Однажды, когда мы состаримся
Оригинал взят у marta_ketro в Однажды, когда мы состаримся
Многие люди под сорок боятся зрелости настолько, что в глубине души мечтают её проскочить. Уже хочется выйти из крысиных гонок за молодостью, нет мужества наблюдать и ликвидировать признаки увядания на собственном теле, надоела ответственность за свой гендерный статус: репутация мачо или красотки нуждается в подтверждении хотя бы в собственных глазах, а сил уже нет никаких. Охота слезть с каблуков и собрать волосы в шиш или, я не знаю, что там у мужчин - наплевать на вес, стереть с физиономии хищный вид, как-то уже расслабиться. Но пока рано. Ещё не всё налажено в личной жизни, ещё не все двери закрылись, страшно упускать возможности и недополученные удовольствия; да просто - страшно. И потому они смотрят на фотографии стариков и сдержанно мечтают о дембеле. Лет через двадцать и тревожащих шансов не будет, и желаний, ничего такого не зашевелится и не встанет - то-то заживём. Черничный пирог каждый день и сколько угодно жареной картошки.
Иногда любовники, расставаясь, говорят друг другу: когда состаримся, я приеду к тебе доживать. "Буду катать тебя на коляске?" - "ха, может, я тебя" - "ладно, вместе будем кататься" - "меня повезёт филиппинка, а тебя огромный мулат".
Сейчас они друг другу тяжелы и опасны, могут ранить или связать, да просто они не те, с кем хочется жить. Стоит ещё попытать счастья, наделать ошибок и добрать удовольствий в других местах. Жить - нет, а вот умереть, пожалуй, можно вместе. Когда станут тихими и безопасными, не способными сбежать никуда, кроме как на кладбище, когда утратят все амбиции, желания и претензии друг к другу - тогда.
А пока каждый уйдёт в свою жестокую зрелость, на личную войну, в которой лучше обходиться без напарника - вдруг обернётся врагом. А любовь потерпит до старости, что ей стоит - подождать двадцать лет.
Многие люди под сорок боятся зрелости настолько, что в глубине души мечтают её проскочить. Уже хочется выйти из крысиных гонок за молодостью, нет мужества наблюдать и ликвидировать признаки увядания на собственном теле, надоела ответственность за свой гендерный статус: репутация мачо или красотки нуждается в подтверждении хотя бы в собственных глазах, а сил уже нет никаких. Охота слезть с каблуков и собрать волосы в шиш или, я не знаю, что там у мужчин - наплевать на вес, стереть с физиономии хищный вид, как-то уже расслабиться. Но пока рано. Ещё не всё налажено в личной жизни, ещё не все двери закрылись, страшно упускать возможности и недополученные удовольствия; да просто - страшно. И потому они смотрят на фотографии стариков и сдержанно мечтают о дембеле. Лет через двадцать и тревожащих шансов не будет, и желаний, ничего такого не зашевелится и не встанет - то-то заживём. Черничный пирог каждый день и сколько угодно жареной картошки.
Иногда любовники, расставаясь, говорят друг другу: когда состаримся, я приеду к тебе доживать. "Буду катать тебя на коляске?" - "ха, может, я тебя" - "ладно, вместе будем кататься" - "меня повезёт филиппинка, а тебя огромный мулат".
Сейчас они друг другу тяжелы и опасны, могут ранить или связать, да просто они не те, с кем хочется жить. Стоит ещё попытать счастья, наделать ошибок и добрать удовольствий в других местах. Жить - нет, а вот умереть, пожалуй, можно вместе. Когда станут тихими и безопасными, не способными сбежать никуда, кроме как на кладбище, когда утратят все амбиции, желания и претензии друг к другу - тогда.
А пока каждый уйдёт в свою жестокую зрелость, на личную войну, в которой лучше обходиться без напарника - вдруг обернётся врагом. А любовь потерпит до старости, что ей стоит - подождать двадцать лет.