Загадочная фигура среди большевиков. Кем же был Роман Малиновский? Часть 2
Оригинал взят у eho_2013 в Загадочная фигура среди большевиков. Кем же был Роман Малиновский? Часть 2
Когда Четвертый созыв Государственной Думы собирался приступить к работе, Владимир Федорович Джунковский, бывший в то время московским-генерал губернатором, готовился к вступлению в должность товарища (заместителя) министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов (обе должности он официально занял в начале 1913 года).
Владимир Джунковский
Он с профессиональным интересом, как человек, которому предстоит руководить всей политической и общей полицией в стране, присматривался к проходившим осенью 1912 г. выборам в Думу и к кандидатам от оппозиции (потенциальным «клиентам» Охранного отделения). Еще ничего не зная о Малиновском, Джунковский обратил на эту фигуру особое внимание:
«Из числа выборщиков съезда уполномоченных рабочих - Малиновский Роман Вацлавов, рабочий-слесарь, поляк по происхождению, шляхтич, римско-каталического вероисповедания, типичный социал-демократ; держался нагло и вызывающе, публично выставляя свою принадлежность к социал-демократической партии, и хвастался теми карами, которые он понес в свое время за свои убеждения. Когда ему было предложено баллотироваться в члены Думы, то он громко, на всю залу заявил: «По желанию социал-демократической партии я согласен баллотироваться», что вызвало естественное возмущение среди выборщиков. На рабочих имел сильное влияние и властно поддерживал партийную дисциплину. (…)
В то время, как происходили выборы, я и не подозревал, что Малиновский, избранный в члены Думы от рабочих, являлся одновременно и секретным сотрудником Департамента полиции, который и был поэтому крайне заинтересован, чтоб Малиновский прошел в Думу. Московское Охранное отделение в лице его начальника полковника Мартынова получило от директора департамента полиции С.П. Белецкого секретное предписание принять все меры к тому, чтоб Малиновский прошел в Думу, а так как согласно положению о выборах в Думу, выборщиками не могли быть лица, опороченные по суду, а Малиновский неоднократно судился за кражу, то Охранное отделение прежде всего озаботилось уничтожить все следы его судимости, выдав ему новый паспорт без всяких компрометировавших его отметок. Одновременно с сим Охранное отделение инструктировало Малиновского, указав, как ему надлежит держать себя на выборах.
Меня полковник Мартынов не только не посвятил в эту тайну Департамента полиции, но по приказанию последнего тщательно скрыл ее от меня. Белецкий - директор Департамента полиции, отлично знал, что я не допустил бы провоцировать Государственную Думу. Когда я в скором времени после этого был назначен товарищем министра и Департамент полиции перешел в мое заведование, то и тогда Белецкий не посвятил меня в дело Малиновского, и я, посещая Думу, и не подозревал, что во главе Социал-демократической фракции находится секретный сотрудник подведомственного мне департамента. Я возмущался всегда его резкими выступлениями, и мне всегда крайне неприятно было сознавать, что этот рабочий с такими крайними, непримиримыми взглядами, имевший колоссальное влияние на фракцию, является ставленником Московской губернии.
Он числился секретным личным сотрудником директора Департамента полиции Белецкого, под именем «Икс». Белецкий на докладах у меня очень часто упоминал, что такие-то сведения у него имеются от «Икса», но мне и в голову не приходило, что этот «Икс» был не кто иной как Малиновский, спрашивать же Белецкого, кто этот «Икс» я считал для себя излишним и вообще никогда не интересовался вопросами, какие у кого имелись секретные сотрудники, не снисходя до этого. Так шло все время, пока директором Департамента полиции был Белецкий; когда же мне удалось с ним расстаться и заменить его безукоризненным и кристальной чистоты человеком - В.А. Брюн де Сент-Ипполитом, то тайна департамента открылась мне».
Роман Малиновский (в центре снимка) среди рабочих-печатников
По словам Джунковского, для Романа Малиновского в ходе избирательной кампании были созданы особые условия, исключающие возможность провала.
«Что касается рабочих, то согласно партийного распоряжения социал-демократов, баллотировался один только Малиновский и был избран относительным большинством 33 голосов; всем остальным было приказано отказаться от баллотировки, несмотря на то, что некоторые и желали пройти в члены Думы».
Составом большевистской фракции в Думе Ленин и его окружение были очень довольны.
«…Выбрали действительно лучшую публику - по влиянию, партийности, преданности делу», - писала после первой встречи с депутатами Н.К. Крупская. В другом письме она характеризовала их как «архипартийную публику, стоящую много выше среднего уровня».
«В куриальной шестерке не один Малиновский, - радовалась она, - крупные величины Петровский и Самойлов; Шагов тоже хороший оратор и партиец, Бадаев учится и быстро растёт».
Малиновский активно трудился не только как депутат Думы, рабочий профсоюзный лидер и член ЦК социал-демократической партии большевиков, но и как осведомитель, в поте лица своего добывающий хлеб в Охранном отделении.
С 5 июля 1910 г. по 19 октября 1913 г. на основе донесений Малиновского было составлено 88 агентурных записок. Росла и оплата его услуг. Она быстро поднялась до 250 руб., а после переезда в Петербург − до 400, 500 и, наконец, до 700 руб. в месяц. Помимо этого, ему оплачивали так называемые «разъездные». Характерно, что даже перебравшись в Петербург, он продолжал «по старой памяти» снабжать информацией Московское Охранное отделение, получая за эту «любезность» еще от 25 до 50 руб.
В Государственной Думе Р.В. Малиновский сразу же показал себя активным членом социал-демократической фракции и занял лидирующие позиции среди левых депутатов. Именно ему было доверено огласить первую программную декларацию своей фракции. Большой успех в пролетарской среде имели речи Малиновского о преследовании царскими властями профсоюзов и рабочей печати, положении дел на Ленских золотых приисках, массовых отравлениях работниц в Риге и взрыве на Охтенском пороховом заводе в Петербурге.
Социал-демократов в IV Государственной Думе было немного, всего лишь 14 из 442 депутатов. Но Малиновский заставил слушать себя и далеко не дружелюбно настроенное большинство Думы. Председатель Думы М.В. Родзянко вспоминал, что даже очень резкие речи Р.В. Малиновского были в то же время «чрезвычайно интересные, очень увлекательные и обоснованные … так осторожно составленные, что не приходилось прибегать к цензуре».
Социал-демократическая фракция Четвертой думы (Малиновский в центре)
«Первую думскую сессию социал-демократические депутаты начали целой серией запросов правительству, требуя признать их спешными. В защиту спешности выступал и Малиновский - по трём запросам из четырёх. Последний запрос касался взрыва на Охтенском пороховом заводе, унесшего 60 человеческих жизней. От этого частного факта Малиновский поднялся до обобщений, используя сравнительную статистику несчастных случаев на производстве в России и в других странах для доказательства того, что взрыв не был простой случайностью, и смерть людей на совести военного министерства, сознательно пренебрегавшего безопасностью рабочих. Проект речи подготовил Зиновьев, но и на этот раз Малиновский сослался на собственные впечатления:
«Я сам был на месте взрыва, я собственными глазами видел изуродованные тела, я слышал стоны раненых, я видел слёзы сирот и вдов, я видел траурную десятитысячную толпу, которая молчаливо шла за погибшими товарищами, я слышал проклятия, срывавшиеся с уст самых мирных, самых тихих и спокойных людей, я наблюдал ропот, справедливый ропот возмущения во всех рабочих кварталах Петербурга… Я спрашиваю вас, господа, неужели перед лицом этого моря человеческих страданий вы опять остановитесь, опять хватит у вас смелости сказать: запрос этот неспешен». Большинство Думы (134 против 127) признало запрос спешным. Впрочем, сыграло роль и то, что речь шла о военном производстве». (Розенталь И.С. Провокатор Роман Малиновский. М., 1996, с. 99).
Чтобы сохранить доверие ЦК и думской фракции и не вызвать никаких подозрений в провокаторской деятельности, Малиновский должен был вести активную революционную работу. Он принимал участие во всех партийных совещаниях 1912-1914 годов, был главным докладчиком от большевиков в Думе, работал в «Правде» и в примыкавших к ней изданиях большевистской партии, поддерживал связи с профсоюзами, часто бывал в своем избирательном округе, выступая перед рабочими.
Сотрудники и руководители департамента полиции. Сидят: третий слева С.П. Белецкий, четвертый слева В.Ф. Джунковский
Но, как полицейскому агенту, Малиновскому приходилось вести двойную жизнь.
«Регулярно, по вечерам, в отдельных кабинетах самых дорогих петербургских ресторанов он тайно встречался со своим шефом Белецким. До середины 1913 г. Белецкого обычно сопровождал вице-директор департамента полиции С.Е. Виссарионов, выполнявший функции «протоколиста» и эксперта. Во время этих свиданий Малиновский сообщал им обширную информацию о работе руководящих учреждений большевиков, приносил письма Ленина, Зиновьева, Крупской, проекты своих речей в Думе. Однажды он даже ухитрился передать для копирования архив думской фракции. То же самое он проделал со списком подписчиков на «Правду», сведениями о рабочих сборах на «Правду»… и т.д. Знаком особого доверия можно считать то, что Белецкий поручал Малиновскому проверку точности сведений из докладов начальников Охранных отделений и заграничной агентуры.
От Малиновского ожидали, однако, большего, чем «простой осведомительный розыск». Генеральный замысел Белецкого заключался в том, чтобы не допустить консолидации РСДРП». ("Дело провокатора Малиновского". М., 1992, с.16-17).
Продолжающийся раскол в РСДРП и все более четкое размежевание социал-демократов на большевиков и меньшевиков, по мнению руководителей Охранного отделения, ослабляло революционное движение, поэтому перед Малиновским ставилась задача всемерно содействовать этому расколу. Что он и выполнял со всем старанием, добившись, к примеру, отделения большевистской части социал-демократической фракции от меньшевистской, представленной такими видными политическими деятелями как Чхеидзе и Церетели. 15 ноября 1913 г. Малиновский подал в президиум Думы заявление от имени шести депутатов-большевиков о выделении их в самостоятельную фракцию. Председателем новой фракции избрали Малиновского.
В этом случае планы Охранки и руководителей РСДРП (б) полностью совпадали. Ещё в начале деятельности IV Думы Ленину стало ясно, что до тех пор, пока социал-демократическая фракция будет единой, депутаты-меньшевики смогут активно пользоваться своим количественным перевесом в один голос. Поэтому для проведения в жизнь ленинских решений следовало думскую фракцию расколоть. Решения о тактике большевиков в связи с этим принимались на Краковском и Поронинском совещаниях, Ленин неоднократно писал об этом. Малиновский следовал в этом вопросе партийным решениям и, поскольку имел соответствующие инструкции Белецкого, разработанные в Охранке, никаких колебаний или чувства вины перед меньшевиками не испытывал. Впоследствии Чхеидзе утверждал, что Малиновский сознательно вел дело к расколу и выискивал любой повод, чтобы обострить отношения внутри фракции.
Фильм 1981 года "Ленин в Париже" вообще никак не показывает фигуру Малиновского. Реальную историческую фигуру в окружении Ленина заменили на образ некоего большевика, а основное внимание было отдано романтизированной версии отношений Ленина и Инессы Арманд.
«Осенью 1913 года в Париж приехал Ильич с Р. Малиновским. Секция назначила открытое собрание с докладом Малиновского о рабочем движении в России, расколе думской с.-д. фракции. Последний вопрос так сильно волновал русскую эмиграцию, что огромный зал (на площади Д’Орлеан) был битком забит.
Но вот вышел Малиновский, и публика сразу сосредоточила свои взоры на нем. В зале полная тишина. Малиновский начал свой доклад с обзора развития рабочего движения в России и его борьбы с царизмом и русской буржуазией как за улучшение своего материального положения, так и за укрепление тех легальных возможностей, какие представлял ему царизм, и подошел к тому, как на этой почве думская с.-д. фракция должна была разделиться, вследствие разногласий, на две самостоятельные фракции. Он тут же указал, что, несмотря на то, что Чхеидзе, как человек, заслуживает самого глубокого уважения («и я особенно его уважал»), но, как политик и представитель революционных рабочих масс, он не хотел целиком и полно защищать интересы рабочих в черносотенной Думе. Почти в каждом вопросе занимал половинчатую позицию, с чем часть фракции так называемых ленинцев не могла дальше мириться и решилась на то, чтобы отделиться от сторонников Чхеидзе; в подавляющем большинстве русские рабочие массы одобрили этот поступок шести депутатов с Малиновским во главе. В прениях выступили Луначарский, Алексинский, Павлович и целый ряд других противников с ярыми нападками на Малиновского, обвиняя его в расколе думской фракции.
А в это время за кулисами сцены произошла трагическая картина: Малиновский плакал навзрыд, как маленький ребенок, и так долго, что прения уже были закончены, а Малиновский все еще не мог прийти в себя. В зале среди публики начали недоумевать, почему докладчик не выходит с заключительным словом. Когда же Малиновский вышел на трибуну, все еще плача и вытирая глаза, он заявил, что он со своими товарищами по фракции исполнил долг революционера для полной и неурезанной защиты интересов русских рабочих…»(Хонявко И.П. В подполье и эмиграции: [воспоминания] //Пролетарская революция, 1923, № 4, с. 166-167).
Ленин и Крупская в 1912 году
Надежда Константиновна Крупская, много общавшаяся в то время с Малиновским, вспоминала:
«Первым приехал Малиновский, приехал какой-то очень возбужденный. В первую минуту он мне очень не понравился. Глаза показались какими-то неприятными, не понравилась его деланная развязность, но это впечатление стерлось при первом же деловом разговоре. Малиновский производил впечатление очень развитого, влиятельного рабочего.
Помню его рассказ о том, как на одном из собраний присутствовал городовой, очень внимательно слушал и старался услужить. И, рассказывая это, Малиновский смеялся. Малиновский много рассказывал о себе. Между прочим, рассказывал и о том, почему он пошел добровольцем в русско-японскую войну, как во время призыва проходила мимо демонстрация, как он не выдержал и сказал из окна речь, как был за это арестован и как потом полковник говорил с ним и сказал, что он его сгноит в тюрьме, в арестантских ротах, если он не пойдет добровольцем на войну.. У него, говорил Малиновский, не было выбора. Рассказывал также, что жена его была верующей и, когда она узнала, что он − атеист, она чуть не кончила самоубийством, что и сейчас у ней бывают нервные припадки. Странны были рассказы Малиновского. Несомненно, доля правды в них была, он рассказывал о пережитом, очевидно, только не все договаривал до конца, опускал существенное, неверно излагал многое».
То, что Малиновский сильно нервничал, замечали многие. Он болезненно относился к любому намек на подозрительность со стороны партийных товарищей и иногда почти выдавал себя собственной нервозностью, но никто не относился к его истерикам всерьез. Это лишь раздражало тех, кто был рядом.
Крупская рассказывала: «Шла подготовка партийной конференции, так называемого «летнего совещания». Оно состоялось в Поронине 22 сентября − 1 октября.
Из депутатов помню только Малиновского…
На этот раз Малиновский нервничал вовсю. По ночам напивался пьяным, рыдал, говорил, что к нему относятся с недоверием. Я помню как возмущались его поведением московские выборщики Балашов и Новожилов".
Товарищи по работе в редакции «Правды» и коллеги по большевистской фракции государственной Думы тоже замечали некоторую неадекватность поступков Малиновского. Но ему это прощалось, как талантливому человеку и хорошему организатору.
«Вначале Малиновский в «Правде» стремился вести себя как хозяин, вмешиваясь во все без исключения стороны жизни газеты, а потом роли разделились так: Петровский вошел в редакцию, Бадаев и Шагов стали заведовать хозяйственной и издательской частью (Бадаев стал официальным издателем), а Малиновскому было поручено ведать вопросами профессионального движения, держать связь с профессиональными союзами и информировать фракцию о положении дел в этой области.
На совещании шестерки после роспуска Думы на летние каникулы было решено сначала ехать на места, а за границу уже потом. Помню, на этом совещании Малиновский настаивал во что бы то ни стало на поездке сначала за границу, но подавляющее большинство решило ехать на места для докладов местным организациям. Недовольный решением, Малиновский сорвал с себя часы и бросил их о стол так, что они разбились. Возмущенные его поведением, мы, остальные члены шестерки, призвали его к порядку, однако он еще долго кричал и волновался.
Вообще, Малиновский по характеру своему был горяч и вспыльчив, самолюбив и властолюбив. Он имел о себе очень высокое мнение и заметно проявлял тенденцию играть роль руководителя, обладая при этом изрядной долей нахальства. Но это был безусловно способный человек, хорошо, ясно и убедительно высказывавший свои мысли, а в спорах всегда довольно умело отражавший удары противника», - вспоминал большевик-"правдист", депутат Государственной Думы Ф.Н. Самойлов.
Номер газеты "Правда" за 1913 год, в котором были опубликованы две статьи Ленина, ставшие в последствии "знаменитыми": "Дешевое мясо для народа" и "Рабочий класс и неомальтузианство"
В январе 1914 г. Малиновский ездил вместе с Лениным в Париж и Брюссель, где выступал перед русскими политическими эмигрантами и делегатами IV съезда латышских социал-демократов. Совместная деловая поездка способствовала укреплению доверия Ленина к Малиновскому.
Между тем В.Ф. Джунковский, возглавивший политический сыск, счел неэтичным широкое использование тайных агентов, особенно, в Государственной Думе. Вся история с выдвижением в депутаты завербованного полицией Малиновского казалась ему довольно грязной. Он стал разбираться с материалами дела. В соответствии со статьей 10 Положения о выборах в Государственную думу депутатами не могли быть лица, в прошлом осужденные за кражи и мошенничество. Срока давности по этому запрету не существовало.
Об этом запрете напомнил в своем рапорте от 11 октября 1912 года вице-директор Департамента полиции Виссарионов, который по поводу Малиновского сообщал своему начальнику: «Вследствие личного приказания имею честь представить вашему превосходительству положение о выборах в Государственную думу и доложить, что согласно 1 п. 10 ст. известное вам лицо, как отбывшее наказание в 1902 году за кражу со взломом из обитаемого строения, как за кражу в третий раз, по моему мнению не может участвовать в выборах"... Резолюция С.П. Белецкого на рапорте гласила: «Доложено г. министру в д. 12-Х. Предоставить дело избрания его естественному ходу. С.Б.»
Джунковский, однако, оказался не в восторге, что за его спиной с нарушением закона в Думу был проведен человек, который не имел права на депутатский мандат...
Продолжение следует.
Когда Четвертый созыв Государственной Думы собирался приступить к работе, Владимир Федорович Джунковский, бывший в то время московским-генерал губернатором, готовился к вступлению в должность товарища (заместителя) министра внутренних дел и командира Отдельного корпуса жандармов (обе должности он официально занял в начале 1913 года).
Владимир Джунковский
Он с профессиональным интересом, как человек, которому предстоит руководить всей политической и общей полицией в стране, присматривался к проходившим осенью 1912 г. выборам в Думу и к кандидатам от оппозиции (потенциальным «клиентам» Охранного отделения). Еще ничего не зная о Малиновском, Джунковский обратил на эту фигуру особое внимание:
«Из числа выборщиков съезда уполномоченных рабочих - Малиновский Роман Вацлавов, рабочий-слесарь, поляк по происхождению, шляхтич, римско-каталического вероисповедания, типичный социал-демократ; держался нагло и вызывающе, публично выставляя свою принадлежность к социал-демократической партии, и хвастался теми карами, которые он понес в свое время за свои убеждения. Когда ему было предложено баллотироваться в члены Думы, то он громко, на всю залу заявил: «По желанию социал-демократической партии я согласен баллотироваться», что вызвало естественное возмущение среди выборщиков. На рабочих имел сильное влияние и властно поддерживал партийную дисциплину. (…)
В то время, как происходили выборы, я и не подозревал, что Малиновский, избранный в члены Думы от рабочих, являлся одновременно и секретным сотрудником Департамента полиции, который и был поэтому крайне заинтересован, чтоб Малиновский прошел в Думу. Московское Охранное отделение в лице его начальника полковника Мартынова получило от директора департамента полиции С.П. Белецкого секретное предписание принять все меры к тому, чтоб Малиновский прошел в Думу, а так как согласно положению о выборах в Думу, выборщиками не могли быть лица, опороченные по суду, а Малиновский неоднократно судился за кражу, то Охранное отделение прежде всего озаботилось уничтожить все следы его судимости, выдав ему новый паспорт без всяких компрометировавших его отметок. Одновременно с сим Охранное отделение инструктировало Малиновского, указав, как ему надлежит держать себя на выборах.
Меня полковник Мартынов не только не посвятил в эту тайну Департамента полиции, но по приказанию последнего тщательно скрыл ее от меня. Белецкий - директор Департамента полиции, отлично знал, что я не допустил бы провоцировать Государственную Думу. Когда я в скором времени после этого был назначен товарищем министра и Департамент полиции перешел в мое заведование, то и тогда Белецкий не посвятил меня в дело Малиновского, и я, посещая Думу, и не подозревал, что во главе Социал-демократической фракции находится секретный сотрудник подведомственного мне департамента. Я возмущался всегда его резкими выступлениями, и мне всегда крайне неприятно было сознавать, что этот рабочий с такими крайними, непримиримыми взглядами, имевший колоссальное влияние на фракцию, является ставленником Московской губернии.
Он числился секретным личным сотрудником директора Департамента полиции Белецкого, под именем «Икс». Белецкий на докладах у меня очень часто упоминал, что такие-то сведения у него имеются от «Икса», но мне и в голову не приходило, что этот «Икс» был не кто иной как Малиновский, спрашивать же Белецкого, кто этот «Икс» я считал для себя излишним и вообще никогда не интересовался вопросами, какие у кого имелись секретные сотрудники, не снисходя до этого. Так шло все время, пока директором Департамента полиции был Белецкий; когда же мне удалось с ним расстаться и заменить его безукоризненным и кристальной чистоты человеком - В.А. Брюн де Сент-Ипполитом, то тайна департамента открылась мне».
Роман Малиновский (в центре снимка) среди рабочих-печатников
По словам Джунковского, для Романа Малиновского в ходе избирательной кампании были созданы особые условия, исключающие возможность провала.
«Что касается рабочих, то согласно партийного распоряжения социал-демократов, баллотировался один только Малиновский и был избран относительным большинством 33 голосов; всем остальным было приказано отказаться от баллотировки, несмотря на то, что некоторые и желали пройти в члены Думы».
Составом большевистской фракции в Думе Ленин и его окружение были очень довольны.
«…Выбрали действительно лучшую публику - по влиянию, партийности, преданности делу», - писала после первой встречи с депутатами Н.К. Крупская. В другом письме она характеризовала их как «архипартийную публику, стоящую много выше среднего уровня».
«В куриальной шестерке не один Малиновский, - радовалась она, - крупные величины Петровский и Самойлов; Шагов тоже хороший оратор и партиец, Бадаев учится и быстро растёт».
Малиновский активно трудился не только как депутат Думы, рабочий профсоюзный лидер и член ЦК социал-демократической партии большевиков, но и как осведомитель, в поте лица своего добывающий хлеб в Охранном отделении.
С 5 июля 1910 г. по 19 октября 1913 г. на основе донесений Малиновского было составлено 88 агентурных записок. Росла и оплата его услуг. Она быстро поднялась до 250 руб., а после переезда в Петербург − до 400, 500 и, наконец, до 700 руб. в месяц. Помимо этого, ему оплачивали так называемые «разъездные». Характерно, что даже перебравшись в Петербург, он продолжал «по старой памяти» снабжать информацией Московское Охранное отделение, получая за эту «любезность» еще от 25 до 50 руб.
В Государственной Думе Р.В. Малиновский сразу же показал себя активным членом социал-демократической фракции и занял лидирующие позиции среди левых депутатов. Именно ему было доверено огласить первую программную декларацию своей фракции. Большой успех в пролетарской среде имели речи Малиновского о преследовании царскими властями профсоюзов и рабочей печати, положении дел на Ленских золотых приисках, массовых отравлениях работниц в Риге и взрыве на Охтенском пороховом заводе в Петербурге.
Социал-демократов в IV Государственной Думе было немного, всего лишь 14 из 442 депутатов. Но Малиновский заставил слушать себя и далеко не дружелюбно настроенное большинство Думы. Председатель Думы М.В. Родзянко вспоминал, что даже очень резкие речи Р.В. Малиновского были в то же время «чрезвычайно интересные, очень увлекательные и обоснованные … так осторожно составленные, что не приходилось прибегать к цензуре».
Социал-демократическая фракция Четвертой думы (Малиновский в центре)
«Первую думскую сессию социал-демократические депутаты начали целой серией запросов правительству, требуя признать их спешными. В защиту спешности выступал и Малиновский - по трём запросам из четырёх. Последний запрос касался взрыва на Охтенском пороховом заводе, унесшего 60 человеческих жизней. От этого частного факта Малиновский поднялся до обобщений, используя сравнительную статистику несчастных случаев на производстве в России и в других странах для доказательства того, что взрыв не был простой случайностью, и смерть людей на совести военного министерства, сознательно пренебрегавшего безопасностью рабочих. Проект речи подготовил Зиновьев, но и на этот раз Малиновский сослался на собственные впечатления:
«Я сам был на месте взрыва, я собственными глазами видел изуродованные тела, я слышал стоны раненых, я видел слёзы сирот и вдов, я видел траурную десятитысячную толпу, которая молчаливо шла за погибшими товарищами, я слышал проклятия, срывавшиеся с уст самых мирных, самых тихих и спокойных людей, я наблюдал ропот, справедливый ропот возмущения во всех рабочих кварталах Петербурга… Я спрашиваю вас, господа, неужели перед лицом этого моря человеческих страданий вы опять остановитесь, опять хватит у вас смелости сказать: запрос этот неспешен». Большинство Думы (134 против 127) признало запрос спешным. Впрочем, сыграло роль и то, что речь шла о военном производстве». (Розенталь И.С. Провокатор Роман Малиновский. М., 1996, с. 99).
Чтобы сохранить доверие ЦК и думской фракции и не вызвать никаких подозрений в провокаторской деятельности, Малиновский должен был вести активную революционную работу. Он принимал участие во всех партийных совещаниях 1912-1914 годов, был главным докладчиком от большевиков в Думе, работал в «Правде» и в примыкавших к ней изданиях большевистской партии, поддерживал связи с профсоюзами, часто бывал в своем избирательном округе, выступая перед рабочими.
Сотрудники и руководители департамента полиции. Сидят: третий слева С.П. Белецкий, четвертый слева В.Ф. Джунковский
Но, как полицейскому агенту, Малиновскому приходилось вести двойную жизнь.
«Регулярно, по вечерам, в отдельных кабинетах самых дорогих петербургских ресторанов он тайно встречался со своим шефом Белецким. До середины 1913 г. Белецкого обычно сопровождал вице-директор департамента полиции С.Е. Виссарионов, выполнявший функции «протоколиста» и эксперта. Во время этих свиданий Малиновский сообщал им обширную информацию о работе руководящих учреждений большевиков, приносил письма Ленина, Зиновьева, Крупской, проекты своих речей в Думе. Однажды он даже ухитрился передать для копирования архив думской фракции. То же самое он проделал со списком подписчиков на «Правду», сведениями о рабочих сборах на «Правду»… и т.д. Знаком особого доверия можно считать то, что Белецкий поручал Малиновскому проверку точности сведений из докладов начальников Охранных отделений и заграничной агентуры.
От Малиновского ожидали, однако, большего, чем «простой осведомительный розыск». Генеральный замысел Белецкого заключался в том, чтобы не допустить консолидации РСДРП». ("Дело провокатора Малиновского". М., 1992, с.16-17).
Продолжающийся раскол в РСДРП и все более четкое размежевание социал-демократов на большевиков и меньшевиков, по мнению руководителей Охранного отделения, ослабляло революционное движение, поэтому перед Малиновским ставилась задача всемерно содействовать этому расколу. Что он и выполнял со всем старанием, добившись, к примеру, отделения большевистской части социал-демократической фракции от меньшевистской, представленной такими видными политическими деятелями как Чхеидзе и Церетели. 15 ноября 1913 г. Малиновский подал в президиум Думы заявление от имени шести депутатов-большевиков о выделении их в самостоятельную фракцию. Председателем новой фракции избрали Малиновского.
В этом случае планы Охранки и руководителей РСДРП (б) полностью совпадали. Ещё в начале деятельности IV Думы Ленину стало ясно, что до тех пор, пока социал-демократическая фракция будет единой, депутаты-меньшевики смогут активно пользоваться своим количественным перевесом в один голос. Поэтому для проведения в жизнь ленинских решений следовало думскую фракцию расколоть. Решения о тактике большевиков в связи с этим принимались на Краковском и Поронинском совещаниях, Ленин неоднократно писал об этом. Малиновский следовал в этом вопросе партийным решениям и, поскольку имел соответствующие инструкции Белецкого, разработанные в Охранке, никаких колебаний или чувства вины перед меньшевиками не испытывал. Впоследствии Чхеидзе утверждал, что Малиновский сознательно вел дело к расколу и выискивал любой повод, чтобы обострить отношения внутри фракции.
Фильм 1981 года "Ленин в Париже" вообще никак не показывает фигуру Малиновского. Реальную историческую фигуру в окружении Ленина заменили на образ некоего большевика, а основное внимание было отдано романтизированной версии отношений Ленина и Инессы Арманд.
«Осенью 1913 года в Париж приехал Ильич с Р. Малиновским. Секция назначила открытое собрание с докладом Малиновского о рабочем движении в России, расколе думской с.-д. фракции. Последний вопрос так сильно волновал русскую эмиграцию, что огромный зал (на площади Д’Орлеан) был битком забит.
Но вот вышел Малиновский, и публика сразу сосредоточила свои взоры на нем. В зале полная тишина. Малиновский начал свой доклад с обзора развития рабочего движения в России и его борьбы с царизмом и русской буржуазией как за улучшение своего материального положения, так и за укрепление тех легальных возможностей, какие представлял ему царизм, и подошел к тому, как на этой почве думская с.-д. фракция должна была разделиться, вследствие разногласий, на две самостоятельные фракции. Он тут же указал, что, несмотря на то, что Чхеидзе, как человек, заслуживает самого глубокого уважения («и я особенно его уважал»), но, как политик и представитель революционных рабочих масс, он не хотел целиком и полно защищать интересы рабочих в черносотенной Думе. Почти в каждом вопросе занимал половинчатую позицию, с чем часть фракции так называемых ленинцев не могла дальше мириться и решилась на то, чтобы отделиться от сторонников Чхеидзе; в подавляющем большинстве русские рабочие массы одобрили этот поступок шести депутатов с Малиновским во главе. В прениях выступили Луначарский, Алексинский, Павлович и целый ряд других противников с ярыми нападками на Малиновского, обвиняя его в расколе думской фракции.
А в это время за кулисами сцены произошла трагическая картина: Малиновский плакал навзрыд, как маленький ребенок, и так долго, что прения уже были закончены, а Малиновский все еще не мог прийти в себя. В зале среди публики начали недоумевать, почему докладчик не выходит с заключительным словом. Когда же Малиновский вышел на трибуну, все еще плача и вытирая глаза, он заявил, что он со своими товарищами по фракции исполнил долг революционера для полной и неурезанной защиты интересов русских рабочих…»(Хонявко И.П. В подполье и эмиграции: [воспоминания] //Пролетарская революция, 1923, № 4, с. 166-167).
Ленин и Крупская в 1912 году
Надежда Константиновна Крупская, много общавшаяся в то время с Малиновским, вспоминала:
«Первым приехал Малиновский, приехал какой-то очень возбужденный. В первую минуту он мне очень не понравился. Глаза показались какими-то неприятными, не понравилась его деланная развязность, но это впечатление стерлось при первом же деловом разговоре. Малиновский производил впечатление очень развитого, влиятельного рабочего.
Помню его рассказ о том, как на одном из собраний присутствовал городовой, очень внимательно слушал и старался услужить. И, рассказывая это, Малиновский смеялся. Малиновский много рассказывал о себе. Между прочим, рассказывал и о том, почему он пошел добровольцем в русско-японскую войну, как во время призыва проходила мимо демонстрация, как он не выдержал и сказал из окна речь, как был за это арестован и как потом полковник говорил с ним и сказал, что он его сгноит в тюрьме, в арестантских ротах, если он не пойдет добровольцем на войну.. У него, говорил Малиновский, не было выбора. Рассказывал также, что жена его была верующей и, когда она узнала, что он − атеист, она чуть не кончила самоубийством, что и сейчас у ней бывают нервные припадки. Странны были рассказы Малиновского. Несомненно, доля правды в них была, он рассказывал о пережитом, очевидно, только не все договаривал до конца, опускал существенное, неверно излагал многое».
То, что Малиновский сильно нервничал, замечали многие. Он болезненно относился к любому намек на подозрительность со стороны партийных товарищей и иногда почти выдавал себя собственной нервозностью, но никто не относился к его истерикам всерьез. Это лишь раздражало тех, кто был рядом.
Крупская рассказывала: «Шла подготовка партийной конференции, так называемого «летнего совещания». Оно состоялось в Поронине 22 сентября − 1 октября.
Из депутатов помню только Малиновского…
На этот раз Малиновский нервничал вовсю. По ночам напивался пьяным, рыдал, говорил, что к нему относятся с недоверием. Я помню как возмущались его поведением московские выборщики Балашов и Новожилов".
Товарищи по работе в редакции «Правды» и коллеги по большевистской фракции государственной Думы тоже замечали некоторую неадекватность поступков Малиновского. Но ему это прощалось, как талантливому человеку и хорошему организатору.
«Вначале Малиновский в «Правде» стремился вести себя как хозяин, вмешиваясь во все без исключения стороны жизни газеты, а потом роли разделились так: Петровский вошел в редакцию, Бадаев и Шагов стали заведовать хозяйственной и издательской частью (Бадаев стал официальным издателем), а Малиновскому было поручено ведать вопросами профессионального движения, держать связь с профессиональными союзами и информировать фракцию о положении дел в этой области.
На совещании шестерки после роспуска Думы на летние каникулы было решено сначала ехать на места, а за границу уже потом. Помню, на этом совещании Малиновский настаивал во что бы то ни стало на поездке сначала за границу, но подавляющее большинство решило ехать на места для докладов местным организациям. Недовольный решением, Малиновский сорвал с себя часы и бросил их о стол так, что они разбились. Возмущенные его поведением, мы, остальные члены шестерки, призвали его к порядку, однако он еще долго кричал и волновался.
Вообще, Малиновский по характеру своему был горяч и вспыльчив, самолюбив и властолюбив. Он имел о себе очень высокое мнение и заметно проявлял тенденцию играть роль руководителя, обладая при этом изрядной долей нахальства. Но это был безусловно способный человек, хорошо, ясно и убедительно высказывавший свои мысли, а в спорах всегда довольно умело отражавший удары противника», - вспоминал большевик-"правдист", депутат Государственной Думы Ф.Н. Самойлов.
Номер газеты "Правда" за 1913 год, в котором были опубликованы две статьи Ленина, ставшие в последствии "знаменитыми": "Дешевое мясо для народа" и "Рабочий класс и неомальтузианство"
В январе 1914 г. Малиновский ездил вместе с Лениным в Париж и Брюссель, где выступал перед русскими политическими эмигрантами и делегатами IV съезда латышских социал-демократов. Совместная деловая поездка способствовала укреплению доверия Ленина к Малиновскому.
Между тем В.Ф. Джунковский, возглавивший политический сыск, счел неэтичным широкое использование тайных агентов, особенно, в Государственной Думе. Вся история с выдвижением в депутаты завербованного полицией Малиновского казалась ему довольно грязной. Он стал разбираться с материалами дела. В соответствии со статьей 10 Положения о выборах в Государственную думу депутатами не могли быть лица, в прошлом осужденные за кражи и мошенничество. Срока давности по этому запрету не существовало.
Об этом запрете напомнил в своем рапорте от 11 октября 1912 года вице-директор Департамента полиции Виссарионов, который по поводу Малиновского сообщал своему начальнику: «Вследствие личного приказания имею честь представить вашему превосходительству положение о выборах в Государственную думу и доложить, что согласно 1 п. 10 ст. известное вам лицо, как отбывшее наказание в 1902 году за кражу со взломом из обитаемого строения, как за кражу в третий раз, по моему мнению не может участвовать в выборах"... Резолюция С.П. Белецкого на рапорте гласила: «Доложено г. министру в д. 12-Х. Предоставить дело избрания его естественному ходу. С.Б.»
Джунковский, однако, оказался не в восторге, что за его спиной с нарушением закона в Думу был проведен человек, который не имел права на депутатский мандат...
Продолжение следует.