Дом на Большой Садовой, 10
Удивительно, но я совсем недавно узнала о том, что существуют экскурсии по Булгаковской Москве. На стилизованном экскурсионном ретро-автобусе "302-БИС" можно прокатиться по Москве 20-х годов прошлого века и увидеть значимые для писателя архитектурные объекты. Места, ставшие прототипами МАССОЛИТа, особняка Маргариты, вполне реальный театр Варьете, подвальчик Мастера.
Особняк Морозова, созданный по проекту Ф.О. Шехтеля на Спиридоновке, 17, в котором предположительно жила Маргарита. Вылетала она на метле из крайнего левого окна.
Автобусная прогулка начинается от Большой Садовой, 10 - первого московского адреса писателя, где он расположил в своем романе "нехорошую квартиру", проходит через Патриаршие пруды, где Михаил Афанасьевич любил гулять со своей Маргаритой. А если повезет с экскурсоводом, то можно будет узнать на какой именно остановке Кот Бегемот запрыгивал в трамвай и проследить путь погони Иванушки Бездомного за Воландом и его свитой.
Дом на Большой Садовой, 10 уникален тем, что в нем находится сразу 2 музея одного писателя -"Булгаковский дом" с театром "Бу" и государственная "Нехорошая квартира", в которой в мае 2007 был учрежден первый в России Государственный музей М.А. Булгакова.
В "Булгаковском доме" выставлен макет неустановленного памятника писателю на Патриарших Александра Рукавишникова, чья семья живет в этом доме с 1933 года. А возле входа посетителей встречает памятник Коровьеву и Бегемоту. В маленьком музее-квартире - множество фотографий, первые экземпляры книг...
"Булгаковский Дом" - это не только музей, но и культурный центр с артистическим кафе, где проводится множество разнообразных мероприятий. Кроме того, в культурном центре живет настоящий черный кот Бегемот, с характером, как у его литературного прототипа, действует "Почта любви", и работает телефонный аппарат, по которому можно поговорить с героями романа "Мастер и Маргарита".
Идея "Почты любви" родилась после того, как сотрудники музея начали находить записки посетителей с желаниями, адресованными Мастеру, Воланду и другим персонажам романа "Мастер и Маргарита". Для записок поставили ящик и ежегодно стали устраивать праздник исполнения желаний, когда письма отпускают в небо на воздушных шарах.
Михаил Афанасьевич приехал в Москву осенью 1921 г. "без денег, без вещей, чтоб остаться в ней навсегда". Конечно, одним из первых и самых животрепещущих вопросов стал "квартирный вопрос": "Самый переезд не составил для меня особенных затруднений, потому что багаж мой был совершенно компактен. Все мое имущество помещалось в ручном чемоданчике. Кроме того, на плечах у меня был бараний полушубок. Не стану описывать его. Не стану, чтобы не возбуждать в читателе чувство отвращения, которое и до сих пор терзает меня при воспоминании об этой лохматой дряни… И вот тут в безобразнейшей наготе предо мной встал вопрос… о комнате. Человеку нужна комната. Без комнаты человек не может жить. Мой полушубок заменял мне пальто, одеяло, скатерть и постель. Но он не мог заменить комнаты, так же как и чемоданчик. Чемоданчик был слишком мал. Кроме того, его нельзя было отапливать. И, кроме того, мне казалось неприличным, чтобы служащий человек жил в чемодане".
В Москву он приехал, чтобы начать новую жизнь - профессионального литератора, писателя, - с Кавказа, после неудавшихся попыток эмиграции. И сразу оказался в одной из первых рабочих коммун столицы.
Первым постоянным московским адресом, который оставил неизгладимый след в судьбе Булгакова, стала Большая Садовая улица д.10 кв. 50. Эта комната его сестры Надежды и ее супруга Андрея Земского для Булгакова была спасением! Именно так он отзывался о ней в письмах матери. И хотя Михаил Афанасьевич позволял себе иронически высказываться о своей "крыше": "Правда, это отвратительный потолок - низкий, закопченный и треснувший, но все же он потолок, а не синее небо в звездах над Пречистенским бульваром" - это была настоящая крыша над головой, которую он, к слову сказать, в голодные 1920-е гг. считал наивысшей радостью.
Атмосфера квартиры №50, в которой поселился Булгаков со своей женой Татьяной Николаевной, урожденной Лаппа, ярко описана в его рассказах тех лет:
"...человека, живущего полтора года в квартире №50, не удивишь ничем".
"...В десять с четвертью вечера в коридоре трижды пропел петух...Петух - не соловей и в довоенное время пел на рассвете.
...Вслед за вступительной петушиной фанфарой начался непрерывный вопль петуха. Затем завыл мужской голос. Но как! Это был непрерывный басовой вой в до-диез, вой душевной боли и отчаяния, предсмертный тяжкий вой. Захлопали все двери, загремели шаги". И приходится бросать только что со сладострастием развернутый томик Марка Твена и бросаться в коридор. А там сосед по квартире "драл пучками перья из хвоста у петуха, который бился в его руках..."("Самогонное озеро", 1923).
Соседкой была реальная женщина, Анна Горячева, о которой Т.Н. Лаппа вспоминает как о "скандальной бабе". Сам М.А. Булгаков делает Горячеву героиней своих рассказов "Самогонное озеро", "№ 13 - Дом Эльпит-Рабкоммуна" и "Театрального романа", "Мастера и Маргариты". О ней он пишет много, Аннушка (она же бабка Павловна, Аннушка Пыляева, Аннушка) становится символом страшного коммунального быта и скандалов, которые случаются там, где появляется она. Оттого и носит Аннушка прозвище "Чума".
Быт в квартире № 50 пугал не только пьяными поющими за стеной соседями, но и своей неустроенностью: отсутствием отопления, нестабильным водоснабжением, несоблюдением чистоты в квартире и многим другим. Так, в письме к сестре Наде за 1922 г. Булгаков пишет: "Я бы описал тебе, как у меня в комнате в течение ночи под сочельник и в сочельник шел с потолка дождь" или "Топить перестали в марте. Все переплеты покрылись плесенью". 1921-1922 гг. были самым сложным периодом жизни Михаила Афанасьевича, как впрочем, большинства москвичей: отсутствие рабочих мест, маленькая плата на государственных службах, сворачивание предприятий, голод. В феврале 1922 г. Булгаков запишет в дневник: "Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядьки немного муки, постного масла и картошки.…Обегал всю Москву - нет места… Валенки рассыпались".
Дом, который Булгаков называл проклятым, появляется и в повести "Тайному другу".
Здесь писатель приводит один из своих постоянно повторяемых диалогов с соседкой: "Каждую ночь в час я садился к столу и писал часов до трех-четырех. Дело шло легко ночью. Утром произошло объяснение с бабкой Семеновной.
- Вы что же это. Опять у вас ночью светик горел?
- Так точно, горел.
- Знаете ли, электричество по ночам жечь не полагается.
- Именно для ночей оно и предназначено.
- Счетчик-то общий. Всем накладно.
- У меня темно от пяти до двенадцати вечера.
- Неизвестно тоже, чем это люди по ночам занимаются. Теперь не царский режим.
- Я печатаю червонцы.
- Как?
- Червонцы печатаю фальшивые.
- Вы не смейтесь, у нас домком есть для причесанных дворян. Их можно туда поселить, где интеллигенция, нам рабочим, эти писания не надобны.
- Бабка, продающая тянучки на Смоленском, скорее частный торговец, чем рабочий.
- Вы не касайтесь тянучек, мы в особняках не жили. Надо будет на выселение вас подать.
- Кстати, о выселении. Если вы, Семеновна, еще раз начнете бить по голове Шурку и я услышу крик истязуемого ребенка, я подам на вас жалобу в народный суд, и вы будете сидеть месяца три, но мечта моя посадить вас на больший срок.
Для того, чтобы писать по ночам, нужно иметь возможность существовать днем. Как я существовал в течение времени с 1921 г. по 1923 г., я Вам писать не стану. Во-первых, Вы не поверите, во-вторых, это к делу не относится. Но к 1923 году я возможность жить уже добыл".
В рассказе "№ 13 - Дом Эльпит-Рабкоммуна" М.Булгаков описывает переломный момент в истории известнейшего московского доходного дома на Большой Садовой: "Так было. Каждый вечер мышасто-серая пятиэтажная громада загоралась сто семьюдесятьюокнами на асфальтированный двор с каменной девушкой у фонтана. На гигантском гладком полукруге у подъездов ежевечерне клокотали и содрогались машины, на кончиках оглоблей лихачей сияли фонарики-сударики. Ах, до чего был известный дом. Шикарный дом Эльпит…
Четыре лифта ходили беззвучно вверх и вниз. Утром и вечером, словно по волшебству, серые гармонии труб во всех 75 квартирах наливались теплом. В кронштейнах на площадках горели лампы… В недрах квартир белые ванны, в важных полутемных передних тусклый блеск телефонных аппаратов… Ковры… В кабинетах беззвучно-торжественно. Массивные кожаные кресла. И до самых верхних площадок жили крупные массивные люди. Директор банка, умница, государственный человек с лицом Сен-Бри из “Гугенотов", золотистые выкормленные женщины, всемирный феноменальный бассолист, еще генерал, еще… И мелочь: присяжные поверенные в визитках, доктора по абортам…
Большое было время…
И ничего не стало. Вот тогда у ворот, рядом с фонарем (огненный "No 13"), прилипла белая таблица и странная надпись на ней:"Рабкоммуна". Во всех 75 квартирах оказался невиданный люд. Пианино умолкли, но граммофоны были живы и часто пели зловещими голосами. Поперек гостиных протянулись веревки, а на них сырое белье. Примусы шипели по-змеиному, и днем, и ночью плыл по лестницам щиплющий чад. Из всех кронштейнов лампы исчезли, и наступал ежевечерне мрак.
В нем спотыкались тени с узлом и тоскливо вскрикивали:
- Мань, а Ма-ань! Где ж ты? Черт те возьми!"
Своего жилища М. А. Булгаков, конечно, стыдился, но вплоть до 1924 г. у него не было возможности переехать в другую комнату или другой дом. Как правило, в гости в "проклятую" квартиру знакомых не приглашал: "Вообразите, входит Ильчин и видит диван, а обшивка распорота и торчит пружина, на лампочке над столом абажур сделан из газеты, и кошка ходит, а из кухни доносится ругань Аннушки".
Но несмотря на нестерпимо бедственное положение, когда на писательском столе стояла дешевенькая чернильница и пачка старых, а не свежих газет, когда ночью болели бока от ржавых пружин, когда приходилось вычитывать письма безграмотных рабкоров до утра, квартира № 50 все-таки стала местом написания первого большого романа о родном городе, теплом доме и страшных годах Гражданской войны. Именно "нехорошая" квартира стала писательской лабораторией, где рождалась "Белая гвардия": "Дом спал. Я глянул в окно. Ни одно в пяти этажах не светилось, я понял, что это не дом, а многоярусный корабль, который летит под неподвижным черным небом. Меня развеселила мысль о движении.
Так я начал писать роман. Я описал сонную вьюгу. Постарался изобразить, как поблескивает под лампой с абажуром бок рояля. Это не вышло у меня. Но я стал упорен".
Булгаков стал по-писательски упорен и благодаря этому из-под пера стали выходить не только рассказы для газет и журналов, но и большие работы: "Дьяволиада", "Роковые яйца", "Записки на манжетах" - принесшие известность и признание писательского таланта М.А. Булгакову.
Есть несколько десятков московских адресов - квартиры, в которых Булгаков жил или часто бывал у родных и знакомых. Так почему же именно в эту, нелюбимую, вселил он своих героев, дав в последнем романе абсолютно точный, узнаваемый адрес своего первого московского пристанища: Садовая, дом "покоем", 6-й подъезд. 5-й этаж (считая полуподвал первым этажом), квартира №50? Дал, наверняка осознавая, что рано или поздно прославит ее таким выбором?
Потому, может быть, что ему, внуку двух православных священников, сыну профессора Духовной академии, жизнь в этой квартире представилась в какой-то момент адом на земле, он и поселил в ней его представителей - Воланда со свитой?.. Неужели это и было то, что мы так долго и упорно строили, осуществленное в "одной, отдельно взятой" квартире-коммуне? Может быть, это и хотел сказать нам Булгаков, предостеречь нас?
"В это время Коровьев и Азазелло...сидели в столовой квартиры, доканчивая завтрак. Воланд, по своему обыкновению, находился в спальне...
- А что это за шаги такие на лестнице? - спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.
-А это нас арестовывать идут, - ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.
-А-а, ну-ну, - ответил на это Коровьев".
Не мечту ли об этой, совершенно недоступной советским людям в годы работы Булгакова над романом (когда у многих был приготовлен узелок с необходимыми вещами - на случай ночного ареста) безмятежности, стремился он выразить в этой исполненной непостижимого обаяния сцене?
В 2011 году к 120-летию писателя была открыта постоянная экспозиция в мемориальной комнате Михаила Афанасьевича:"Первый кабинет Булгакова-писателя". У Булгакова всегда был кабинет, со студенческих лет; кабинет врача в Никольском, в Вязьме и Киеве, когда он в 1918-1919 гг. в родительском доме на Андреевском спуске занимался частной врачебной практикой. В. Катаев пишет в повести "Алмазный мой венец: "У синеглазого был настоящий большой письменный стол, как полагается у всякого порядочного русского писателя, заваленный рукописями, газетами, газетными вырезками и книгами, из которых торчали бумажные закладки".
Теперь он уже не медик, а литератор. Писатель работал ночами, после трудового дня в Лито, беготни по Москве газетным репортером или отсиживания в редакции газеты "Гудок": "...Третья моя жизнь цвела у письменного стола, груда листов все пухла".
Экспозиция этой комнаты представляет собой образ "Первого кабинета Булгакова-писателя", который совмещал в себе функции гостиной, спальни и собственно кабинета.
Заваленный бумагами и книгами стол (символ творчества - служения литературе) как бы вытесняет из пространства комнаты другие предметы интерьера, утверждая тем самым приоритет "духовного над материальным" в системе ценностей писателя.
Эту же цель преследует заведомо гротескная несомасштабность стола другим предметам, которые на его фоне кажутся маленькими и незначительными . Такая мебель была действительно куплена Булгаковым по случаю, и Татьяна Николаевна говорила М. Чудаковой: "Это была будуарная мебель во французском стиле... она была слишком миниатюрной для довольно большой комнаты..." Несуразные и трогательные маленькие диван и пуфик, крошечный туалетный столик своими "игрушечными" размерами символизируют наивность попытки поиска дома, создания домашнего уюта в условиях пролетарского коммунистического окружения, шире - во враждебном материальном мире".
Летом 1924 года Булгаков переехал в подъезд напротив, в гораздо более спокойную квартиру, а вскоре и вовсе покинул этот дом, оставив в нем свою первую жену. После этого в квартире №50 еще несколько десятилетий была коммуналка, а потом несколько лет - "Гипротехмонтаж". Тогда-то, в начале 80-х, и началось паломничество в этот подъезд поклонников писателя.
Московские адреса, по которым жил писатель, и тем более те, по которым будто бы проживали его герои (и даже окна, из которых они вылетали), сначала никому не были известны. Только позже появились те люди, специальностью которых стало точнейшее знание местоположения того окна, из которого вылетела на метле Маргарита.
Первой вехой на пути поклонников Булгакова к лестнице дома №10 по Большой Садовой стал мемуарный очерк актера и литератора Владимира Левшина.
В 1971 году он рассказал в журнале "Театр", как в романе узнал антураж двух квартир этого дома, в которых, как выяснилось, последовательно жил Булгаков - сначала в 50-й, потом - всего несколько месяцев перед тем, как покинул дом и первую жену ,- в 34-й, в ней тогда и жил автор публикации.
Второй вехой стал документальный телефильм "Михаил Булгаков: Литературное наследство" (1978). Автором был К.Симонов. Тот же самый житель дома №10 рассказал уже с телеэкрана - то есть действительно миллионам телезрителей - о доме на Большой Садовой и о том, что именно квартира №50 отразилась в давно уже ставшем знаменитым романе. И вскоре после этого к дому, показанному с телеэкрана, потянулись посетители через этот самый асфальтовый двор прямо в указанный в романе подъезд.
70-е годы, а точнее - 1971-78 гг., - стали временем отождествления дома №10 по Большой Садовой, его подворотни-тоннеля, двора, подъезда №6 (счет подъездов в этом доме идет необычным образом - справа налево), квартиры №50 на 5-м этаже и особенно ведущей к ней лестницы не столько даже с первым местом обитания в Москве Михаила Булгакова, сколько с местом действия любимого романа.
Ведь в романе действительно оказались отражены и дверь, "ведущая в какую-то каморку" на площадке первого этажа, где сидел потрясенный своим визитом в квартиру покойного племянника Поплавский, и площадка четвертого этажа: на ней разыгрывается в романе несколько эпизодов с пресловутой Аннушкой (нашедшей на площадке "бриллиантовую подковку"…). И ее место жительства - квартира №48 - тоже четко обозначено в романе.
Прямое и даже преобладающее участие в граффити первых лет принимали студенты Московского Архитектурного института, а также, возможно, Строгановки. Все надписи 1983-1985 гг. были выполнены со строгим соблюдением выбранного печатного шрифта (черная тушь или, скорее, гуашь на белой клеевой краске выглядела очень впечатляюще). Все рисунки были профессиональны и очень выразительны.
Потом появилась сочувствующая заметка в "Известиях". На другой день после публикации "Нехорошей квартиры" по распоряжению райисполкома в подъезд №6 нагрянули три феи в ватниках с ведрами зеленой краски в руках. Удивительный музей исчез.
В течение нескольких месяцев стены оказались вновь заполнены - хотя техника по масляной краске была вынужденно иной. Эти рисунки наносились слой за слоем в течение последующих пятнадцати лет, когда стало ясно, что отказываться и далее от ремонта подъезда невозможно. И в середине августа 2000 года задуманный ремонт был сделан.
Начался новый этап граффити на лестнице Дома Булгакова. Но ненадолго. Однажды ночью неизвестные вандалы внесли в подъезд ведро черной, как деготь, краски и залили все работы, а заодно и ступени лестницы - ступени, по которым ходил когда-то сам Булгаков, а теперь с благоговением ступают поклонники писателя. На стенах появилась нецензурная брань и фашистские свастики. Это происходило в декабре 2006 года. Стены вновь пришлось покрасить.
Позже он возродился, хотя того изящного художества уже нет: гуашь не ложится на масляную краску. Все стало попроще, потопорнее.
Несмотря на все перипетии, выпавшие на долю этого места,оно и сейчас сохраняет свою удивительную загадочность и очарование.
Особняк Морозова, созданный по проекту Ф.О. Шехтеля на Спиридоновке, 17, в котором предположительно жила Маргарита. Вылетала она на метле из крайнего левого окна.
Автобусная прогулка начинается от Большой Садовой, 10 - первого московского адреса писателя, где он расположил в своем романе "нехорошую квартиру", проходит через Патриаршие пруды, где Михаил Афанасьевич любил гулять со своей Маргаритой. А если повезет с экскурсоводом, то можно будет узнать на какой именно остановке Кот Бегемот запрыгивал в трамвай и проследить путь погони Иванушки Бездомного за Воландом и его свитой.
Дом на Большой Садовой, 10 уникален тем, что в нем находится сразу 2 музея одного писателя -"Булгаковский дом" с театром "Бу" и государственная "Нехорошая квартира", в которой в мае 2007 был учрежден первый в России Государственный музей М.А. Булгакова.
В "Булгаковском доме" выставлен макет неустановленного памятника писателю на Патриарших Александра Рукавишникова, чья семья живет в этом доме с 1933 года. А возле входа посетителей встречает памятник Коровьеву и Бегемоту. В маленьком музее-квартире - множество фотографий, первые экземпляры книг...
"Булгаковский Дом" - это не только музей, но и культурный центр с артистическим кафе, где проводится множество разнообразных мероприятий. Кроме того, в культурном центре живет настоящий черный кот Бегемот, с характером, как у его литературного прототипа, действует "Почта любви", и работает телефонный аппарат, по которому можно поговорить с героями романа "Мастер и Маргарита".
Идея "Почты любви" родилась после того, как сотрудники музея начали находить записки посетителей с желаниями, адресованными Мастеру, Воланду и другим персонажам романа "Мастер и Маргарита". Для записок поставили ящик и ежегодно стали устраивать праздник исполнения желаний, когда письма отпускают в небо на воздушных шарах.
Михаил Афанасьевич приехал в Москву осенью 1921 г. "без денег, без вещей, чтоб остаться в ней навсегда". Конечно, одним из первых и самых животрепещущих вопросов стал "квартирный вопрос": "Самый переезд не составил для меня особенных затруднений, потому что багаж мой был совершенно компактен. Все мое имущество помещалось в ручном чемоданчике. Кроме того, на плечах у меня был бараний полушубок. Не стану описывать его. Не стану, чтобы не возбуждать в читателе чувство отвращения, которое и до сих пор терзает меня при воспоминании об этой лохматой дряни… И вот тут в безобразнейшей наготе предо мной встал вопрос… о комнате. Человеку нужна комната. Без комнаты человек не может жить. Мой полушубок заменял мне пальто, одеяло, скатерть и постель. Но он не мог заменить комнаты, так же как и чемоданчик. Чемоданчик был слишком мал. Кроме того, его нельзя было отапливать. И, кроме того, мне казалось неприличным, чтобы служащий человек жил в чемодане".
В Москву он приехал, чтобы начать новую жизнь - профессионального литератора, писателя, - с Кавказа, после неудавшихся попыток эмиграции. И сразу оказался в одной из первых рабочих коммун столицы.
Первым постоянным московским адресом, который оставил неизгладимый след в судьбе Булгакова, стала Большая Садовая улица д.10 кв. 50. Эта комната его сестры Надежды и ее супруга Андрея Земского для Булгакова была спасением! Именно так он отзывался о ней в письмах матери. И хотя Михаил Афанасьевич позволял себе иронически высказываться о своей "крыше": "Правда, это отвратительный потолок - низкий, закопченный и треснувший, но все же он потолок, а не синее небо в звездах над Пречистенским бульваром" - это была настоящая крыша над головой, которую он, к слову сказать, в голодные 1920-е гг. считал наивысшей радостью.
Атмосфера квартиры №50, в которой поселился Булгаков со своей женой Татьяной Николаевной, урожденной Лаппа, ярко описана в его рассказах тех лет:
"...человека, живущего полтора года в квартире №50, не удивишь ничем".
"...В десять с четвертью вечера в коридоре трижды пропел петух...Петух - не соловей и в довоенное время пел на рассвете.
...Вслед за вступительной петушиной фанфарой начался непрерывный вопль петуха. Затем завыл мужской голос. Но как! Это был непрерывный басовой вой в до-диез, вой душевной боли и отчаяния, предсмертный тяжкий вой. Захлопали все двери, загремели шаги". И приходится бросать только что со сладострастием развернутый томик Марка Твена и бросаться в коридор. А там сосед по квартире "драл пучками перья из хвоста у петуха, который бился в его руках..."("Самогонное озеро", 1923).
Соседкой была реальная женщина, Анна Горячева, о которой Т.Н. Лаппа вспоминает как о "скандальной бабе". Сам М.А. Булгаков делает Горячеву героиней своих рассказов "Самогонное озеро", "№ 13 - Дом Эльпит-Рабкоммуна" и "Театрального романа", "Мастера и Маргариты". О ней он пишет много, Аннушка (она же бабка Павловна, Аннушка Пыляева, Аннушка) становится символом страшного коммунального быта и скандалов, которые случаются там, где появляется она. Оттого и носит Аннушка прозвище "Чума".
Быт в квартире № 50 пугал не только пьяными поющими за стеной соседями, но и своей неустроенностью: отсутствием отопления, нестабильным водоснабжением, несоблюдением чистоты в квартире и многим другим. Так, в письме к сестре Наде за 1922 г. Булгаков пишет: "Я бы описал тебе, как у меня в комнате в течение ночи под сочельник и в сочельник шел с потолка дождь" или "Топить перестали в марте. Все переплеты покрылись плесенью". 1921-1922 гг. были самым сложным периодом жизни Михаила Афанасьевича, как впрочем, большинства москвичей: отсутствие рабочих мест, маленькая плата на государственных службах, сворачивание предприятий, голод. В феврале 1922 г. Булгаков запишет в дневник: "Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядьки немного муки, постного масла и картошки.…Обегал всю Москву - нет места… Валенки рассыпались".
Дом, который Булгаков называл проклятым, появляется и в повести "Тайному другу".
Здесь писатель приводит один из своих постоянно повторяемых диалогов с соседкой: "Каждую ночь в час я садился к столу и писал часов до трех-четырех. Дело шло легко ночью. Утром произошло объяснение с бабкой Семеновной.
- Вы что же это. Опять у вас ночью светик горел?
- Так точно, горел.
- Знаете ли, электричество по ночам жечь не полагается.
- Именно для ночей оно и предназначено.
- Счетчик-то общий. Всем накладно.
- У меня темно от пяти до двенадцати вечера.
- Неизвестно тоже, чем это люди по ночам занимаются. Теперь не царский режим.
- Я печатаю червонцы.
- Как?
- Червонцы печатаю фальшивые.
- Вы не смейтесь, у нас домком есть для причесанных дворян. Их можно туда поселить, где интеллигенция, нам рабочим, эти писания не надобны.
- Бабка, продающая тянучки на Смоленском, скорее частный торговец, чем рабочий.
- Вы не касайтесь тянучек, мы в особняках не жили. Надо будет на выселение вас подать.
- Кстати, о выселении. Если вы, Семеновна, еще раз начнете бить по голове Шурку и я услышу крик истязуемого ребенка, я подам на вас жалобу в народный суд, и вы будете сидеть месяца три, но мечта моя посадить вас на больший срок.
Для того, чтобы писать по ночам, нужно иметь возможность существовать днем. Как я существовал в течение времени с 1921 г. по 1923 г., я Вам писать не стану. Во-первых, Вы не поверите, во-вторых, это к делу не относится. Но к 1923 году я возможность жить уже добыл".
В рассказе "№ 13 - Дом Эльпит-Рабкоммуна" М.Булгаков описывает переломный момент в истории известнейшего московского доходного дома на Большой Садовой: "Так было. Каждый вечер мышасто-серая пятиэтажная громада загоралась сто семьюдесятьюокнами на асфальтированный двор с каменной девушкой у фонтана. На гигантском гладком полукруге у подъездов ежевечерне клокотали и содрогались машины, на кончиках оглоблей лихачей сияли фонарики-сударики. Ах, до чего был известный дом. Шикарный дом Эльпит…
Четыре лифта ходили беззвучно вверх и вниз. Утром и вечером, словно по волшебству, серые гармонии труб во всех 75 квартирах наливались теплом. В кронштейнах на площадках горели лампы… В недрах квартир белые ванны, в важных полутемных передних тусклый блеск телефонных аппаратов… Ковры… В кабинетах беззвучно-торжественно. Массивные кожаные кресла. И до самых верхних площадок жили крупные массивные люди. Директор банка, умница, государственный человек с лицом Сен-Бри из “Гугенотов", золотистые выкормленные женщины, всемирный феноменальный бассолист, еще генерал, еще… И мелочь: присяжные поверенные в визитках, доктора по абортам…
Большое было время…
И ничего не стало. Вот тогда у ворот, рядом с фонарем (огненный "No 13"), прилипла белая таблица и странная надпись на ней:"Рабкоммуна". Во всех 75 квартирах оказался невиданный люд. Пианино умолкли, но граммофоны были живы и часто пели зловещими голосами. Поперек гостиных протянулись веревки, а на них сырое белье. Примусы шипели по-змеиному, и днем, и ночью плыл по лестницам щиплющий чад. Из всех кронштейнов лампы исчезли, и наступал ежевечерне мрак.
В нем спотыкались тени с узлом и тоскливо вскрикивали:
- Мань, а Ма-ань! Где ж ты? Черт те возьми!"
Своего жилища М. А. Булгаков, конечно, стыдился, но вплоть до 1924 г. у него не было возможности переехать в другую комнату или другой дом. Как правило, в гости в "проклятую" квартиру знакомых не приглашал: "Вообразите, входит Ильчин и видит диван, а обшивка распорота и торчит пружина, на лампочке над столом абажур сделан из газеты, и кошка ходит, а из кухни доносится ругань Аннушки".
Но несмотря на нестерпимо бедственное положение, когда на писательском столе стояла дешевенькая чернильница и пачка старых, а не свежих газет, когда ночью болели бока от ржавых пружин, когда приходилось вычитывать письма безграмотных рабкоров до утра, квартира № 50 все-таки стала местом написания первого большого романа о родном городе, теплом доме и страшных годах Гражданской войны. Именно "нехорошая" квартира стала писательской лабораторией, где рождалась "Белая гвардия": "Дом спал. Я глянул в окно. Ни одно в пяти этажах не светилось, я понял, что это не дом, а многоярусный корабль, который летит под неподвижным черным небом. Меня развеселила мысль о движении.
Так я начал писать роман. Я описал сонную вьюгу. Постарался изобразить, как поблескивает под лампой с абажуром бок рояля. Это не вышло у меня. Но я стал упорен".
Булгаков стал по-писательски упорен и благодаря этому из-под пера стали выходить не только рассказы для газет и журналов, но и большие работы: "Дьяволиада", "Роковые яйца", "Записки на манжетах" - принесшие известность и признание писательского таланта М.А. Булгакову.
Есть несколько десятков московских адресов - квартиры, в которых Булгаков жил или часто бывал у родных и знакомых. Так почему же именно в эту, нелюбимую, вселил он своих героев, дав в последнем романе абсолютно точный, узнаваемый адрес своего первого московского пристанища: Садовая, дом "покоем", 6-й подъезд. 5-й этаж (считая полуподвал первым этажом), квартира №50? Дал, наверняка осознавая, что рано или поздно прославит ее таким выбором?
Потому, может быть, что ему, внуку двух православных священников, сыну профессора Духовной академии, жизнь в этой квартире представилась в какой-то момент адом на земле, он и поселил в ней его представителей - Воланда со свитой?.. Неужели это и было то, что мы так долго и упорно строили, осуществленное в "одной, отдельно взятой" квартире-коммуне? Может быть, это и хотел сказать нам Булгаков, предостеречь нас?
"В это время Коровьев и Азазелло...сидели в столовой квартиры, доканчивая завтрак. Воланд, по своему обыкновению, находился в спальне...
- А что это за шаги такие на лестнице? - спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.
-А это нас арестовывать идут, - ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.
-А-а, ну-ну, - ответил на это Коровьев".
Не мечту ли об этой, совершенно недоступной советским людям в годы работы Булгакова над романом (когда у многих был приготовлен узелок с необходимыми вещами - на случай ночного ареста) безмятежности, стремился он выразить в этой исполненной непостижимого обаяния сцене?
В 2011 году к 120-летию писателя была открыта постоянная экспозиция в мемориальной комнате Михаила Афанасьевича:"Первый кабинет Булгакова-писателя". У Булгакова всегда был кабинет, со студенческих лет; кабинет врача в Никольском, в Вязьме и Киеве, когда он в 1918-1919 гг. в родительском доме на Андреевском спуске занимался частной врачебной практикой. В. Катаев пишет в повести "Алмазный мой венец: "У синеглазого был настоящий большой письменный стол, как полагается у всякого порядочного русского писателя, заваленный рукописями, газетами, газетными вырезками и книгами, из которых торчали бумажные закладки".
Теперь он уже не медик, а литератор. Писатель работал ночами, после трудового дня в Лито, беготни по Москве газетным репортером или отсиживания в редакции газеты "Гудок": "...Третья моя жизнь цвела у письменного стола, груда листов все пухла".
Экспозиция этой комнаты представляет собой образ "Первого кабинета Булгакова-писателя", который совмещал в себе функции гостиной, спальни и собственно кабинета.
Заваленный бумагами и книгами стол (символ творчества - служения литературе) как бы вытесняет из пространства комнаты другие предметы интерьера, утверждая тем самым приоритет "духовного над материальным" в системе ценностей писателя.
Эту же цель преследует заведомо гротескная несомасштабность стола другим предметам, которые на его фоне кажутся маленькими и незначительными . Такая мебель была действительно куплена Булгаковым по случаю, и Татьяна Николаевна говорила М. Чудаковой: "Это была будуарная мебель во французском стиле... она была слишком миниатюрной для довольно большой комнаты..." Несуразные и трогательные маленькие диван и пуфик, крошечный туалетный столик своими "игрушечными" размерами символизируют наивность попытки поиска дома, создания домашнего уюта в условиях пролетарского коммунистического окружения, шире - во враждебном материальном мире".
Летом 1924 года Булгаков переехал в подъезд напротив, в гораздо более спокойную квартиру, а вскоре и вовсе покинул этот дом, оставив в нем свою первую жену. После этого в квартире №50 еще несколько десятилетий была коммуналка, а потом несколько лет - "Гипротехмонтаж". Тогда-то, в начале 80-х, и началось паломничество в этот подъезд поклонников писателя.
Московские адреса, по которым жил писатель, и тем более те, по которым будто бы проживали его герои (и даже окна, из которых они вылетали), сначала никому не были известны. Только позже появились те люди, специальностью которых стало точнейшее знание местоположения того окна, из которого вылетела на метле Маргарита.
Первой вехой на пути поклонников Булгакова к лестнице дома №10 по Большой Садовой стал мемуарный очерк актера и литератора Владимира Левшина.
В 1971 году он рассказал в журнале "Театр", как в романе узнал антураж двух квартир этого дома, в которых, как выяснилось, последовательно жил Булгаков - сначала в 50-й, потом - всего несколько месяцев перед тем, как покинул дом и первую жену ,- в 34-й, в ней тогда и жил автор публикации.
Второй вехой стал документальный телефильм "Михаил Булгаков: Литературное наследство" (1978). Автором был К.Симонов. Тот же самый житель дома №10 рассказал уже с телеэкрана - то есть действительно миллионам телезрителей - о доме на Большой Садовой и о том, что именно квартира №50 отразилась в давно уже ставшем знаменитым романе. И вскоре после этого к дому, показанному с телеэкрана, потянулись посетители через этот самый асфальтовый двор прямо в указанный в романе подъезд.
70-е годы, а точнее - 1971-78 гг., - стали временем отождествления дома №10 по Большой Садовой, его подворотни-тоннеля, двора, подъезда №6 (счет подъездов в этом доме идет необычным образом - справа налево), квартиры №50 на 5-м этаже и особенно ведущей к ней лестницы не столько даже с первым местом обитания в Москве Михаила Булгакова, сколько с местом действия любимого романа.
Ведь в романе действительно оказались отражены и дверь, "ведущая в какую-то каморку" на площадке первого этажа, где сидел потрясенный своим визитом в квартиру покойного племянника Поплавский, и площадка четвертого этажа: на ней разыгрывается в романе несколько эпизодов с пресловутой Аннушкой (нашедшей на площадке "бриллиантовую подковку"…). И ее место жительства - квартира №48 - тоже четко обозначено в романе.
Прямое и даже преобладающее участие в граффити первых лет принимали студенты Московского Архитектурного института, а также, возможно, Строгановки. Все надписи 1983-1985 гг. были выполнены со строгим соблюдением выбранного печатного шрифта (черная тушь или, скорее, гуашь на белой клеевой краске выглядела очень впечатляюще). Все рисунки были профессиональны и очень выразительны.
Потом появилась сочувствующая заметка в "Известиях". На другой день после публикации "Нехорошей квартиры" по распоряжению райисполкома в подъезд №6 нагрянули три феи в ватниках с ведрами зеленой краски в руках. Удивительный музей исчез.
В течение нескольких месяцев стены оказались вновь заполнены - хотя техника по масляной краске была вынужденно иной. Эти рисунки наносились слой за слоем в течение последующих пятнадцати лет, когда стало ясно, что отказываться и далее от ремонта подъезда невозможно. И в середине августа 2000 года задуманный ремонт был сделан.
Начался новый этап граффити на лестнице Дома Булгакова. Но ненадолго. Однажды ночью неизвестные вандалы внесли в подъезд ведро черной, как деготь, краски и залили все работы, а заодно и ступени лестницы - ступени, по которым ходил когда-то сам Булгаков, а теперь с благоговением ступают поклонники писателя. На стенах появилась нецензурная брань и фашистские свастики. Это происходило в декабре 2006 года. Стены вновь пришлось покрасить.
Позже он возродился, хотя того изящного художества уже нет: гуашь не ложится на масляную краску. Все стало попроще, потопорнее.
Несмотря на все перипетии, выпавшие на долю этого места,оно и сейчас сохраняет свою удивительную загадочность и очарование.