НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ, ПОГОВОРКИ, ПРИМЕТЫ, ЗАГАДКИ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ СОЗНАНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА
МИРОШНИЧЕНКО П.Я.
Часть 10.
Бог, церковь, поп
Важнейшим элементом правды трудящихся являются их представления о боге, религии, , попах. Жизнь все более сталкивала народ с попами, церковью и заставляла задумываться над важнейшими догмами религии. Широко распространенная пословица «До бога высоко, до царя далеко» именно в связи с недовольством и царскими властями, и господними пастырями выражала сомнения в абсолютности власти как бога, так и царя. Критика официальной религии исторически начиналась с осуждения греховности попа. «Поп и за живого, и за мертвого берець» (51, 134), «Попу да вору все в пору» (46, 707), «Попівські очі, а панська кишеня» (никогда не насытишь, - П.М.) (57, 154; 51, 133). В сознании трудящихся поп часто осмысливался в связи с барином, как сила, враждебная народу. «Буде гарно на світі, як попу підсипать, а пана засипать» (57, 28). Еще Белинский в знаменитом письме к Гоголю обратил внимание на широкое распространение в народе недоброжелательности к попу, насмешки над ним. Это характерно и для белорусского, и для украинского фольклора, «Нема дурнішого од попа: люди плачуть, а він співає» (57, 4).
Если иметь в виду сферу социальной психологии, то уже здесь историческое начало того народного вольномыслия, которое могло привести в конце концов к атеизму. «Психологической сутью веры всегда оставалось принятие неких слов без малейшего противодействия (112, 27). От греховности попа крестьянский протает мог естественно подняться до критики и того, чему учил поп. «Не тому богу попы наши молятся» (46, 707). «Близко церкви, да далеко от бога» (46, 43). С этим связано и проявление критического отношения к церковным «святостям», например, к иконе. «Годится молиться, не годится горшки покрывать»,1 «Из одного дерева икона и лопата» (10, 5).
Распространенность религиозного индифферентизма среди трудящихся хорошо выражает поговорка «Поп сидя обедню служит, а миряне лежа богу молятся» (46, 42), «Гром не грянет, мужик не перекрестится» (11, 1об.). Не следует преувеличивать близость такого индифферентизма к атеизму. Пока в «методологии» массового сознания доминировали бог и черт, сомнения в могуществе и помощи господа по традиции нередко обращали крестьянина к нечистой силе. «Нечего тому богу молиться, которые не милует» (49, 269), «Бога не гневи, а черта не дразни» (7, 1об.).
Не только народные предрассудки, но и народный разум не умел объяснить мир без бога. Но поскольку бог трудящихся - это гарант правды, добра, совести, поскольку «Доброму бог помогает» (46, 35), то для человека хорошего, живущего по совести, по правде, бог - явление не чуждое, жесткое, мелочное и тщеславное (в этих нравственных категориях народный разум великолепно разбирался), а свое, разумное и нравственное. Поэтому дело не в формальностях богопочитания, молитвах и поклонах. Отсюда скептическое отношение к формальному благочестию. «Вор слезлив, а плут богомолен» (46, 164). Разум трудящихся подчас с великолепной иронией подмечал вражду официальных религиозных систем разных народов. Уже в конце XIX в. И. Франко зафиксировал пословицу: «Боже руський, вибери польському очі» (31, 73). У всех народов один бог - «Что у нас, что у них» (иноверцев, -П.М.) (46, 51). А поскольку дело не в соблюдении ритуала, не в церковной магии слов и действий, а в добре и правде жизни, возрастает ответственность каждого за свои действия. «На бога надейся, а сам не плошай» (46, 39), «Богу молись, а добра-ума держись» (46, 39; 57, 2). От такого ума и шла дорога к атеизму. Эту тенденцию нетрудно заметить в пословице «Вози навоз, не ленись, так хоть и богу не молись» (46, 905). Такое рассуждение еще очень далеко от атеизма, но оно помогает понять, что трудящиеся создавали себе бога по своему образу и подобию, сильно отличавшегося от официального Саваофа.
В представлении трудящихся бог выглядел «старым хозяином», отцом-патриархом (57, 2), «Господь бог - старый господарь» (44, 251). Это хорошо выражено в украинской народной песне «Сам господь бог за плужком ходить, пресвята діва їстоньки носить» (586, 424). У такого бога был крестьянский взгляд на добро и зло, на правду и грех.
По шкале, выработанной церковью, свойственные господам грехи чревоугодия и прелюбодеяния относились к числу сравнительно легко искупаемых покаянием. Главная добродетель верующего - кротость и смирение, самый страшный грех и свойство сатаны - гордыня, порождающая мятеж. Характерно, что именно такое понимание страшной греховности восстания как братоубийства растолковывала в самом начале распространения христианства «Повесть временных лет» в рассказе о самых первых крестьянских движениях 1024 г. и начала 70-х годов XI в. Историческое положение крестьянства эпохи феодализма обусловило относительный успех подобной проповеди христианства. Это отражено и в фольклоре. Среди народных пословиц есть немало призывающих к покорности: «Покора не знаець горя» (51, 131), «Покірне теля дві матки ссе» (57, 257; 38, 24). «Не стыдись, а нагнись, да поклонись» (46, 135). Жалуясь на неправду, народ часто уповал на бога. «Бо сам господь - правда. I смирить гординю, сокрушить неправду, вознесе святиню» (58а, 239).
В украинской народной легенде бог, странствующий среди людей; попускает, вопреки стараниям Николая-Угодника, чтобы злой кулак обогащался, а добрая бедная вдова совсем разорилась. Такова их судьба. И только на том свете каждый получит по заслугам (18, 9-17). Даже во время революции 1905-1907 г.г. больная часть крестьян не боролась, а «плакала и молилась» (2, т.15, 184). Но ни вся материальная мощь государства, ни авторитет бога страждущих не смогли поколебать устоев правды трудящихся. Церковь не сумела воспитать у крестьянства ни представления о бренности жизни, ни прозрения к материальным ее условиям, ни готовности подставлять правую щеку, когда бьют в левую. А что касается борьбы против господ, крестьянство считало ее угодной богу, и в этом отношении придавая ему «крестьянские» качества.
Нельзя сказать, что у народа был свой, народный бог, противостоявший официальному, церковному. Народ верил в грозного, самодержавного и деспотического как природа официального Саваофа, внушавшего страх божий и требовавшего только покаяния, кротости и смирения. Но сама официальная религия, чтобы проникнуть в душу верующего рядом с богом-отцом садила матерь божию, скорбящую о страждущем сыне, и сына божьего, провозгласившего всех людей братьями, осуждавшего богатых и, вопреки проповеди кротости, иногда заявлявшего, что он пришел в мир с мечом.
Эклектицизм той религии, которую проповедовала церковь, благоприятствовал во времена обострения классовой борьбы формированию в сознании протестующих масс иного образа божьего, своего бога, освещающего и труд, и протест. Ф.Энгельс писал, что история средних веков знала только одну форму идеологии: религию и теологию (I, т.21, 294). Поэтому тогда идеологическая борьба между антагонистическими классами шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой в рамках одной религии (2, т.4, 228; 2, т.48, 238). Факты свидетельствуют, что в сознании трудящихся рядом с церковным богом вырисовывался свой бог (и тот, да не тот). Осознавался он как единый бог всех православных, но нередко получалось, что мужицкий проклинал и отрицал то, что освящал церковный. В народной песне о легендарном повстанце Кармалюк, громя господ, говорит: «За те мене бог не всудить і гріха не маю» (34, 684). В этом отношении очень интересна и белорусская народная сказка о великом грешнике, который всю жизнь много и страшно разбойничал. Бог отпустил его грехи только тогда, когда разбойник убил войта, мучившего народ на барщине, и в первый день великодня. За это великий грешник попал в рай (29, 274-275).
О двоеверии русского крестьянства, «бытовом православии» написано немало интересного. Но для решения вопроса о соотношении веры массового сознания крестьянства с официальным православием сравнения отдельных их черт недостаточно. Необходимо сопоставление целых комплексов идей с их методологическими основами. Это очевидно. Но, во-первых, крестьянское мировоззрение в целом почти не изучено, а, во-вторых, из того, что уже известно о нем, возникают сомнения, образует ли оно что-то цельное или имеются ли у него какие-то методологические основы (121, 402-404, 409-414). Фольклор, паремиография, прежде всего, позволяет установить те комплексы представлений массового сознания угнетенных и методологические основы его картины мира, которые дают возможность сопоставлять правду трудящихся с правдой канонического христианства и православия в частности. Модель христианской правды состоит из трех основных элементов, образующих своеобразную «троицу». С одной стороны - родственная примитивному гуманизму трудящихся проповедь человечности, с другой - противоречащее ей учение о божественности бесчеловечного господства власть имущих. Сочетание этих противоположностей вменено (богом) в обязанность личному разуму, основой которого является страх божий («Зачало премудрости страх господен»).
Сравнительно с канонически-христианской, крестьянская правда времени кризиса крепостничества и логичнее и гуманнее. Для нее все люди, действительно, братья, так как предполагается для всех одна правда. Бог лишается бессмысленной ужасности и неисповедимости в своих наказаниях и поощрениях. Для человека хорошего он вовсе не страшен, так как наказывает по заслугам. Соответствующими качествами наделялся и представлявший бога на земле царь. Он добрый. Таким выступал Пугачев в его манифестах и указах. Страшен он только для врагов народа и изменников государю - злодеев-помещиков и градских мздоимцев-судей.
Разум правды трудящихся освобожден от «страха господня» и предоставлен сам себе. Это позволяло личности товаровладельца смелее надувать ближнего на рынке жизни. Но зато личности иного типа стали искать правду не на небе у Спасителя, а на земле.
Патриотизм и классовая борьба
Патриотизм трудящихся эпохи феодализма - могучий фактор истории. Подобно некоторым другим порождениям жизни угнетенных («христианским» идеалам человечности, братства людей) он широко использовался господами именно для удушения классовой борьбы народных масс. В то же время, иногда связи патриотизма с борьбой угнетенных против господ наглядно проявлялись на поверхности событий еще в киевском восстании 1068г., в защите Москвы от Тохтамыша в 1382г., в крестьянской войне начала ХVII века, в освободительной войне Украины и Белоруссии 1648-1654 г.г., в восстаниях Разина и Пугачева. Да и в событиях 1904-1905г.г. и 1914-1917г.г. крестьянство сначала несло свои головы за «веру, царя и отечество», а в заключение поднялось против царя, попов и помещиков.
Фольклор в совокупности с другими источниками позволяет разобраться в одном из наиболее сложных явлений социальной психологии крестьянства эпохи феодализма; знакомство с элементами первичного и вторичного комплексов правды трудящихся помогает нам в этом. Дело в том, что чувства и убеждения любви к родной земле, патриархальность, вера в бога и царя, по крестьянской логике, были увязаны с ненавистью к барину и с борьбой против него. Для понимания этих связей, таившихся в глубинах массового сознания, целесообразно учесть сложную и противоречивую историю патриотизма.
Буржуазной историографии свойственно стремление объяснять происхождение крестьянского патриотизма эгоистическим стремлением трудящихся защитить «святыню» извечной частной собственности от посягательств внешнего врага. Такое толкование подтверждается, на первый взгляд, многочисленными факторами. К примеру, связь партизанского движения народных масс в 1812 г. с грабежами наполеоновской армии очевидна. И все же, не говоря уже о том, что на «святыню» частной собственности феодального крестьянства свои помещики посягали гораздо чаще, нем внешние завоеватели. Вопрос об исторических корнях, сущности и форме крестьянского патриотизма на самом деле гораздо сложнее.
Патриотизм относится к числу наиболее сложных понятий, обозначающих духовный мир человека, истинный патриотизм наших дней - высочайшее порождение современной культуры. Но зарождение его относится к временам весьма далекого прошлого и, конечно же, зародыш сильно отличался от зрелого плода. Касаясь происхождения патриотизма, В. И. Ленин писал: «Патриотизм - одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств» (2, т.37, 190).
Можно предположить, что на Руси он возник как естественное порождение общинной жизни в период формирования древнерусской народности. Глубокое уважение к труду и всему, созданному трудом, радость трудовой жизни и чувство красоты окружающего мира естественно порождали чувство любви к «отечеству», прежде всего, к той земле, которую освоили и оставили своим детям предки, и к своим землякам, вместе с которыми приходилось защищать эту землю от посягательств врага. Б. Ф. Поршнев именно так и объясняет возникновение чувства «отечества», обращая внимание и на одинаковость происхождения этого термина у разных народов (от понятия «отец», оставленное отцами) (113, 310). Интересное подтверждение этому встречается в эстонском эпосе. Три могучих сына Калева выполнили волю отца и решили состязанием, кто из них останется «охранителем отчизны» (36, 197).
Богатырь Калевипоэг,
Испытав судьбы веленье,
Принял в руки власть отцову.
Он за плуг старинный взялся.
Чтя работы полевые.
Меч он на бедро привесил,
Чтоб не ведал мирный пахарь
Злой военной непогоды...
Верный меч - опора князю.
Он крепит права общины,
Вечный мир провозглашает (35, 200).2
Угроза со стороны захватчиков приводила к тому, что общинный коллективизм в защите отечества естественно распространялся до коллективизма общенародного, осознания необходимости единства всех эстов или всех руссов для защиты эстонской или русской земли. Особенности исторического развития восточных славян обусловили здесь тот расцвет народного патриотизма, который так ярко выразился в былинах. Их главный герой (крестьянский сын Илья Муромец) служит не столько князя Владимиру (в некоторых былинах личности просто жалкой), сколько русской земле. «Основная черта Ильи - беззаветная, не знающая пределов любовь к родине». «Ненависть к врагам есть одно из проявлений его любви к родине». Со своими он всегда великодушен к добр, честен до мелочей к прям (116, 215).
Отметив глубину и многовековость чувств патриотизма, В. И. Ленин обращал внимание на то, что разные классы вкладывали в него разное содержание. Помещики иначе понимали «истинную любовь к родине», чем крестьяне, хотя бы и те, и другие были монархистами (2, т.22, 217).
Содержанию истинной любви к отечеству В. И. Ленин посвятил хорошо известную работу «О национальной гордости великороссов». Замечу, что из-за широчайшего использования лозунга патриотизма эксплуататорами В. И. Ленин здесь, как и во многих других работах этого периода, пишет не о чувствах патриотизма настоящих выразителей интересов масс, а о их «национальной гордости». Характеризуя «настоящую любовь к родине», В. И. Ленин разъяснял, что защищать отечество - значит, прежде всего, бороться против худших врагов родины - монархии, капиталистов, помещиков (2, т.26, 108). Самое высокое чувство национальной гордости у Ленина вызывала революция русского народа (2, т.26, 107-108). Революционная борьба против угнетателей и созидание в интересах трудящихся социализма и коммунизма составляют сущность советского патриотизма. «Свои истоки, - говорил М.И. Калинин, - он берет «... в глубоком прошлом, начиная от народного эпоса» (4, 113).
И в эпоху феодализма, будучи очень далеким от революционности и социализма, народный патриотизм был в сущности родственен борьбе трудящихся против «своих» угнетателей. С возникновением и развитием феодальных отношений посягательства господ на владения трудящихся приводили к тому, что крестьянское понятие «отечества» все более становилось антитезой феодального землевладения. И сам термин «земля» крестьянин понимал как свое владение в противоположность феодальной собственности, это понятие объединяло трудящихся в борьбе с эксплуататорами (113, 310). Такое противостояние классов в борьбе за землю логично и с нашей точки зрения. Зато верхом неразумия представляется нам стремление крестьянства в борьбе с феодалами за свое «отечество» апеллировать к царю и надеяться на его поддержку. А, между тем, крестьянин рассуждал именно так. Чувства любви к отечеству у трудящихся масс эпохи феодализма обусловлены спецификой всего ансамбля их сознания.
Поскольку крестьянин осознавал себя интегральной частицей окружающей природы и всего космоса во главе с самим богом (главное в этом его единстве с природой - связь с матерью землей), патриотизм трудящихся масс носил естественный, природный характер. Паремиография 30-50-х годов хорошо отразила природные корни патриотизма. «Мила та сторона, где пупок резан» (46, 324), «Родимая сторона - мать, чужая - мачеха» (46, 325), «Где сосна взросла, там она и красна» (46, 325), «Где кто родится, там и пригодится» (46, 326). Эта любовь к родине характерна глубоким чувством, задушевностью. «В своем краю, як у раю» (51, 20), «С родной сторонки и ворона мила» (46, 324; 57, 182), «На чужой стороне и весна не красна» (46, 325). И даже если на родине плохо, то все равно лучше, чем на чужбине. «За морем веселье, да чужое, а у нас горе, да свое» (46, 325), «Чужая сторона - мачеха» (46, 325). Осмысливал эти чувства крестьянин, прежде всего, как любовь к земле-кормилице. «Своя земля и в горсти мила» (46, 325). Не следует модернизировать крестьянское сознание и забывать о локальности, стихийности такого патриотизма, но в столкновениях с внешними врагами народ подчас осознавал свое единство даже в масштабах всей страны. В обыденной жизни крестьянин не задумывался об этом единстве; естественно, что и пословиц таких мало. Отражения соответствующих настроений и мыслей трудящихся следует искать в сфере их праздничного сознания - в песнях, былинах, в украинских думах. «Тай за нашу Україну будем битись до загину» (58а, 80).
Подавляющее большинство пословиц этого сюжета категорически осуждали неуважение к родине, ее языку и вере. А под своей верой народ подразумевал свое миропонимание и свою правду в том числе. «И Мамай правду не съел» (46, 187). Здесь Русь как объект завоевания представлена ее правдой. «Хто мову и веру меняу, той не то себя - і суседа продавау» (70, 16). «Дурная птушка свое гнездо шмаруець» (51, 39; 46, 324). В то же время фольклор хорошо выражает требование активного патриотизма. «С родной земли - умри, не сходи» (46, 326). Великолепными призывами к защите родины были украинские и белорусские народные песни с их высоким представлением о славе не только отдельных героев, но и массы народа, защищавшего свою землю (58а, 80, 96; 29, 183).
Именно в борьбе с иноплеменными завоевателями крестьянин осознавал единство всей Руси. Борьбу эту возглавляли великие князья, а потом цари. Воспитанный в безусловном повиновении отцу в семье крестьянин в монархе видел природного отца, большака всего общерусского, украинского, белорусского отечества. Тем более, что правительство и церковь всячески поддерживали иллюзии об отеческом характере власти государей. Смутные представления об интересах всей страны как отечества всего народа крестьянин отождествлял с интересами царя. «Где ни жить, а одному царю служить» (46, 327). Высшие взлеты политической мысли угнетенных выражались в заботе о царстве. Сами крестьяне были неспособны представлять себя в масштабах: всей страны. Их представитель должен был стоять над ними, быть их господином, ниспосылающим свыше дождь и солнечный свет (I, т.8, 208). Поэтому народные массы осознавали отечество как наследие отцов, которое в столкновении с внешними врагами представлял монарх - отец и верховный хозяин общенародного отечества. Отсюда патриархально-монархическая форма патриотизма феодального крестьянства.
Так получалось, что в крестьянском понимании отечество, его хозяин, царь и всевышний владыка (бог) побуждали трудящихся в соответствии с их интересами и к борьбе против эксплуататоров. Нагляднее всего такая связь крестьянского патриотизма с классовой борьбой проявилась в крестьянской войне 1773-1775 г.г. «Отец отечества» Пугачев (32, 42) призывал верноподданных повстанцев «яко единородных своих детей» (48, 37-38), «истинных сынов отечества» (32, 37, 42) до капля своей крови «послужити за свое отечество» (32, 23), «изменщиков»-дворян (32, 46), как противников царской власти и разорителей крестьян, «ловить, казнить и вешать» (32, 47). С этим же лозунгом «изменников вывадить и мирских кровопийцев вывадить» мы встречаемся и в городских восстаниях середины ХVII в., и в восстании Степана Разина (59, 440, 449-460). По крестьянской логике эксплуататоры, «мирские кровопивцы» - изменники царю и отечеству.
Поскольку крестьянин не осознавал себя вне семьи и «мира», его любовь к отечеству имела отнюдь не эгоистическое, а примитивно-коллективистское содержание. Вместе с тем, изолированность общинного микрокосма порождала локальность такого патриотизма.
Локальная ограниченность крестьянского патриотизма в условиях многочисленных войн между «обособленными отечествами», характерных для феодализма, объясняет наличие «бацилл» национализма в крестьянской любви к отечеству. Крестьянский патриотизм был как бы чреват национализмом, появлявшимся на свет и развивавшимся при определенных условиях. В связи с этим В. И. Ленин силу и устойчивость национализма связывал с отсталостью аграрных отношений (2, т.41, 168).
Поучительно, что и в ту эпоху классовая борьба была тем фактором, который способствовал преодолению национализма угнетенных. Об этом свидетельствует и разноплеменный состав порожденных народным протестом «казачьих республик» Дона, Запорожья, Яика, и события крестьянской войны 1773-1775 г.г. Манифесты Пугачева провозглашали свободу и равенство всех, независимо от этнической принадлежности и вероисповедования - и православные, и «мухаметанцы» (казахи, калмыки, башкиры, татары) - все жаловались «вольностью и свободою и вечно казаками» (32, 26, 27, 28, 61).
Естественно, что украинское крестьянство Правобережья ненавидело своих угнетателей поляков и евреев. Но сила этой ненависти поражает современного историка не только в движении гайдамаков 1768-1769 г.г., но и у такого образованного народного вольнодумца как Олейничук. Тем интереснее, что в крупнейшем и наиболее активном, но политически и идеологически очень неразвитом крестьянском движении Правобережья периода возникновения кризиса крепостничества (под руководством Кармалюка), последний и его повстанцы опирались на поддержку и еврейской бедноты, и поляков - разоренных шляхтичей, горожан, крестьян (37, 233-240, 243, 248-250, 250-252, 254, 256-257).
Часть 10.
Бог, церковь, поп
Важнейшим элементом правды трудящихся являются их представления о боге, религии, , попах. Жизнь все более сталкивала народ с попами, церковью и заставляла задумываться над важнейшими догмами религии. Широко распространенная пословица «До бога высоко, до царя далеко» именно в связи с недовольством и царскими властями, и господними пастырями выражала сомнения в абсолютности власти как бога, так и царя. Критика официальной религии исторически начиналась с осуждения греховности попа. «Поп и за живого, и за мертвого берець» (51, 134), «Попу да вору все в пору» (46, 707), «Попівські очі, а панська кишеня» (никогда не насытишь, - П.М.) (57, 154; 51, 133). В сознании трудящихся поп часто осмысливался в связи с барином, как сила, враждебная народу. «Буде гарно на світі, як попу підсипать, а пана засипать» (57, 28). Еще Белинский в знаменитом письме к Гоголю обратил внимание на широкое распространение в народе недоброжелательности к попу, насмешки над ним. Это характерно и для белорусского, и для украинского фольклора, «Нема дурнішого од попа: люди плачуть, а він співає» (57, 4).
Если иметь в виду сферу социальной психологии, то уже здесь историческое начало того народного вольномыслия, которое могло привести в конце концов к атеизму. «Психологической сутью веры всегда оставалось принятие неких слов без малейшего противодействия (112, 27). От греховности попа крестьянский протает мог естественно подняться до критики и того, чему учил поп. «Не тому богу попы наши молятся» (46, 707). «Близко церкви, да далеко от бога» (46, 43). С этим связано и проявление критического отношения к церковным «святостям», например, к иконе. «Годится молиться, не годится горшки покрывать»,1 «Из одного дерева икона и лопата» (10, 5).
Распространенность религиозного индифферентизма среди трудящихся хорошо выражает поговорка «Поп сидя обедню служит, а миряне лежа богу молятся» (46, 42), «Гром не грянет, мужик не перекрестится» (11, 1об.). Не следует преувеличивать близость такого индифферентизма к атеизму. Пока в «методологии» массового сознания доминировали бог и черт, сомнения в могуществе и помощи господа по традиции нередко обращали крестьянина к нечистой силе. «Нечего тому богу молиться, которые не милует» (49, 269), «Бога не гневи, а черта не дразни» (7, 1об.).
Не только народные предрассудки, но и народный разум не умел объяснить мир без бога. Но поскольку бог трудящихся - это гарант правды, добра, совести, поскольку «Доброму бог помогает» (46, 35), то для человека хорошего, живущего по совести, по правде, бог - явление не чуждое, жесткое, мелочное и тщеславное (в этих нравственных категориях народный разум великолепно разбирался), а свое, разумное и нравственное. Поэтому дело не в формальностях богопочитания, молитвах и поклонах. Отсюда скептическое отношение к формальному благочестию. «Вор слезлив, а плут богомолен» (46, 164). Разум трудящихся подчас с великолепной иронией подмечал вражду официальных религиозных систем разных народов. Уже в конце XIX в. И. Франко зафиксировал пословицу: «Боже руський, вибери польському очі» (31, 73). У всех народов один бог - «Что у нас, что у них» (иноверцев, -П.М.) (46, 51). А поскольку дело не в соблюдении ритуала, не в церковной магии слов и действий, а в добре и правде жизни, возрастает ответственность каждого за свои действия. «На бога надейся, а сам не плошай» (46, 39), «Богу молись, а добра-ума держись» (46, 39; 57, 2). От такого ума и шла дорога к атеизму. Эту тенденцию нетрудно заметить в пословице «Вози навоз, не ленись, так хоть и богу не молись» (46, 905). Такое рассуждение еще очень далеко от атеизма, но оно помогает понять, что трудящиеся создавали себе бога по своему образу и подобию, сильно отличавшегося от официального Саваофа.
В представлении трудящихся бог выглядел «старым хозяином», отцом-патриархом (57, 2), «Господь бог - старый господарь» (44, 251). Это хорошо выражено в украинской народной песне «Сам господь бог за плужком ходить, пресвята діва їстоньки носить» (586, 424). У такого бога был крестьянский взгляд на добро и зло, на правду и грех.
По шкале, выработанной церковью, свойственные господам грехи чревоугодия и прелюбодеяния относились к числу сравнительно легко искупаемых покаянием. Главная добродетель верующего - кротость и смирение, самый страшный грех и свойство сатаны - гордыня, порождающая мятеж. Характерно, что именно такое понимание страшной греховности восстания как братоубийства растолковывала в самом начале распространения христианства «Повесть временных лет» в рассказе о самых первых крестьянских движениях 1024 г. и начала 70-х годов XI в. Историческое положение крестьянства эпохи феодализма обусловило относительный успех подобной проповеди христианства. Это отражено и в фольклоре. Среди народных пословиц есть немало призывающих к покорности: «Покора не знаець горя» (51, 131), «Покірне теля дві матки ссе» (57, 257; 38, 24). «Не стыдись, а нагнись, да поклонись» (46, 135). Жалуясь на неправду, народ часто уповал на бога. «Бо сам господь - правда. I смирить гординю, сокрушить неправду, вознесе святиню» (58а, 239).
В украинской народной легенде бог, странствующий среди людей; попускает, вопреки стараниям Николая-Угодника, чтобы злой кулак обогащался, а добрая бедная вдова совсем разорилась. Такова их судьба. И только на том свете каждый получит по заслугам (18, 9-17). Даже во время революции 1905-1907 г.г. больная часть крестьян не боролась, а «плакала и молилась» (2, т.15, 184). Но ни вся материальная мощь государства, ни авторитет бога страждущих не смогли поколебать устоев правды трудящихся. Церковь не сумела воспитать у крестьянства ни представления о бренности жизни, ни прозрения к материальным ее условиям, ни готовности подставлять правую щеку, когда бьют в левую. А что касается борьбы против господ, крестьянство считало ее угодной богу, и в этом отношении придавая ему «крестьянские» качества.
Нельзя сказать, что у народа был свой, народный бог, противостоявший официальному, церковному. Народ верил в грозного, самодержавного и деспотического как природа официального Саваофа, внушавшего страх божий и требовавшего только покаяния, кротости и смирения. Но сама официальная религия, чтобы проникнуть в душу верующего рядом с богом-отцом садила матерь божию, скорбящую о страждущем сыне, и сына божьего, провозгласившего всех людей братьями, осуждавшего богатых и, вопреки проповеди кротости, иногда заявлявшего, что он пришел в мир с мечом.
Эклектицизм той религии, которую проповедовала церковь, благоприятствовал во времена обострения классовой борьбы формированию в сознании протестующих масс иного образа божьего, своего бога, освещающего и труд, и протест. Ф.Энгельс писал, что история средних веков знала только одну форму идеологии: религию и теологию (I, т.21, 294). Поэтому тогда идеологическая борьба между антагонистическими классами шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой в рамках одной религии (2, т.4, 228; 2, т.48, 238). Факты свидетельствуют, что в сознании трудящихся рядом с церковным богом вырисовывался свой бог (и тот, да не тот). Осознавался он как единый бог всех православных, но нередко получалось, что мужицкий проклинал и отрицал то, что освящал церковный. В народной песне о легендарном повстанце Кармалюк, громя господ, говорит: «За те мене бог не всудить і гріха не маю» (34, 684). В этом отношении очень интересна и белорусская народная сказка о великом грешнике, который всю жизнь много и страшно разбойничал. Бог отпустил его грехи только тогда, когда разбойник убил войта, мучившего народ на барщине, и в первый день великодня. За это великий грешник попал в рай (29, 274-275).
О двоеверии русского крестьянства, «бытовом православии» написано немало интересного. Но для решения вопроса о соотношении веры массового сознания крестьянства с официальным православием сравнения отдельных их черт недостаточно. Необходимо сопоставление целых комплексов идей с их методологическими основами. Это очевидно. Но, во-первых, крестьянское мировоззрение в целом почти не изучено, а, во-вторых, из того, что уже известно о нем, возникают сомнения, образует ли оно что-то цельное или имеются ли у него какие-то методологические основы (121, 402-404, 409-414). Фольклор, паремиография, прежде всего, позволяет установить те комплексы представлений массового сознания угнетенных и методологические основы его картины мира, которые дают возможность сопоставлять правду трудящихся с правдой канонического христианства и православия в частности. Модель христианской правды состоит из трех основных элементов, образующих своеобразную «троицу». С одной стороны - родственная примитивному гуманизму трудящихся проповедь человечности, с другой - противоречащее ей учение о божественности бесчеловечного господства власть имущих. Сочетание этих противоположностей вменено (богом) в обязанность личному разуму, основой которого является страх божий («Зачало премудрости страх господен»).
Сравнительно с канонически-христианской, крестьянская правда времени кризиса крепостничества и логичнее и гуманнее. Для нее все люди, действительно, братья, так как предполагается для всех одна правда. Бог лишается бессмысленной ужасности и неисповедимости в своих наказаниях и поощрениях. Для человека хорошего он вовсе не страшен, так как наказывает по заслугам. Соответствующими качествами наделялся и представлявший бога на земле царь. Он добрый. Таким выступал Пугачев в его манифестах и указах. Страшен он только для врагов народа и изменников государю - злодеев-помещиков и градских мздоимцев-судей.
Разум правды трудящихся освобожден от «страха господня» и предоставлен сам себе. Это позволяло личности товаровладельца смелее надувать ближнего на рынке жизни. Но зато личности иного типа стали искать правду не на небе у Спасителя, а на земле.
Патриотизм и классовая борьба
Патриотизм трудящихся эпохи феодализма - могучий фактор истории. Подобно некоторым другим порождениям жизни угнетенных («христианским» идеалам человечности, братства людей) он широко использовался господами именно для удушения классовой борьбы народных масс. В то же время, иногда связи патриотизма с борьбой угнетенных против господ наглядно проявлялись на поверхности событий еще в киевском восстании 1068г., в защите Москвы от Тохтамыша в 1382г., в крестьянской войне начала ХVII века, в освободительной войне Украины и Белоруссии 1648-1654 г.г., в восстаниях Разина и Пугачева. Да и в событиях 1904-1905г.г. и 1914-1917г.г. крестьянство сначала несло свои головы за «веру, царя и отечество», а в заключение поднялось против царя, попов и помещиков.
Фольклор в совокупности с другими источниками позволяет разобраться в одном из наиболее сложных явлений социальной психологии крестьянства эпохи феодализма; знакомство с элементами первичного и вторичного комплексов правды трудящихся помогает нам в этом. Дело в том, что чувства и убеждения любви к родной земле, патриархальность, вера в бога и царя, по крестьянской логике, были увязаны с ненавистью к барину и с борьбой против него. Для понимания этих связей, таившихся в глубинах массового сознания, целесообразно учесть сложную и противоречивую историю патриотизма.
Буржуазной историографии свойственно стремление объяснять происхождение крестьянского патриотизма эгоистическим стремлением трудящихся защитить «святыню» извечной частной собственности от посягательств внешнего врага. Такое толкование подтверждается, на первый взгляд, многочисленными факторами. К примеру, связь партизанского движения народных масс в 1812 г. с грабежами наполеоновской армии очевидна. И все же, не говоря уже о том, что на «святыню» частной собственности феодального крестьянства свои помещики посягали гораздо чаще, нем внешние завоеватели. Вопрос об исторических корнях, сущности и форме крестьянского патриотизма на самом деле гораздо сложнее.
Патриотизм относится к числу наиболее сложных понятий, обозначающих духовный мир человека, истинный патриотизм наших дней - высочайшее порождение современной культуры. Но зарождение его относится к временам весьма далекого прошлого и, конечно же, зародыш сильно отличался от зрелого плода. Касаясь происхождения патриотизма, В. И. Ленин писал: «Патриотизм - одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств» (2, т.37, 190).
Можно предположить, что на Руси он возник как естественное порождение общинной жизни в период формирования древнерусской народности. Глубокое уважение к труду и всему, созданному трудом, радость трудовой жизни и чувство красоты окружающего мира естественно порождали чувство любви к «отечеству», прежде всего, к той земле, которую освоили и оставили своим детям предки, и к своим землякам, вместе с которыми приходилось защищать эту землю от посягательств врага. Б. Ф. Поршнев именно так и объясняет возникновение чувства «отечества», обращая внимание и на одинаковость происхождения этого термина у разных народов (от понятия «отец», оставленное отцами) (113, 310). Интересное подтверждение этому встречается в эстонском эпосе. Три могучих сына Калева выполнили волю отца и решили состязанием, кто из них останется «охранителем отчизны» (36, 197).
Богатырь Калевипоэг,
Испытав судьбы веленье,
Принял в руки власть отцову.
Он за плуг старинный взялся.
Чтя работы полевые.
Меч он на бедро привесил,
Чтоб не ведал мирный пахарь
Злой военной непогоды...
Верный меч - опора князю.
Он крепит права общины,
Вечный мир провозглашает (35, 200).2
Угроза со стороны захватчиков приводила к тому, что общинный коллективизм в защите отечества естественно распространялся до коллективизма общенародного, осознания необходимости единства всех эстов или всех руссов для защиты эстонской или русской земли. Особенности исторического развития восточных славян обусловили здесь тот расцвет народного патриотизма, который так ярко выразился в былинах. Их главный герой (крестьянский сын Илья Муромец) служит не столько князя Владимиру (в некоторых былинах личности просто жалкой), сколько русской земле. «Основная черта Ильи - беззаветная, не знающая пределов любовь к родине». «Ненависть к врагам есть одно из проявлений его любви к родине». Со своими он всегда великодушен к добр, честен до мелочей к прям (116, 215).
Отметив глубину и многовековость чувств патриотизма, В. И. Ленин обращал внимание на то, что разные классы вкладывали в него разное содержание. Помещики иначе понимали «истинную любовь к родине», чем крестьяне, хотя бы и те, и другие были монархистами (2, т.22, 217).
Содержанию истинной любви к отечеству В. И. Ленин посвятил хорошо известную работу «О национальной гордости великороссов». Замечу, что из-за широчайшего использования лозунга патриотизма эксплуататорами В. И. Ленин здесь, как и во многих других работах этого периода, пишет не о чувствах патриотизма настоящих выразителей интересов масс, а о их «национальной гордости». Характеризуя «настоящую любовь к родине», В. И. Ленин разъяснял, что защищать отечество - значит, прежде всего, бороться против худших врагов родины - монархии, капиталистов, помещиков (2, т.26, 108). Самое высокое чувство национальной гордости у Ленина вызывала революция русского народа (2, т.26, 107-108). Революционная борьба против угнетателей и созидание в интересах трудящихся социализма и коммунизма составляют сущность советского патриотизма. «Свои истоки, - говорил М.И. Калинин, - он берет «... в глубоком прошлом, начиная от народного эпоса» (4, 113).
И в эпоху феодализма, будучи очень далеким от революционности и социализма, народный патриотизм был в сущности родственен борьбе трудящихся против «своих» угнетателей. С возникновением и развитием феодальных отношений посягательства господ на владения трудящихся приводили к тому, что крестьянское понятие «отечества» все более становилось антитезой феодального землевладения. И сам термин «земля» крестьянин понимал как свое владение в противоположность феодальной собственности, это понятие объединяло трудящихся в борьбе с эксплуататорами (113, 310). Такое противостояние классов в борьбе за землю логично и с нашей точки зрения. Зато верхом неразумия представляется нам стремление крестьянства в борьбе с феодалами за свое «отечество» апеллировать к царю и надеяться на его поддержку. А, между тем, крестьянин рассуждал именно так. Чувства любви к отечеству у трудящихся масс эпохи феодализма обусловлены спецификой всего ансамбля их сознания.
Поскольку крестьянин осознавал себя интегральной частицей окружающей природы и всего космоса во главе с самим богом (главное в этом его единстве с природой - связь с матерью землей), патриотизм трудящихся масс носил естественный, природный характер. Паремиография 30-50-х годов хорошо отразила природные корни патриотизма. «Мила та сторона, где пупок резан» (46, 324), «Родимая сторона - мать, чужая - мачеха» (46, 325), «Где сосна взросла, там она и красна» (46, 325), «Где кто родится, там и пригодится» (46, 326). Эта любовь к родине характерна глубоким чувством, задушевностью. «В своем краю, як у раю» (51, 20), «С родной сторонки и ворона мила» (46, 324; 57, 182), «На чужой стороне и весна не красна» (46, 325). И даже если на родине плохо, то все равно лучше, чем на чужбине. «За морем веселье, да чужое, а у нас горе, да свое» (46, 325), «Чужая сторона - мачеха» (46, 325). Осмысливал эти чувства крестьянин, прежде всего, как любовь к земле-кормилице. «Своя земля и в горсти мила» (46, 325). Не следует модернизировать крестьянское сознание и забывать о локальности, стихийности такого патриотизма, но в столкновениях с внешними врагами народ подчас осознавал свое единство даже в масштабах всей страны. В обыденной жизни крестьянин не задумывался об этом единстве; естественно, что и пословиц таких мало. Отражения соответствующих настроений и мыслей трудящихся следует искать в сфере их праздничного сознания - в песнях, былинах, в украинских думах. «Тай за нашу Україну будем битись до загину» (58а, 80).
Подавляющее большинство пословиц этого сюжета категорически осуждали неуважение к родине, ее языку и вере. А под своей верой народ подразумевал свое миропонимание и свою правду в том числе. «И Мамай правду не съел» (46, 187). Здесь Русь как объект завоевания представлена ее правдой. «Хто мову и веру меняу, той не то себя - і суседа продавау» (70, 16). «Дурная птушка свое гнездо шмаруець» (51, 39; 46, 324). В то же время фольклор хорошо выражает требование активного патриотизма. «С родной земли - умри, не сходи» (46, 326). Великолепными призывами к защите родины были украинские и белорусские народные песни с их высоким представлением о славе не только отдельных героев, но и массы народа, защищавшего свою землю (58а, 80, 96; 29, 183).
Именно в борьбе с иноплеменными завоевателями крестьянин осознавал единство всей Руси. Борьбу эту возглавляли великие князья, а потом цари. Воспитанный в безусловном повиновении отцу в семье крестьянин в монархе видел природного отца, большака всего общерусского, украинского, белорусского отечества. Тем более, что правительство и церковь всячески поддерживали иллюзии об отеческом характере власти государей. Смутные представления об интересах всей страны как отечества всего народа крестьянин отождествлял с интересами царя. «Где ни жить, а одному царю служить» (46, 327). Высшие взлеты политической мысли угнетенных выражались в заботе о царстве. Сами крестьяне были неспособны представлять себя в масштабах: всей страны. Их представитель должен был стоять над ними, быть их господином, ниспосылающим свыше дождь и солнечный свет (I, т.8, 208). Поэтому народные массы осознавали отечество как наследие отцов, которое в столкновении с внешними врагами представлял монарх - отец и верховный хозяин общенародного отечества. Отсюда патриархально-монархическая форма патриотизма феодального крестьянства.
Так получалось, что в крестьянском понимании отечество, его хозяин, царь и всевышний владыка (бог) побуждали трудящихся в соответствии с их интересами и к борьбе против эксплуататоров. Нагляднее всего такая связь крестьянского патриотизма с классовой борьбой проявилась в крестьянской войне 1773-1775 г.г. «Отец отечества» Пугачев (32, 42) призывал верноподданных повстанцев «яко единородных своих детей» (48, 37-38), «истинных сынов отечества» (32, 37, 42) до капля своей крови «послужити за свое отечество» (32, 23), «изменщиков»-дворян (32, 46), как противников царской власти и разорителей крестьян, «ловить, казнить и вешать» (32, 47). С этим же лозунгом «изменников вывадить и мирских кровопийцев вывадить» мы встречаемся и в городских восстаниях середины ХVII в., и в восстании Степана Разина (59, 440, 449-460). По крестьянской логике эксплуататоры, «мирские кровопивцы» - изменники царю и отечеству.
Поскольку крестьянин не осознавал себя вне семьи и «мира», его любовь к отечеству имела отнюдь не эгоистическое, а примитивно-коллективистское содержание. Вместе с тем, изолированность общинного микрокосма порождала локальность такого патриотизма.
Локальная ограниченность крестьянского патриотизма в условиях многочисленных войн между «обособленными отечествами», характерных для феодализма, объясняет наличие «бацилл» национализма в крестьянской любви к отечеству. Крестьянский патриотизм был как бы чреват национализмом, появлявшимся на свет и развивавшимся при определенных условиях. В связи с этим В. И. Ленин силу и устойчивость национализма связывал с отсталостью аграрных отношений (2, т.41, 168).
Поучительно, что и в ту эпоху классовая борьба была тем фактором, который способствовал преодолению национализма угнетенных. Об этом свидетельствует и разноплеменный состав порожденных народным протестом «казачьих республик» Дона, Запорожья, Яика, и события крестьянской войны 1773-1775 г.г. Манифесты Пугачева провозглашали свободу и равенство всех, независимо от этнической принадлежности и вероисповедования - и православные, и «мухаметанцы» (казахи, калмыки, башкиры, татары) - все жаловались «вольностью и свободою и вечно казаками» (32, 26, 27, 28, 61).
Естественно, что украинское крестьянство Правобережья ненавидело своих угнетателей поляков и евреев. Но сила этой ненависти поражает современного историка не только в движении гайдамаков 1768-1769 г.г., но и у такого образованного народного вольнодумца как Олейничук. Тем интереснее, что в крупнейшем и наиболее активном, но политически и идеологически очень неразвитом крестьянском движении Правобережья периода возникновения кризиса крепостничества (под руководством Кармалюка), последний и его повстанцы опирались на поддержку и еврейской бедноты, и поляков - разоренных шляхтичей, горожан, крестьян (37, 233-240, 243, 248-250, 250-252, 254, 256-257).