гости, не стеснялись, не притворялись, не попрошайничали…» А.Ю. Старухин. Вот что писал в 1857 году воронежский краевед Г. Германов: “…образ жизни, какой вели однодворцы в течение 150 лет и более …должен был образовать в них особенный характер и склонность, которых время еще не изгладило. Живя в степной стороне, среди постоянных опасностей, от которых нужно было покидать свои жилища, искать убежища в лесах и укрепленных городах … однодворцы не могли не приобресть РАВНОДУШИЕ КО ВСЕМУ, что может иметь место только при жизни мирной и спокойной… Вместе с тем на их характере должна была отпечататься некоторая СУРОВОСТЬ и ЖЕСТОКОСТЬ, переходящая из поколения к поколению …этим объясняется, что однодворческие селения Воронежской губернии, преимущественные старые, вообще БЕДНЕЕ сел экономических и малороссийских… Даже в селениях, близ городов лежащих, однодворцы ОЧЕНЬ РАВНОДУШНЫ к улучшению своего положения…” А.Ю. Старухин».
Не удержусь, процитирую Сергея Фурсова, в чьей группе «Добровский уезд» я нашёл всё это богатство. Приведу его комментарии, пояснения, замечания: «Как видно напротив некоторых персон стоят пометки: Для пожарного разорения…, Для скудости в службе… даны льготы. То есть - человека освобождали фактически на год или на два от службы и сборов по причине того, что не хватало денег у него (не обустроился ещё на земле) либо по причине, что недавно пережил пожар и так же, соответственно, время ему нужно, чтобы на ноги встать! Вот такие дела…», «Что интересно, недавно смотрел документ конца 18 века - в Добрый оказывается передавали крупный рогатый скот и баранов НА ОТКОРМ. Раздавали (есть списки кому и сколько какой скотины выдано) - вероятно на полгода, на год. Жители ту скотину откармливали, а потом когда на Дон казакам “посылки” собирали, на стругах то мясо и отправляли. Иногда думаешь, почему колхозный строй у нас так легко в стране товарищ Сталин сумел внедрить. Да потому, что у нас вся история села - это сплошной КОЛХОЗ…», «Иногда, работая с документами, понимаешь, что мы не просто мало знаем о своей Родине, а мы вообще почти ничего не знаем».
До моего знакомства с исторической группой по селу Доброму, я искал упоминания об однодворцах в художественной литературе. Известен рассказ И.С. Тургенева «Однодворец Овсянников», известно описание курской деревни в «Российском Жилблазе». И в «Петре Первом» тоже однодворцы упоминаются, но всё это как-то вскользь, между прочим. Даже обратил внимание на то, что на различных однодворческих форумах посетители сетуют, что однодворцы очень мало описаны в художественной литературе: «у Тургенева есть что-то, и собственно всё». Я с этим утверждением категорически не согласен. Множество портретов однодворцев, изображение их традиций, их быта, их особенного говора имеется в художественных произведениях и в дневниках Ивана Алексеевича Бунина. Бунин то описывает волхва-целителя, богатого, хозяйственного и благообразного однодворца, где-то пишет о вечной вражде однодворческой и барской деревень, то описывает девку-однодворку, одетую в свою особенную характерную праздничную одежду, то упоминает о каком-то особом однодворческом говоре, и даже о грубом однодворческом голосе. В романе Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева» есть вот какое упоминание: «В селе мужицкие дворы все большие, зажиточные, с древними дубами на гумнах, с пасеками, с приветливыми, но независимыми хозяевами, рослыми, крупными однодворцами».
Но ярче всего у Бунина об однодворцах сказано в рассказе «Божье дерево»:
«- Козловский однодворец, Знаменской волости, сельца Прилепы. А звали Яковом. Яков Демидыч Нечаев. И все так ладно, бодро. Что однодворец, сразу заметно - по говору…
- Вот чаек себе налаживаю. Самоварчикя, признаться, нету, да эта одна баловство, и из чугунчикя попьем… Говор старинный, косолапый, крупный. Он говорит: що, каго, яго, маяго, табе, сабе, таперь, но все как-то так, что слушать его большое удовольствие… Главная черта его, кажется, заключается в неизменно ровном и отличном расположении духа…
- Я так полагаю, лучче нашей державы во всем свете нету! Потом рассказал, где, в каких «странах» он бывал - «за самый Царицын подавался», - какие «народности» видел, и я все дивился, сколько употребляет он слов старинных, древних даже, почти всеми забытых: изнугряться вместо издеваться, ухамить вместо урвать, варяжить вместо торговать, огонь взгнетать вместо зажигать… Нагайцев он назвал кумане, - древнее название половцев, - конину маханиной…
- У нас двор в старину знаменитый был. Да знамо дело - стали делиться, ну и изничтожились. Мне земли пришлось всего полторы десятины. Да що ж я, я не жадный…
- Одна беда - детей много было. Жанили рано, а она и наваляла мне их - баба, правда, отменная была. Я с ней осемнадцать годов отжил и девять человек наплодил…».
И ещё про татар меня зацепило:
«- А! - сказал он, немножко насмешливо улыбаясь. - Этих я люблю. Они, слух есть, нами сто лет владали. А известно - конь ездока любит. Опять же смирный народ, ласковый…».
Получается, что Иван Бунин единственный в русской художественной литературе не просто упомянул однодворца, но и написал детальный портрет последнего. Козловский уезд - это почти то же самое, что и Добровский. Та же самая Засечная черта. Сорок вёрст. Да ещё и из вымышленного сельца Прилепы бунинский Яков Демидыч родом. Удивительное совпадение. Перечитывая о Яков Демидыче, я как-то сразу вспомнил бабушку из романа «Санькя».
После лирического отступления, хочу вернуться к документам. Углубляемся ещё на несколько десятилетий, в те времена, когда земли между реками Доном и Воронежем восстанавливались и оживали после похода запорожцев гетмана Сагайдачного, спалившего дотла ближайшие города Лебедянь и Данков и погубившего множество русского люду. Следующий документ - это «1628 г., марта 29 - Обыскные речи села Доброго Городища Никольского попа Ивана, старост и крестьян сёл Доброго Городища, Каликиной и Ратчиной Полян…». В этом документе речь идёт о споре между московскими монастырями и московским же дворянином за обладание лесом и землёй. В этом документе упоминается крестьянин Фрол Вострикав села Каликинай Поляны. Фрол выступает свидетелем на суде. Это самое раннее упоминание фамилии жителя с. Каликино из нашего древа. И вообще-то документы от 1628 года - это самые ранние документы, в которых упоминаются имена каликинских крестьян. Повторяюсь, и в данном случае, доказанных связей между Фролом Востриковым, упомянутым в «Обыскной речи от 1628 года…», и предками писателя Захара Прилепина по женской линии пока что нет. Но возможность найти такие документально доказанные связи существует. И шансы найти эти связи совсем даже не маленькие. В документе «1627-1628 гг. … - Писцовая и межевая книга города Лебедяни и Лебедянского уезда…» перечислены крестьяне и бобыли Чудова и Новоспасского монастырей села Каликина (открывается в новом окне по клику):
Кликабельно
Пятьдесят шесть дворов в Чудовом монастыре и сорок два двора в Новоспасском. Из них девятнадцать и четырнадцать бобыльских дворов соответственно. Из девяноста восьми дворов пустых только два: «а те бобыли бежали безвестно». В соседних боярских сёлах в те же годы одна треть дворов пустые. От бояр крестьяне, в первую очередь, бобыли, бежали намного резвее. Видимо, было куда бежать, и имелся смысл - сроки поиска беглого крестьянина по тогдашним законам составляли пять лет. С монастырских земель крестьяне практически не бежали, судя по имеющемуся документу. Два бобыля, ни одного крестьянина. В «Писцовой книге за 1627-1628 гг.» по селу Каликину фамилии из нашего древа не значатся. Там вообще фамилий очень мало. Есть несколько из тех, которые встречаются в упомянутых выше документах конца XVII века, и это все крестьяне Новоспасского монастыря почему-то. В Чудовом монастыре исключительно Ондрюшка Кузьмин, Савка Иванов, и так далее, то есть имена и отчества. Однако в списке Чудова монастыря есть один Фролко, Фролко Степанов. В Новоспасском Фролов нет совсем. Скорее всего, это и есть Фрол Степанов Востриков. Потихоньку, маленькими шажочками можно вплотную подступить к XVI веку, его последним десятилетиям. Конечно же, мы пока не делаем громких заявлений. Но родственные связи Востриковых разных эпох можно проверить, есть такая возможность.
Когда глядишь на подобный древний список имён с отчествами, приходит мысль - кто же искомый нами прямой предок? И почему-то не думаешь о том, что в этом списке, возможно, указаны имена не одного единственного предка, и даже не пяти. Судите сами. Из нашего родового древа только свояченица Якова Савельевича Котельникова не является выходцем из села Каликина, точнее, нам о той женской линии мало что известно. Возможно, в шести женских линиях обнаружатся новые выходцы из других сёл. Сколько их будет? Одна семья, максимум две. Остальные, скорее всего, тоже будут каликинцы. Без всяких сомнений, в село Каликино и со стороны приезжали семьи время от времени, и селились там. Вероятность такого переселения в XIX веке очень даже значительна. Такие поздние каликинцы, вполне возможно, тоже являются искомыми предками по женской линии в нашем родовом древе. Этот фактор, бесспорно, нужно учитывать.
От Захара до списка каликинских крестьян 1628 года должно быть поколений 16-18. То есть предки Захара по мужской линии ещё и в XVII веке создавали родственные связи с другими каликинскими крестьянскими семьями. Какие-то женские линии могут повторяться в древе Прилепиных дважды или большее количество раз. В самих женских линиях тоже должны быть такие же повторения. В общем, сейчас пока рано делать выводы. Но изучение женских линий может нас приблизить к ответу на вопрос, много ли прямых предков писателя упоминаются в «Писцовой книге за 1627-1628 гг.» Я думаю, что много. Посмотрим.
Хочется заглянуть ещё дальше вглубь. Воздержусь. Опереться совершенно не на что. Но заманчиво продвинуться ещё дальше. Ведь Чудов монастырь - это Гришка Отрепьев.
Бесовский сын, расстрига окаянный,
Прослыть умел Димитрием в народе;
Он именем царевича, как ризой
Украденной, бесстыдно облачился…
Предки крестьян из «Писцовой книги» могли быть в самом центре или совсем рядом, когда происходили переломные, ключевые события нашей истории и задолго до Смуты. Но мы об этом доподлинно не узнаем.
Когда читаешь документы XVII века, возникают вопросы, на которые, скорее всего, профессиональные историки уже знают ответы. Это хорошо. Пусть они нам расскажут и объяснят, как обстояло дело. Например, удивляет поступок двадцатилетнего царя Алексея Михайловича Романова. Как это так, целый уезд обычных крестьян, хлебопашцев перевести в другое сословие, вооружить, и поставить охранять границу? Это, конечно, проявление гибкости, стратегического мышления со стороны царя. Но откуда такая уверенность, что тысяча вооруженных добрых молодцев, вчерашних хлебопашцев, будут вести себя именно так, как ты, юный царь, этого хочешь, не подадутся с оружием вниз на Дон или ещё куда-нибудь? Пусть не все, пусть какая-то часть, но могли же покинуть своё село и отправиться в неизвестном направлении. Ведь в сельских крепостях, где «надолбы мерою 120 саженей», кажется, не было даже московских полковников или старшин, которые присматривали бы за вооруженными бывшими крестьянами. Не видел я упоминания о таких полковниках. Похоже, в селе был старший из своих же.
Эти детали разрушают стереотипы о том времени в моей голове. Странный это какой-то был феодализм, больше похожий на семейные или общинные отношения. Нет, я не идеализирую. Феодализм, безусловно был, и гнёт был. Недаром бобыли резво бежали от бояр Пушкиных (каликинских землевладельцев начала XVII века) и Борятинских. Вот читаешь эти грамоты - то действующие лица из «Бориса Годунова», то ещё из каких-нибудь исторических литературных произведений! Но много странного в этих грамотах, много непонятного. Вдумайтесь, крестьянин, «почти крепостной», Фрол Востриков выступает свидетелем на суде между крупнейшим землевладельцем державы, Чудовым монастырём и московским дворянином. Он свидетельствует, а суд к его словам прислушивается. Этот Фрол Востриков, он точно «почти крепостной»? Это точно тот феодализм, о котором написано в школьных учебниках? История с повсеместным переводом крестьян в служилое сословие мне видится как производственная необходимость. Ну как если бы на большом машиностроительном заводе построили новенький фрезеровочный цех, и токарей, которых было в избытке, отправили бы на курсы, на переподготовку. И вооруженные добры молодцы - добренцы, они не обманули ожидания Алексея Михайловича, самодержца и повелителя: охраняли границу от набегов, ходили в походы, пахали свою землю, плодились и размножались, твёрдо зная своё предназначение. Производственная необходимость у них была, точнее государственная. Мы их не всегда понимаем, и царей с боярами, и служилых людей, и крестьян, потому что мало знаем о том времени.
А ещё меня слегка смущает формулировка: «бывшие монастырские крестьяне, по сути своей, крепостные». Это речь идёт о добренцах и каликинцах первой половины XVII века. И формально не были они крепостными - только в 1649 году Соборное уложение отменило «урочные лета», таким образом закрепив бессрочный сыск беглых крестьян. Но не в этом дело. Они совершенно точно не были крепостными у крепостников Салтычих. Это было нечто другое. Другие взаимоотношения. Я думаю, что добренцы тогда, в середине XVII века, когда их отправили на курсы переподготовки, отдавали себе отчёт, насколько важна их миссия. Они хорошо понимали, что они защищают не царя и не бояр, а в первую очередь Россию.
И льготы тем, кто погорел и не обустроился, тоже говорят о многом. Тут вряд ли только государственной необходимостью всё можно объяснить. Было в том общественном порядке, общественном устройстве, место сочувствию, сопереживанию, если хотите. И это греет. Не скифы и не азиаты мы. Не дикари. Уже лет триста пятьдесят назад не были мы дикарями. Хотя, если к скифам пристально приглядеться, тоже можно будет узнать о скифах множество подробностей вроде наших на Засечной черте.
А ещё я обратил внимание на некоторые параллели, перекличку эпох. Судите сами: триста лет назад, или чуть больше, Прилепины и Пушилины бок о бок стояли на Засечной черте, защищали рубежи. А на момент, когда детей боярских переименовывают в однодворцев, они ещё и жили в доме родственника под одной крышей. Я по Пушилиным ни на что не намекаю. Почти уверен, что с Пушилиными - это такое же удивительное совпадение, как с Прилепами Козловского уезду, выдуманными Иваном Буниным. Но Господи, как это всё-таки символично - потомки служилых людей и через триста - триста пятьдесят лет всё там же, на последнем рубеже. У них, у потомков, свои дубовые надолбы, остроги да срубы, и ели, поваленные верхушками в сторону неприятеля. Они охраняют свою Засечную черту, также как их предки, 350 лет и 15 поколений назад, охраняли свою. Как же это естественно и почти неизбежно.
Если обобщить, что получается? Ведь у тех нескольких десятков тысяч «служилых людей», защищающих сегодняшнюю «Засечную черту», современную, донецкую, у тех, у кого «Засечная черта» в другой горячей точке, у современных «служилых людей», занимающихся деятельностью другого рода и в другой области несущих нужную «государскую» службу, у них ведь не у всех предки были с Белгородской засечной черты, далеко не у всех. Но у каждого из них были предки, стоявшие на последнем рубеже. Кто-то бился на Куликовом поле, кто-то на Бородинском, кто-то на Курской дуге, а у кого-то различные предки сражались на множестве ратных полей в разное время. А чьи-то предки с кольями и вилами гонялись за наполеоновскими солдатами под Бронницами, Богородском (Ногинском) и Смоленском, чьи-то простывали зимой в окопе, вдалеке от больших сражений, чьи-то впахивали на уральском военном заводе по 15 часов в сутки, а чьи-то едва успевали увести семью в лес и издали наблюдали, как неприятель гонит в полон односельчан. И теперь они незримые стоят за спинами своих потомков, и им не стыдно смотреть на нынешних служилых людей…
Не даёт мне покоя ещё одна параллель. Читаешь о походах гетмана Сагайдачного, сжигавшего дотла города и истреблявшего жителей этих городов в 30-50 верстах от Доброго и Каликина (крестьяне из списка 1628 года, думаю, были на волоске от гибели во время того похода), и ловишь себя на мысли: за четыреста лет мало что изменилось. Судите сами. Сагайдачный считал, что он заключил выгодный союз, что он и его казаки в случае победы над Московским царём будут пожалованы в паны и магнаты. Он и его казаки действительно очень хорошо помогли своим западным партнёрам, и навредили Российскому государству. Именно он и его запорожцы по-настоящему воевали в той войне, и именно они нанесли ощутимый урон России на полях сражений. Москва в той войне лишилась территорий, потеряла Смоленск и северские земли, но не в пользу Сагайдачного, конечно. А что получили запорожский гетман и его армия за свои победы? Когда победа была одержана и Россия подписала невыгодный для себя вынужденный мирный договор, западные партнёры издали указ о закабалении нескольких десятков тысяч простых казаков. Вчерашние победители сделались крепостными. После этого Сагайдачный решил искать дружбы и мира с Москвой. Хочется у сегодняшних простых казаков поинтересоваться: вы что, действительно верите, что вас пожалуют в паны и магнаты? Учите историю. Вас хотят сделать крепостными.
Опять-таки, от интереснейшего частного случая - изучения родового древа писателя Захара Прилепина, перейду к важным общим вопросам. Главный вопрос: а чего мы собственно добиваемся, зачем всё это, зачем искать и раскапывать? Ответ очевиден: во-первых, это безумно интересно, детективы и боевики отдыхают, во-вторых, мы становимся богаче, хоть что-то узнавая о наших предках, получая хотя бы мизерные, скудные сведения, мы получаем подпитку, поддержку от них, от наших пращуров, мы становимся сильнее.
Но сделаю акцент на другом, на том, чего мы точно не желаем, но что на нас настойчиво лепят, во что нас хотят выпачкать. Хочется отвергнуть обвинения, которые уже вовсю звучат. Сейчас вошли в моду претензии в пристрастиях к славянофильству. Якобы славянофильство, русофильство - это рудимент, отживший и отвалившийся за ненадобностью ещё в XIX веке. Что возрождать его в наше время, это национализм и даже нацизм в новой обёртке. Я в школьные годы бредил романами Стивенсона, Дюма, Верна, Купера, позже выхватывал произведения романтика Петрарки, философа Гёте, защитника униженных и оскорблённых Гюго, реалиста Мопассана, антифашиста Ремарка. Мы выросли на этом. Это неотъемлемый наш фундамент и багаж, наше наполнение. И мы уважаем и понимаем людей разных национальностей и культур, всех тех, кто интересуется своим национальным прошлым, и тех, кто чтит своих предков, родную культуру. И по факту мы бóльшие и западники, и «восточники», и граждане планеты Земля, чем многие современные европейцы и поборники якобы западных ценностей. Они, эти поборники, подобны ярким и красочным аквариумным рыбкам, что постоянно поднимаются к поверхности с открытым ртом, чтобы им кинули крошечку: то гамбургер с колой, то развлечения, то чувственные удовольствия, то материальные блага с учетом последних достижений технического прогресса, то оланклюзив у моря. И всё, им больше ничего не нужно. И у нас в стране появляется всё больше таких же аквариумных рыбок, не западников и не славянофилов, а существ с открытым ртом у поверхности. Опять же, я не ретроград, я за прогресс. Но я против того, чтобы мне в кумиры назначали супергероев, я против превращения людей в аквариумных рыбок. Человек, знающий имена своих предков, живших в допетровской, да хотя бы в дореволюционной России, никогда не будет аквариумной рыбкой.
Упомянув уже Фенимора Купера, не могу не отметить, что наши доблестные добренские пушкари, пешие и конные драгуны и дети боярские, по сути своей, очень похожи на героев романов Купера, на его пионеров-первопроходцев, или на героев Джека Лондона. В русской литературе есть «Тарас Бульба» Н.В. Гоголя, «Борис Годунов» А.С. Пушкина, есть более остросюжетные и менее глубокие произведения романтиков XIX века, есть исторические романы с нарочито «древнерусским» языком, повествующие о временах Василия Тёмного и Владимира Крестителя. Если что-то имеется в отечественной литературе о пионерах-первопроходцах, то о других, о сибирских и уральских. Но я не припомню достойного художественного произведения о пионерах-первопроходцах Засечной черты. Есть «Пётр Первый» Алексея Толстого, но там вскользь о них, там они в эпизодических ролях. А они, славные и забытые мужи Челюскины, Зелипукины, Катасоновы, Стариковы, Епифанцовы и Востриковы достойны быть центральными персонажами в историческом романе о Засечной черте.
От чего ещё хочется откреститься, так это от сословного эгоизма. Обвинят ведь и уже обвиняют в том, что интерес к своим корням - это попытка повернуть время вспять, возлюбить «своё» сословие в ущерб другим. Но это же очевидно, что так же как цыплёнка не засунуть обратно в скорлупу, невозможно общество вернуть ни к дохристианским идолам, ни к Домострою, ни во времена бородатых долгополых бояр, ни в предреволюционные времена. Сословный и национальный плавильный котёл - это реалии XX и XXI веков. И этот плавильный котёл потомкам неграмотных крестьян, а я думаю, что более 90% современных жителей России - это потомки неграмотных крестьян, позволил массово получать образование и реализовывать себя на самом высоком уровне и в самых разных сферах деятельности. Василий Шукшин в каждом третьем своём рассказе упоминает о такой возможности и таких изменениях.
Но культурный плавильный котёл - это серьёзная угроза, с которой нужно бороться. Когда сознательно обрубаются корни, тянущиеся из различных сословий, регионов, национальных культур к современному человеку, это вызывает протест. Когда подменивают, подтасовывают, вместо опыта твоих предков, их традиций, подсовывают нечто яркое, блестящее, эффектно упакованное, называемое западными ценностями, но по сути это никакие не ценности, это пустышка, направленная на оскотинивание, на затуманивание мозгов, это банальный культ потребления, такая подтасовка вызывает протест. А интерес к своим корням, и знание своих корней, это как раз и есть хорошее противоядие, хороший ответ культурному плавильному котлу.
Мне понравились слова Захара Прилепина, сказанные им нынешним летом на фестивале «Традиция»: «Нация, разучившаяся читать, забывшая собственную мифологию, строчку Есенина - или подменившая это суррогатом, - превращается в толпу, кучкующуюся на куске земли - и то по недосмотру соседнего народа. Тот, кто забывает о своих корнях, о своей родной литературе, обычаях и традициях, - потенциальный объект унификации, обречен раствориться во внесенной извне культурной матрице». Замечательная формулировка. Мы, современные люди, живём в своей точке на координатной сетке - здесь и сейчас. Ни в какое прошлое мы вернуться не сможем, и бессмысленно стремиться возвратиться в прошлое или возвратить его. Но без связи с ними, с нашими предками, с теми, кто жил и сто, и триста, и пятьсот и полторы тысячи лет назад, мы подобны беспомощным неразумным младенцам, лежащим в тёмной комнате. Наши предки с их обычаями, традициями, опытом, победами, понятиями о добре и зле, верованиями, их творчеством - они с нами, они помогут нам, поддержат нас. Другое дело, что нам самим нужно повернуться к ним, проявить интерес.
P.S. Генеалогическое исследование провела и родовое древо составила Карнаухова Светлана, группа «Генеалогия для всех» ВКонтакте. Сердечно благодарю за помощь и содействие Межову Наталью Викторовну, Аниканову Татьяну Ивановну, Фурсова Сергея.
Илья Рыльщиков, публицист, член Академии ДНК-генеалогии
«Переформат», 2 сентября 2017