Поэт Владимир Кемецкий (1902 - 1938)
Дамба между Большим Соловецким островом и Муксалмой
В воспоминаниях Дмитрия Сергеевича Лихачёва о Соловецком лагере есть рассказ о поэте Владимире Кемецком, делившем с ним в заключении крохотную камеру - бывшую монастырскую кладовую.
Владимир Свешников (Кемецкий - девичья фамилия матери) родился в 1902-м в Петербурге.
Его отец был офицером Белой Гвардии, и вся семья Свешниковых бежала в 1920-м году из Одессы сперва в Константинополь, затем в Париж.
Но вскоре молодой поэт вернулся назад и почти сразу попал в лапы ГПУ. Далее долгие годы лагерей и ссылок. И там - лучшие его стихи, которые сокамерники знали наизусть.
Он говорил, что его род идёт от викингов.
29 января 1938-го в Ухтпечлаге под Воркутой на глухой и печально известной станции узкоколейки «Старый Кирпичный Завод» Владимир Кемецкий был расстрелян. Ему было 35 лет.
Ниже по ссылкам вы найдёте его стихи, а здесь привожу одно, наиболее любимое Лихачёвым.
Хотелось бы увидеть эти стихи и в нашем следующем сборнике.
САГА ОБ ЭРИКЕ, СЫНЕ ЯЛЬМАРА, И О ПОСЛЕДНЕМ ИЗ ЕГО ПОТОМКОВ
I
Светлою, чешуйчатою сталью
С головы до ног облечены,
На ладьях дубовых вылетали
Мужи фьорда, возжелав войны.
Вдоль бортов тяжелые висели
Воинов округлые щиты,
Волны бились в пенистом весельи
В свеже-просмоленные борты.
И над выпуклой равниной моря
Завывали хриплые рога,
И скрывались в утреннем просторе
Затуманенные берега...
Были алчны, веселы и смелы,
Юной волею опьянены,
Крепче ясеня упругим телом
И душой стремительней волны.
От болот Фрисляндии холодной
До сирийских знойных берегов
Возникали из пучины водной
Толпы белокурых смельчаков.
Ревом стад, возов протяжным скрипом
Наполнялись колеи дорог,
И вороньим неумолчным криком
О беде вещал угрюмый рок.
А в монастырях, в полдневных странах,
Ко Христу взывал дрожащий клир:
- Да хранит от ярости норманнов
Верный церкви христианский мир.
II
Я седые разбираю руны
Потаенной памяти моей,
Старой арфы слышу говор струнный,
Весел плеск и ропоты морей.
Тень встает в туманах полунощных,
Опирающаяся на меч,-
Узнаю тебя, мой пращур мощный,
Запевала грабежей и сеч.
Рослый, меднокудрый, бородатый,
Ты молчишь, приемля волн хвалы,
Шрам от сарацинского булата
Вьется вдоль обветренной скулы.
И кольчуга холодно мерцает,
Пены брызгами орошена,
И ладья твоя летит, качаясь,
Сквозь пространства, ветры, времена...
А над Балтикой,- ты помнишь, Эрик?
Вечер молчаливый угасал,
Шли ладьи, родной покинув берег,
Шли ладьи, раскинув паруса.
Стаей кречетов ладьи летели,
Кровь зари стекала по щитам,
Паруса, вздуваясь, шелестели,
Волны льнули к выгнутым бортам.
О богах родимого Готланда,
О морских глубин холодной мгле,
О свирепых скрялингах Винланда
Пели скальды на крутой корме.
Пели скальды, рокотали воды,
Уносился ветер наугад,
Тускло рдел предвестник непогоды -
Раскаленный докрасна закат.
Так, по воле паруса и ветра,
Словно жизнь, прекрасен и жесток,
Плыл с дружиной старого Хрорекра -
Эрик, сын Яльмара, на восток.
III
Нежная, покорными глазами
Княжишь ты, бездумна и ясна,
Сладости безмолвные лобзанья,
Невзначайной ласки тишина.
Твой призывный, ветрами звучащий
Голос древние приносит сны,
Тихий шорох непробудной чащи,
Плеск прозрачной ильменской волны.
А когда нежданными слезами
Затуманится твой светлый взор,
Восстают забытые сказанья,
Затаенные на дне озер.
Помнишь, слушая, как вьюга злится
И терзает чахлые поля,
Ты в своей бревенчатой светлице
Пряжу до полуночи ткала.
А весною, на заре туманной,
Над изгибом медленной реки,
На вершине Чудского кургана
Ты сплетала бледные венки.
Помнишь, как в испуганной печали
Протекали на пиру часы,
Как подруги с песней расплетали
Кольца русой девичьей косы,
Как, дрожа, легла ты ночью хмурой,
Внемля влажным возгласам дождя,
На покрытое медвежьей шкурой
Ложе рыжекудрого вождя.
IV
За ладьей моей веселой стаей
Волны-псы не гонятся, ворча,
И рука моя не обнимает
Кованную рукоять меча.
Ветер, песни, сны, воспоминанья,
Тихий отзвук жизни вековой,
Лишь закат, как боевое знамя,
Развевается над головой.
Но, бессилен и обезоружен,
Слышу все ж дружин суровый зов,
Все же я с широким морем дружен,
С крыльями беспечных парусов.
Я люблю прибрежною тропою
Пробираться при мерцаньи звезд,
Я люблю суровый рев прибоя,
Яростно дробящего утес.
Черную люблю крутую спину
Мерно вырастающей волны,
Шквалами разломанные льдины,
Тронутые оловом луны.
А когда, как гость на новоселье,
Тьма придет и скроет небеса,
И когда медлительно застелит
Роковой туман мои глаза,-
Рухнет шумная волна на берег,
И, сверкая взора синевой,
Из тумана прародитель Эрик
Царственно возникнет предо мной.
Мощью, равной ясеню иль буку,
Встанет он, кольчугою звеня,
И протянет жилистую руку,
И в ладью свою возьмет меня.
И помчимся, с черной зыбью споря,
В непроглядной тьме, сквозь ураган,
По волнам неведомого моря
К сумрачным, скалистым берегам.
И взойдя на облачные скалы,
В синем блеске ледяных лучей
Я вступлю в высокую Валгаллу
Под бряцанье арф и лязг мечей.
V
Не томи напрасною тревогой
Сердце юное и слез не лей,
Если ночью выйду на дорогу,
Вьющуюся меж пустых полей.
Если долго буду слушать волны
И прибоя вспененного шум,
Если ветрами и ночью полный,
Возвращусь рассеян и угрюм.
Мне ль покинуть сонные озера,
Леса шепчущую глубину,
И зелено-дымчатые взоры,
И твоих улыбок тишину.
Нет, навеки я тобой окован,
От тебя мне некуда уйти,
Тихим волхованьем зачарован.
Старых странствий я забыл пути.
Слушай тихие повествованья,
Дочь страны озерной и лесной,
Слушай эти смутные сказанья,
Для тебя лишь сложенные мной.
Знали викинги одну отраду -
Бег ладьи да пиршество меча,
Жемчуг, злато - смелому награда,
Пахнущая мускусом парча.
Были алчны, веселы, упорны...
Только, знаешь, не ушел домой
От страны славян, от глаз покорных
Эрик - сын Яльмара - пращур мой.
Соловки, 1929 год
Владимир Кемецкий (Свешников). Рисунок Д.С.Лихачева
В этом году исполняется 110 лет со дня рождения поэта.
http://www.remember1937.hrworld.ru/?q=node/39
http://www.solovki.ru/lixachev_43.html
Фото Соловков отсюда