Невозможно поверить
С непростительным опозданием узнал, что умер Алексей Парщиков.
Мы дружили в восьмидесятые. Это было неповторимое время, когда непризнанные, но очень талантливые люди, вопреки всему, писали и читали друг другу поэзию, на публикацию которой не было никакой надежды. Мы помогали друг другу во всем, бескорыстно и абсолютно искренне. Где мог, я его проталкивал. Это не как сейчас - когда даже близкие друг другу литераторы не читают друг друга. Мы читали. Дружили семьями. Моя дочь Настя носила то, из чего вырастал его Тимофей.
Потом он уехал в Америку. Потом нарисовался в Европе. Его дамы сердца были несколько экзотическими. Он надолго пропадал, потом неожиданно появлялся. Когда я поселился на Ленинградке, оказалось, что в соседнем доме, окно в окно, живет приехавший на какой-то период в Москву Алексей. Ну и тряхнули стариной, как говорится, не заботясь о печени.
Ольга Свиблова не разрешала ему видеться с Тимофеем. То есть разрешала, но брала за это с него, нищего, деньги. Была такса - столько-то в час. Морально для Алексея это было очень тяжело. Теперь Тимофей модный фотограф, фамилия Парщиков продолжает мелькать. Хоть о поэте Алексее Парщикове нынешняя литературная молодежь знает понаслышке.
Потом доходили слухи, что он заболел. Не пьет.
В прошлом году встретились на каком-то литературном вечере в Москве. Он был весь перекошенный, прохрипел, что это не инсульт, как может показаться, а результат неудачной операции. Он был так рад, что практически заплакал. Это было очень трогательно. Обменялись новыми телефонами.
И ни разу ими не воспользовались.
Как настоящий поэт, он всегда всему удивлялся. Мне нравилось, как он удивляется, и я любил его удивлять. В стихах он разбирал мир на составные части, очень мелкие, разглядывал их и собирал снова. В результате получалось что-то неведомое.
И как настоящий поэт, он всю жизнь прожил в бедности. Этому почему-то никто не верит. Он привык обходиться малым и на большее не рассчитывал. По-державински широкий в стихах, он в быту был скромным и даже аскетичным человеком. С годами это свойство его натуры его не покинуло.
Вспоминается в общем-то всякая ерунда. Приду в себя - напишу что-то более содержательное.
Пишут, что вроде умер во сне. То есть заснул себе и уже не проснулся. 55 лет. Для поэта, кстати, не так мало. Не живут наши поэты долго.
А он был именно поэт, а не литератор. То есть воспринимал мир иначе, чем мы, не поэты. Он мог бы вообще ничего не написать, и все равно был поэтом.
Был... Это прошедшее время, его трудно выговорить.