Кем был господин Милюков? Часть 3
Продолжение. Начало см. http://eho-2013.livejournal.com/151998.html
и http://eho-2013.livejournal.com/152492.html
В 1905 году именно Милюков считался наиболее опасным для государственной власти оппозиционером и находился под пристальным вниманием политического сыска. Кандидат исторических наук З.И. Перегудова в своей работе «Департамент полиции и П.Н. Милюков» приводит интересные данные о материалах в картотеке наблюдений Департамента полиции:
«Заметное место в его [Департамента полиции] документах занимают материалы, связанные с деятельностью кадетской партии и ее руководства. Достаточно большое внимание Департамент уделяет лидеру этой партии П.Н. Милюкову…
… На некоторых лиц имеется по 2-3 карточки, в зависимости от активности лица, за которым велось наблюдение. Как правило, максимум именных карточек - это 8-10 штук. На В.И. Ульянова - 13 карточек. Что касается Милюкова, то он побил все рекорды: на него была заведена 21 именная карточка. На карточках зафиксировано более 218 дел, в которых упоминалась фамилия Милюкова»…
Милюков попал в сферу наблюдения полиции еще в 1881 году, когда был студентом, и оставался под надзором вплоть до февраля 1917 года, когда в стране произошли необратимые политические перемены и прежние властные структуры перестали существовать.
В период наиболее активной партийной и парламентской деятельности П.Н. Милюкова (1905-1917 гг.) за ним «наблюдали», «освещали» его «деяния» в жандармских сводках, но практически почти не мешали ему претворять политические планы в жизнь.
В дни московского декабрьского восстания 1905 года Павел Николаевич был в Петербурге, несколько в стороне от вооруженной борьбы, но, тем не менее, ожидал от властей суровых репрессий в отношении самого себя, поскольку прекрасно осознавал собственную политическую славу. В письме Маргарите Морозовой, московский дом которой оказался буквально на линии огня в дни баррикадных боев, он писал: «Откликнетесь ради Бога. Живы Вы, здоровы, целы? Что с Вами происходило в эти ужасные дни?» и тут же позволял себе слегка порисоваться, напомнив о грозящей ему опасности: «Потом меня засадят, а Вас я так и не увижу. Не увижу?»
Особняк Маргариты Морозовой на Смоленском бульваре
Политические события не отняли у Милюкова стремления к личному счастью.
«Страшно больно и тяжело делается, и одиноко на душе, когда Вы чувствуете, что в Вас интересуются не Вами самими, а каким-нибудь гастролером в Вас, чем-нибудь показным, что всем видно, тем, что блестит, а не тем, в чем корень Вашей жизни. А уж если кто и этим заинтересовался, подошел поближе, разобрал внимательно, поморщился и прошел мимо: угадайте сами, каково это вынести. Да и не кто-нибудь, а тот один человек в мире, которого (по Платону) Вы признаете своей половинкой», - писал он Маргарите Морозовой.
Но если Павел Николаевич и был готов признать Маргариту Кирилловну своей половинкой, то с ее стороны подобного желания обнаружено не было. Сохранился черновик ее последнего письма Милюкову, в котором она деликатно расставляет все по своим местам:
«Я получила оба Ваши письма, Павел Николаевич! Не отвечала Вам, так как была поглощена всею разыгравшейся у нас в Москве драмой. мы все, слава Богу, живы и здоровы, спасибо за ваше участие. вы знаете, я очень ценю Ваше доброе отношение. Мне всегда бывает приятно Вас видеть и интересно с Вами беседовать. В последней нашей беседе я, кажется, очень ясно выяснила Вам ту громадную пропасть, которая разделяет наши внутренние пути и делает положительно невозможным какое бы то ни было сближение, кроме хорошего знакомства».
Ни один мужчина не простит, если вместо любви женщина предложит ему «хорошее знакомство». Не простил и Милюков. Переписка на этом оборвалась. В своих мемуарах Павел Николаевич представил Маргариту Морозову легкомысленной женщиной, проводившей жизнь в пустой суете и погоне за «последними криками моды». Данью моде 1905 года было, по словам Милюкова, и увлечение Маргариты Кирилловны общественной деятельностью - съезды и лекции в ее доме, помощь политикам… «Молодая, по купеческому выражению «взятая за красоту», скоро овдовевшая, жаждущая впечатлений и увлекающаяся последними криками моды, она очень верно отражала настроения молодежи, выросшей без меня и мне чуждой».
Николай Бодаревский. Маргарита Морозова
Мелкая месть отвергнутого поклонника в глазах потомков повредила Морозовой гораздо больше, чем давно забытые сплетни московских кумушек. До сих пор современные авторы, ссылаясь на авторитет известного политического деятеля, изображают Маргариту Кирилловну, неординарную женщину, наделенную природным умом и необыкновенно развитым интеллектом, основательницу Московского Религиозно-философского общества, издательства «Путь», журнала политико-философского толка «Московский еженедельник», всего лишь пустой и взбалмошной бабенкой…
А Милюков, неудовлетворенный своей семейной жизнью, вскоре нашел-таки «вторую половинку» - разъезжая по стране во время избирательной кампании 1907 года он случайно на вокзале в Великих Луках познакомился с Ниной (Антониной) Васильевной Лавровой. Правда, брак с ней он оформил лишь в 1935 году, уже в эмиграции, после смерти первой жены. Об обстоятельствах этого знакомства Милюков рассказывал так: «Пассажирское движение тогда еще не наладилось, вагоны были переполнены, носильщики отсутствовали, разношерстная публика сидела на чемоданах и на полу, расписание не выполнялось. По соседству я заметил молоденькую миловидную даму, очевидно не привыкшую к таким беспорядкам. Я помог ей перенести багаж и устроиться в купе. Она возвращалась от родных в Томск к мужу - инженеру-строителю на Сибирской дороге, я заканчивал одну из своих предвыборных поездок. На прощанье я дал ей свою визитную карточку - карточку неизвестного ей лица, так как политикой она не занималась; ее муж объяснил ей, кто я такой. В какой-то темной истории он был убит рабочими, и Н.В. вернулась в Петербург. Я получил от нее записку, приглашавшую прийти «поскучать за чаем». «Скучать», однако, не пришлось».
П.Н. Милюков с женой Анной Сергеевной
Нина Васильевна, как и первая жена Милюкова Анна Сергеевна и отвергнувшая его Маргарита Морозова, обладала великолепным музыкальным слухом и прекрасно играла на фортепьяно. Видимо, музыкальная одаренность казалась Павлу Николаевичу необыкновенно притягательной… Он много музицировал вместе с новой подругой. «Мне пришлось подтянуться и даже подзубрить «Крейцерову сонату» Бетховена, чтобы не остаться за флагом, - впоминал он. - Мало-помалу эти дуэты вошли в привычку, а общие музыкальные вкусы, вместе с личными достоинствами Н.В., создали между нами прочные отношения, которым суждено было продолжаться до конца моей жизни».
Но на рубеже 1905 и 1906 годов все его помыслы оказались сосредоточенными на политике.
Для распространения и популяризации своих идей кадеты в феврале 1906 года основали собственный партийный печатный орган - ежедневную газету «Речь». П.Н. Милюков становится одним из ее редакторов и активнейших корреспондентов. Почти все передовицы в тот период были написаны Милюковым, и это - не считая прочих статей и заметок. Павел Николаевич буквально дневал и ночевал в редакции, занимаясь любой работой, вплоть до правки корректур и шумных политических диспутов с членами редколлегии и авторами корреспонденций в периоды политических обострений.
«А когда бывало тихо и типография задерживала подачу корректур, Милюков укладывался на диван и, подложив ладонь под щеку, моментально засыпал, и также бесследно сон сразу исчезал, как только скажешь ему: «Корректура подана», - вспоминал И.В. Гессен, сотрудничавший с Милюковым в редакции «Речи».
«Милюков был неоценимым сотрудником. В любой срок он мог написать на любую тему, не делая из этого ни проблемы, ни события. Он был сговорчив и не мелочен: не обращал внимания, на каком месте появлялась его статья или каким шрифтом она набрана. Милюков не придавал значения шероховатостям стиля и даже погрешностям против языка»,- утверждал М. Вишняк.
Важное значение газеты «Речь» для формирования общественного мнения России признавали даже политические противники Милюкова. Друзья и соратники оценивали «Речь» чрезвычайно высоко. И тем не менее, «журналистский талант Милюкова» казался спорным даже некоторым представителям либеральной интеллигенции. «Что такое Милюков лично… - это мы видели в «Речи», и вся Россия, весь Петербург это видел. Совершенно обыкновенная форма ума. Конечно, не глуп. Но ведь кто же особенно-то глуп теперь? Разве «пешки» кадетской партии. Милюков есть что-то серое, тусклое, именно не яркое, не гениальное. Ни черточки таланта, талантливости. Это сколок, но только вольный общественный сколок с тех господ в нашей бюрократии, которые передвигались от тайного советника к действительному тайному советнику и умирали членами Государственного Совета. Точь-в-точь, ни тени отличия. Только прежде заслуживались ордена, теперь заслуживается голосование, и прежде это делалось на «выходах» во дворцах, на парадах и военных смотрах, а теперь на митингах и еще вернее, безошибочнее - в «предварилке» или «Крестах»… «Такой умный человек страдает»… (В.В. Розанов).
Партия кадетов, с успехом проведя избирательную кампанию, готовилась вступить на поприще русского парламентаризма. Однако, рождалась Первая Дума в обстановке, далекой от разумной деятельности - только-только отгремели бои декабрьского вооруженного восстания 1905 года, по всей стране продолжались забастовки, погромы, с фронтов позорно завершившейся Русско-японской войны возвращались деморализованные и озлобленные войска, готовые ввязаться в драку, революционно настроенные партии активно занимались террором, взрывая и расстреливая всех, кто был им политически неугоден.
«Пока, однако, парламентская борьба рисовалась только воображению, а фактически кругом происходила не борьба, а всеобщий погром, бурсацкая, но кровавая всеобщая смазь», - вспоминал И.В. Гессен.
Иосиф Владимирович Гессен
Газета «Речь» неоднократно выступала с критикой действий правительства, особенно в период, предшествовавший открытию Первой Думы, когда И.Л. Горемыкин, человек консервативных взглядов, ярый противник «Манифеста 17 октября», сменил С.Ю. Витте на посту премьер-министра.
«Чем ближе к созыву думы, тем оскорбительнее являются те формы, в которых проявляется это недоверие к народному представительству вообще, без различия партий. (…) Будущим хозяевам России намеренно и грубо стараются показать, что настоящими хозяевами положения будут не они, а прежние люди, - писал П.Н. Милюков в передовой статье «Элементы конфликта» в газете «Речь» от 24-30 марта 1906 года. - Если правительство противополагает себе думу, то естественным и неизбежным последствием этого будет, что дума будет противополагать себя правительству».
Подобным настроением проникнуты и страницы мемуаров П.Н. Милюкова, посвященные событиям 1906 года. Немногие понимали, что для успеха политических преобразований надо искать компромисс, путь конструктивного развития, а не противостояние разных ветвей государственной власти.
«Таким образом, над Думой, еще не собравшейся, уже нависла угроза конфликта с властью, - вспоминал П. Милюков. - Он тогда еще не представлялся неизбежным, особенно для наших провинциальных членов; но руководители партии достаточно ясно представляли себе всю его серьезность. Под этой нависшей угрозой собрался третий съезд партии, оказавшейся в странном положении: она располагала большинством, но правительство не хотело сдаваться. Хотя и не будучи членом Думы, я должен был опять выступить на съезде докладчиком от Центрального комитета по труднейшему из вопросов момента - вопросу о тактике партии».
«Осторожный тон доклада» и «холодный расчет» Милюкова (по его собственному определению), увы, не нашли понимания. Кадеты, в эйфории от успеха на выборах, были настроены на резкие политические акции, ультимативные действия и призывали друг друга «умереть за свободу»…
«Но, ободрял нас Родичев своей пламенной речью, «Дума разогнана быть не может; с нами голос народа». Сила Думы - в «дерзании», и «сталкивающийся с народом будет столкнут силою народа в бездну», - рассказывал Павел Николаевич. - Родичеву, тоже при «бурных аплодисментах», вторил А.А. Кизеветтер: «Если Думу разгонят, то это будет последний акт правительства, после которого оно перестанет существовать», - патетически писал Милюков, выдавая, как всегда, желаемое за действительное.
После съезда кадетской партии число политических противников Милюкова значительно возросло. Впрочем, недоброжелателей у Павла Николаевича всегда было много, но были и горячие сторонники.
Князь Владимир Андреевич Оболенский
Соратник Милюкова по партийной борьбе князь В.А. Оболенский вспоминал впоследствии, что «так, как Павла Николаевича, в России не ругали никого или почти никого. Действительно, на него нападали и справа и слева - такова уж извечная судьба либерала в политической борьбе. Но в предреволюционной России ни один из партийных лидеров, если не считать Ленина, не пользовался внутри своей партии столь огромным влиянием и авторитетом, какое имел Милюков среди своих единомышленников».
Государственная Дума - первое парламентское собрание России, на которое возлагались большие надежды самыми разными слоями общества, начала свою работу 27 апреля 1906 года. В день торжественного открытия Думы состоялся прием в Зимнем дворце.
«День 27 апреля выдался чудесный, и яркое сияние весеннего солнца еще выше поднимало радостное бодрое настроение, - вспоминал Гессен. - Мы писали: «История сохранит светлое воспоминание об этом светлом часе в истории русского народа… Это будет первый час новой эры в жизни страны».
П.Н. Милюков приветствовал появление органа народного представительства и, естественно, не мог остаться в стороне от его деятельности, хотя сам он, несмотря на большую политическую известность, избран в Думу не был - помешал имущественный ценз и сложность избирательной системы, не допускавшей прямых и равных выборов.
Сам Милюков утверждал, что когда "в стране было создано представительное учреждение в лице Государственной думы, где кадетская фракция стала одной из наиболее многочисленных и влиятельных, бюрократический аппарат под различными предлогами сумел воспрепятствовать" выборам Милюкова в члены Думы первых двух созывов. Тем не менее, оставаясь формально вне пределов российского парламента, Павел Николаевич являлся фактическим руководителем кадетских фракций I и II Дум. Будучи избранным в Думу третьего и четвертого созывов, он стал в 1907 году официальным лидером фракции «Народной свободы»…
П.Н. Милюков оставался главой и идейным вдохновителем кадетской фракции Государственной Думы с 1906 по 1917 годы. В те времена, когда он формально не входил в число депутатов, Милюков посещал заседания Государственной Думы, пребывая на верхних, «гостевых» трибунах, а позже обсуждал с членами фракции линию их поведения и дальнейшей борьбы. Многим соратникам такое положение вещей казалось крайне несправедливым.
«В одной из лож наверху я [Н. Огородников] заметил П.Н. Милюкова, смотревшего с спокойным вниманием на закрытую для него тогда арену политической борьбы. Он никогда не оставался зрителем в общественной работе, всюду он был в первых рядах борцов за новую жизнь, и было обидно и тяжело видеть, что правительство все-таки сумело временно «обезвредить» эту силу».
Политические оппоненты, как, к примеру, тот же Л.Д. Троцкий, высказывались иначе:
«До III Думы фигура г-на Милюкова была окружена в глазах его политической паствы дымкой таинственности. В I Думу он не попал, во II не попал и руководил «ходом событий» из невидимой суфлерской будки. Но вот, наконец, он избран в III Думу. Кадеты при встрече друг с другом поднимали вверх указательные пальцы: «Погодите, теперь он себя покажет: у него есть план». О, у него есть план!»
Планы партийной борьбы кадетов за претворение в жизнь своей политической программы действительно во многом опирались на идеи П.Н. Милюкова. Еще в дни создания партии он принимал самое активное участие в составлении проекта программы и в дальнейшем определял тактическую линию кадетов на всех этапах существования партии, был одним из самых ярких партийных публицистов и ораторов. «На учредительном съезде [кадетской партии] программа не вызвала сколько-нибудь серьезных разногласий, - вспоминал И.В. Гессен. - Правда, в составлении ее руководящую роль играли земцы и Милюков, радикальные элементы и - тем более - социалистические остались в стороне от этой работы». «Достижение социальных перемен должно было, по мысли Милюкова, происходить путем парламентской деятельности, направленной на государственные реформы. Идеалом и практической целью кадетизма было создание в России правового государства".
Заседание Государственной Думы
«Трагизм партии, - писал биограф Милюкова… С.А. Смирнов, - заключался в том, что она призывала к конституционной борьбе и осуществляла эту борьбу в парламентарных формах, а практика конкретных условий, в которых ей приходилось действовать, открывала широкий простор для административного произвола, толкавшего страну к революции».
Кадетская партия отличалась широким спектром политических убеждений. Ее правое крыло примыкало по своим взглядам к «Союзу 17 октября», левое - в некотором отношении приближалось к правым эсерам и меньшевикам. Милюков возглавлял центральную группу и умело примирял спорившие между собой крайние течения».
Надо отметить, что некоторые пункты программы кадетской партии, впоследствии перенесенные на арену парламентской борьбы, были далеки от прогрессивных тенденций, и все же П.Н. Милюков яростно отстаивал свою точку зрения и сумел заставить большинство подчиниться. К примеру, неожиданно для многих, при всем своем радикализме, он оказался ярым противником женского равноправия (женщины в России в те годы не имели даже избирательного права, и не только не могли быть избранными в Думу, но не могли даже голосовать за депутатов). Его не остановили ни яростные внутрипартийные дискуссии, ни осуждение товарищей, ни осложнившиеся отношения с женой, большой сторонницей феминистических идей. Милюков сумел настоять на своем и идея женского равноправия не была даже включена в партийные документы.
«Я не берусь объяснить, почему Милюков упирался, - недоумевала А. Тыркова-Вильямс, естественно поддерживающая идеи равноправия. - (…) Он, правоверный радикал, занял очень резкую антифеминистическую позицию. Может быть, отчасти потому, что, как большой любитель женского общества, он боялся, что политические будни помрачат их женское обаяние».
Продолжение следует.
и http://eho-2013.livejournal.com/152492.html
В 1905 году именно Милюков считался наиболее опасным для государственной власти оппозиционером и находился под пристальным вниманием политического сыска. Кандидат исторических наук З.И. Перегудова в своей работе «Департамент полиции и П.Н. Милюков» приводит интересные данные о материалах в картотеке наблюдений Департамента полиции:
«Заметное место в его [Департамента полиции] документах занимают материалы, связанные с деятельностью кадетской партии и ее руководства. Достаточно большое внимание Департамент уделяет лидеру этой партии П.Н. Милюкову…
… На некоторых лиц имеется по 2-3 карточки, в зависимости от активности лица, за которым велось наблюдение. Как правило, максимум именных карточек - это 8-10 штук. На В.И. Ульянова - 13 карточек. Что касается Милюкова, то он побил все рекорды: на него была заведена 21 именная карточка. На карточках зафиксировано более 218 дел, в которых упоминалась фамилия Милюкова»…
Милюков попал в сферу наблюдения полиции еще в 1881 году, когда был студентом, и оставался под надзором вплоть до февраля 1917 года, когда в стране произошли необратимые политические перемены и прежние властные структуры перестали существовать.
В период наиболее активной партийной и парламентской деятельности П.Н. Милюкова (1905-1917 гг.) за ним «наблюдали», «освещали» его «деяния» в жандармских сводках, но практически почти не мешали ему претворять политические планы в жизнь.
В дни московского декабрьского восстания 1905 года Павел Николаевич был в Петербурге, несколько в стороне от вооруженной борьбы, но, тем не менее, ожидал от властей суровых репрессий в отношении самого себя, поскольку прекрасно осознавал собственную политическую славу. В письме Маргарите Морозовой, московский дом которой оказался буквально на линии огня в дни баррикадных боев, он писал: «Откликнетесь ради Бога. Живы Вы, здоровы, целы? Что с Вами происходило в эти ужасные дни?» и тут же позволял себе слегка порисоваться, напомнив о грозящей ему опасности: «Потом меня засадят, а Вас я так и не увижу. Не увижу?»
Особняк Маргариты Морозовой на Смоленском бульваре
Политические события не отняли у Милюкова стремления к личному счастью.
«Страшно больно и тяжело делается, и одиноко на душе, когда Вы чувствуете, что в Вас интересуются не Вами самими, а каким-нибудь гастролером в Вас, чем-нибудь показным, что всем видно, тем, что блестит, а не тем, в чем корень Вашей жизни. А уж если кто и этим заинтересовался, подошел поближе, разобрал внимательно, поморщился и прошел мимо: угадайте сами, каково это вынести. Да и не кто-нибудь, а тот один человек в мире, которого (по Платону) Вы признаете своей половинкой», - писал он Маргарите Морозовой.
Но если Павел Николаевич и был готов признать Маргариту Кирилловну своей половинкой, то с ее стороны подобного желания обнаружено не было. Сохранился черновик ее последнего письма Милюкову, в котором она деликатно расставляет все по своим местам:
«Я получила оба Ваши письма, Павел Николаевич! Не отвечала Вам, так как была поглощена всею разыгравшейся у нас в Москве драмой. мы все, слава Богу, живы и здоровы, спасибо за ваше участие. вы знаете, я очень ценю Ваше доброе отношение. Мне всегда бывает приятно Вас видеть и интересно с Вами беседовать. В последней нашей беседе я, кажется, очень ясно выяснила Вам ту громадную пропасть, которая разделяет наши внутренние пути и делает положительно невозможным какое бы то ни было сближение, кроме хорошего знакомства».
Ни один мужчина не простит, если вместо любви женщина предложит ему «хорошее знакомство». Не простил и Милюков. Переписка на этом оборвалась. В своих мемуарах Павел Николаевич представил Маргариту Морозову легкомысленной женщиной, проводившей жизнь в пустой суете и погоне за «последними криками моды». Данью моде 1905 года было, по словам Милюкова, и увлечение Маргариты Кирилловны общественной деятельностью - съезды и лекции в ее доме, помощь политикам… «Молодая, по купеческому выражению «взятая за красоту», скоро овдовевшая, жаждущая впечатлений и увлекающаяся последними криками моды, она очень верно отражала настроения молодежи, выросшей без меня и мне чуждой».
Николай Бодаревский. Маргарита Морозова
Мелкая месть отвергнутого поклонника в глазах потомков повредила Морозовой гораздо больше, чем давно забытые сплетни московских кумушек. До сих пор современные авторы, ссылаясь на авторитет известного политического деятеля, изображают Маргариту Кирилловну, неординарную женщину, наделенную природным умом и необыкновенно развитым интеллектом, основательницу Московского Религиозно-философского общества, издательства «Путь», журнала политико-философского толка «Московский еженедельник», всего лишь пустой и взбалмошной бабенкой…
А Милюков, неудовлетворенный своей семейной жизнью, вскоре нашел-таки «вторую половинку» - разъезжая по стране во время избирательной кампании 1907 года он случайно на вокзале в Великих Луках познакомился с Ниной (Антониной) Васильевной Лавровой. Правда, брак с ней он оформил лишь в 1935 году, уже в эмиграции, после смерти первой жены. Об обстоятельствах этого знакомства Милюков рассказывал так: «Пассажирское движение тогда еще не наладилось, вагоны были переполнены, носильщики отсутствовали, разношерстная публика сидела на чемоданах и на полу, расписание не выполнялось. По соседству я заметил молоденькую миловидную даму, очевидно не привыкшую к таким беспорядкам. Я помог ей перенести багаж и устроиться в купе. Она возвращалась от родных в Томск к мужу - инженеру-строителю на Сибирской дороге, я заканчивал одну из своих предвыборных поездок. На прощанье я дал ей свою визитную карточку - карточку неизвестного ей лица, так как политикой она не занималась; ее муж объяснил ей, кто я такой. В какой-то темной истории он был убит рабочими, и Н.В. вернулась в Петербург. Я получил от нее записку, приглашавшую прийти «поскучать за чаем». «Скучать», однако, не пришлось».
П.Н. Милюков с женой Анной Сергеевной
Нина Васильевна, как и первая жена Милюкова Анна Сергеевна и отвергнувшая его Маргарита Морозова, обладала великолепным музыкальным слухом и прекрасно играла на фортепьяно. Видимо, музыкальная одаренность казалась Павлу Николаевичу необыкновенно притягательной… Он много музицировал вместе с новой подругой. «Мне пришлось подтянуться и даже подзубрить «Крейцерову сонату» Бетховена, чтобы не остаться за флагом, - впоминал он. - Мало-помалу эти дуэты вошли в привычку, а общие музыкальные вкусы, вместе с личными достоинствами Н.В., создали между нами прочные отношения, которым суждено было продолжаться до конца моей жизни».
Но на рубеже 1905 и 1906 годов все его помыслы оказались сосредоточенными на политике.
Для распространения и популяризации своих идей кадеты в феврале 1906 года основали собственный партийный печатный орган - ежедневную газету «Речь». П.Н. Милюков становится одним из ее редакторов и активнейших корреспондентов. Почти все передовицы в тот период были написаны Милюковым, и это - не считая прочих статей и заметок. Павел Николаевич буквально дневал и ночевал в редакции, занимаясь любой работой, вплоть до правки корректур и шумных политических диспутов с членами редколлегии и авторами корреспонденций в периоды политических обострений.
«А когда бывало тихо и типография задерживала подачу корректур, Милюков укладывался на диван и, подложив ладонь под щеку, моментально засыпал, и также бесследно сон сразу исчезал, как только скажешь ему: «Корректура подана», - вспоминал И.В. Гессен, сотрудничавший с Милюковым в редакции «Речи».
«Милюков был неоценимым сотрудником. В любой срок он мог написать на любую тему, не делая из этого ни проблемы, ни события. Он был сговорчив и не мелочен: не обращал внимания, на каком месте появлялась его статья или каким шрифтом она набрана. Милюков не придавал значения шероховатостям стиля и даже погрешностям против языка»,- утверждал М. Вишняк.
Важное значение газеты «Речь» для формирования общественного мнения России признавали даже политические противники Милюкова. Друзья и соратники оценивали «Речь» чрезвычайно высоко. И тем не менее, «журналистский талант Милюкова» казался спорным даже некоторым представителям либеральной интеллигенции. «Что такое Милюков лично… - это мы видели в «Речи», и вся Россия, весь Петербург это видел. Совершенно обыкновенная форма ума. Конечно, не глуп. Но ведь кто же особенно-то глуп теперь? Разве «пешки» кадетской партии. Милюков есть что-то серое, тусклое, именно не яркое, не гениальное. Ни черточки таланта, талантливости. Это сколок, но только вольный общественный сколок с тех господ в нашей бюрократии, которые передвигались от тайного советника к действительному тайному советнику и умирали членами Государственного Совета. Точь-в-точь, ни тени отличия. Только прежде заслуживались ордена, теперь заслуживается голосование, и прежде это делалось на «выходах» во дворцах, на парадах и военных смотрах, а теперь на митингах и еще вернее, безошибочнее - в «предварилке» или «Крестах»… «Такой умный человек страдает»… (В.В. Розанов).
Партия кадетов, с успехом проведя избирательную кампанию, готовилась вступить на поприще русского парламентаризма. Однако, рождалась Первая Дума в обстановке, далекой от разумной деятельности - только-только отгремели бои декабрьского вооруженного восстания 1905 года, по всей стране продолжались забастовки, погромы, с фронтов позорно завершившейся Русско-японской войны возвращались деморализованные и озлобленные войска, готовые ввязаться в драку, революционно настроенные партии активно занимались террором, взрывая и расстреливая всех, кто был им политически неугоден.
«Пока, однако, парламентская борьба рисовалась только воображению, а фактически кругом происходила не борьба, а всеобщий погром, бурсацкая, но кровавая всеобщая смазь», - вспоминал И.В. Гессен.
Иосиф Владимирович Гессен
Газета «Речь» неоднократно выступала с критикой действий правительства, особенно в период, предшествовавший открытию Первой Думы, когда И.Л. Горемыкин, человек консервативных взглядов, ярый противник «Манифеста 17 октября», сменил С.Ю. Витте на посту премьер-министра.
«Чем ближе к созыву думы, тем оскорбительнее являются те формы, в которых проявляется это недоверие к народному представительству вообще, без различия партий. (…) Будущим хозяевам России намеренно и грубо стараются показать, что настоящими хозяевами положения будут не они, а прежние люди, - писал П.Н. Милюков в передовой статье «Элементы конфликта» в газете «Речь» от 24-30 марта 1906 года. - Если правительство противополагает себе думу, то естественным и неизбежным последствием этого будет, что дума будет противополагать себя правительству».
Подобным настроением проникнуты и страницы мемуаров П.Н. Милюкова, посвященные событиям 1906 года. Немногие понимали, что для успеха политических преобразований надо искать компромисс, путь конструктивного развития, а не противостояние разных ветвей государственной власти.
«Таким образом, над Думой, еще не собравшейся, уже нависла угроза конфликта с властью, - вспоминал П. Милюков. - Он тогда еще не представлялся неизбежным, особенно для наших провинциальных членов; но руководители партии достаточно ясно представляли себе всю его серьезность. Под этой нависшей угрозой собрался третий съезд партии, оказавшейся в странном положении: она располагала большинством, но правительство не хотело сдаваться. Хотя и не будучи членом Думы, я должен был опять выступить на съезде докладчиком от Центрального комитета по труднейшему из вопросов момента - вопросу о тактике партии».
«Осторожный тон доклада» и «холодный расчет» Милюкова (по его собственному определению), увы, не нашли понимания. Кадеты, в эйфории от успеха на выборах, были настроены на резкие политические акции, ультимативные действия и призывали друг друга «умереть за свободу»…
«Но, ободрял нас Родичев своей пламенной речью, «Дума разогнана быть не может; с нами голос народа». Сила Думы - в «дерзании», и «сталкивающийся с народом будет столкнут силою народа в бездну», - рассказывал Павел Николаевич. - Родичеву, тоже при «бурных аплодисментах», вторил А.А. Кизеветтер: «Если Думу разгонят, то это будет последний акт правительства, после которого оно перестанет существовать», - патетически писал Милюков, выдавая, как всегда, желаемое за действительное.
После съезда кадетской партии число политических противников Милюкова значительно возросло. Впрочем, недоброжелателей у Павла Николаевича всегда было много, но были и горячие сторонники.
Князь Владимир Андреевич Оболенский
Соратник Милюкова по партийной борьбе князь В.А. Оболенский вспоминал впоследствии, что «так, как Павла Николаевича, в России не ругали никого или почти никого. Действительно, на него нападали и справа и слева - такова уж извечная судьба либерала в политической борьбе. Но в предреволюционной России ни один из партийных лидеров, если не считать Ленина, не пользовался внутри своей партии столь огромным влиянием и авторитетом, какое имел Милюков среди своих единомышленников».
Государственная Дума - первое парламентское собрание России, на которое возлагались большие надежды самыми разными слоями общества, начала свою работу 27 апреля 1906 года. В день торжественного открытия Думы состоялся прием в Зимнем дворце.
«День 27 апреля выдался чудесный, и яркое сияние весеннего солнца еще выше поднимало радостное бодрое настроение, - вспоминал Гессен. - Мы писали: «История сохранит светлое воспоминание об этом светлом часе в истории русского народа… Это будет первый час новой эры в жизни страны».
П.Н. Милюков приветствовал появление органа народного представительства и, естественно, не мог остаться в стороне от его деятельности, хотя сам он, несмотря на большую политическую известность, избран в Думу не был - помешал имущественный ценз и сложность избирательной системы, не допускавшей прямых и равных выборов.
Сам Милюков утверждал, что когда "в стране было создано представительное учреждение в лице Государственной думы, где кадетская фракция стала одной из наиболее многочисленных и влиятельных, бюрократический аппарат под различными предлогами сумел воспрепятствовать" выборам Милюкова в члены Думы первых двух созывов. Тем не менее, оставаясь формально вне пределов российского парламента, Павел Николаевич являлся фактическим руководителем кадетских фракций I и II Дум. Будучи избранным в Думу третьего и четвертого созывов, он стал в 1907 году официальным лидером фракции «Народной свободы»…
П.Н. Милюков оставался главой и идейным вдохновителем кадетской фракции Государственной Думы с 1906 по 1917 годы. В те времена, когда он формально не входил в число депутатов, Милюков посещал заседания Государственной Думы, пребывая на верхних, «гостевых» трибунах, а позже обсуждал с членами фракции линию их поведения и дальнейшей борьбы. Многим соратникам такое положение вещей казалось крайне несправедливым.
«В одной из лож наверху я [Н. Огородников] заметил П.Н. Милюкова, смотревшего с спокойным вниманием на закрытую для него тогда арену политической борьбы. Он никогда не оставался зрителем в общественной работе, всюду он был в первых рядах борцов за новую жизнь, и было обидно и тяжело видеть, что правительство все-таки сумело временно «обезвредить» эту силу».
Политические оппоненты, как, к примеру, тот же Л.Д. Троцкий, высказывались иначе:
«До III Думы фигура г-на Милюкова была окружена в глазах его политической паствы дымкой таинственности. В I Думу он не попал, во II не попал и руководил «ходом событий» из невидимой суфлерской будки. Но вот, наконец, он избран в III Думу. Кадеты при встрече друг с другом поднимали вверх указательные пальцы: «Погодите, теперь он себя покажет: у него есть план». О, у него есть план!»
Планы партийной борьбы кадетов за претворение в жизнь своей политической программы действительно во многом опирались на идеи П.Н. Милюкова. Еще в дни создания партии он принимал самое активное участие в составлении проекта программы и в дальнейшем определял тактическую линию кадетов на всех этапах существования партии, был одним из самых ярких партийных публицистов и ораторов. «На учредительном съезде [кадетской партии] программа не вызвала сколько-нибудь серьезных разногласий, - вспоминал И.В. Гессен. - Правда, в составлении ее руководящую роль играли земцы и Милюков, радикальные элементы и - тем более - социалистические остались в стороне от этой работы». «Достижение социальных перемен должно было, по мысли Милюкова, происходить путем парламентской деятельности, направленной на государственные реформы. Идеалом и практической целью кадетизма было создание в России правового государства".
Заседание Государственной Думы
«Трагизм партии, - писал биограф Милюкова… С.А. Смирнов, - заключался в том, что она призывала к конституционной борьбе и осуществляла эту борьбу в парламентарных формах, а практика конкретных условий, в которых ей приходилось действовать, открывала широкий простор для административного произвола, толкавшего страну к революции».
Кадетская партия отличалась широким спектром политических убеждений. Ее правое крыло примыкало по своим взглядам к «Союзу 17 октября», левое - в некотором отношении приближалось к правым эсерам и меньшевикам. Милюков возглавлял центральную группу и умело примирял спорившие между собой крайние течения».
Надо отметить, что некоторые пункты программы кадетской партии, впоследствии перенесенные на арену парламентской борьбы, были далеки от прогрессивных тенденций, и все же П.Н. Милюков яростно отстаивал свою точку зрения и сумел заставить большинство подчиниться. К примеру, неожиданно для многих, при всем своем радикализме, он оказался ярым противником женского равноправия (женщины в России в те годы не имели даже избирательного права, и не только не могли быть избранными в Думу, но не могли даже голосовать за депутатов). Его не остановили ни яростные внутрипартийные дискуссии, ни осуждение товарищей, ни осложнившиеся отношения с женой, большой сторонницей феминистических идей. Милюков сумел настоять на своем и идея женского равноправия не была даже включена в партийные документы.
«Я не берусь объяснить, почему Милюков упирался, - недоумевала А. Тыркова-Вильямс, естественно поддерживающая идеи равноправия. - (…) Он, правоверный радикал, занял очень резкую антифеминистическую позицию. Может быть, отчасти потому, что, как большой любитель женского общества, он боялся, что политические будни помрачат их женское обаяние».
Продолжение следует.