Культура согласия. 4.
Частный Корреспондент.
Ольга Бурмакова 26 марта 2013 года
Культура не-изнасилования
(продолжение)
"Латойя Петерсон. «Эпидемия не-изнасилований».
Петерсонописывает другую сторону «ненастоящего» изнасилования, черпая примеры из личного опыта и из опыта окружающих. В культуре, в которой она выросла, существовало понятие «изнасилования», имевшее вполне конкретные характеристики - вроде того самого «незнакомца из кустов» - а все под него не попадавшее не считалось проблемой, с которой нужно что-то делать, хотя и являлось насилием. В числе ее примеров - «добровольные» сексуальные отношения молодых людей с девочками-подростками на десять лет младше, принуждение к петтингу и другим сексуальным действиям, не считающимся «настоящим сексом», словесный харрасмент и тому подобное. Одна ее подружка в двенадцать лет встречалась с парнем двадцати пяти лет, и он спал с ней, хотя знал о ее возрасте. Другая в одиннадцать родила ребенка от девятнадцатилетнего парня, который рассказывал ей романтические сказки о высоких чувствах и обещал жениться, но бросил, когда она забеременела. Бывший парень самой Петерсон, узнав, что его девятнадцатилетний друг встречался и спал с одиннадцатилетней, не увидел в этом проблемы, только заметил, что «у нее тело взрослой женщины». Петерсон пишет:
Не-изнасилования принимают много разных форм. Никто их не избежал - у всех моих друзей был подобный опыт в подростковые годы.
Не-изнасилование - это когда твой парень, намного старше тебя, уламывает тебя потерять девственность в котельной при бассейне, чтобы он был счастлив и тебя не бросил.
Не-изнасилование - это проснуться посреди ночи и обнаружить в своей постели доверенного друга семьи; это видеть кошмары о чем-то, что не помнишь днем.
Не-изнасилование - это когда бойфренд твоей матери просит тебя о сексе.
Не-изнасилование - это когда одна и та же компания мальчишек лапает тебя на переменах, день за днем, год за годом.
Не-изнасилование - это когда тебе двенадцать, твоему парню двадцать четыре, и ты вымениваешь у него за секс поездки на машине, карманные деньги, новые кроссовки и место, где ты можешь переждать наркотический приход своей матери.
Петерсон рассказывает историю из своей юности: на нее совершил сексуальное нападение знакомый парень из района, который хотел подтвердить практикой свои слова, что он «может сделать с ней что захочет». Через несколько дней он, парень Петерсон и еще четверо ребят жестоко изнасиловали и избили другую девочку. На суде адвокат переключил все внимание на личность пострадавшей, обвиняя ее в том, что она «прогуливала школу», словно это было достаточной причиной, чтобы избить ее до полной неузнаваемости. Сидя в зале суда, Петерсон думала, смогла бы она предотвратить это преступление, если бы рассказала о своем «не-изнасиловании»; но кто бы ей поверил, если даже эту девочку обвинили в ее собственной трагедии? На этом примере Петерсон демонстрирует, как распространяется эпидемия «не-изнасилований»: через страх и молчание, через совместные действия насильников, общества и органов правопорядка, которые задают параметры того, что считать «настоящим» насилием и как на него реагировать, и которые регулярно обвиняют жертву в том, что с ней произошло. Она говорит о том, что подростков нужно учить тому, что такое согласие и что такое насилие, но это возможно лишь с одновременным изменением окружающей культуры, в которой «неизнасилования» наконец перестанут замалчиваться.
Жаклин Фридман. В защиту «Ушедших в отрыв», или Как я перестала волноваться и научилась любить удовольствие (и вы тоже можете).
Жаклин Фридман предлагает критический подход к понятию «рискованного поведения» применительно к сексу и к сексуальному насилию. Она указывает на двойные стандарты, которые применяются к рискованному поведению женщин, столкнувшихся с сексуальным насилием, и к другим рискованным ситуациям в жизни мужчин и женщин. Также она указывает на другой набор двойных стандартов, который часто упускается из виду, потому что секс отводится в «особую» сферу жизни: есть много рискованных действий, которые мы совершаем в жизни, но во всех этих сферах, с одной стороны, мы осознаем и готовимся к возможному огорчению от неудачи - а с другой, если в процессе на нас кто-то нападет, включая того, с кем вместе мы это делаем, никто не станет обвинять нас самих.
Если мы поступаем в колледж, или выступаем на публике, или играем в футбол, мы рискуем неудачей, огорчением и даже потерями. Но если в процессе на нас нападет экзаменатор, или слушатель, или другой игрок, виноват в этом он, а не мы сами. Однако к сексу почему-то применяются другие стандарты - особенно для женщин. Как пишет Фридман, изнасилование не является неотъемлемым риском таких занятий, как бурные вечеринки или сексуальное поведение. Почему? Потому что половина населения этому риску не подвержена. Я никогда не видела гетеросексуального мужчину, который боялся, что если будет пить и гулять на вечеринке, то рискует быть изнасилованным. …Этот риск существует только для женщин, потому что, скажем прямо, родиться женщиной - уже фактор риска для изнасилования. Вечеринки были бы тут ни при чем, если бы огромные куски социального порядка не опирались бы на контроль над женской сексуальностью.
Фридман критикует то, как угроза изнасилования делает значительную часть социального поведения и социальных удовольствий «рискованными» для женщин, но не для мужчин, а в сочетании с оправданием насильника и обвинением жертвы получается, что женщины, которые все-таки решаются заявить права на такие удовольствия, «сами виноваты». Когда женщины раз за разом вынуждены выбирать между своей безопасностью и удовольствием там, где мужчинам этого делать не приходится, урок, который все из этого выносят -удовольствие женщин не так важно, как удовольствие мужчин.
Как и многие другие феминистки, Фридман отмечает, что все рекомендации по мерам безопасности от сексуального насилия направлены на женщин, а не на мужчин-насильников. Это возлагает ответственность на женщин, одновременно лишая их права на осознанный риск, и проводит искусственную границу между «чистым» и «плохим» поведением; для преодоления культуры изнасилования нужен более сбалансированный подход и переосмысление «рискованного» поведения с учетом всех двойных стандартов.
Джессика Валенти. «Чистое изнасилование: миф о сексуальной чистоте, и как он подкрепляет культуру изнасилования».
Один из центральных мифов культуры изнасилования - это миф о сексуальной чистоте. Согласно ему, сексуальность, в частности, сексуальный опыт как таковой, определяет, насколько женщина «хорошая». Любая сексуальность, которая отступает от гетеросексуальной и определяемой мужчинами нормы, наказывается насилием. Отсюда законы о том, что если женщина хочет остановиться в процессе секса, а мужчина не останавливается, это не изнасилование, потому что проникновение уже совершилось, а значит, терять нечего. Отсюда перетряхивание прошлого жертв изнасилования, как будто если они уже занимались сексом, то изнасилование перестает быть таковым. Отсюда такое беспокойство о девственности, о том, чтобы у женщины был всего один мужчина, и тому подобное.
Джессика Валенти, одна из двух составительниц этого сборника, а также автор книги «Миф о чистоте», рассматривает представления о «чистоте» в современной культуре. Если раньше «невинная» девушка и вела себя соответственно, то поп-культура и новые социальные нормы представляют ее как сексуальную девственницу. В качестве примера Валенти приводит Бритни Спирс в ее ранних клипах: она визуально привлекательная, она сексуально дразнит зрителя, но при этом она - невинная школьница. Образ Спирс к тому же отлично соответствует стереотипному представлению о «чистой» девушке - юной, белой, среднего класса, стройной и привлекательной, сексуально выглядящей, но без сексуального опыта и даже без сексуальных желаний.
Всякая женщина, которая не соответствует этим крайне узким параметрам, является «законной добычей», потому что она нечиста. Цветные девочки объявляются «гиперсексуализированными», и потому изнасилования цветных девочек и женщин оправдываются куда чаще, чем изнасилования белых. Девушки и женщины, у которых уже есть сексуальный опыт, в судах и в прессе представляются как шлюхи, которые «этого хотели». В то же время «невинные» девушки и девочки становятся фетишем в поп-культуре, подвергаясь постоянной и вездесущей эротизации и объективации с раннего детства. Фирмы выпускают объемные лифчики для девочек возраста начальной школы, а средний и высший класс США устраивает «балы чистоты», на которых девочки-подростки приносят клятву своим отцам, что сохранят невинность до брака, а те в свою очередь клянутся передать их мужу «чистыми», надевая им на палец кольцо, символизирующее это обещание. Как пишет Валенти: Так завершается зачарованный круг мифа о чистоте. Нет разницы, что говорят женщинам - что они должны быть невинными, потому что только так они сохраняют нравственность, или что они должны «уйти в отрыв», потому что только так будут сексуальными. Решение между двумя крайностями: в пространстве, где женщины сами решают, какой должна быть их сексуальность, публичная и приватная."
Продолжение следует…
Ольга Бурмакова 26 марта 2013 года
Культура не-изнасилования
(продолжение)
"Латойя Петерсон. «Эпидемия не-изнасилований».
Петерсонописывает другую сторону «ненастоящего» изнасилования, черпая примеры из личного опыта и из опыта окружающих. В культуре, в которой она выросла, существовало понятие «изнасилования», имевшее вполне конкретные характеристики - вроде того самого «незнакомца из кустов» - а все под него не попадавшее не считалось проблемой, с которой нужно что-то делать, хотя и являлось насилием. В числе ее примеров - «добровольные» сексуальные отношения молодых людей с девочками-подростками на десять лет младше, принуждение к петтингу и другим сексуальным действиям, не считающимся «настоящим сексом», словесный харрасмент и тому подобное. Одна ее подружка в двенадцать лет встречалась с парнем двадцати пяти лет, и он спал с ней, хотя знал о ее возрасте. Другая в одиннадцать родила ребенка от девятнадцатилетнего парня, который рассказывал ей романтические сказки о высоких чувствах и обещал жениться, но бросил, когда она забеременела. Бывший парень самой Петерсон, узнав, что его девятнадцатилетний друг встречался и спал с одиннадцатилетней, не увидел в этом проблемы, только заметил, что «у нее тело взрослой женщины». Петерсон пишет:
Не-изнасилования принимают много разных форм. Никто их не избежал - у всех моих друзей был подобный опыт в подростковые годы.
Не-изнасилование - это когда твой парень, намного старше тебя, уламывает тебя потерять девственность в котельной при бассейне, чтобы он был счастлив и тебя не бросил.
Не-изнасилование - это проснуться посреди ночи и обнаружить в своей постели доверенного друга семьи; это видеть кошмары о чем-то, что не помнишь днем.
Не-изнасилование - это когда бойфренд твоей матери просит тебя о сексе.
Не-изнасилование - это когда одна и та же компания мальчишек лапает тебя на переменах, день за днем, год за годом.
Не-изнасилование - это когда тебе двенадцать, твоему парню двадцать четыре, и ты вымениваешь у него за секс поездки на машине, карманные деньги, новые кроссовки и место, где ты можешь переждать наркотический приход своей матери.
Петерсон рассказывает историю из своей юности: на нее совершил сексуальное нападение знакомый парень из района, который хотел подтвердить практикой свои слова, что он «может сделать с ней что захочет». Через несколько дней он, парень Петерсон и еще четверо ребят жестоко изнасиловали и избили другую девочку. На суде адвокат переключил все внимание на личность пострадавшей, обвиняя ее в том, что она «прогуливала школу», словно это было достаточной причиной, чтобы избить ее до полной неузнаваемости. Сидя в зале суда, Петерсон думала, смогла бы она предотвратить это преступление, если бы рассказала о своем «не-изнасиловании»; но кто бы ей поверил, если даже эту девочку обвинили в ее собственной трагедии? На этом примере Петерсон демонстрирует, как распространяется эпидемия «не-изнасилований»: через страх и молчание, через совместные действия насильников, общества и органов правопорядка, которые задают параметры того, что считать «настоящим» насилием и как на него реагировать, и которые регулярно обвиняют жертву в том, что с ней произошло. Она говорит о том, что подростков нужно учить тому, что такое согласие и что такое насилие, но это возможно лишь с одновременным изменением окружающей культуры, в которой «неизнасилования» наконец перестанут замалчиваться.
Жаклин Фридман. В защиту «Ушедших в отрыв», или Как я перестала волноваться и научилась любить удовольствие (и вы тоже можете).
Жаклин Фридман предлагает критический подход к понятию «рискованного поведения» применительно к сексу и к сексуальному насилию. Она указывает на двойные стандарты, которые применяются к рискованному поведению женщин, столкнувшихся с сексуальным насилием, и к другим рискованным ситуациям в жизни мужчин и женщин. Также она указывает на другой набор двойных стандартов, который часто упускается из виду, потому что секс отводится в «особую» сферу жизни: есть много рискованных действий, которые мы совершаем в жизни, но во всех этих сферах, с одной стороны, мы осознаем и готовимся к возможному огорчению от неудачи - а с другой, если в процессе на нас кто-то нападет, включая того, с кем вместе мы это делаем, никто не станет обвинять нас самих.
Если мы поступаем в колледж, или выступаем на публике, или играем в футбол, мы рискуем неудачей, огорчением и даже потерями. Но если в процессе на нас нападет экзаменатор, или слушатель, или другой игрок, виноват в этом он, а не мы сами. Однако к сексу почему-то применяются другие стандарты - особенно для женщин. Как пишет Фридман, изнасилование не является неотъемлемым риском таких занятий, как бурные вечеринки или сексуальное поведение. Почему? Потому что половина населения этому риску не подвержена. Я никогда не видела гетеросексуального мужчину, который боялся, что если будет пить и гулять на вечеринке, то рискует быть изнасилованным. …Этот риск существует только для женщин, потому что, скажем прямо, родиться женщиной - уже фактор риска для изнасилования. Вечеринки были бы тут ни при чем, если бы огромные куски социального порядка не опирались бы на контроль над женской сексуальностью.
Фридман критикует то, как угроза изнасилования делает значительную часть социального поведения и социальных удовольствий «рискованными» для женщин, но не для мужчин, а в сочетании с оправданием насильника и обвинением жертвы получается, что женщины, которые все-таки решаются заявить права на такие удовольствия, «сами виноваты». Когда женщины раз за разом вынуждены выбирать между своей безопасностью и удовольствием там, где мужчинам этого делать не приходится, урок, который все из этого выносят -удовольствие женщин не так важно, как удовольствие мужчин.
Как и многие другие феминистки, Фридман отмечает, что все рекомендации по мерам безопасности от сексуального насилия направлены на женщин, а не на мужчин-насильников. Это возлагает ответственность на женщин, одновременно лишая их права на осознанный риск, и проводит искусственную границу между «чистым» и «плохим» поведением; для преодоления культуры изнасилования нужен более сбалансированный подход и переосмысление «рискованного» поведения с учетом всех двойных стандартов.
Джессика Валенти. «Чистое изнасилование: миф о сексуальной чистоте, и как он подкрепляет культуру изнасилования».
Один из центральных мифов культуры изнасилования - это миф о сексуальной чистоте. Согласно ему, сексуальность, в частности, сексуальный опыт как таковой, определяет, насколько женщина «хорошая». Любая сексуальность, которая отступает от гетеросексуальной и определяемой мужчинами нормы, наказывается насилием. Отсюда законы о том, что если женщина хочет остановиться в процессе секса, а мужчина не останавливается, это не изнасилование, потому что проникновение уже совершилось, а значит, терять нечего. Отсюда перетряхивание прошлого жертв изнасилования, как будто если они уже занимались сексом, то изнасилование перестает быть таковым. Отсюда такое беспокойство о девственности, о том, чтобы у женщины был всего один мужчина, и тому подобное.
Джессика Валенти, одна из двух составительниц этого сборника, а также автор книги «Миф о чистоте», рассматривает представления о «чистоте» в современной культуре. Если раньше «невинная» девушка и вела себя соответственно, то поп-культура и новые социальные нормы представляют ее как сексуальную девственницу. В качестве примера Валенти приводит Бритни Спирс в ее ранних клипах: она визуально привлекательная, она сексуально дразнит зрителя, но при этом она - невинная школьница. Образ Спирс к тому же отлично соответствует стереотипному представлению о «чистой» девушке - юной, белой, среднего класса, стройной и привлекательной, сексуально выглядящей, но без сексуального опыта и даже без сексуальных желаний.
Всякая женщина, которая не соответствует этим крайне узким параметрам, является «законной добычей», потому что она нечиста. Цветные девочки объявляются «гиперсексуализированными», и потому изнасилования цветных девочек и женщин оправдываются куда чаще, чем изнасилования белых. Девушки и женщины, у которых уже есть сексуальный опыт, в судах и в прессе представляются как шлюхи, которые «этого хотели». В то же время «невинные» девушки и девочки становятся фетишем в поп-культуре, подвергаясь постоянной и вездесущей эротизации и объективации с раннего детства. Фирмы выпускают объемные лифчики для девочек возраста начальной школы, а средний и высший класс США устраивает «балы чистоты», на которых девочки-подростки приносят клятву своим отцам, что сохранят невинность до брака, а те в свою очередь клянутся передать их мужу «чистыми», надевая им на палец кольцо, символизирующее это обещание. Как пишет Валенти: Так завершается зачарованный круг мифа о чистоте. Нет разницы, что говорят женщинам - что они должны быть невинными, потому что только так они сохраняют нравственность, или что они должны «уйти в отрыв», потому что только так будут сексуальными. Решение между двумя крайностями: в пространстве, где женщины сами решают, какой должна быть их сексуальность, публичная и приватная."
Продолжение следует…