КУЛЬТУРА РУССКОГО И УКРАИНСКОГО КРЕСТЬЯНСТВА КОНЦА ЭПОХИ ФЕОДАЛИЗМА (1760-1861 гг.) - 13
Часть II. СОЗНАНИЕ И ИДЕАЛЫ КЛАССОВОГО ПРОТЕСТА КРЕСТЬЯНСТВА.
Глава 5. Народные движения.
§ 5.1. Пугачевщина и Гайдамаччина.
Могучее народное движение 1773-1775 гг. возникло в условиях начавшегося в России разложения феодального строя и зарождения капиталистического уклада. С середины XVIII в. нарастала волна крестьянских выступлений. Придворные перевороты, чехарда на престоле способствовали появлению новых и новых самозванцев. Не только восхождение немки Екатерины II на престол, но и ее реформаторские попытки улучшить положение крестьян способствовали взрыву недовольства народных масс. Е. Пугачев во многом подходил для выбранной им роли, но его появление было случайностью. Хотя вовсе не случайной была "программа" Пугачевщины. Она давно уже привлекает внимание историков. В настоящее время мы располагаем значительным количеством опубликованных центральными и местными архивами материалов, добротным источниковедческим исследованием манифестов и указов Е.И. Пугачева (326), а также обстоятельным анализом программы движения в трехтомнике "Крестьянская война 1773-1775 гг.", в монографии А.И. Андрущенко и других работах. И все же оценка этих событий до сих пор остается спорной. П.Г. Рындзюнский в статье об идейной стороне крестьянских движений резонно доказывает необходимость отличать субъективные стремления восставших от объективного исторического значения их борьбы. Но из этого следует, что для понимания идейной стороны последней Крестьянской войны необходимо разобраться, каково соотношение манифестов и указов Е.И. Пугачева, призывов предводителей восстания и массового сознания повстанцев. И в упомянутом исследовании А.И. Андрущенко, и в написанной Р.В. Овчинниковым главе "Идеология восставших" из названного трехтомника о Крестьянской войне, идеи и предводителей, и восставших масс рассматриваются как идеология. Правомерность отнесения к идеологии не только массового сознания восставших, но и манифестов Пугачева вовсе не очевидна. И дело не в словах. Можно дать безупречное зоологическое описание лошади, называя ее коровой, но при любой попытке разобраться в функционировании крестьянского хозяйства, в котором имеются и лошади, и коровы, такая путаница понятий некорректна.
Идеи общественной психологии крестьянства непосредственно порождались особенностями образа жизни, деятельности каждого (помещичьего, государственного или удельного крестьянина, принадлежавшего злому или доброму барину, "хозяйственного мужичка" или бобыля, в урожайный или голодный год). Эти идеи не образовывали сколько-нибудь устойчивых концепций, но всякий раз, когда крестьянин задумывался о жизни, его мысли, несомненно, могли складываться в довольно сложные логические построения, объяснявшие причины, содержание и следствия волнующих явлений. Если изменялись обстоятельства, уже на следующий день такая "теория" могла существенно измениться. Причем, у разных людей эти мимолетные теории, естественно, были разными. Тем более что разные крестьяне и думали о разном. Но бывали времена, когда думы всех сосредоточивались на одном, и логика событий порождала если не единую, то одинаковую в главном логику мыслей об одном и том же. В таких случаях массы и действовали заодно. Если находился вождь, соответствовавший настроениям и чаяниям масс, их движение могло стать и могучим, и целенаправленным. Так было и в событиях 1773-1775 гг. Революционеры и революционные программы обычно возникают гораздо раньше революций. Движение 1773-1775 гг. началось прежде, чем возникла его программа. Доминирование казаков в начале восстания обусловило казачий характер программных документов, размах крестьянского движения придал им крестьянскую направленность. Это достаточно хорошо освещено в литературе.
Пугачев и его сподвижники, создававшие программные документы, не были теоретиками, у них не было своих идей, в главном они чувствовали и думали, как обычно чувствуют и думают все в мятежных массах. Поэтому ничего собственно специфического, что отличалось бы от идей казачьей и крестьянской правды массового сознания, мы в этих документах не найдем.
Подход к манифестам и указам Пугачева как к исключительно идеологическим документам оставляет в тени главные психологические их мотивы, имевшие решающее значение для хода событий. Первый из этих мотивов - "Я - ваш царь". С этого начинаются, этим кончаются почти все указы и манифесты Пугачева. И дело не в принятой форме таких документов. Повстанцы не были формалистами. Если Пугачев действительно царь, то все остальное, наиболее важное для масс, само собою разумелось. Чтобы доказать это главное, Пугачев и жаловал повстанцев "всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу". Второй главный призыв обращений Пугачева к массам - указание, что нужно делать (идти под его знамена, истреблять врагов царя и народа - помещиков и чиновников). Убеждая массы в том, что он царь, и указывая, что им нужно делать, Пугачев высказывал те мысли, которые можно истолковать как программу Крестьянской войны. Однако здесь отсутствует характерное для программ развитого общественного движения расчленение на такие основные компоненты политических программ, как:
1) оценка действительности,
2) общественные идеалы,
3) рассмотрение путей и способов преобразования страны.
Хотя все эти компоненты в более или менее развитом виде разглядеть можно. И что весьма важно, все эти идеи взяты из правды массового сознания патриархального крестьянства и казачества, начиная с мировоззренческого обоснования ее.
Как было показано, подосновой общественного сознания патриархального крестьянства был патриотизм. Начиная с первого своего "Именного указа казакам Яицкого войска" 17 сентября 1773 г., Пугачев призывал повстанцев, как "истинных сынов отечества", "верных сынов отечества", "послужити за свое отечество", поскольку сам он, царь, в соответствии с представлениями масс, "отец отечеству". К сынам отечества обращалась и Военная коллегия повстанцев. О том, что речь идет о понятии, широко распространенном в языке народных масс, свидетельствует приговор приписных к Авзяно-Петровским заводам, освобожденных Пугачевым и возвращавшихся "в свои отечества" - деревни и села.
Первичным, да и главным мировоззренческим авторитетом общественного сознания патриархального крестьянства, его правды была традиция. Ею, начиная с первого Именного указа, обосновывал свои обращения к народу и Пугачев, напоминая о традиционности как царской власти, так и верности ей масс.
Вторым авторитетом общественного сознания патриархального крестьянства и его правды была религия. Пугачев и сподвижники обосновывают свои призывы и религией, хотя в самых первых указах Пугачева Бога "еще нет". Он появляется в указе башкирам, но в типично "крестьянском оформлении": "В начале Бог, а потом на земли я сам...", "Первая надежда на Бога на сем свете". "Возвращение" свое на престол Пугачев объяснял волей Бога, усердным молением и желанием "рабов" своих.
Свои действия и призывы Пугачев обосновывал также логикой личного разума крестьянина именно в тех случаях, когда религия с ее призывами к кротости и покорности господам не годилась. Массам напоминали, что "Их, помещиков, имение и богатство... было крестьянского кошта". Угнетенных поднимали, ссылаясь на логику их жизни, - бедствия от дворян и градских мздоимцев-судей, их разорителей и злодеев.
Фундаментом всякой общественной программы является оценка действительности. В указах, манифестах Пугачева, обращениях повстанческих властей нет и попыток сколько-нибудь систематически охарактеризовать бытие угнетенных. Это руководителям движения и в голову не приходило, поскольку они видели в жизни то же, что и массы, и объяснять последним бедственность ее не было необходимости. Но все же положение масс характеризовалось достаточно точно. Помещики, губернаторы, воеводы, градские мздоимцы-судьи и прочие подобные мироеды живут добром, созданным трудящимися, объедая их, разоряя, отягощая работами, податями, - "не имея в себе христианства". Поэтому все такие мироеды - "преступники закона и общего покоя", "злодеи - противники воли императорской", "общего покоя возмутители", "бунтовщики и изменники своему государю", "возмутители империи и разорители крестьян".
В сущности, наиболее значимая часть всякой общественной программы - изложение ответа на вопрос: что делать? Вопрос, важнейший и в программных документах Крестьянской войны. Но ответ очень прост из-за своей очевидности: если Пугачев - настоящий царь, то ясно, что нужно, отстаивая свое отечество, идти в его отряды и, "не щадя живота своего", кровь проливать, бунтовщиков-помещиков "ловить, казнить и вешать", "казнить смертию, а домы и все их имения брать себе в награждение". В правде обыденного крестьянского сознания таких рекомендаций нет, но они целиком вытекают из нее.
Острием всякой общественной программы, показателем ее глубины, последовательности является изложение ее общественных идеалов. В программных документах Крестьянской войны в полном согласии с правдой массового сознания патриархального крестьянства общественные идеалы осознаются как порядки, при которых пребывали деды и прадеды до закабаления, когда все жили естественно, "как звери лесные": "И будьте подобными степным зверям". Под "вечною вольностию" подразумевался возврат в естественное состояние природной жизни. Таков смысл пожалования "землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами и с морями, хлебом, верой и законом вашим". Это обещалось не только башкирам, но и казакам, и солдатам, и даже чиновникам Оренбурга. Когда основной движущей силой восстания стали массы крепостного крестьянства, всенародные манифесты под вольностью и свободой подразумевали, в соответствии со стремлениями масс их освобождение из подданства помещикам и пожалование быть "верноподданными собственной нашей короны рабами" - вечно казаками, со свободным владением землями, сенокосами, лесами, рыбными ловлями "без покупки и без оброку", в свободе от рекрутчины, налогов и всяких "отягощениев".
Примечательно, что логика совместной борьбы разных угнетенных народов порождала преодоление характерного для массового сознания феодального крестьянства недоверия ко всякому иноплеменнику как к чужаку. Вместе с тем тенденции веротерпимости и даже религиозного безразличия массового сознания крестьянства выразились в провозглашении свободы вероисповедания "никониян", старообрядцев, магометан и язычников. Хотя это еще не означало полной свободы совести - "от веры христианского закона не отпадать".
Практика движения и его программные документы достаточно хорошо выражают и нехитрые политические идеалы организации власти:
свободный мир или казачий круг внизу и
народный царь наверху.
Июльские всенародные манифесты, которые резонно называют "Жалованными грамотами" крестьянству, завершались уверением в том, что по истреблении злодеев-дворян "всякой может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет". Ничего больше крестьянин и не хотел.
Патриархальное крестьянство много внимания уделяло личностным идеалам и гораздо меньше идеалам общественно-политическим. Грандиозный взрыв классовой борьбы 1773-1775 гг. сосредоточил внимание масс именно на государственных порядках во всем царстве. Крайнее напряжение политической мысли угнетенных породило социальную утопию, которая во всех своих основных элементах выросла из правды массового сознания патриархального крестьянства. Примечательно, что и в крупнейших крестьянских движениях кануна реформы 1861 г. в "казаччине" 1855 г. на Украине, и в бездненском восстании 1861 г. стремления восставших не выходили за рамки такой утопии. Еще поучительнее то, что с подобной социальной утопией патриархального крестьянства историк встречается и в движении сельских масс в революции 1905 г.
Заключая сказанное о программных документах Пугачевщины, обратим внимание на интереснейшее явление преобразования процессов сферы общественной психологии в процессы сферы идеологии. Указы и манифесты Пугачева, обращения повстанческих властей уже существенно отличаются от живых процессов общественной психологии - это записанные на бумаге комплексы логически увязанных идей с признаками концептуальности, хотя и самой примитивной. И, что очень важно, эти устойчивые комплексы идей распространялись "сверху вниз", в массы, организуя их борьбу, выполняя, таким образом, идеологические функции.
Можно сказать, что из всех народных социальных утопий нашей истории социальная утопия 1773-1775 гг. принадлежит к наиболее исторически значимым. Она воодушевляла и направляла борьбу сотен тысяч крестьян, ее жизненность сохранялась в патриархальном селе до первой русской революции. Ни одна другая социальная утопия - из всех описанных в литературе - такой значимостью не обладала.
Гайдамаччина. Гайдамаками в середине XVIII в. называли в Польской Украине разбойников. Поэтому в советской литературе, чтобы не компрометировать классовую борьбу, восстание 1768-1769 гг. называли несколько невразумительно "колиивщиной". В связи с этим стоит заметить, что во многих работах упускался из виду разбойный элемент, характерный едва ли не для всех крестьянских восстаний той эпохи. Не случайно образ благородного разбойника распространен в фольклоре многих народов. Любимый герой многих читающих детей Робин Гуд со своими шервудцами был тоже разбойником. Т. Шевченко никак не стыдился своего деда-гайдамака и свою поэму "Гайдамаки" написал под впечатлением вдохновенных воспоминаний старика. Созданная на первом этапе творчества и поэтому наиболее адекватно отражающая крестьянское понимание событий, она представляет собой своеобразный и ценный источник для характеристики движения.
Гайдамаччина порождена многовековой историей Польши и Польской Украины. Польша была восточной окраиной Европы. Магнаты и шляхта осознавали себя форпостом ее в борьбе с варварами Азии. Еще в первой половине XVI в. Польша дала европейскому Возрождению Коперника. Однако геополитическое положение страны все более заметно сказывалось на состоянии хозяйства, на соотношении социально-политических и культурных сил, определявших судьбы Польши. Образование Речи Посполитой, магнатско-шляхетской республики в ходе тяжелой войны с варварской Россией политически предопределило упадок польской государственности, в то время как на Западе наметился переход от сословно-представительной монархии к абсолютизму. Магнаты и шляхта душили развитие города и буржуазии. Господствующий класс, проливая кровь в борьбе с варварами, все более приобретал паразитический характер. Освобождаясь от хозяйственных обязанностей, "благородные" использовали для выжимания ренты из хлопов верхушку еврейских общин - арендаторов, корчмарей, ростовщиков. Как метко сказал К. Маркс, евреи жили в порах средневекового общества, враждебного им. Чтобы спасти себя, свою культуру, веру, прежде всего они держались общинами. Но это способствовало враждебности к ним и "благородных", и угнетенных масс.
Паразитизм господствующего класса привел Речь Посполитую в середине XVIII в. к глубокому хозяйственному, политическому и религиозному кризису. Даже шляхта голодала. Ходила поговорка: "За короля Саса (Августа III Саксонского) хватало мяса". До крайности были доведены массы украинского крестьянства. С середины XIV в. Галичина и значительная часть Волыни попали под власть Польши, феодальный гнет на украинских землях усугублялся религиозным - над схизматиками-православными. К концу XVI в. в борьбу за православие все активнее выступает запорожское казачество. Католики пытаются использовать церковную унию. Украина отвечает мощными народными движениями. Следуют поразительные, зверские по жестокости пытки и казни повстанцев. Это привело к грандиозной освободительной войне под руководством Б. Хмельницкого, уничтожению власти польских панов на значительной части Украины и попытке создания Гетманщины, а затем многим годам гражданской войны с вмешательством Польши, Турции и Крыма. Правобережная Украина осталась за Речью Посполитой. Столетия жесточайшего феодально-религиозного гнета и кровавых войн до крайности обострили противоречия между польскими панами и украинскими крестьянами. Классовые противоречия и классовая борьба не всегда имеют антагонистический характер. Классовая борьба может сочетаться с сотрудничеством классов. Здесь же, пройдя магнатско-шляхетскую школу зверств в расправах над побежденными, повстанцы отвечали тем же. Таковы были многовековые традиции ко времени восстания гайдамаков - ответа крестьян и казаков на новую волну бесчеловечного гнета и грабежа.
В мае 1768 г. семь десятков запорожцев во главе с М. Зализняком вышли из Мотронинского православного монастыря и двинулись в польские владения, на Правобережье. Обращаясь к крестьянам, они призывали к восстанию против рабства, во имя мести за муки, презрение и невообразимый гнет панов. И это было движение, в сущности, за правду. Насколько атмосфера была накалена, можно судить по тому, что к концу июня восстание охватило огромную территорию Киевского и Брацлавского воеводств, частично Подолию и Волынь. Повстанцы надеялись на поддержку России. Но Екатерина II велела своим генералам помочь панам. Царский генерал пригласил к себе предводителей восстания и арестовал их. Движение было подавлено в самом его разгаре.
Поучительно сопоставление социальной программы Пугачевщины с осознанием гайдамаками смысла своей борьбы и идеалами Гайдамаччины. Здесь мы встречаемся с уже знакомой нам бинарной оппозицией "они" и "мы".
Прежде всего "они". Главным образом ляхи - поляки. Шевченко иногда объяснял, что они пришли на Украину из зависти к счастливой жизни соседей. Но чаще всего обвинял в этом иезуитов, католическое духовенство, униатов. Паны - жадные, бессовестные, озверелые грабители. Ничего, кроме ненависти, они не могут вызвать. Уже в середине 40-х годов один из героев Шевченко скажет: "Я різав все, що паном звалось. Без милосердія і зла". Враг № 2 - евреи. В "Гайдамаках" это корчмарь - "Жидюга // Дрижить, ізігнувшись // Над каганцем: лічить гроші..." (Позднее, в зените своего духовного развития, Шевченко подпишет письмо известных деятелей русской и украинской культуры против антисемитизма).
"Мы" гайдамаков и Шевченко в "Гайдамаках" - все украинцы, прежде всего восставшие казаки и крестьяне, в том числе и самые обездоленные, как главный герой поэмы батрак Ярема, - всех их воодушевляет православное духовенство, освятившее ножи повстанцев (уже в середине 40-х годов поэт даст убийственную характеристику церкви, попам). Во главе всех украинцев - их верхи. В воображении Яремы "Лишними рядами // Виступають отамани, // Сотники з панами (украинскими - П.М.) //І гетьмани, всі в золоті..." (позднее поэт горько напишет о том, что украинская старшина лизала ботинки Екатерине II, чтобы она разрешила им закрепощать крестьян).
За что боролись повстанцы, каковы их идеалы? Ярема мечтает, как, вырезав ляхов, он и такие, как он, добудут золото и долю. Он говорит любимой об освященном церковью ноже: "Дасть він мені срібло-золото, дасть він мені славу; одягну тебе, обую, посажу, як паву". Конечно, это только мечты влюбленного. Но у гайдамаков не было никаких иных общественных идеалов, кроме стремления, вырезав поляков и евреев, жить свободными людьми: "В своїй хаті, своя правда, і сила, і воля". Быстро овладевая большой территорией, местечками и даже укрепленными городами, гайдамаки беспощадно истребляли всех своих врагов. Так было и в Умани. Шевченко красочно описывает эту правду - месть. Даже детей-школяров всех утопили в кринице. В "Гайдамаках" сотник И. Гонта, перешедший на сторону повстанцев и командовавший во взятой ими Умани, режет своих детей за то, что "окатоличились", проклиная их мать-католичку. Дети кричат: "Тату, тату! Ми не ляхи!". Но отец и к ним беспощаден.
На самом деле Гонта не только не резал своих детей, но даже спас мальчика - сына польского управителя Умани. Логика художественного образа и народных преданий лучше передает исторические тенденции этих событий, чем логика поведения живого человека. Реальность и сила этих тенденций проявлялись и в кровавых событиях Краковского восстания поляков 1846 г. против власти Австрийской империи. За поддержку повстанцы обещали украинским крестьянам освобождение от барщины, батракам - землю, но крестьяне ненавидели панов и учинили среди них страшную резню. В эпоху формирования буржуазной нации традиционная крестьянская вражда к иностранцам становилась национализмом.
И Пугачевщина, и Гайдамаччина завершились необычайными по жестокости и массовости расправами. Русские мемуары сохранили образ помещицы, которая любила, чтобы во время обеда у нее на глазах секли повариху - не в наказание, а для аппетита. Как же мстили за пережитый испуг? Особенно отличались в этом польские паны. Могли устроить многолюдный пир за роскошно уставленными столами на поле, где палачи изнемогали от "творческих" усилий в массовых пытках и казнях. Гурманство - панская слабость. Все это творилось с "педагогическими" целями - чтобы быдло надолго запомнило.
Каково историческое значение этих массовых вооруженных выступлений наиболее традиционного класса за свою традиционную справедливость? В советской литературе события 1773-1775 гг. трактовались как ярчайший пример Крестьянской войны. Понятие это образно выражало марксистско-ленинскую догму о классовой борьбе как пружине исторического развития. В соответствии с этой догмой крестьянской войной была представлена и Смута начала XVII в., и движение К. Булавина начала XVIII в. Можно было гордиться - Россия крестьянских войн возглавляла человечество как страна революций. Б.Ф. Поршнев с мудрой осторожностью высказывался вообще против понятия "Крестьянская война" - а есть ли разница между большим крестьянским восстанием и маленькой крестьянской войной? Во всемирной истории такая классификация крестьянских восстаний действительно породит лишь непродуктивные споры. Возможно, крестьянскими войнами стоит называть лишь наиболее бесполезные массовые движения крестьянства, ведь война сама по себе античеловечна. Каковы результаты Пугачевщины?
Изначально основанная на лжи самозванчества попытка крестьянства создать мужицко-казацкое самодержавное государство, опиравшееся на своих рабов, была совершенно бесперспективна, нелепа. Но мечта построить государство трудящихся с добрососедством разных народов и чуть ли не со свободой вероисповедания "чтобы восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет", не может не вызывать сочувствия - она таилась в давних традициях социального организма сельской общины.
Принеся народу неисчислимые бедствия, Пугачевщина способствовала прояснению классового самосознания крестьянства, пониманию, что "барин за барина, мужик за мужика".
Наибольшее историческое значение Крестьянской войны в том, что это была своеобразная постановка самим народом вопроса: "Так дальше жить нельзя". Ее не могли не учитывать верхи, она стимулировала развитие общественного движения - и консерваторов, и либералов.
И что тоже важно, результаты Пугачевщины сказывались на дальнейшем развитии и народного и общественного движения. Но об этом далее.
Несколько иначе следует оценить историческое значение Гайдамаччины: Она тоже способствовала прояснению социального сознания - "Пан за пана, Іван за Івана". Однако в этом случае социальные противоречия заслоняются национальными. Пан - это, прежде всего поляк. Социальные противоречия могут более или менее успешно решаться, национальные - иное дело. Они выступают на первый план и порождают национализм. Он невозможен без образа врага. Национализм и вырастает из ненависти, и порождает ее.
О бедственности для Украины национального гнета написано много резонного, но при этом обычно упускается из виду двойственное историческое значение национализма угнетенной нации. С одной стороны, он исторически оправдан, поскольку способствует объединению нации в борьбе за независимость, хотя и в этом случае функции его сугубо разрушительные, но, с другой, и это, пожалуй, главное, - он более всего губителен для самой угнетенной нации. М. Драгоманов обращал внимание на то, что украинские националисты все беды Украины объясняли кознями "их", ляхов или москалей, вместо того, чтобы понять, в чем действительно корень зла. Ненависть застит глаза, оглупляет и умных. Вместо поиска истины создают мифы, т.е. в данном случае более или менее осознанно лгут. Разве не показательно то, что национализм не выдвинул ни одной крупной, творчески одаренной личности!? Фашизм Гитлера - если и творчество, то античеловечное.
По мере развития общества социальная структура его все усложняется. У каждого класса, сословия, социального и культурного слоя своя справедливость, и никто не знает, какая из них самая справедливая. Поэтому нормальное общество развивается путем компромиссов. Живущий ненавистью к образу врага, национализм несовместим с компромиссами, с жизнью нормального здорового общества. Больше того, он несовместим с христианской цивилизацией и учением Христа о братстве людей и народов, отрицанием превосходства одного народа над другим.
В Гайдамаччине зрели едва ли не наиболее заметные тогда народные истоки украинского национализма.
Вопрос для самопроверки:
1. Чем объясняется большая содержательность "программы" Пугачевщины сравнительно с "программой" Гайдамаччины?
Глава 5. Народные движения.
§ 5.1. Пугачевщина и Гайдамаччина.
Могучее народное движение 1773-1775 гг. возникло в условиях начавшегося в России разложения феодального строя и зарождения капиталистического уклада. С середины XVIII в. нарастала волна крестьянских выступлений. Придворные перевороты, чехарда на престоле способствовали появлению новых и новых самозванцев. Не только восхождение немки Екатерины II на престол, но и ее реформаторские попытки улучшить положение крестьян способствовали взрыву недовольства народных масс. Е. Пугачев во многом подходил для выбранной им роли, но его появление было случайностью. Хотя вовсе не случайной была "программа" Пугачевщины. Она давно уже привлекает внимание историков. В настоящее время мы располагаем значительным количеством опубликованных центральными и местными архивами материалов, добротным источниковедческим исследованием манифестов и указов Е.И. Пугачева (326), а также обстоятельным анализом программы движения в трехтомнике "Крестьянская война 1773-1775 гг.", в монографии А.И. Андрущенко и других работах. И все же оценка этих событий до сих пор остается спорной. П.Г. Рындзюнский в статье об идейной стороне крестьянских движений резонно доказывает необходимость отличать субъективные стремления восставших от объективного исторического значения их борьбы. Но из этого следует, что для понимания идейной стороны последней Крестьянской войны необходимо разобраться, каково соотношение манифестов и указов Е.И. Пугачева, призывов предводителей восстания и массового сознания повстанцев. И в упомянутом исследовании А.И. Андрущенко, и в написанной Р.В. Овчинниковым главе "Идеология восставших" из названного трехтомника о Крестьянской войне, идеи и предводителей, и восставших масс рассматриваются как идеология. Правомерность отнесения к идеологии не только массового сознания восставших, но и манифестов Пугачева вовсе не очевидна. И дело не в словах. Можно дать безупречное зоологическое описание лошади, называя ее коровой, но при любой попытке разобраться в функционировании крестьянского хозяйства, в котором имеются и лошади, и коровы, такая путаница понятий некорректна.
Идеи общественной психологии крестьянства непосредственно порождались особенностями образа жизни, деятельности каждого (помещичьего, государственного или удельного крестьянина, принадлежавшего злому или доброму барину, "хозяйственного мужичка" или бобыля, в урожайный или голодный год). Эти идеи не образовывали сколько-нибудь устойчивых концепций, но всякий раз, когда крестьянин задумывался о жизни, его мысли, несомненно, могли складываться в довольно сложные логические построения, объяснявшие причины, содержание и следствия волнующих явлений. Если изменялись обстоятельства, уже на следующий день такая "теория" могла существенно измениться. Причем, у разных людей эти мимолетные теории, естественно, были разными. Тем более что разные крестьяне и думали о разном. Но бывали времена, когда думы всех сосредоточивались на одном, и логика событий порождала если не единую, то одинаковую в главном логику мыслей об одном и том же. В таких случаях массы и действовали заодно. Если находился вождь, соответствовавший настроениям и чаяниям масс, их движение могло стать и могучим, и целенаправленным. Так было и в событиях 1773-1775 гг. Революционеры и революционные программы обычно возникают гораздо раньше революций. Движение 1773-1775 гг. началось прежде, чем возникла его программа. Доминирование казаков в начале восстания обусловило казачий характер программных документов, размах крестьянского движения придал им крестьянскую направленность. Это достаточно хорошо освещено в литературе.
Пугачев и его сподвижники, создававшие программные документы, не были теоретиками, у них не было своих идей, в главном они чувствовали и думали, как обычно чувствуют и думают все в мятежных массах. Поэтому ничего собственно специфического, что отличалось бы от идей казачьей и крестьянской правды массового сознания, мы в этих документах не найдем.
Подход к манифестам и указам Пугачева как к исключительно идеологическим документам оставляет в тени главные психологические их мотивы, имевшие решающее значение для хода событий. Первый из этих мотивов - "Я - ваш царь". С этого начинаются, этим кончаются почти все указы и манифесты Пугачева. И дело не в принятой форме таких документов. Повстанцы не были формалистами. Если Пугачев действительно царь, то все остальное, наиболее важное для масс, само собою разумелось. Чтобы доказать это главное, Пугачев и жаловал повстанцев "всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу". Второй главный призыв обращений Пугачева к массам - указание, что нужно делать (идти под его знамена, истреблять врагов царя и народа - помещиков и чиновников). Убеждая массы в том, что он царь, и указывая, что им нужно делать, Пугачев высказывал те мысли, которые можно истолковать как программу Крестьянской войны. Однако здесь отсутствует характерное для программ развитого общественного движения расчленение на такие основные компоненты политических программ, как:
1) оценка действительности,
2) общественные идеалы,
3) рассмотрение путей и способов преобразования страны.
Хотя все эти компоненты в более или менее развитом виде разглядеть можно. И что весьма важно, все эти идеи взяты из правды массового сознания патриархального крестьянства и казачества, начиная с мировоззренческого обоснования ее.
Как было показано, подосновой общественного сознания патриархального крестьянства был патриотизм. Начиная с первого своего "Именного указа казакам Яицкого войска" 17 сентября 1773 г., Пугачев призывал повстанцев, как "истинных сынов отечества", "верных сынов отечества", "послужити за свое отечество", поскольку сам он, царь, в соответствии с представлениями масс, "отец отечеству". К сынам отечества обращалась и Военная коллегия повстанцев. О том, что речь идет о понятии, широко распространенном в языке народных масс, свидетельствует приговор приписных к Авзяно-Петровским заводам, освобожденных Пугачевым и возвращавшихся "в свои отечества" - деревни и села.
Первичным, да и главным мировоззренческим авторитетом общественного сознания патриархального крестьянства, его правды была традиция. Ею, начиная с первого Именного указа, обосновывал свои обращения к народу и Пугачев, напоминая о традиционности как царской власти, так и верности ей масс.
Вторым авторитетом общественного сознания патриархального крестьянства и его правды была религия. Пугачев и сподвижники обосновывают свои призывы и религией, хотя в самых первых указах Пугачева Бога "еще нет". Он появляется в указе башкирам, но в типично "крестьянском оформлении": "В начале Бог, а потом на земли я сам...", "Первая надежда на Бога на сем свете". "Возвращение" свое на престол Пугачев объяснял волей Бога, усердным молением и желанием "рабов" своих.
Свои действия и призывы Пугачев обосновывал также логикой личного разума крестьянина именно в тех случаях, когда религия с ее призывами к кротости и покорности господам не годилась. Массам напоминали, что "Их, помещиков, имение и богатство... было крестьянского кошта". Угнетенных поднимали, ссылаясь на логику их жизни, - бедствия от дворян и градских мздоимцев-судей, их разорителей и злодеев.
Фундаментом всякой общественной программы является оценка действительности. В указах, манифестах Пугачева, обращениях повстанческих властей нет и попыток сколько-нибудь систематически охарактеризовать бытие угнетенных. Это руководителям движения и в голову не приходило, поскольку они видели в жизни то же, что и массы, и объяснять последним бедственность ее не было необходимости. Но все же положение масс характеризовалось достаточно точно. Помещики, губернаторы, воеводы, градские мздоимцы-судьи и прочие подобные мироеды живут добром, созданным трудящимися, объедая их, разоряя, отягощая работами, податями, - "не имея в себе христианства". Поэтому все такие мироеды - "преступники закона и общего покоя", "злодеи - противники воли императорской", "общего покоя возмутители", "бунтовщики и изменники своему государю", "возмутители империи и разорители крестьян".
В сущности, наиболее значимая часть всякой общественной программы - изложение ответа на вопрос: что делать? Вопрос, важнейший и в программных документах Крестьянской войны. Но ответ очень прост из-за своей очевидности: если Пугачев - настоящий царь, то ясно, что нужно, отстаивая свое отечество, идти в его отряды и, "не щадя живота своего", кровь проливать, бунтовщиков-помещиков "ловить, казнить и вешать", "казнить смертию, а домы и все их имения брать себе в награждение". В правде обыденного крестьянского сознания таких рекомендаций нет, но они целиком вытекают из нее.
Острием всякой общественной программы, показателем ее глубины, последовательности является изложение ее общественных идеалов. В программных документах Крестьянской войны в полном согласии с правдой массового сознания патриархального крестьянства общественные идеалы осознаются как порядки, при которых пребывали деды и прадеды до закабаления, когда все жили естественно, "как звери лесные": "И будьте подобными степным зверям". Под "вечною вольностию" подразумевался возврат в естественное состояние природной жизни. Таков смысл пожалования "землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами и с морями, хлебом, верой и законом вашим". Это обещалось не только башкирам, но и казакам, и солдатам, и даже чиновникам Оренбурга. Когда основной движущей силой восстания стали массы крепостного крестьянства, всенародные манифесты под вольностью и свободой подразумевали, в соответствии со стремлениями масс их освобождение из подданства помещикам и пожалование быть "верноподданными собственной нашей короны рабами" - вечно казаками, со свободным владением землями, сенокосами, лесами, рыбными ловлями "без покупки и без оброку", в свободе от рекрутчины, налогов и всяких "отягощениев".
Примечательно, что логика совместной борьбы разных угнетенных народов порождала преодоление характерного для массового сознания феодального крестьянства недоверия ко всякому иноплеменнику как к чужаку. Вместе с тем тенденции веротерпимости и даже религиозного безразличия массового сознания крестьянства выразились в провозглашении свободы вероисповедания "никониян", старообрядцев, магометан и язычников. Хотя это еще не означало полной свободы совести - "от веры христианского закона не отпадать".
Практика движения и его программные документы достаточно хорошо выражают и нехитрые политические идеалы организации власти:
свободный мир или казачий круг внизу и
народный царь наверху.
Июльские всенародные манифесты, которые резонно называют "Жалованными грамотами" крестьянству, завершались уверением в том, что по истреблении злодеев-дворян "всякой может восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет". Ничего больше крестьянин и не хотел.
Патриархальное крестьянство много внимания уделяло личностным идеалам и гораздо меньше идеалам общественно-политическим. Грандиозный взрыв классовой борьбы 1773-1775 гг. сосредоточил внимание масс именно на государственных порядках во всем царстве. Крайнее напряжение политической мысли угнетенных породило социальную утопию, которая во всех своих основных элементах выросла из правды массового сознания патриархального крестьянства. Примечательно, что и в крупнейших крестьянских движениях кануна реформы 1861 г. в "казаччине" 1855 г. на Украине, и в бездненском восстании 1861 г. стремления восставших не выходили за рамки такой утопии. Еще поучительнее то, что с подобной социальной утопией патриархального крестьянства историк встречается и в движении сельских масс в революции 1905 г.
Заключая сказанное о программных документах Пугачевщины, обратим внимание на интереснейшее явление преобразования процессов сферы общественной психологии в процессы сферы идеологии. Указы и манифесты Пугачева, обращения повстанческих властей уже существенно отличаются от живых процессов общественной психологии - это записанные на бумаге комплексы логически увязанных идей с признаками концептуальности, хотя и самой примитивной. И, что очень важно, эти устойчивые комплексы идей распространялись "сверху вниз", в массы, организуя их борьбу, выполняя, таким образом, идеологические функции.
Можно сказать, что из всех народных социальных утопий нашей истории социальная утопия 1773-1775 гг. принадлежит к наиболее исторически значимым. Она воодушевляла и направляла борьбу сотен тысяч крестьян, ее жизненность сохранялась в патриархальном селе до первой русской революции. Ни одна другая социальная утопия - из всех описанных в литературе - такой значимостью не обладала.
Гайдамаччина. Гайдамаками в середине XVIII в. называли в Польской Украине разбойников. Поэтому в советской литературе, чтобы не компрометировать классовую борьбу, восстание 1768-1769 гг. называли несколько невразумительно "колиивщиной". В связи с этим стоит заметить, что во многих работах упускался из виду разбойный элемент, характерный едва ли не для всех крестьянских восстаний той эпохи. Не случайно образ благородного разбойника распространен в фольклоре многих народов. Любимый герой многих читающих детей Робин Гуд со своими шервудцами был тоже разбойником. Т. Шевченко никак не стыдился своего деда-гайдамака и свою поэму "Гайдамаки" написал под впечатлением вдохновенных воспоминаний старика. Созданная на первом этапе творчества и поэтому наиболее адекватно отражающая крестьянское понимание событий, она представляет собой своеобразный и ценный источник для характеристики движения.
Гайдамаччина порождена многовековой историей Польши и Польской Украины. Польша была восточной окраиной Европы. Магнаты и шляхта осознавали себя форпостом ее в борьбе с варварами Азии. Еще в первой половине XVI в. Польша дала европейскому Возрождению Коперника. Однако геополитическое положение страны все более заметно сказывалось на состоянии хозяйства, на соотношении социально-политических и культурных сил, определявших судьбы Польши. Образование Речи Посполитой, магнатско-шляхетской республики в ходе тяжелой войны с варварской Россией политически предопределило упадок польской государственности, в то время как на Западе наметился переход от сословно-представительной монархии к абсолютизму. Магнаты и шляхта душили развитие города и буржуазии. Господствующий класс, проливая кровь в борьбе с варварами, все более приобретал паразитический характер. Освобождаясь от хозяйственных обязанностей, "благородные" использовали для выжимания ренты из хлопов верхушку еврейских общин - арендаторов, корчмарей, ростовщиков. Как метко сказал К. Маркс, евреи жили в порах средневекового общества, враждебного им. Чтобы спасти себя, свою культуру, веру, прежде всего они держались общинами. Но это способствовало враждебности к ним и "благородных", и угнетенных масс.
Паразитизм господствующего класса привел Речь Посполитую в середине XVIII в. к глубокому хозяйственному, политическому и религиозному кризису. Даже шляхта голодала. Ходила поговорка: "За короля Саса (Августа III Саксонского) хватало мяса". До крайности были доведены массы украинского крестьянства. С середины XIV в. Галичина и значительная часть Волыни попали под власть Польши, феодальный гнет на украинских землях усугублялся религиозным - над схизматиками-православными. К концу XVI в. в борьбу за православие все активнее выступает запорожское казачество. Католики пытаются использовать церковную унию. Украина отвечает мощными народными движениями. Следуют поразительные, зверские по жестокости пытки и казни повстанцев. Это привело к грандиозной освободительной войне под руководством Б. Хмельницкого, уничтожению власти польских панов на значительной части Украины и попытке создания Гетманщины, а затем многим годам гражданской войны с вмешательством Польши, Турции и Крыма. Правобережная Украина осталась за Речью Посполитой. Столетия жесточайшего феодально-религиозного гнета и кровавых войн до крайности обострили противоречия между польскими панами и украинскими крестьянами. Классовые противоречия и классовая борьба не всегда имеют антагонистический характер. Классовая борьба может сочетаться с сотрудничеством классов. Здесь же, пройдя магнатско-шляхетскую школу зверств в расправах над побежденными, повстанцы отвечали тем же. Таковы были многовековые традиции ко времени восстания гайдамаков - ответа крестьян и казаков на новую волну бесчеловечного гнета и грабежа.
В мае 1768 г. семь десятков запорожцев во главе с М. Зализняком вышли из Мотронинского православного монастыря и двинулись в польские владения, на Правобережье. Обращаясь к крестьянам, они призывали к восстанию против рабства, во имя мести за муки, презрение и невообразимый гнет панов. И это было движение, в сущности, за правду. Насколько атмосфера была накалена, можно судить по тому, что к концу июня восстание охватило огромную территорию Киевского и Брацлавского воеводств, частично Подолию и Волынь. Повстанцы надеялись на поддержку России. Но Екатерина II велела своим генералам помочь панам. Царский генерал пригласил к себе предводителей восстания и арестовал их. Движение было подавлено в самом его разгаре.
Поучительно сопоставление социальной программы Пугачевщины с осознанием гайдамаками смысла своей борьбы и идеалами Гайдамаччины. Здесь мы встречаемся с уже знакомой нам бинарной оппозицией "они" и "мы".
Прежде всего "они". Главным образом ляхи - поляки. Шевченко иногда объяснял, что они пришли на Украину из зависти к счастливой жизни соседей. Но чаще всего обвинял в этом иезуитов, католическое духовенство, униатов. Паны - жадные, бессовестные, озверелые грабители. Ничего, кроме ненависти, они не могут вызвать. Уже в середине 40-х годов один из героев Шевченко скажет: "Я різав все, що паном звалось. Без милосердія і зла". Враг № 2 - евреи. В "Гайдамаках" это корчмарь - "Жидюга // Дрижить, ізігнувшись // Над каганцем: лічить гроші..." (Позднее, в зените своего духовного развития, Шевченко подпишет письмо известных деятелей русской и украинской культуры против антисемитизма).
"Мы" гайдамаков и Шевченко в "Гайдамаках" - все украинцы, прежде всего восставшие казаки и крестьяне, в том числе и самые обездоленные, как главный герой поэмы батрак Ярема, - всех их воодушевляет православное духовенство, освятившее ножи повстанцев (уже в середине 40-х годов поэт даст убийственную характеристику церкви, попам). Во главе всех украинцев - их верхи. В воображении Яремы "Лишними рядами // Виступають отамани, // Сотники з панами (украинскими - П.М.) //І гетьмани, всі в золоті..." (позднее поэт горько напишет о том, что украинская старшина лизала ботинки Екатерине II, чтобы она разрешила им закрепощать крестьян).
За что боролись повстанцы, каковы их идеалы? Ярема мечтает, как, вырезав ляхов, он и такие, как он, добудут золото и долю. Он говорит любимой об освященном церковью ноже: "Дасть він мені срібло-золото, дасть він мені славу; одягну тебе, обую, посажу, як паву". Конечно, это только мечты влюбленного. Но у гайдамаков не было никаких иных общественных идеалов, кроме стремления, вырезав поляков и евреев, жить свободными людьми: "В своїй хаті, своя правда, і сила, і воля". Быстро овладевая большой территорией, местечками и даже укрепленными городами, гайдамаки беспощадно истребляли всех своих врагов. Так было и в Умани. Шевченко красочно описывает эту правду - месть. Даже детей-школяров всех утопили в кринице. В "Гайдамаках" сотник И. Гонта, перешедший на сторону повстанцев и командовавший во взятой ими Умани, режет своих детей за то, что "окатоличились", проклиная их мать-католичку. Дети кричат: "Тату, тату! Ми не ляхи!". Но отец и к ним беспощаден.
На самом деле Гонта не только не резал своих детей, но даже спас мальчика - сына польского управителя Умани. Логика художественного образа и народных преданий лучше передает исторические тенденции этих событий, чем логика поведения живого человека. Реальность и сила этих тенденций проявлялись и в кровавых событиях Краковского восстания поляков 1846 г. против власти Австрийской империи. За поддержку повстанцы обещали украинским крестьянам освобождение от барщины, батракам - землю, но крестьяне ненавидели панов и учинили среди них страшную резню. В эпоху формирования буржуазной нации традиционная крестьянская вражда к иностранцам становилась национализмом.
И Пугачевщина, и Гайдамаччина завершились необычайными по жестокости и массовости расправами. Русские мемуары сохранили образ помещицы, которая любила, чтобы во время обеда у нее на глазах секли повариху - не в наказание, а для аппетита. Как же мстили за пережитый испуг? Особенно отличались в этом польские паны. Могли устроить многолюдный пир за роскошно уставленными столами на поле, где палачи изнемогали от "творческих" усилий в массовых пытках и казнях. Гурманство - панская слабость. Все это творилось с "педагогическими" целями - чтобы быдло надолго запомнило.
Каково историческое значение этих массовых вооруженных выступлений наиболее традиционного класса за свою традиционную справедливость? В советской литературе события 1773-1775 гг. трактовались как ярчайший пример Крестьянской войны. Понятие это образно выражало марксистско-ленинскую догму о классовой борьбе как пружине исторического развития. В соответствии с этой догмой крестьянской войной была представлена и Смута начала XVII в., и движение К. Булавина начала XVIII в. Можно было гордиться - Россия крестьянских войн возглавляла человечество как страна революций. Б.Ф. Поршнев с мудрой осторожностью высказывался вообще против понятия "Крестьянская война" - а есть ли разница между большим крестьянским восстанием и маленькой крестьянской войной? Во всемирной истории такая классификация крестьянских восстаний действительно породит лишь непродуктивные споры. Возможно, крестьянскими войнами стоит называть лишь наиболее бесполезные массовые движения крестьянства, ведь война сама по себе античеловечна. Каковы результаты Пугачевщины?
Изначально основанная на лжи самозванчества попытка крестьянства создать мужицко-казацкое самодержавное государство, опиравшееся на своих рабов, была совершенно бесперспективна, нелепа. Но мечта построить государство трудящихся с добрососедством разных народов и чуть ли не со свободой вероисповедания "чтобы восчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет", не может не вызывать сочувствия - она таилась в давних традициях социального организма сельской общины.
Принеся народу неисчислимые бедствия, Пугачевщина способствовала прояснению классового самосознания крестьянства, пониманию, что "барин за барина, мужик за мужика".
Наибольшее историческое значение Крестьянской войны в том, что это была своеобразная постановка самим народом вопроса: "Так дальше жить нельзя". Ее не могли не учитывать верхи, она стимулировала развитие общественного движения - и консерваторов, и либералов.
И что тоже важно, результаты Пугачевщины сказывались на дальнейшем развитии и народного и общественного движения. Но об этом далее.
Несколько иначе следует оценить историческое значение Гайдамаччины: Она тоже способствовала прояснению социального сознания - "Пан за пана, Іван за Івана". Однако в этом случае социальные противоречия заслоняются национальными. Пан - это, прежде всего поляк. Социальные противоречия могут более или менее успешно решаться, национальные - иное дело. Они выступают на первый план и порождают национализм. Он невозможен без образа врага. Национализм и вырастает из ненависти, и порождает ее.
О бедственности для Украины национального гнета написано много резонного, но при этом обычно упускается из виду двойственное историческое значение национализма угнетенной нации. С одной стороны, он исторически оправдан, поскольку способствует объединению нации в борьбе за независимость, хотя и в этом случае функции его сугубо разрушительные, но, с другой, и это, пожалуй, главное, - он более всего губителен для самой угнетенной нации. М. Драгоманов обращал внимание на то, что украинские националисты все беды Украины объясняли кознями "их", ляхов или москалей, вместо того, чтобы понять, в чем действительно корень зла. Ненависть застит глаза, оглупляет и умных. Вместо поиска истины создают мифы, т.е. в данном случае более или менее осознанно лгут. Разве не показательно то, что национализм не выдвинул ни одной крупной, творчески одаренной личности!? Фашизм Гитлера - если и творчество, то античеловечное.
По мере развития общества социальная структура его все усложняется. У каждого класса, сословия, социального и культурного слоя своя справедливость, и никто не знает, какая из них самая справедливая. Поэтому нормальное общество развивается путем компромиссов. Живущий ненавистью к образу врага, национализм несовместим с компромиссами, с жизнью нормального здорового общества. Больше того, он несовместим с христианской цивилизацией и учением Христа о братстве людей и народов, отрицанием превосходства одного народа над другим.
В Гайдамаччине зрели едва ли не наиболее заметные тогда народные истоки украинского национализма.
Вопрос для самопроверки:
1. Чем объясняется большая содержательность "программы" Пугачевщины сравнительно с "программой" Гайдамаччины?