Статья Тимоти Рэдклиффа на тему педофильского скандала
Брат Тимоти, как всегда, лучше всех сказал, по-моему...
Из Пруйля сестры поделились. Перевел вот только что и наконец делюсь с общественностью.
Опубликовано 13 апреля сего года.
УЙТИ ИЛИ ОСТАВАТЬСЯ?
Тимоти Рэдклифф ОП
Сейчас, когда вокруг да около Церкви бурлит скандал о сексуальном насилии над детьми и укрывательстве виновных, среди католиков находятся те, кто серьезно размышляет о смысле собственной принадлежности к этому социальному институту. Предыдущий магистр Доминиканского ордена в короткой статье объясняет, почему он останется в Церкви, что бы ни случилось.
- Недавние открытия о сексуальном насилии со стороны итальянских и германских священников подняли волну народного гнева и отвращения. Со всей Европы в мою почту сыпались письма, в которых люди спрашивали меня, как же теперь можно оставаться в Церкви. Среди прочего я получил даже готовую форму для официального отказа от членства в Церкви - ее требовалось только заполнить и подписать. Зачем оставаться? Однако первый вопрос - это зачем уходить. Некоторые чувствуют, что они просто больше не могут вынести, чтобы их ассоциировали с настолько испорченным и опасным социальным институтом. Страдания детей по подобным ужасным причинам - и в самом деле нечто чудовищное. Сейчас наши взгляды и наши заботы должны быть в первую очередь адресованы им, жертвам насилия. Ни одно слово из того, что я напишу ниже, не имеет цели тем или иным образом преуменьшить чудовищность такого злодеяния, как сексуальное насилие. Однако по статистическим данным по США, приводимым Колледжем криминальной юстиции Джона Джея, можно предположить, что католические клирики в этом плане отличились отнюдь не больше, чем женатое духовенство прочих церквей.
По некоторым статистическим исследованиями, случаев этого злодеяния среди католического священства заметно меньше, чем среди прочих слоев населения, - примерно вдвое. Скажем, школьных учителей-мирян среди насильников гораздо больше, чем клириков. Оставлять Церковь в поисках другой, безопасной для детей деноминации, как видите, попросту неверный шаг. Приходится признать ужасную истину - насилие над детьми распространено во всех слоях общества. Конечно, эту истину можно пытаться скрыть, делая из Церкви козла отпущения.
Но что нам делать с попытками сокрытия ужасной истины в ограде самой Церкви? Разве не проявили епископы вопиющую безответственность, попросту снимая виновников с их постов вместо того, чтобы сдать их полиции? Разве таким образом насильники не получают шансов к совершению новых преступлений? Да, порой так оно и есть. Но большинство помянутых случаев относится к 1960-1970-м годам, когда епископы оценивали сексуальное насилие скорее как тяжкий грех, нежели как патологию, а юристы и психологи заверяли, что после курса лечения клирики снова смогут выполнять свои обязанности. Нечестным будет проецировать сегодняшнее наше отношение к сексуальному насилию, основанное на исследовании его природы, на события тех времен, когда нынешних знаний попросту не существовало. Лишь в конце 1970-х, когда поднялась волна феминизма, люди стали вслух говорить о проблеме сексуального насилия мужчин над женщинами, а потом обратились и к вопросу зла, причиняемого взрослыми беззащитным детям.
Но куда смотрел Ватикан? Папа Бенедикт довольно ясно и недвусмысленно выражал свою позицию по этому вопросу еще до того, как стал Папой, будучи главой Конгрегации Вероучения (CDF). Теперь на него указывает множество пальцев. Оказывается, ряд случаев, представленных на рассмотрение CDF, прошел мимо его внимания. Не значит ли это, что доверие Папе подорвано? Напротив храма Святого Петра стоят пикеты, демонстранты призывают к отставке понтифика. Но я со всей ответственностью могу заявить, что Папу в этой ситуации совершенно не в чем обвинить.
Распространено представление о Ватикане как об огромном, отлично отлаженном механизме. На самом деле он очень маленький. Членов CDF всего 45; и эти 45 человек призваны решать доктринальные и дисциплинарные вопросы Церкви, в которой 1,3 миллиарда членов, что составляет 17% населения всего мира; и среди этих миллионов - около 400 тысяч священников. Когда я в бытность Магистром доминиканского Ордена имел дело с CDF, мне было отлично видно, с каким трудом штату Конгрегации удается со всем этим справляться. Поток документов так огромен, что какие-то из них обречены проскользнуть сквозь щели и затеряться. Кардинал Йозеф Ратцингер жаловался мне, что в CDF попросту слишком мало людей на такой объем работы.
Люди приходят в ярость из-за того, что Ватикан отказывается рассекретить все свои файлы и предоставить публике исчерпывающие сведения о происшедшем. Зачем вся эта секретность? Католики, чувствующие себя глубоко уязвленными, требуют от тех, кто ими правит, полной прозрачности. Я согласен, что у католиков есть право знать истину из первых рук. Но при этом мы должны понимать причины, по которым Ватикан выбирает такую политику самозащиты. Двадцатый век даровал Церкви больше мучеников, чем все предыдущие века вместе взятые. В течение века смерть за веру приняло множество священников, епископов, монашествующих и мирян - как в Западной Европе, так и в странах бывшего СССР, в Африке, в Латинской Америке и Азии.
И сейчас, в наши дни многие католики за свою веру принимают смерть или томятся в заключении. Разумеется, Ватикан тяготеет к конфиденциальности: это необходимая мера для того, чтобы защитить Церковь от многочисленных желающих ее уничтожить. Так что агрессивная реакция Ватикана на призыв к полной открытости вполне понятна; даже правомочные требования прозрачности воспринимаются как одна из форм преследования. Невозможно отрицать, что среди представителей СМИ есть немало народа, который пользуется любой возможностью подорвать доверие к Церкви, причинить ей вред.
Однако мы должны быть по-настоящему благодарны прессе за ее настойчивые требования, обращенные к Церкви - повернуться лицом к собственным падениям и недостаткам. Если бы не СМИ, позорные факты насилия могли бы замалчиваться еще много лет.
Конфиденциальность - также следствие права Церкви, как и всякого обвиняемого, сохранять свое доброе имя до тех пор, пока его вина не доказана. Презумпция невиновности - принцип, который с трудом приемлет современное общество, чьи СМИ только и ищут возможности разрушить чью-нибудь еще репутацию.
Зачем уходить? Чтобы найти спокойную гавань, какую-нибудь менее испорченную Церковь? Если причина в этом, я думаю, вас ждет скорое разочарование. Я тоже мечтаю о более прозрачном управлении, мне ужасно не хватает открытых дискуссий, но стремление Церкви к секретности более чем понятно - и порой просто необходимо. Понимать что-то не всегда означает с ним мириться или ему потворствовать; однако без понимания нет справедливого действия.
Зачем оставаться? Выкладываю на стол свои карты. Даже если бы Церковь была во всем хуже других церквей, я бы не ушел. Я католик не потому, что наша Церковь самая лучшая - и даже не потому, что католичество мне просто нравится, соответствует моему характеру и так далее. Я действительно многое люблю в своей Церкви, однако в ней есть и такое, что мне отнюдь не нравится. Я католик не потому, что предпочитаю, так сказать, продукцию экклезиологической сети "Уайтроуз" продукции "Теско" ("Уайтроуз", "Теско" - британские конкурирующие сети супермаркетов. - Прим. перев.) Я католик, потому что верю: Католическая церковь воплощает в себе нечто, необходимое для христианского свидетельства Воскресения Христова, а именно - зримое единство.
Когда Иисус умер, созданное им братство распалось. Он был предан, отвергнут, большинство учеников разбежалось. До самого конца с Ним рядом оставались в основном женщины. В день Пасхи Он явился своим ученикам - и это было нечто гораздо большее, чем физическое воскрешение умершего.
В Иисусе Бог восторжествовал надо всем, что разрушает единство: над грехом, трусостью, ложью, непониманием, страданием и смертью. Воскресение стало для мира потрясающим зримым знамением воскресения общности, общины. Трусы и маловеры снова были собраны воедино. Хвалиться им было нечем, им было стыдно за свое поведение перед лицом несчастья, - и однако они снова стали едины. Единство Церкви - это знамение, что все силы, разъединяющие и дробящие общину, побеждены во Христе.
Все христиане составляют единое Тело Христово. Мою веру укрепляют и питают многие христиане, принадлежащие к другим деноминациям; я глубоко уважаю и люблю их. Однако помянутое мною единство во Христе требует зримого воплощения. Христианство - это не некая расплывчатая духовность, но религия Воплощения, в котором глубочайшие истины обтерают физическую, а порою даже и институционную форму. Исторически получилось так, что центром этого единства был избран Петр, у Луки, Марка и Матфея именуемый Камнем, а у Иоанна - пастырем овец Господних.
С самого начала и на протяжении всей своей жизни Петр порой оказывался камнем ненадежным, колеблющимся; он становился причиной скандала, раздора; и все же именно ему - и его наследникам - поручена задача собирать нас воедино, чтобы свидетельствовать пасхальную победу Христову над разделяющей силой греха. А значит, что бы ни случилось, Церковь может на меня рассчитывать. Может, нам порой и будет стыдно признаваться, что мы католики, но Христос с самого начала выбирал для Себя довольно постыдную компанию.
Из Пруйля сестры поделились. Перевел вот только что и наконец делюсь с общественностью.
Опубликовано 13 апреля сего года.
УЙТИ ИЛИ ОСТАВАТЬСЯ?
Тимоти Рэдклифф ОП
Сейчас, когда вокруг да около Церкви бурлит скандал о сексуальном насилии над детьми и укрывательстве виновных, среди католиков находятся те, кто серьезно размышляет о смысле собственной принадлежности к этому социальному институту. Предыдущий магистр Доминиканского ордена в короткой статье объясняет, почему он останется в Церкви, что бы ни случилось.
- Недавние открытия о сексуальном насилии со стороны итальянских и германских священников подняли волну народного гнева и отвращения. Со всей Европы в мою почту сыпались письма, в которых люди спрашивали меня, как же теперь можно оставаться в Церкви. Среди прочего я получил даже готовую форму для официального отказа от членства в Церкви - ее требовалось только заполнить и подписать. Зачем оставаться? Однако первый вопрос - это зачем уходить. Некоторые чувствуют, что они просто больше не могут вынести, чтобы их ассоциировали с настолько испорченным и опасным социальным институтом. Страдания детей по подобным ужасным причинам - и в самом деле нечто чудовищное. Сейчас наши взгляды и наши заботы должны быть в первую очередь адресованы им, жертвам насилия. Ни одно слово из того, что я напишу ниже, не имеет цели тем или иным образом преуменьшить чудовищность такого злодеяния, как сексуальное насилие. Однако по статистическим данным по США, приводимым Колледжем криминальной юстиции Джона Джея, можно предположить, что католические клирики в этом плане отличились отнюдь не больше, чем женатое духовенство прочих церквей.
По некоторым статистическим исследованиями, случаев этого злодеяния среди католического священства заметно меньше, чем среди прочих слоев населения, - примерно вдвое. Скажем, школьных учителей-мирян среди насильников гораздо больше, чем клириков. Оставлять Церковь в поисках другой, безопасной для детей деноминации, как видите, попросту неверный шаг. Приходится признать ужасную истину - насилие над детьми распространено во всех слоях общества. Конечно, эту истину можно пытаться скрыть, делая из Церкви козла отпущения.
Но что нам делать с попытками сокрытия ужасной истины в ограде самой Церкви? Разве не проявили епископы вопиющую безответственность, попросту снимая виновников с их постов вместо того, чтобы сдать их полиции? Разве таким образом насильники не получают шансов к совершению новых преступлений? Да, порой так оно и есть. Но большинство помянутых случаев относится к 1960-1970-м годам, когда епископы оценивали сексуальное насилие скорее как тяжкий грех, нежели как патологию, а юристы и психологи заверяли, что после курса лечения клирики снова смогут выполнять свои обязанности. Нечестным будет проецировать сегодняшнее наше отношение к сексуальному насилию, основанное на исследовании его природы, на события тех времен, когда нынешних знаний попросту не существовало. Лишь в конце 1970-х, когда поднялась волна феминизма, люди стали вслух говорить о проблеме сексуального насилия мужчин над женщинами, а потом обратились и к вопросу зла, причиняемого взрослыми беззащитным детям.
Но куда смотрел Ватикан? Папа Бенедикт довольно ясно и недвусмысленно выражал свою позицию по этому вопросу еще до того, как стал Папой, будучи главой Конгрегации Вероучения (CDF). Теперь на него указывает множество пальцев. Оказывается, ряд случаев, представленных на рассмотрение CDF, прошел мимо его внимания. Не значит ли это, что доверие Папе подорвано? Напротив храма Святого Петра стоят пикеты, демонстранты призывают к отставке понтифика. Но я со всей ответственностью могу заявить, что Папу в этой ситуации совершенно не в чем обвинить.
Распространено представление о Ватикане как об огромном, отлично отлаженном механизме. На самом деле он очень маленький. Членов CDF всего 45; и эти 45 человек призваны решать доктринальные и дисциплинарные вопросы Церкви, в которой 1,3 миллиарда членов, что составляет 17% населения всего мира; и среди этих миллионов - около 400 тысяч священников. Когда я в бытность Магистром доминиканского Ордена имел дело с CDF, мне было отлично видно, с каким трудом штату Конгрегации удается со всем этим справляться. Поток документов так огромен, что какие-то из них обречены проскользнуть сквозь щели и затеряться. Кардинал Йозеф Ратцингер жаловался мне, что в CDF попросту слишком мало людей на такой объем работы.
Люди приходят в ярость из-за того, что Ватикан отказывается рассекретить все свои файлы и предоставить публике исчерпывающие сведения о происшедшем. Зачем вся эта секретность? Католики, чувствующие себя глубоко уязвленными, требуют от тех, кто ими правит, полной прозрачности. Я согласен, что у католиков есть право знать истину из первых рук. Но при этом мы должны понимать причины, по которым Ватикан выбирает такую политику самозащиты. Двадцатый век даровал Церкви больше мучеников, чем все предыдущие века вместе взятые. В течение века смерть за веру приняло множество священников, епископов, монашествующих и мирян - как в Западной Европе, так и в странах бывшего СССР, в Африке, в Латинской Америке и Азии.
И сейчас, в наши дни многие католики за свою веру принимают смерть или томятся в заключении. Разумеется, Ватикан тяготеет к конфиденциальности: это необходимая мера для того, чтобы защитить Церковь от многочисленных желающих ее уничтожить. Так что агрессивная реакция Ватикана на призыв к полной открытости вполне понятна; даже правомочные требования прозрачности воспринимаются как одна из форм преследования. Невозможно отрицать, что среди представителей СМИ есть немало народа, который пользуется любой возможностью подорвать доверие к Церкви, причинить ей вред.
Однако мы должны быть по-настоящему благодарны прессе за ее настойчивые требования, обращенные к Церкви - повернуться лицом к собственным падениям и недостаткам. Если бы не СМИ, позорные факты насилия могли бы замалчиваться еще много лет.
Конфиденциальность - также следствие права Церкви, как и всякого обвиняемого, сохранять свое доброе имя до тех пор, пока его вина не доказана. Презумпция невиновности - принцип, который с трудом приемлет современное общество, чьи СМИ только и ищут возможности разрушить чью-нибудь еще репутацию.
Зачем уходить? Чтобы найти спокойную гавань, какую-нибудь менее испорченную Церковь? Если причина в этом, я думаю, вас ждет скорое разочарование. Я тоже мечтаю о более прозрачном управлении, мне ужасно не хватает открытых дискуссий, но стремление Церкви к секретности более чем понятно - и порой просто необходимо. Понимать что-то не всегда означает с ним мириться или ему потворствовать; однако без понимания нет справедливого действия.
Зачем оставаться? Выкладываю на стол свои карты. Даже если бы Церковь была во всем хуже других церквей, я бы не ушел. Я католик не потому, что наша Церковь самая лучшая - и даже не потому, что католичество мне просто нравится, соответствует моему характеру и так далее. Я действительно многое люблю в своей Церкви, однако в ней есть и такое, что мне отнюдь не нравится. Я католик не потому, что предпочитаю, так сказать, продукцию экклезиологической сети "Уайтроуз" продукции "Теско" ("Уайтроуз", "Теско" - британские конкурирующие сети супермаркетов. - Прим. перев.) Я католик, потому что верю: Католическая церковь воплощает в себе нечто, необходимое для христианского свидетельства Воскресения Христова, а именно - зримое единство.
Когда Иисус умер, созданное им братство распалось. Он был предан, отвергнут, большинство учеников разбежалось. До самого конца с Ним рядом оставались в основном женщины. В день Пасхи Он явился своим ученикам - и это было нечто гораздо большее, чем физическое воскрешение умершего.
В Иисусе Бог восторжествовал надо всем, что разрушает единство: над грехом, трусостью, ложью, непониманием, страданием и смертью. Воскресение стало для мира потрясающим зримым знамением воскресения общности, общины. Трусы и маловеры снова были собраны воедино. Хвалиться им было нечем, им было стыдно за свое поведение перед лицом несчастья, - и однако они снова стали едины. Единство Церкви - это знамение, что все силы, разъединяющие и дробящие общину, побеждены во Христе.
Все христиане составляют единое Тело Христово. Мою веру укрепляют и питают многие христиане, принадлежащие к другим деноминациям; я глубоко уважаю и люблю их. Однако помянутое мною единство во Христе требует зримого воплощения. Христианство - это не некая расплывчатая духовность, но религия Воплощения, в котором глубочайшие истины обтерают физическую, а порою даже и институционную форму. Исторически получилось так, что центром этого единства был избран Петр, у Луки, Марка и Матфея именуемый Камнем, а у Иоанна - пастырем овец Господних.
С самого начала и на протяжении всей своей жизни Петр порой оказывался камнем ненадежным, колеблющимся; он становился причиной скандала, раздора; и все же именно ему - и его наследникам - поручена задача собирать нас воедино, чтобы свидетельствовать пасхальную победу Христову над разделяющей силой греха. А значит, что бы ни случилось, Церковь может на меня рассчитывать. Может, нам порой и будет стыдно признаваться, что мы католики, но Христос с самого начала выбирал для Себя довольно постыдную компанию.