П.Никитин || «
Известия» №25, 31 января 1942 года
Наши войска ведут наступательные бои с противником, неуклонно теснят его на запад, освобождают от немецких захватчиков все новые населенные пункты.
Бить врага все сильнее, все беспощаднее! Освобождать родную землю от немецких оккупантов! Громить, уничтожать одну германскую дивизию за другой! Не давать немцам передышки ни на один день! - эти задачи успешно выполняет доблестная Красная Армия.
# Все статьи за
31 января 1942 года.
В хатенке, примостившейся у колодца на развилке двух балок - Сухой и Максютиной, окна завешены. В комнате полумрак. Оплывший огарок свечи бросает блики на лицо женщины, наклонившейся над книгой. Тихим грудным голосом нараспев читает она.
Санитарка Людмила Антоновна Родионова из части, которой командует Озимин, приметила, что вынесенные с поля боя бойцы любят слушать чтение. Отрывая минуты от своего отдыха, читает она им книги вслух. В комнате пахнет иодом, хлороформом. В полумраке белеют повязки. Глаза раненых лихорадочно блестят. Побудут они здесь, в полевом госпитале, до завтра, а к вечеру их увезут в глубокий тыл. Людмила Антоновна с подружками доставит сюда новых раненых бойцов, подобранных в балках и на буграх донской степи. Родионова читает медленно. Голос сестры успокаивает. Бойцы засыпают один за другим. Лейтенант с простреленной грудью тоскливо зовет любимую:
- Вера, Вера!
- Здесь я, успокойся, милый, спи.
Над ним низко склоняется Людмила Антоновна. Мягкой и теплой рукой гладит вспотевший лоб. Раненый в полузабытье. Он берет женскую руку, прижимает к забинтованной ране и, засыпая, радостно шепчет:
- Пришла, я звал...
Через час Родионова надевает сумку с перевязочным материалом и выходит в степь. Она прячется за кустарниками, спускается в балку. Шум вспыхнувшего боя все ближе. Десятый день не выходит часть Озимина из боя. Десять дней санитарка Родионова под жестоким обстрелом противника спасает раненых. Вот она остановилась, перевязала бойца и пошла дальше.
Под стеблями сухого бурьяна, уткнувшись лицом в землю, лежит сержант. Лицо у него белое, бескровное. Осколком мины полоснуло по ногам. Родионова быстро распарывает сапог, делает жгут, перевязывает рану. Легкий посвист мины. - Эта мимо, - определяет Родионова, продолжая работать. - А это ко мне, - и она быстро приникает к земле, прикрывает телом раненого. Где-то стороной просвистели осколки. Перевязка закончена. Раненый положен на плащ-палатку, и Родионова вытаскивает его из-под обстрела.
- Сестричка, там еще... - протянул сержант, указывая на холм. Родионова поползла вперед. Она спешила, где-то уже грохотали вражеские танки. Санитарка перевязала четырех бойцов, показала им путь отхода в тыл и направилась к оставленному сержанту. Вдруг из лощины выскочил немецкий танк. Пулеметная очередь. Пули простучали по гребню балки. Родионова тащила за собой плащ-палатку с раненым.
Танк заметался из стороны в сторону. Он полз то вправо, то назад, то круто поворачивал в сторону. Родионову удивило такое положение машины. Она остановилась, приподняла голову и ахнула. Вражеский танк гусеницами давил раненых, которых она только-что перевязала. Раздавил третьего и направился к ней. Санитарка бросилась навстречу танку. Но что может сделать одна женщина против стальной махины? Танк шел к раненому сержанту, он хотел раздавить бойца, которого Людмила вырвала из об’ятий смерти. Решение пришло мгновенно. Родионова сбросила сумку, схватила револьвер раненого и легко вскочила на проползавший мимо танк. Она выстрелила в приоткрытый люк раз, другой, третий. Танк заметался, словно пытаясь сбросить с себя маленькую женщину. Родионова стреляла в люк, била по щелям. Машина резко остановилась в двух шагах от сержанта. А тот глядел широко открытыми глазами вверх, на Людмилу, слезавшую с танка.
Откуда-то сбоку застрочил пулемет, и Людмила, отпустив поручни, упала рядом с сержантом.
- Сестрица, милая, - сержант губами прикоснулся к шинели лежавшей рядом с ним женщины. Стреляли с другой фашистской машины, спешившей на выручку остановившемуся танку. Бронированное чудовище мчалось, цокая гусеницами. Смерть казалась неминуемой. Родионова силилась подняться, она хотела втащить плащ-палатку с раненым в ближайшую ямку от снаряда. Но силы уже не те. Кровь сочится из раны, с кровью уходит и упругость мышц. Людмила опускается на землю и снова пытается отползти с раненым в сторону. Танк совсем близко. Еще одно мгновенье, и гусеницы навалятся на людей, раздробят кости, изорвут в лохмотья тело.
- Глянь, сестрица... - прохрипел сержант. Он поднял отяжелевшую руку и указал на холм. Из кустов терновника, прижимая зеленую коробку мины к груди, крался человек с забинтованной головой. Танк поравнялся с ним, и человек рывком бросился к машине. Оглушительный взрыв мины. Танк подбросило вверх гусеницами, засыпало землей.
- Сестра, жива али нет? - Сержант толкнул Родионову, поднял ее побелевшую руку.
- Поживем! - стиснув зубы, протянула Людмила. И строго повторила: - Поживем, сержант, поживем, чтобы отомстить.
★
Мальчик сильно озяб. Опухшие от холода руки он засунул в рукава потрепанного пальто. Летний картуз надвинут на самые уши. Мальчику лет 14. Он вошел в село со стороны Таганрога и на перекрестке беспомощно оглянулся: куда итти? Этот вопрос давно мучил маленького странника. На глазах то ли от мороза, то ли от сознания беспомощности навернулись слезы. Наблюдавший из-за плетня старик осторожно спросил:
- Откель, сынок? Куда пути твои лежат?
Мальчик обрадовался участливому голосу.
- Из Таганрога я. Отца с мамкой ищу. На работы немцы погнали.
- На работы? - протянул старик. Он зачем-то оглянулся и тихо спросил:
- А когда?
- В четверг на той неделе народу много угнали.
Старик как-то сник и участливо кивнул головой. Он помнит эту группу людей, которую немцы подогнали к окраине села, вывели к противотанковому рву и расстреляли. Не увидеть мальчику ни отца, ни матери. Но старик не хочет тревожить детское сердце.
- Чей ты?
- Артемьев Ваня.
- Идем. Может, мамку с папкой и сыщешь.
Дед повел мальчика в прифронтовое село С. В хате моргнул хозяйке Степаниде, вышел с ней в сенцы и долго шептался. Она вернулась с покрасневшими глазами и как-то по иному, по-матерински глянула на белую голову мальчика, склонившегося над чашкой.
Ходит по селу Ваня, об отце с матерью расспрашивает. Одни пожимают плечами, - мол, ничего не знаем, а другие отводят глаза в сторону и молчат. Был Ваня и в немецкой комендатуре, но его оттуда выгнали. Однажды вернулся он домой возбужденный. Ваня ничего не сказал ни Степаниде, ни деду. Лишь отвел сыновей Степаниды Сеню и Павлушу в угол и передал им маленький портрет Ленина. Это была обыкновенная открытка. Такие портреты висят в каждой колхозной хате.
- Спрячьте, по дороге нашел.
Ваня, поговорив с детишками, исчез. Вернулся домой на рассвете. Весь день немцы рыскали по селу. Они были чем-то обеспокоены. Пришел дед и сообщил Степаниде, что ночью кто-то провода штабные срезал. Вечером Ванюшка опять исчез. Утром комендант согнал население в колодцу и об’явил, что пойманного партизана, перерезавшего провода, расстреляют.
Сеня и Павел прильнули к окнам. На улице у колодца стоят в сторонке согнанные фашистами жители. Кого-то вывели из комендатуры. Его не видно среди конвоиров. Вдруг мелькнула белокурая голова.
- Глянь, Ваньку ведут! - воскликнул Сеня.
- Неужто стрелять будут? - тревожно спросил Павлик. Он испуганно посмотрел на брата. Ваня шел к колодцу, прихрамывая па одну ногу. Отцовский картуз потерян. Порывы ветра играют льняными волосами. Ваня идет молча среди примолкнувших людей. Толпа вздохнула и надвинулась на конвоиров. Те подняли автоматы. Вновь стало тихо.
- Тут что ли? - Как-то не по детски хрипло спросил Валя, стал на обледенелый бугорок колодца и оглянулся. Глаза его встретились с глазами ребят, прильнувших носами к стеклу. Вдруг Сеня исчез и вновь появился в окне. Он прислонил к стеклу подаренный портрет Ленина и приветливо махнул рукой.
Ваня улыбнулся. Конвойные переглянулись. Они не понимали, чему смеется мальчик. Офицер вначале подал команду, затем что-то сказал и взял автомат в свои руки. Ваня крикнул:
- Моим передайте, что сын погиб за родину. Слышите?
- Детский голос звенел в воздухе. Он бил под сердце стоявших на площади людей.
- Слышим! - ответили глаза колхозников.
- Слышим, сынок, слышим, милый, - тихо произнес колхозный бригадир, просовывая сквозь слуховое окно пулемет.
Офицер поднял автомат. Нажал спусковой крючок и партизан. Две очереди слились в одну. У Вани подкосились ноги и он лег на землю. Детские глаза смотрели в серое небо, на губах застыла блуждающая улыбка. У его ног распластался офицер. Партизанский пулемет оборвал волчью жизнь. Офицер упал вниз лицом, скребнул ногтями чужую землю и застыл.
Лежат у сельского колодца двое: один величественный и чистый в смерти, другой - гнусный, мерзкий.
Долго метались фашисты по селу, разыскивая того, кто стрелял из слухового окна. Тщетно. //
П.Никитин, спец. корреспондент «Известий». ЮЖНЫЙ ФРОНТ.
____________________________________________
Моральная сила советских воинов* ("Известия", СССР)
Н.Гаврилов:
Богатыри ("Литературная газета", СССР)
Н.Вирта:
Люди двух миров ("Литература и искусство", СССР)
Газета «Известия» №25 (7711), 31 января 1942 года