Разбор книги Б.Кутузова «Тайная миссия патриарха Никона» - 4
(продолжение)
Продолжим. Расшифровку принятых сокращений см. в предыдущей части.
Кутузов:
С: «постави Господи законодавца над ними» (9, 21);
Н: «законоположителя».
Правщики явно не уважали своих предшественников-переводчиков, не останавливаясь и перед вводом сомнительных неологизмов (греческий текст см. в главе 3).
Смотрим 3-ю главу:
С: постави Господи законодавца надъ ними (9, 21)
νομοθέτην.
Н: законоположителя.
Пс. XIII: законодавца.
Пс. К: законодавца.
Пс. Макс. Гр.: законоположника - буквальная передача состава греческого слова. Замена старого перевода неоправдана.
Вероятно, этот эпизод показался Кутузову наиболее возмутительным, так как он вновь возвращается к нему в другом месте третьей главы:
С: законодавца (9,21).
νομοθέτην.
Н: законоположителя.
Пс.ХIII: законодавца.
Пс. Макс. Гр: законоположника. Послениконовский текст и перевод Максима Грека, действительно, буквально передают состав греческого слова, но, как уже говорилось, крайность буквализма может стать уязвимым местом перевода.
Пс. К: законодавца.
Не даёт, бедняге, покоя прп.Максим Грек. Но претензии к нему, в данном случае, несправедливы, о чём я уже писал в предыдущей части: все подобные словоформы в «Толковой Псалтири» были введены толмачами, основывавшимися на латинском переводе Максима.
Далее в первой главе Кутузов приводит ещё один подобный фрагмент, снабжая никоновский текст уничтожающей резолюцией:
С: «благ и прав Господь, сего ради закон положит согрешающим на пути» (24,8);
Н: «законоположит». Порча языка.
И, конечно же, рассматривая это же место в третьей главе, автор вновь нападает на прп.Максима:
С: благъ и правъ Господь сего ради законъ положитъ согрешающимъ на пути (24,8).
...νομοθετήσει...
Н: ...законоположит...
Пс. XIII: ...законъ дастъ... Пс. Макс. Гр: ...законоположитъ... И в этом случае Максим Грек механически переносит законы древнегреческого языка на славянский, изобретая громоздкий неологизм, далеко не украшающий славянский язык.
Пс. К: законъ положить.
Итак, из приведенных вариантов, вероятно, наиболее удачный - закон положит.
По-поводу «сомнительного неологизма» и «порче языка» Кутузов несколько преувеличивает. Достаточно, просмотреть тексты многих старых книг, чтобы убедиться в допустимости и оправданности использования подобной словоформы. Примеры такого использования в Псалтирях приводит архимандрит Амфилохий (см. во втором томе его труда «Древле-славянская Псалтырь Симоновская до 1280 г...» на стр.73, 350, 374).
А вот, например, как выглядит то же место в Острожской Библии: «законоположитъ съгрешающимъ на пути» (такая же словоформа используется и в иных местах данного издания: в Псалме 118-м, в 4 главе послания ап.Иакова, в 9 главе послания ап.Павла к Римлянам, и в 17 главе Второзакония).
Надо сказать, что я в прошлый раз несколько поспешил с утверждением о тождественности текстов Острожской Библии и Псалтири 1646 года, что и выявляет данный фрагмент, но в этом случае О.Б. просто чётко следует тексту Геннадиевой Библии 1499 года, бывшей для неё образцом. Так что, если уж и говорить об изобретении «громоздкого неологизма» (кстати в дониконовских Псалтирях встречаются не менее громоздкие словоформы, вроде «законопреступовахоу» в тексте 118 псалма Киевской Псалтири 1397 года), то, естественно, не следует приписывать это прп.Максиму и толмачам, работавшим с ним. Подобные выражения уже давно были в ходу. В «Словаре русского языка XI-XVII вв.» (вып.5, 1978 г.) на стр. 220-221, в «Старословянском словаре (по рукописям X-XI веков)» (под ред. Цейтлин, Вечерки, Благовой, 1994) на стр.227, а также в замечательном труде И. Срезневского «Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам» (1893, в 3 томах) на стлб.921 и 923 первого тома приводятся примеры из древних источников, где данная словоформа использовалась, и наиболее ранние из этих источников восходят к 11-12 векам. Подобное слово использовал святитель Алексий Московский при переводе книг Нового завета, и даже прп.Иосиф Волоцкий не считал зазорным использовать выражение «законополагаеть» в своём знаменитом «Просветителе»! Так что заявления Кутузова о каких-то «неологизмах» и «порче языка», в данном случае - вопиющая неправда. Наоборот: это вполне устоявшаяся в славянском языке словоформа, которой активно пользовались.
Кутузов:
С: «Господь царь во́ веки» (пс. 9,40);
Н: «во век».
Во всех псалмах правщики переменили «во́ веки» на «во ве́к». Однако во многих славянских языках, в том числе и русском, ударение ставят бо́льшей частью на третьем слоге от конца, на предлоге: «и́з дому», «по́д ноги», «за́ город», «по́ лесу», «на́ зиму» и т.п. Следовательно, старый перевод «во́ веки» абсолютно правилен.
В третьей главе он повторяет то же самое:
С: Господь царь во веки и в векъ века (9,40).
...τὸν αἰωνα καὶ ἐις του τὸν αἰωνα αἰωνος.
Н: ...во векъ и в векъ века.
Пс. XIII: Господь царь въ векы и въ векъ веку. В остальных сличаемых Псалтырях то же, судя по отсутствию указания изменений в книге архим. Амфилохия.
Пс. К: Господь царь въ векы и в векъ века.
В нарушение норм церковнославянского языка в отношении ударений - в трехсложных словах ударение делается на первом слоге - правщики везде переменили «во́ веки» на «во ве́къ».
Вот это очень интересное замечание Кутузова. Мне о таких нормах церковно-славянского языка ничего не известно, я не специалист. Но, сказать по-правде, мне как-то даже интересно, как автор, опираясь на такие нормы, произносит встречающееся в Псалтири трёхсложное слово «человек». С другой стороны, если даже речь идёт об ударении в трехсложных словах, то причём здесь «никоновское» двусложное «во векъ»? Куда автор предлагает ставить ударение в таком случае? Все равно на «о»? И вообще, мне гораздо интереснее, откуда это в текстах, до 17 века содержащих одну и ту же устойчивую двусложную форму «въ ве́к» или «въ ве́кы», вдруг появилось трёхсложное «во́ веки». Может, это следствие происходивших незадолго до патриарха Никона процессов, о которых рассказывал в своей лекции прот. Г.Крылов (см. здесь лекцию №2) - о том, что, дескать, справщики богослужебных книг при патриархах Иоасафе I (годы правления 1634-1640) и Иосифе (годы правления 1642-1652) ориентировались на «Грамматику» Мелетия Смотрицкого? Вопрос этот очень интересный и требует отдельного исследования.
Ну а Кутузов, докапывающийся уже до ударений, показывает, тем самым, свою фанатичную приверженность к вещам, на деле, малосущественным. О подобном отношении к орфографии и пунктуации можно привести слова из книги Д.Скворцова «Дионисий Зобиновский архимандрит Троицкого Сергиева монастыря» (1890, стр.178):
...в послесловии этого служебника (митр. Киприана - моё прим.) заповедуется «не приложити или отложити единое некое слово, или тычку едину, или крючкы». В XVI в. составитель жития Геннадия Костромского игумен Александр говорил, что следует душу полагать «за истинныя словеса и за точки». Это уже весьма напоминает собою слова протопопа Аввакума, что за букву «аз» нужно умирать.
Соглашусь, что за истинные словеса и даже, иногда, за буквы умирать действительно стоит, если, конечно, от них зависит смысл (как, к примеру, в эпоху первого Вселенского собора от одной буквы зависело, как правильно рассуждать о Сыне Божием: единосущный [ομοούσιος] ли он, или лишь подобносущный [ομοιούσιος] Отцу), но из-за точек, запятых и ударений «ратоватися» неразумно.
(продолжение следует)
Продолжим. Расшифровку принятых сокращений см. в предыдущей части.
Кутузов:
С: «постави Господи законодавца над ними» (9, 21);
Н: «законоположителя».
Правщики явно не уважали своих предшественников-переводчиков, не останавливаясь и перед вводом сомнительных неологизмов (греческий текст см. в главе 3).
Смотрим 3-ю главу:
С: постави Господи законодавца надъ ними (9, 21)
νομοθέτην.
Н: законоположителя.
Пс. XIII: законодавца.
Пс. К: законодавца.
Пс. Макс. Гр.: законоположника - буквальная передача состава греческого слова. Замена старого перевода неоправдана.
Вероятно, этот эпизод показался Кутузову наиболее возмутительным, так как он вновь возвращается к нему в другом месте третьей главы:
С: законодавца (9,21).
νομοθέτην.
Н: законоположителя.
Пс.ХIII: законодавца.
Пс. Макс. Гр: законоположника. Послениконовский текст и перевод Максима Грека, действительно, буквально передают состав греческого слова, но, как уже говорилось, крайность буквализма может стать уязвимым местом перевода.
Пс. К: законодавца.
Не даёт, бедняге, покоя прп.Максим Грек. Но претензии к нему, в данном случае, несправедливы, о чём я уже писал в предыдущей части: все подобные словоформы в «Толковой Псалтири» были введены толмачами, основывавшимися на латинском переводе Максима.
Далее в первой главе Кутузов приводит ещё один подобный фрагмент, снабжая никоновский текст уничтожающей резолюцией:
С: «благ и прав Господь, сего ради закон положит согрешающим на пути» (24,8);
Н: «законоположит». Порча языка.
И, конечно же, рассматривая это же место в третьей главе, автор вновь нападает на прп.Максима:
С: благъ и правъ Господь сего ради законъ положитъ согрешающимъ на пути (24,8).
...νομοθετήσει...
Н: ...законоположит...
Пс. XIII: ...законъ дастъ... Пс. Макс. Гр: ...законоположитъ... И в этом случае Максим Грек механически переносит законы древнегреческого языка на славянский, изобретая громоздкий неологизм, далеко не украшающий славянский язык.
Пс. К: законъ положить.
Итак, из приведенных вариантов, вероятно, наиболее удачный - закон положит.
По-поводу «сомнительного неологизма» и «порче языка» Кутузов несколько преувеличивает. Достаточно, просмотреть тексты многих старых книг, чтобы убедиться в допустимости и оправданности использования подобной словоформы. Примеры такого использования в Псалтирях приводит архимандрит Амфилохий (см. во втором томе его труда «Древле-славянская Псалтырь Симоновская до 1280 г...» на стр.73, 350, 374).
А вот, например, как выглядит то же место в Острожской Библии: «законоположитъ съгрешающимъ на пути» (такая же словоформа используется и в иных местах данного издания: в Псалме 118-м, в 4 главе послания ап.Иакова, в 9 главе послания ап.Павла к Римлянам, и в 17 главе Второзакония).
Надо сказать, что я в прошлый раз несколько поспешил с утверждением о тождественности текстов Острожской Библии и Псалтири 1646 года, что и выявляет данный фрагмент, но в этом случае О.Б. просто чётко следует тексту Геннадиевой Библии 1499 года, бывшей для неё образцом. Так что, если уж и говорить об изобретении «громоздкого неологизма» (кстати в дониконовских Псалтирях встречаются не менее громоздкие словоформы, вроде «законопреступовахоу» в тексте 118 псалма Киевской Псалтири 1397 года), то, естественно, не следует приписывать это прп.Максиму и толмачам, работавшим с ним. Подобные выражения уже давно были в ходу. В «Словаре русского языка XI-XVII вв.» (вып.5, 1978 г.) на стр. 220-221, в «Старословянском словаре (по рукописям X-XI веков)» (под ред. Цейтлин, Вечерки, Благовой, 1994) на стр.227, а также в замечательном труде И. Срезневского «Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам» (1893, в 3 томах) на стлб.921 и 923 первого тома приводятся примеры из древних источников, где данная словоформа использовалась, и наиболее ранние из этих источников восходят к 11-12 векам. Подобное слово использовал святитель Алексий Московский при переводе книг Нового завета, и даже прп.Иосиф Волоцкий не считал зазорным использовать выражение «законополагаеть» в своём знаменитом «Просветителе»! Так что заявления Кутузова о каких-то «неологизмах» и «порче языка», в данном случае - вопиющая неправда. Наоборот: это вполне устоявшаяся в славянском языке словоформа, которой активно пользовались.
Кутузов:
С: «Господь царь во́ веки» (пс. 9,40);
Н: «во век».
Во всех псалмах правщики переменили «во́ веки» на «во ве́к». Однако во многих славянских языках, в том числе и русском, ударение ставят бо́льшей частью на третьем слоге от конца, на предлоге: «и́з дому», «по́д ноги», «за́ город», «по́ лесу», «на́ зиму» и т.п. Следовательно, старый перевод «во́ веки» абсолютно правилен.
В третьей главе он повторяет то же самое:
С: Господь царь во веки и в векъ века (9,40).
...τὸν αἰωνα καὶ ἐις του τὸν αἰωνα αἰωνος.
Н: ...во векъ и в векъ века.
Пс. XIII: Господь царь въ векы и въ векъ веку. В остальных сличаемых Псалтырях то же, судя по отсутствию указания изменений в книге архим. Амфилохия.
Пс. К: Господь царь въ векы и в векъ века.
В нарушение норм церковнославянского языка в отношении ударений - в трехсложных словах ударение делается на первом слоге - правщики везде переменили «во́ веки» на «во ве́къ».
Вот это очень интересное замечание Кутузова. Мне о таких нормах церковно-славянского языка ничего не известно, я не специалист. Но, сказать по-правде, мне как-то даже интересно, как автор, опираясь на такие нормы, произносит встречающееся в Псалтири трёхсложное слово «человек». С другой стороны, если даже речь идёт об ударении в трехсложных словах, то причём здесь «никоновское» двусложное «во векъ»? Куда автор предлагает ставить ударение в таком случае? Все равно на «о»? И вообще, мне гораздо интереснее, откуда это в текстах, до 17 века содержащих одну и ту же устойчивую двусложную форму «въ ве́к» или «въ ве́кы», вдруг появилось трёхсложное «во́ веки». Может, это следствие происходивших незадолго до патриарха Никона процессов, о которых рассказывал в своей лекции прот. Г.Крылов (см. здесь лекцию №2) - о том, что, дескать, справщики богослужебных книг при патриархах Иоасафе I (годы правления 1634-1640) и Иосифе (годы правления 1642-1652) ориентировались на «Грамматику» Мелетия Смотрицкого? Вопрос этот очень интересный и требует отдельного исследования.
Ну а Кутузов, докапывающийся уже до ударений, показывает, тем самым, свою фанатичную приверженность к вещам, на деле, малосущественным. О подобном отношении к орфографии и пунктуации можно привести слова из книги Д.Скворцова «Дионисий Зобиновский архимандрит Троицкого Сергиева монастыря» (1890, стр.178):
...в послесловии этого служебника (митр. Киприана - моё прим.) заповедуется «не приложити или отложити единое некое слово, или тычку едину, или крючкы». В XVI в. составитель жития Геннадия Костромского игумен Александр говорил, что следует душу полагать «за истинныя словеса и за точки». Это уже весьма напоминает собою слова протопопа Аввакума, что за букву «аз» нужно умирать.
Соглашусь, что за истинные словеса и даже, иногда, за буквы умирать действительно стоит, если, конечно, от них зависит смысл (как, к примеру, в эпоху первого Вселенского собора от одной буквы зависело, как правильно рассуждать о Сыне Божием: единосущный [ομοούσιος] ли он, или лишь подобносущный [ομοιούσιος] Отцу), но из-за точек, запятых и ударений «ратоватися» неразумно.
(продолжение следует)