Привезли из Икеи полку и вставки в стеллаж.
Всем хороши большие стеллажи Икеи, кроме одного: нижние полки такие нижние. Вся пыль и кошачья шерсть нашего дома рано или поздно забирается в нижние ячейки "экспедита" и живет там своей жизнью, даже, как я понимаю, выращивает потомство - иначе откуда там столько пыли и шерсти.
Сначала у нас там были корзины, но в корзины очень неудобно складировать бокалы. И м решили - когда-нибудь сделаем вставки с дверцами, и у нас будет бар. Ну вот теперь он у нас есть. На стекло и кофейные чашки. И на ломоносовский сервиз кобальтовой сетки, который каким-то волшебным образом доехал из Питера в полной целости и сохранности.
(Я совершенно равнодушен к кобальтовой сетке. Но продавать его было просто некогда, а выкинуть - не поднялась рука. Первый раз в жизни в моем доме имеется сервиз тончайшего фарфора на шесть персон, если так пойдет и дальше, еще, чего доброго, льняные скатерти заведутся.)
Когда я едва-едва окончил школу, меня занесло в эрмитажный кружок. По возрасту школьный пропуск мне не полагался, но его все равно сделали, и это был пропуск в рай - в любое время с любого входа. Мы носились по Эрмитажу буйной, хихикающей стайкой, мы знали короткий путь к любому залу, мы очень сносно ориентировались в коллекциях.
Лучше всего были диалоги в учебном отделе - опоздавший врывался, быстро спрашивал: где Климчицкая?
- В Нидерландах, - следовал короткий ответ.
- В Нидерландах я только что был, - оправдывался опоздавший, - нету там никого!
Что самое прекрасное, для нас действительно больше никого не было. Мы проскакивали вихрем через залы, срезая углы и влетая от малого тронного на третий этаж, когда надо было попасть к французам и жилым залам, потому на третьем всегда было меньше народа и через него получалось быстрее. А вокруг вихрились стайки тех, кто приходил сюда как в музей - медленно брели из зала в зал, разглядывали картины, плутали в галереях, пытались определить, где находятся, и как из Гербового зала пройти в Павильонный. А мы были дома.
Сейчас в России каникулы, святки, и Прага набита битком. Русскую речь в центре слышишь чаще, чем чешскую. Я прошел через Летенские сады, спустился к набережной, проскочил под Карловым мостом на Кампу, чтобы захватить кусок моста и почесать льва - я всегда его чешу, когда прохожу мимо. А потом, едва выйдя из арки надмостовой башни, я быстро выбрался из толпы и свернул к церкви миссии Мальтийцев, потому что мне нужно было на Андель, и куда проще было пройти боковыми улочками, чем подниматься вместе со всеми к Малостранской площади. Люди вокруг меня медленно брели по узким улицам, глазели по сторонам, тыкали в карту и пытались определить, где тут "эти странные часы". И я вдруг на минуту снова оказался в залах Зимнего, по которому несся самоуверенным вихрем, отлично ориентируясь в лабиринте галерей и переходов, твердо зная, что весь этот дворец - принадлежит мне, пока я бегу по нему, опаздывая на лекцию Климчицкой.
Это все солнце. Солнце, запахи и подросший день.
This entry was originally posted at
http://a-str.dreamwidth.org/546377.html. Please comment there using
OpenID.