Два Александра и la società di massa
Обретя в путешествии некоторый досуг, предался праздным размышлениям - как то и подобает « мудрецам из бамбуковой рощи». Известно, что все большие перемены происходят не вдруг - их задолго предвещают множество малозаметных подвижек. «Восстание масс», вся эта общая рамка, внутри которой мы до сих пор существуем - когда первые признаки этого обозначились в России?Думаю, где-то в конце 1870-х годов. Несколько комичным предвестьем столь эпохального сдвига явилась мода на ношение бород, как символ некоего омужичивания и тяготения к «черному народу». (Кажется, на эту мысль натолкнула меня нынешнее нелепое пристрастие парней к бороде, наблюдаемое в Европе; молодым она редко идет).
Европеизация России началась с запрета бород для членов правящего класса; возврат же высших классов к бороде, напротив, стал знаком попятного движения и предвестником обратной азиатизации. Еще в 1860-х годах старшие Романовы бород не носили и не выносили: великий князь Константин - до такой степени, что сомневались всерьез, а может ли профессор Чичерин, приехавший в Ниццу с бородою, представляться ему, не сбрив предварительно оной: «Эта борода была предметом дипломатических сношений между Екатериной Михайловной и ее августейшим родственником, который хотя и согласился на присутствие этого украшения, однако покосился на нее, когда Чичерин был ему представлен великой княгиней».
И вот во время Восточной войны 1877-78 гг. Александр II, сам бороды никогда не носивший, разрешил-таки ее офицерам. Сделал он это, кажется, с большой неохотой, поддавшись всеобщему желанию. А уже сын его Александр III, - как известно, большой русофил, - своей бородой гордился, выставлял ее напоказ.
«Европейская партия» в Петербурге эти ранние признаки грядущей демократии, выступавшие под маской официального «народничества», тонко чувствовала. Вот что писал видный ее представитель К.Ф.Головин:
«Въ послѣдніе годы предыдущаго царствованія (Александра II) наростала многочисленная партія, обвинявшая тогдашнее правительство въ космополитизмѣ и видѣвшая въ наслѣдникѣ престола твердаго хранителя чисто національныхъ интересовъ. Въ этомъ теченіи и тогда уже слабо проявлялся какой-то безсознательный демократизмъ. А съ той минуты, когда густые толпы народничества пристали къ правительству, этотъ демократизмъ сдѣлался даже очень замѣтенъ. Появился особый сортъ людей, готовыхъ одновременно произносить такія неоднородныя слова, какъ „сильная власть" и „права народнаго большинства". Эти господа не только признавали за кореннымъ великорусскимъ племенемъ законныя полномочія на господство, но ставили ему въ прямую обязанность давить инородцевъ и механически ихъ передѣлать въ чистокровныхъ русскихъ. Основнымъ догматомъ этой религіи особаго сорта было самодержавіе, не царя только, но и того чисто русскаго большинства, которое будто бы ошибаться не можетъ никогда. Упускалось изъ виду, что подъ этимъ, на первый взглядъ вполнѣ благонадежнымъ теченіемъ, скрывалось иное - преклонение передъ густыми народными массами, передъ всѣми ихъ вѣрованіями, привычками, суевѣріями. Въ зародышѣ здѣсь уже заключалась пресловутая „четыреххвостка", т. е. не болѣе не менѣе, какъ самодержавіе толпы - „lа souveraineté du peuple".
Сама Восточная война, затеянная под давлением общественного мнения, печати, была в этом смысле явлением новым, явлением именно ПОПУЛЯРНЫМ. Некоторых сие обстоятельство уже тогда настораживало. Тот же Головин рассказывал про своего родственника, шефа жандармов А.Л.Потапова: «Когда передъ Восточной войной толпа на Дворцовой площади громко вызывала Государя, чтобы привѣтствовать его криками «ура», Потаповъ сказалъ, не присоединяясь къ общему ликованію: «Ваше Величество, когда народъ пріучается рукоплескать своему Государю, онъ тѣмъ самымъ пріобрѣтаетъ право ему высказывать неодобреніе».
Подобных замечаний и сентенций найдется множество в дневнике П.А.Валуева (председатель Комитета Министров в то время). В этих русофильских и славянских восторгах, в официальном народничестве и сворачивании космополитизма Валуев видел возврат к допетровским началам, «подставление Московского Царства вместо Российской Империи». Вот несколько цитат:
1877 г. «Московские славяне одержат верх и во имя славян немосковских (то есть балканских. - АВ) пустят Россию в обратный ход. - От Гостомысла к Петру - в гору. От Петра до славян базарного образца - по горе. - От этих славян - под гору».
1880 г. «Я упомянул (в разговоре с Александром II) о нашем упорном пошибе делить русский народ на две части : белый и черный, и на тщетность усилий ему сулить копейки, когда газеты и агитаторы ему сулят гораздо более, потому что сулят чужие рубли. Я указал на несообразность искания опоры в тех самых массах, на которые рассчитывают и анархисты».
1881 г. «Патриотическое балагурство Москвы продолжается под лад призывания туда центральной власти и аксаковского лозунга «пора домой», то есть в Китай-город». «Государь (Александр III) сказал о графе Игнатьеве, что хорошо, что он у дел, потому что «настоящий коренной русский». Sic.»
1882: «Mot d’ordre теперь - русские начала, русские силы, русские люди, - одним словом, руссицизм во всех видах». «Дикая допетровская стихия взяла верх. Разложение императорской России предвещает ее распадение. … Недаром я уже в 1863 году старался дать нашему государственному строю другие формы и всероссийскими элементами парализовать китай-городские». «Общее впечатление одно и то же. Процесс азиатизации продолжается». «Какой стихией росла императорская Россия? Петровскою, т.е. петербургскою. - Какая стихия влечет к умалению и упадку? Московская. Стоит сравнить начало 60-х годов с началом 80-х».
1883: «Придворный траур по поводу кончины принца Карла Прусского заставил отсрочить разные балы, в том числе и костюмированный у великого князя Владимира. Характеристично, что костюмы должны быть из русских допетровских времен. Но «нам не уйти от дел Петра, как ни меняй мы наши платья…».
«Не находят обер-церемонимейстера для коронации. Действительно, нет сподручных кандидатов. Со временем их будет еще менее, если контингент для русской империи будет ограничиваться контингентом русского царства».
«Боюсь, что не ошибаюсь, чуя распадение русской империи. Останется аксаковское царство». «Московская волна продолжает размывать русскую империю».
«Прочитал в «Правительственном Вестнике» вчерашнее чрезвычайное прибавление о народном празднике. Гр. Толстой говорит в своей телеграмме о «Батюшке-Царе». К чему это прикидывание мужичком? Всё та же лживая песня».
Прикидывание мужичком, поклонение мужичку - парадоксально, но в этом революционеры шли рука об руку с высшими классами. И поэтому не удивительно слышать, что «пиковая дама русской эмиграции», графиня София Сергеевна Игнатьева, «неуклонно заказывала в Соборе 1 марта панихиду по покойном убиенном Императоре Александре ІІ. К Александру ІІІ она относилась с пренебрежением, считая, что он своей простотой снизил высокое звание Императорского сана, и, в общем, именно он, «ваш хваленый Александр ІІІ», был главным виновником революции» (из воспоминаний протоиерея Бориса Старка).
Думаю, что и распутинский феномен был вполне логичным продолжением той же самой демократической тенденции, тяги к опрощению.
* * *
Сцены на охоте. Два Александра - отец и сын. На первой картинке - всероссийский император, большой европейский барин, «белый господин», а на второй - русский царь, царь-мужик. В первом случае ясно видна непроходимая черта, глубокая разница между императором и стоящими насупротив мужиками; зато царь со второй картинки и сам органично смотрелся бы среди этих мужиков…
Европеизация России началась с запрета бород для членов правящего класса; возврат же высших классов к бороде, напротив, стал знаком попятного движения и предвестником обратной азиатизации. Еще в 1860-х годах старшие Романовы бород не носили и не выносили: великий князь Константин - до такой степени, что сомневались всерьез, а может ли профессор Чичерин, приехавший в Ниццу с бородою, представляться ему, не сбрив предварительно оной: «Эта борода была предметом дипломатических сношений между Екатериной Михайловной и ее августейшим родственником, который хотя и согласился на присутствие этого украшения, однако покосился на нее, когда Чичерин был ему представлен великой княгиней».
И вот во время Восточной войны 1877-78 гг. Александр II, сам бороды никогда не носивший, разрешил-таки ее офицерам. Сделал он это, кажется, с большой неохотой, поддавшись всеобщему желанию. А уже сын его Александр III, - как известно, большой русофил, - своей бородой гордился, выставлял ее напоказ.
«Европейская партия» в Петербурге эти ранние признаки грядущей демократии, выступавшие под маской официального «народничества», тонко чувствовала. Вот что писал видный ее представитель К.Ф.Головин:
«Въ послѣдніе годы предыдущаго царствованія (Александра II) наростала многочисленная партія, обвинявшая тогдашнее правительство въ космополитизмѣ и видѣвшая въ наслѣдникѣ престола твердаго хранителя чисто національныхъ интересовъ. Въ этомъ теченіи и тогда уже слабо проявлялся какой-то безсознательный демократизмъ. А съ той минуты, когда густые толпы народничества пристали къ правительству, этотъ демократизмъ сдѣлался даже очень замѣтенъ. Появился особый сортъ людей, готовыхъ одновременно произносить такія неоднородныя слова, какъ „сильная власть" и „права народнаго большинства". Эти господа не только признавали за кореннымъ великорусскимъ племенемъ законныя полномочія на господство, но ставили ему въ прямую обязанность давить инородцевъ и механически ихъ передѣлать въ чистокровныхъ русскихъ. Основнымъ догматомъ этой религіи особаго сорта было самодержавіе, не царя только, но и того чисто русскаго большинства, которое будто бы ошибаться не можетъ никогда. Упускалось изъ виду, что подъ этимъ, на первый взглядъ вполнѣ благонадежнымъ теченіемъ, скрывалось иное - преклонение передъ густыми народными массами, передъ всѣми ихъ вѣрованіями, привычками, суевѣріями. Въ зародышѣ здѣсь уже заключалась пресловутая „четыреххвостка", т. е. не болѣе не менѣе, какъ самодержавіе толпы - „lа souveraineté du peuple".
Сама Восточная война, затеянная под давлением общественного мнения, печати, была в этом смысле явлением новым, явлением именно ПОПУЛЯРНЫМ. Некоторых сие обстоятельство уже тогда настораживало. Тот же Головин рассказывал про своего родственника, шефа жандармов А.Л.Потапова: «Когда передъ Восточной войной толпа на Дворцовой площади громко вызывала Государя, чтобы привѣтствовать его криками «ура», Потаповъ сказалъ, не присоединяясь къ общему ликованію: «Ваше Величество, когда народъ пріучается рукоплескать своему Государю, онъ тѣмъ самымъ пріобрѣтаетъ право ему высказывать неодобреніе».
Подобных замечаний и сентенций найдется множество в дневнике П.А.Валуева (председатель Комитета Министров в то время). В этих русофильских и славянских восторгах, в официальном народничестве и сворачивании космополитизма Валуев видел возврат к допетровским началам, «подставление Московского Царства вместо Российской Империи». Вот несколько цитат:
1877 г. «Московские славяне одержат верх и во имя славян немосковских (то есть балканских. - АВ) пустят Россию в обратный ход. - От Гостомысла к Петру - в гору. От Петра до славян базарного образца - по горе. - От этих славян - под гору».
1880 г. «Я упомянул (в разговоре с Александром II) о нашем упорном пошибе делить русский народ на две части : белый и черный, и на тщетность усилий ему сулить копейки, когда газеты и агитаторы ему сулят гораздо более, потому что сулят чужие рубли. Я указал на несообразность искания опоры в тех самых массах, на которые рассчитывают и анархисты».
1881 г. «Патриотическое балагурство Москвы продолжается под лад призывания туда центральной власти и аксаковского лозунга «пора домой», то есть в Китай-город». «Государь (Александр III) сказал о графе Игнатьеве, что хорошо, что он у дел, потому что «настоящий коренной русский». Sic.»
1882: «Mot d’ordre теперь - русские начала, русские силы, русские люди, - одним словом, руссицизм во всех видах». «Дикая допетровская стихия взяла верх. Разложение императорской России предвещает ее распадение. … Недаром я уже в 1863 году старался дать нашему государственному строю другие формы и всероссийскими элементами парализовать китай-городские». «Общее впечатление одно и то же. Процесс азиатизации продолжается». «Какой стихией росла императорская Россия? Петровскою, т.е. петербургскою. - Какая стихия влечет к умалению и упадку? Московская. Стоит сравнить начало 60-х годов с началом 80-х».
1883: «Придворный траур по поводу кончины принца Карла Прусского заставил отсрочить разные балы, в том числе и костюмированный у великого князя Владимира. Характеристично, что костюмы должны быть из русских допетровских времен. Но «нам не уйти от дел Петра, как ни меняй мы наши платья…».
«Не находят обер-церемонимейстера для коронации. Действительно, нет сподручных кандидатов. Со временем их будет еще менее, если контингент для русской империи будет ограничиваться контингентом русского царства».
«Боюсь, что не ошибаюсь, чуя распадение русской империи. Останется аксаковское царство». «Московская волна продолжает размывать русскую империю».
«Прочитал в «Правительственном Вестнике» вчерашнее чрезвычайное прибавление о народном празднике. Гр. Толстой говорит в своей телеграмме о «Батюшке-Царе». К чему это прикидывание мужичком? Всё та же лживая песня».
Прикидывание мужичком, поклонение мужичку - парадоксально, но в этом революционеры шли рука об руку с высшими классами. И поэтому не удивительно слышать, что «пиковая дама русской эмиграции», графиня София Сергеевна Игнатьева, «неуклонно заказывала в Соборе 1 марта панихиду по покойном убиенном Императоре Александре ІІ. К Александру ІІІ она относилась с пренебрежением, считая, что он своей простотой снизил высокое звание Императорского сана, и, в общем, именно он, «ваш хваленый Александр ІІІ», был главным виновником революции» (из воспоминаний протоиерея Бориса Старка).
Думаю, что и распутинский феномен был вполне логичным продолжением той же самой демократической тенденции, тяги к опрощению.
* * *
Сцены на охоте. Два Александра - отец и сын. На первой картинке - всероссийский император, большой европейский барин, «белый господин», а на второй - русский царь, царь-мужик. В первом случае ясно видна непроходимая черта, глубокая разница между императором и стоящими насупротив мужиками; зато царь со второй картинки и сам органично смотрелся бы среди этих мужиков…