Гений карьеры: Вылитый дед # Мать и природа # И яркий орден…
Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти
Книга Олега Давыдова «Гений карьеры. Схемы, которые привели Горбачева к власти» представляет собой психоаналитическое исследование судьбы и карьеры Михаила Горбачева. Опираясь на узловые моменты биографии Горбачева, автор вскрывает структуру его личности и обнаруживает поведенческие стереотипы, которые обусловили его стремительное возвышение в рамках партийной иерархии. Это, так сказать, история успеха советского карьериста.
Олег Давыдов
© эссеист
Содержание и введение
Гений карьеры: Вылитый дед
До сих пор мы смотрели на Горбачева и его личную историю его же глазами (основывались на его воспоминаниях, которые могут и даже должны искажать реальную картину). Теперь попробуем посмотреть на него со стороны. Просто: как он выглядит, на кого он похож?
В книге «Я надеюсь…» (представляющей собой длинное интервью Раисы Максимовны Горбачевой) жена президента говорит своему собеседнику: «Вы вот обронили, что Михаил Сергеевич похож на свою маму. Я хочу Вас поправить - это не совсем точное наблюдение, хотя Вы можете со мной не согласиться. Черты его лица все же - отцовские. А вот глаза - глаза бабушки Васютки. Это его бабушка по линии мамы, жена деда Пантелея. Бабушка Василиса. У бабушки Васютки - так ее звали все - были прекрасные, завораживающие черные глаза. Они и «достались» Михаилу Сергеевичу - глаза бабушки Васютки».
Михаил Горбачев на могиле деда Пантелея
То есть - самый близкий нашему герою человек говорит, что физический облик (черты лица) Горбачева - от отца, а вот психика (глаза как зеркало души) от бабушки. Действительно, гены отца (согласно известным биологическим законам) не могут не проявиться в чертах сына, а вот психическая наследственность определяется тем, с кем человек общался в раннем детстве. Миша общался с бабушкой Васюткой, и от нее получил глаза, которыми всю жизнь обвораживал тех, кому хотел понравиться. К сожалению, Раиса Максимовна не застала в живых деда Пантелея, иначе бы она, видимо, уточнила свои наблюдения. Но есть и другие свидетельства. Например, Виктор Казначеев, много лет проработавший с Горбачевым на Ставрополье, передает в своей книжке «Последний генсек» (в целом вздорной, но - ценной в тех местах, где сообщаются факты, значения которых сам автор не понимает) слова матери Горбачева, Марии Пантелеевны: «Я, Витенька, иногда смотрю на моего Михаила, ну вылитый дед, Пантелей Ефимович. А как говорить начнет, то и вовсе - одни жесты, выражения».
Что это значит? Да то, что в процессе, простите за выражение, «интроекции» (поглощения и усвоения опыта) на этапе жизни в доме деда Пантелея мальчик просто скопировал целые блоки дедовского поведения - интонацию, жесты, манеры, словосочетания… Все это мы наблюдали в свое время, следя за длинными телетрансляциями съездов эпохи перестройки, но, конечно, и не подозревали тогда, что видим перед собой не генсека или президента, а Пантелея Ефимовича Гопкало собственной персоной. То есть, разумеется, не деда в конкретном физическом облике, а - своего рода призрака, который вдруг просвечивал сквозь руководителя страны, являлся, когда Михаил Сергеевич впадал в некое детское состояние и начинал говорить что-нибудь типа: нам тут подбрасывают, кружева плетут, танцуют вокруг польку-бабочку, но мы будем твердо отстаивать завоевния, защищать социалистический выбор.
Ну, конечно, не обязательно в таком сочетании и именно эти слова произносил когда-то дед Пантелей. Конкретные слова - и в дедовской хате в 30-е годы, и на съездах в 80-е - могли быть другие, но то, что дед говорил насчет земли, которую дали Советы, и социалистического выбора, который он сделал, - это точно. Потому что это истинная правда.
Итак - «вылитый дед». Фокус тут в том, что Михаил провел в доме деда как раз те пластические годы (Фрейд называл этот период эдиповским, а ныне он чаще зовется когнитивным), когда окружающий мир просто «проглатывается без разжевывания», поведение взрослых, как и язык, усваивается целыми блоками. Поглощается путем подражания и в дальнейшем, как пластинка, проигрывается со всеми нюансами - особыми жестами, выражениями, всякого рода клише, в том числе и идеологическими. Мальчик в первую очередь усваивает поведение главного мужчины в доме, отождествляется с ним. Таковым в нашем случае был дед Пантелей. Но и скептический взгляд завораживающих глаз бабушки Васютки Миша тоже усвоил.
Потом уже, с возрастом, с появлением новых фигур и обстоятельств жизни, усвоенные в дедовском доме блоки мировосприятия и поведения будут дробиться, приспосабливаться к более взрослой жизни, интегрироваться с другими влияниями. И таким образом создавать констеляцию под названием «товарищ Горбачев». Но в основе этого процесса будет все-таки характер и личность деда Пантелея вместе со всеми его председательскими манерами и идеологическими заморочками. И потому Горбачев всегда будет стремиться впасть в психологическое состояние, которое условно можно назвать «Вылитый дед». Потому для него дом председателя колхоза «Красный Октябрь» навсегда останется некоей золотой Аркадией. Потому он, уж почти доканав социализм, будет продолжать твердить: «Мой дед сделал социалистический выбор».
Гений карьеры: Мать и природа
Отношение к матери у Михаила Сергеевича двойственное. С одной стороны он относился к ней как бы настороженно, с опаской, а с другой - воспринимал ее как единственную свою защитницу.
Михаил Горбачев с матерью и женой у дома родителей
Откуда настороженность? К тому, что уже говорилось, можно прибавить: именно ей приходилось конкретно воспитывать Мишу, а отец задавал основную руководящую линию. «Лишь один раз за все годы с трудом удалось уговорить отца пойти в школу на родительское собрание. И еще помню, когда пришла юность и я стал ходить на вечеринки и ночные молодежные гуляния, отец попросил мать: «Что-то Михаил стал поздно приходить, скажи ему…». То есть отец почему-то не может или не хочет непосредственно воздействовать на сына, может мать.
Как? Ну, вот, например, в 44-м отец прислал с фронта письмо: «Продай все, одень, обуй, книжки купи, и пусть Михаил обязательно учится» А она и так уже едва ли не все обменяла на хлеб. Ну и пошел Миша в школу после двух лет перерыва, посвященного выживанию в экстремальных условиях войны. Ничего не помнит, ничего не понимает… Плюнул, вернулся домой и говорит: не пойду больше в школу. Что же мать? «Заплакала, собрала какие-то вещички и ушла. Вернулась вечером без вещей, но с целой стопкой книг». Конечно, ребенок еще немножко поломался (все равно, мол, не стану учиться), «однако книжки стал смотреть, потом читать, и увлекся…». Михаил Сергеевич заключает: «Видимо, этой ночью что-то в моей голове произошло, во всяком случае, утром я встал и пошел в школу». И учился все время отлично.
Перемена в голове Михаила была достигнута материнскими слезами, а также, может быть, тем, что едва ли не последние вещички были обменены на книги. Мощный жест. В условиях, когда вещи меняют на хлеб, такое не забывается и дает мощный импульс к учению. Впрочем, судя по некоторым замечаниям Горбачева, мать не всегда действовала только слезами… Например, однажды мальчик исчез на три дня в садовых зарослях. Очень уж увлекся книжкой «Всадник без головы». Как реагировала мама? «Ох уж и «воспитывала» она меня потом!» Таким образом: именно мать была той инстанцией, которая запрещала делать что-то, и она же заставляла через силу делать то, чего не хотелось. А в случае необходимости наказывала - «женщина она решительная.»
Но при этом всем мать для Михаила Сергеевича - это буквально синоним жизни и выживания. Особенно - во время войны. Отец воевал, а мать выбивалась из сил, чтобы выжить, чтобы выжил сын. «Зимой и весной 1944 года начался голод. Выжили мы с матерью ее стараниями и благодаря случаю». Горбачев вспоминает, что ранней весной, когда уже еды уже почти совсем не осталось, Мария Пантелеевна взяла отцовские вещи и отправилась за пропитанием на Кубань, оставив Мишу одного. «Лишь на пятнадцатый день она вернулась с мешком кукурузы. Это и было наше спасение». Бедная женщина несколько дней тащила на себе пуд кукурузы по непролазной грязи.
Самое замечательное то, что Горбачев эти спасительные действия матери как бы нечаянно связывает с природными явлениями: «Это действительно было спасение. А тут еще корова отелилась - значит мы были и при молоке, и при кукурузе. /…/ Вот так и выжили…
А потом, как спасение от Бога, на всеобщую радость, пошли дожди. И все вокруг - и в поле, и на огородах - стало расти. Земля нас выручила и на сей раз».
То есть мать и корова начинают акцию спасения, а Бог - завершает. Не знаю, как насчет Бога (Михаил Сергеевич понимает его в своем тексте немного язычески, приравнивая к случаю), но то, что здесь налицо прямо природно-космическое восприятие матери, не вызывает сомнений. Мать ассоциируется с природой. А собственно природа - в свою очередь с матерью: «В трудные моменты жизни природа была для меня спасительным пристанищем. Когда нервное перенапряжение на работе достигало опасного предела, я уезжал в лес или степь. Бежал к природе со своими бедами, как когда-то в детстве к ласковой материнской руке (курсив мой. - О.Д.), способной защитить, успокоить. И всегда чувствовал, как постепенно гаснут тревоги, проходит раздражение, усталость, возвращается душевное равновесие».
И еще. Рассказывая о том, как они с женой любили природу, Горбачев как бы возвращается к тому случаю, когда усилия матери и Бог, пославший дожди, спасли ребенка от гибели: «Даже в черные, трагические для самой природы годы, когда беспощадный зной поражал все живое /…/ природа учила (курсив мой. - О.Д.) мужеству и самообладанию. Стоило на это пепелище пролиться первым благодатным дождям, как происходило чудо. /…/ Откуда только брались у нее силы? Глядя на это буйное цветение, человек невольно заражается надеждой».
Скоро уже мы будем говорить о Раисе Горбачевой и много цитировать ее книжку «Я надеюсь…», вот тогда и придется вспомнить о роли матери как природы в судьбе Михаила Сергеевича. А пока подчеркнем: в восприятии Горбачевым природы наблюдается та же двойственность, что и в восприятии им Марии Пантелеевны. С одной стороны черный трагизм, а с другой - буйное цветение. То и другое сказывается на человеке, то и другое обусловлено небесными явлениями, которые насылает то ли Бог, то ли случай. Из этих «заметок фенолога» следует, что отношение матери к ребенку зависит не от нее самой, а от кого-то еще. Она оказывается доброй или злой для ребенка в зависимости от неких импульсов, идущих извне: «скажи ему». Пора поговорить о Сергее Андреевиче Горбачеве.
Гений карьеры: И яркий орден…
В воспоминаниях Михаила Сергеевича о раннем детстве как будто вообще нет отца. То есть он упоминается косвенно, как вообще человек и родитель, но - не в качестве конкретной живой индивидуальности. Вот, скажем, в описании предвоенной жизни он, наверное, есть, должен быть, но поди-ка узнай его здесь: «В свободное от работы время, по воскресеньям, семьями выезжали отдыхать в лесополосы. Мужчины пели протяжные русские и украинские песни, пили водку, иногда дрались». Все. Да собственно, Михаил и не мог толком запомнить Сергея Андреевича, поскольку - то сын жил у деда, то отец воевал, а когда был дома, с утра до ночи работал. Воспитание осуществлял через жену.
Сергей Андреевич Горбачев, отец президента СССР
Особую роль в судьбе сына Сергей Андреевич сыграл после войны. Вернувшись с фронта, он работал в МТС на комбайне, и с 46-го Михаил начал ему помогать - на ремонтных работах, а во время уборки хлебов - в поле. Сын сообщает, что они в этом время много обо всем говорили и добавляет: «Отношения у нас сложились не просто отца и сына, но и людей, занятых общим делом, одной работой. Отец с уважением относился ко мне, мы стали настоящими друзьями». Что ж, переложив на жену и ее родственников суровые меры по воспитанию маленького ребенка, нетрудно поддерживать именно дружеские отношения с выросшим сыном. К тому же в 16 лет речь идет уже не о бессознательном впитывании каких-то впечатлений, исподволь формирующих характер, а о чем-то другом. Скажем так: о рациональном взрослом сотрудничестве. И результат этого сотрудничества впечатляет. В 48-м году Михаил получил свой первый орден.
В этой истории есть нечто нарочитое. Все-таки странно, что, казалось бы, простая работа в поле, цель которой - намолотить как можно больше зерна, дабы принести как можно больше денег в семью, обернулось трудовым подвигом. Но все объясняется просто: в 47-м начал действовать Указ, согласно которому тот, кто намолотил 10 тыс. центнеров получал звезду Героя соц. труда, а кто 8 тыс. - орден Ленина. Горбачевы намолотили - элегантные цифры! - 8888 центнеров, что позволило получить отцу орден Ленина, а сыну - Трудового Красного Знамени. Президент вспоминает: “Сообщение о награде пришло осенью. Собрались все классы на митинг. Такое было впервые в моей жизни - я был очень смущен, но, конечно, рад. Тогда мне пришлось произнести свою первую митинговую речь”.
Но кроме этих глубоких политических переживаний орден дал будущему генсеку нечто большее: возможность поступления на юридический факультет МГУ им. Ломоносова без экзаменов и даже без собеседования. То есть юноша просто направил по почте в приемную комиссию документы и был зачислен. Михаил Горбачев объясняет: “Видимо, повлияло все: и “рабоче-крестьянское происхождение», и трудовой стаж, и то, что я уже был кандидатом в члены партии, и, конечно, высокая правительственная награда”.
Да, без всего этого парню из глухой ставропольской глубинки поступить в университет было бы трудно. Он хоть и окончил школу с серебряной медалью, подготовлен к МГУ был не слишком хорошо, в чем косвенно и признается: “Друзья-москвичи подтрунивали: многое, что для меня было новым, им было известно со школьной скамьи, но я то заканчивал сельскую школу”. И еще при этом все время отвлекался от учебы. Жизнь заставляла. В общем, получение ордена было своего рода вступительным экзаменом. Правда, абитуриент все не мог толком выбрать, на кого он, собственно собирается учиться - то ли на железнодорожника, то ли на юриста. Решил стать юристом. До сих пор не понимает - почему. “Не могу сказать, что это был всецело выношенный замысел. Что такое юриспруденция и право, я представлял себе тогда довольно туманно. Но положение судьи или прокурора мне импонировало”. К тому же молва об МГУ как самом престижном и важном вузе страны доходила до самых далеких медвежьих углов, и Михаил, желавший быть во всем первым, “решил, что должен поступить не иначе как в самый главный университет”.
Понятно, что работа с отцом на комбайне была абсолютно взрослым, конкретным, практическим делом. Поставлена цель - намолотить столько-то - и предприняты определенные усилия для реального ее достижения. Цель с блеском достигнута. Если б так дальше пошло, человек с такими задатками сельского труженика мог бы сделать прекрасную карьеру хлебороба, стать зажиточным фермером, даже земельным магнатом. Но атмосфера Советской страны ничего подобного не допускала, предполагала совершенно другое. Достиг человек трудового успеха, пожалуйста - орден, почет, митинговые страсти, отъезд на учебу в Москвы.
Впрочем, не на всех успех действовал так, что, достигнув его, люди бросали свой комбайн (станок, паровоз, пишущую машинку, рояль) и отправлялись куда-нибудь вдаль получать специальность, о сути которой не имели никакого представления. Многие, добившись первого успеха на своем конкретном поприще, продолжали на нем оставаться - молотить, точить, водить, писать, играть - и тут достигали впечатляющих результатов, а при случае - и руководящих постов в своих узких специальностях. Михаил Горбачев не из таких. Он предпочел заехать на комбайне в МГУ. Это ему больше «импонировало». С чего бы?