Ангельская Ангелина
Один из тех случаев, когда человек, известный тебе до сих пор лишь как бледная фигура из окружения другого человека, оказывается кем-то гораздо большим…
Ангелина Блок родилась в семье профессора права Варшавского университета Александра Львовича Блока и его супруги Марии Тимофеевны Блок, урождённой Беляевой. Для Александра Львовича этот брак был вторым - в 1878 г. в возрасте 27 лет он женился на 18-летней дочери ректора Санкт-Петербургского университета Александре Андреевне Бекетовой. Этот брак продлился два с половиной года - приехав в октябре 1880 г. из Варшавы в Петербург на защиту магистерской диссертации мужа, беременная вторым ребёнком (первый родился мёртвым) Александра Андреевна под предлогом близких родов отказалась возвращаться обратно. Александр Львович вынужден был уехать в Варшаву один. В ноябре родился мальчик, названный Александром, но его мать так и не пожелала вернуться к мужу, объясняя это его невыносимым характером.
На требования Александры Андреевны дать ей развод Александр Львович долгие годы отвечал категорическим отказом. Положение изменилось только в 1889 г., когда он встретил женщину, ставшую его второй женой. Мария Тимофеевна Беляева родилась в традиционной военной семье. Несколько поколений её предков были офицерами, отец Тимофей Михайлович Беляев дослужился до генерала от артиллерии. Мария была старшим ребёнком в семье, в которой помимо неё было ещё пять братьев, все из которых избрали военную карьеру, в том числе Иван Тимофеевич Беляев - в будущем знаменитый русский колонизатор Парагвая. Его написанные в эмиграции мемуары «Записки русского изгнанника» являются одним из основных источников сведений о Марии Тимофеевне и её дочери.
После окончания Смольного института в Петербурге Мария Беляева переехала в Варшаву, где служил её отец. Там она преподавала в гимназии, там же в одной из местных православных церквей произошло её знакомство с Александром Львовичем Блоком. По воспоминаниям И.Т. Беляева, его сестра с детских лет отличалась глубокой и горячей религиозностью, которую пронесла через всю жизнь. Александр Львович в это время уже вовсю двигался в сторону религиозного и политического консерватизма, который приведёт его в будущем в ряды Союза Русского Народа. 30 июля 1890 г. состоялось венчание 37-летнего профессора А.Л. Блока и 23-летней Марии Беляевой. В свой медовый месяц молодые отправились в паломничество по святыням Петербурга и Новгорода.
Мария Тимофеевна Беляева
Первый ребёнок, как и в предыдущем браке Александра Львовича, родился мёртвым. Наконец, 16 марта 1892 г., после тяжёлых трёхдневных родов, на свет появилась дочь, которую по совету деда - участника войны с турками на Балканах - назвали Ангелиной, в честь святой Ангелины деспотиссы Сербской. Радость родителей была безмерной, но со временем скверный характер Александра Львовича вновь стал давать о себе знать. Спустя 4 года после рождения дочери Мария Тимофеевна, как и первая жена профессора Блока, под благовидным предлогом уехала от него в Петербург чтобы больше никогда не вернуться. Поселившись у своих братьев, Мария Тимофеевна поступила работать классной дамой в Екатерининскую гимназию ведомства Императрицы Марии.
Несмотря на семейные катастрофы, Александр Львович через письма и периодические приезды в Петербург продолжал поддерживать отношения с обеими своими бывшими жёнами, и со временем стал предпринимать попытки подружить между собой своих сына и дочь. В письмах к сыну, начиная с 1902 г., он неоднократно просил его повидаться с сестрой. Ангелина к тому времени уже училась в Екатерининской гимназии, где преподавала её мать. По воспоминаниям их родственницы Е.С. Герцог, «это была прелестная, милая девушка, умная, развитая». И.Т. Беляев в своих мемуарах утверждает, что они вместе с матерью вели «тихую, почти монастырскую жизнь». Позднее Блок упоминал, что видел сестру десятилетней, однако их близкое знакомство состоялось только после смерти отца, случившейся 1 декабря 1909 г.
Ангелина с матерью. Ок. 1902 г.
В письме матери из Варшавы от 9 декабря 1909 г. Блок рассказал, что сблизился с Ангелиной и описал свои впечатления: «Сестра интересная и оригинальная и чистая, у нас много общих черт (напр. - “ирония”), но в чём-то очень существенном - коренная разница, кажется в том, что она - не мятежна». В письме же жене он сообщал: «Моя сестра и её мать настолько хороши, что я даже чувствую близость к ним обеим. Ангелина интересна и оригинальна и очень чистая, но совсем ребёнок, несмотря на 17 лет. Мария Тимофеевна удивительно простая и добрая». После вскрытия квартиры Александра Львовича выяснилось, что он оставил богатое наследство. По утверждению И.Т. Беляева, всё оно было завещано сыну, но Блок «с редким великодушием» отдал половину Ангелине. Это подтверждает и письмо Блока матери: «Ты спрашиваешь, как мы делились? - Поровну, и вышло очень много».
Однако уже в письмах из Варшавы начинает проявляться враждебность Блока к семье Беляевых, которая со своими традиционными религиозными и государственными ценностями всё более становилась для него воплощением «страшного мира». На саму Ангелину это чувство никогда не распространялось. В письме, написанном матери в начале 1910 г. после первой встречи с сестрой в Петербурге по возвращении из Варшавы, Блок сообщал: «Ангелина, говорит Люба, прелесть. Я того же мнения. Но окружают её православные горбуны. Впрочем, ей самой это не опасно, только затрудняет доступ к ней». В облике сестры для Блока «было, вне всяких сомнений, что-то из ряду вон высокое и безукоризненно светлое».
Семейная фотография Беляевых. Ангелина стоит третья справа за спиной у матери
В течение всего 1910 года брат и сестра неоднократно встречались. По воспоминаниям И.Т. Беляева, Блок всё время «проводил с сестрою, сидя на диванчике в тёмном углу зала. Ангелина, прелестная, чистая, даже святая девушка с привлекательной наружностью, с нежным сердцем, сильно реагировала на всё, что могло коснуться её брата, который, со своей стороны, почувствовал к ней неотразимое влечение. О чём они беседовали, посторонние могли только догадываться».
Как и её знаменитый брат, Ангелина была не чужда поэзии. Ещё в 1908 г. Александр Львович сообщал сыну, что «Ангелиночка… читала все твои лирические драмы и сама стихотворит». Теперь во время одной из встреч она показала брату свою поэму об околдованной девушке. В дневниковых записях за февраль 1910 г. Блок частично пересказал её, перемежая цитатами, но оставил без комментариев, а по поводу стихов Ангелины, показанных ему позднее, записал в декабре 1913 г.: «Плохие, с хорошими девическими чувствами».
В 1910 г. Ангелина поступила в Императорский женский педагогический институт, готовивший преподавательниц для гимназий и классных и домашних наставниц. Институт располагался на Малой Посадской улице, а Блоки в это время жили неподалёку - на углу Большой и Малой Монетной, поэтому Ангелина стала ещё чаще видеться с братом. Упоминания об этих встречах многократны в письмах Блока к матери этого времени. По свидетельству И.Т. Беляева, Ангелина «сильно реагировала на всё, что могло коснуться её брата» и преданно любила его. «К брату у неё было какое-то благоговейное чувство; она гордилась им» (Е.С. Герцог).
Блок тоже находился под впечатлениями от встреч с сестрой. Заканчивая вторую редакцию поэмы «Возмездие», 3 января 1911 г. он сообщил в письме матери, что собирается посвятить её Ангелине. И действительно, в черновом автографе поэмы значится: «Посвящается сестре моей Ангелине Блок». В начале марта 1911 г. Блок познакомил сестру с поэмой. К его удивлению и радости, «Возмездие» ей понравилось. Это зародило в поэте надежду на то, что его собственный мятежный дух всё-таки не совсем чужд Ангелине и у него может получиться вывести её «из мрака, её окружающего» (запись в дневнике от 6 мая 1911 г.).
Подобные попытки Блок предпринимал в течение двух последующих лет. Однако религиозные чувства Ангелины оказались для него слишком сильными и искренними. Их троюродная сестра В.К. Берхман, родная сестра которой, поэтесса Татьяна Берхман, училась и дружила с Ангелиной, вспоминала: «Ангелина была очень церковна, религиозна и православна. Ни Блок, ни моя сестра этим не отличались. Ангелина убеждала Блока вернуться к религии, но он говорил, что у него своя вера».
Следуя совету брата, Ангелина стала посещать Религиозно-философское общество. Так, 22 ноября 1912 г. она присутствовала на заседании, посвящённом обсуждению того, откуда произошла «мрачная сущность православия». Профессору Б.В. Никольскому оппонировали Д.С. Мережковский, А.В. Карташов и Е.П. Иванов, выступление которого особенно понравилось Ангелине. «Она была так мила, внимательна. Её поразило всё, она рада, может быть, это принесёт ей новое», - записал Блок в своём дневнике. Однако, судя по последовавшей вскоре записи, новое увлечение дочери не вызвало восторга у Марии Тимофеевны: «Ангелина звонила по телефону, взволнована. Просит пока не посылать повестки на религиозно-философские собрания, что-то у них деется, мамаша её, вероятно, её преследует серьёзно».
В том же году Ангелина оказалась втянута в церковный скандал вокруг Саратовского епископа Гермогена, боровшегося с Распутиным. 17 января 1912 г. Николай II подписал указ об отстранении Гермогена от управления епархией, что вызвало волнение среди симпатизировавших популярному епископу прихожан. В числе последних оказалась однокурсница и подруга Ангелины Клавдия Сергеева. Как записал 18 марта в дневнике со слов сестры Блок, Клавдия «в часовне Спасителя упала в ноги случайно приехавшему царю и сказала ему: “Царь-батюшка, помилуй святителя”. - “Какого?” - спросил царь. - “Гермогена”. “…Скоро, скоро”, - ответил царь и велел её не трогать», но «едва он уехал, шесть сыщиков ухватили её и стащили в участок. Продержали там недолго - часа три». Клавдия Сергеева теперь жила у Ангелины на Сергиевской улице, а Блок, сам симпатизировавший Распутину, сокрушался в дневнике, что его сестра - «глупая девчонка» - попала под её влияние и для неё «преосвященный Гермоген - подлинная церковь, тот круг (…), к которому примкнула она. Гермоген - вполне свят. Илиодор (“отец”) меньше, но и он. Распутин - враг».
В начале 1913 г. тон дневниковых записей Блока об Ангелине становится более жёстким. 13 января после разговора, в котором Ангелина заявила ему, что Мережковский подозрителен, а Леонида Андреева читать вредно, Блок записывает: «Жизнь идёт своим путём и загоняет мокриц постепенно во всё более зловонные ямы. Я бы радовался этому, если бы жертвой не была моя сестра… Что будет с девушкой, которая растёт среди тихих сумасшедших», и заключает: «Ангелина “правеет” - мерзость, исходящая от m-me Блок, на ней отразилась». Через месяц он с ещё большим негодованием без всякого внешнего повода напишет о Марии Тимофеевне, после чего, судя по последующим записям, оставит свои попытки «перевоспитать» сестру.
В 1914 г. Ангелина с золотой медалью закончила Педагогический институт, но сохранившееся в детства заикание помешало ей стать учительницей. В связи с началом войны они с матерью приняли решение стать сёстрами милосердия. Уже в октябре 1914 г. Ангелина ухаживала за ранеными в Обуховской больнице.
Имя Ангелины вновь появилось в переписке и записных книжках Блока в ноябре 1915 г., когда зашла речь о призыве ратников 2-го разряда, к которым он относился. Ангелина с готовностью взялась похлопотать за брата у дяди Ивана Тимофеевича Беляева, описавшего этот разговор в своих воспоминаниях:
«Ангелиночка, как всегда застенчивая, робко подошла ко мне.
- Дядя Ваня, у меня к тебе большая просьба!
- Прикажи!
- Александра Александровича призывают. Он хотел бы узнать, не возьмёшь ли ты его к себе вольноопределяющимся?
- С радостью! Будь спокойна, я сделаю для него всё.
Она бросила на меня благодарный взгляд: “Ты знаешь, он очень изнежен. Утром он не может встать с постели, не напившись чаю. Он боится всех этих суровых испытаний, которым он будет подвергаться у вас”.
- Пусть не боится, мы его побережём. Я буду держать его у себя в штабе, он помаленьку втянется в нашу жизнь, сам не замечая. Без чая мы его не выпустим, - прибавил я, смеясь, - если я сам не буду иметь чего-либо, он всегда получит желаемое».
Однако в тот раз призыв Блока не состоялся. Лишь несколько месяцев спустя он был зачислен в инженерно-строительную дружину Союза земств и городов.
По воспоминаниям И.Т. Беляева, в конце 1916 г. у Марии Тимофеевны и Ангелины «уже назревало решение уйти в монастырь; они уже вели об этом переговоры с Леушинским подворьем. Ангелиночка с Лилей, дочерью старшего брата, которая тоже впала в пиетизм, всё время бегали туда, изображая послушниц». На самом деле Лиля - Елизавета Сергеевна Беляева - к тому времени уже была монахиней под именем Евфросинии. Она приняла тайный постриг в 1914 г. во время тяжёлой болезни. Своё монашество ей пришлось скрывать до 1955 г., когда она смогла поселиться близ Троице-Сергиевой лавры и трудиться алтарницей в Покровском храме Московской духовной академии.
После февральского переворота и крушения монархии Ангелина с матерью и Елизаветой уехали из Петрограда в Новгород, где стали служить в Новгородском епархиальном лазарете. Он размещался в епархиальном доме Новгородского кремля и находился в ведении викарного епископа Тихвинского Алексия (Симанского), будущего патриарха. Несмотря на отъезд, Ангелина продолжала общение с братом. Их письма за этот период не сохранились, но Надежда Павлович в своих мемуарах сообщает, что Блок послал в Новгород оттиск из «Русской мысли» с прологом и первой главой поэмы «Возмездие», а Ангелина в ответ отправила «ему в подарок иконку св. Софии Премудрости Божьей, новгородского образца, в виде огненного ангела на престоле, с тороками возле ушей, в знак всеслышанья».
Обстоятельства жизни Ангелины в Новгороде, её болезни и смерти известны из двух писем, написанных её дяде Сергею Тимофеевичу Беляеву в марте 1918 г. её матерью и двоюродной сестрой Лизой. Ангелина, вспоминала Мария Тимофеевна, «в последние годы служила только Богу и ради Него ближним; а когда попала в Новгород, то радовалась, будто нашла последнее пристанище. Её радовало, что здесь все служат ближним ради Господа, с постоянным призыванием Его Святого имени».
В госпитале к Ангелине все относились с «величайшей нежностью и любовью»; «её любили и ценили». Не жалея своих душевных и физических сил, она ухаживала за ранеными. 4 февраля 1918 г., заразившись от них, Ангелина заболела, но работу не оставила. «Несколько дней перемогалась, - сообщала брату Мария Тимофеевна, - и скрывала свою болезнь, т.к. много было больных и она не хотела бросать работу». Однако вскоре силы иссякли и Ангелина слегла. «Наверное, у меня воспаление мозга, никогда в жизни так голова не болела», - призналась она матери. Чтобы облегчить головные боли, Ангелине обрезали волосы и прикладывали к голове лёд. Её страдания пытались облегчить и духовные лица: «В первый же день её духовник, чудный старец Гавриил, приобщил её; потом её навестил случайно пришедший схимник, который редко выходит из затвора». Созвали врачебный консилиум, но медики уже не могли ничего сделать.
«Ангелиночка уходила от нас так дивно, - вспоминала её двоюродная сестра Елизавета Беляева, - что я не могла желать её выздоровления… Она умирала как святая, окружённая святынями, частицами Мощей, Иконами… Боли в головке были смертельные, она очень страдала, но жалоб даже не было, и в день Соборования со стоном повторяла: “Ах, как мне хорошо”». Мария Тимофеевна сообщала в письме к брату: «Все батюшки приходили её навещать, благословлять и молиться; потом приехали матушки и остались в Новгороде; оттуда или из Кириллова они каждый день приходили и проводили у неё почти весь день… Из Десятинного монастыря принесли икону св. Великомученика Пантелеймона, и она провела у нас ночь. Владыка Алексий сразу же пришёл навестить Ангелиночку, побеседовал с нею и так был тронут её терпением, покорностью и желанием идти в Отечество Небесное, что приходил потом каждый день и последний раз ушёл от неё только за полчаса до кончины».
Ангелина умерла 20 февраля 1918 г. В письме брату Сергею её мать сообщала: «Службы около её гроба - это было такое торжество, такие дивные, неизвестные мне прежде песнопения, столько больных, немощных, монахинь и батюшек, поминавших её добром за ласку и посильную помощь, что мне дивно было видеть это. Отец Гавриил сказал, что тот уголок, где она лежит, святой и что благодати удостоился тот, кто помолился около неё и за неё. Владыка тоже в прощальном слове сказал, что дни молитвы около её гроба были днями глубокого умиления и духовной радости, что молиться за неё удивительно легко, но что молитва эта скорей нужна нам, чем ей. Митрополит Арсений тоже написал матушкам и отцу Стягову, что она была неземная, с потусторонним взглядом, и что Господь взял её к Себе, потому что она была готова для вечной жизни».
«Когда возвращаюсь к житейскому, то очень тяжело думать, как она, бедная, уставала, как буквально положила жизнь свою за ближних, как она страдала во время болезни, и как теперь пуста будет жизнь без неё». Но мать подкрепляли «многочисленные знаки милости Божией к Ангелиночке»: «Господь во время её болезни и после кончины так осыпал её знаками Своей любви через Своих святых и Своих рабов, что, несмотря на всю скорбь, я радовалась, как написал мне Владыка Алексий на иконе, которую он мне дал в память о днях великой скорби, но и вместе высокого духовного умиления и благодатного утешения, в знамение благословения и Покрова Матери Божией над нею и над пребывающей в горних обителях, в неизреченной радости, девой Ангелиной».
Мария Тимофеевна пережила дочь на четыре года и умерла 24 января 1922 г. Мать и дочь похоронены в одной могиле в новгородском Мало-Кирилловском скиту.
Блок откликнулся на смерть сестры дневниковой записью от 24 марта 1918 г.: «Ангелина умерла… Её хоронили “как святую”, с крестным ходом». Евгения Книпович сохранила в своих мемуарах запись разговора с поэтом: «Сегодня я узнал, что моя сестра умерла… Странно, когда так смерть подходит. Она должна была умереть - её так и воспитывали - к смерти. Я её поздно узнал. С ней хорошо было».
Источник: Е.В. Сафронова, Е.С. Кравченко. Александр Львович Блок. Биография ученого. М., 2013