Песня не про любовь. Провинциальные танцы. (Хореография: У. Ивги, Й. Гребен (Нидерланды).)
Балет? Танцевальный спектакль?
Нам повезло - даже достались халявные билеты с неплохими местами. Все было видно и слышно.
Спектакль имеет двухчастную структуру. Первая часть действительно не о любви. На фоне серых стен и решеток зарождается (или пробуждается, что, в принципе, одно и то же) жизнь. 7 человек постепенно оживают, начинают двигаться. Но это движение не похоже на движение людей. Это таракашки, стайка рыбок, или вообще пыль, которую колышет ветер. Это безликая серая масса, живущая в звуках, напоминающих творчество Einsturzende Neubauten. Потом они начинают начинается насилие, война, смерть. Эта масса падает под многократными выстрелами и снова возрождается. Их нельзя убить, потому что это не отдельные люди, это именно толпа, да еще к тому же полуживотная, дикая. Выстрелы затихают, люди пытаются вылезти из этого замкнутого места. Они лезут на стену, но не достигают её конца. Кстати говоря, во время просмотра спектакля у меня возникали визуальные ассоциации с фильмом "The Wall" Pink Floyd, а также с клипом Dir en grey - Gauze -Mode of Adam- (там есть жестокость но нет людей, есть только какие-то существа, похожие на людей, куклы, манекены, человекоподобные животные).
Танцоры становятся в ряд, снимают халаты, завязывая их на шее так, что те напоминают ошейники. Один из танцоров начинает робко петь что-то бессмысленное, но фольклорное. Его подхватывают другие, и вот уже вовсю звучит какая-то народная некрасивая песня. А потом этот "пробудившийся народ" начинает маршировать. Это уже тоталитарный режим. Всех непохожих, хоть чуть-чуть отличающихся от формата уничтожают, забивают. На сцене появляется много открытого человеческого тела, мускулы, мышцы определенным образом подсвеченные придают происходящему на сцене монументальность и напоминают кадры из фильма Лени Риффеншталь "Олимпия" (или просто клип Rammstein "Stripped").
Вторая часть все-таки про любовь. Но не про любовь как духовное переживание индивидуального человека. Нет. В этом спектакле и не могло быть такой любви. Чтобы она была, нужна личность, а личности здесь нет, есть только масса, человек в общем. Поэтому любовь здесь физическая, её может испытать каждый, и она тоже бывает разной: между мужчиной и женщиной, между тремя женщинами, между двумя мужчинами. Но в этой любви лицо не важно, поэтому они закрывают друг другу лица. Здесь мне вспомнилась строчка из песни Rammstein (да, в этот раз много ассоциаций!)) "Buck dich" :
"dein Gesicht ist mir egal / bück dich - noch einmal" (твое лицо мне безралично/ нагнись еще раз).
Меня очень впечатлил эпизод, когда девушка расплела косу и начала танцевать, а её длинные волосы вторили её движениям и переливались в тумане, освещенном золотым светом (возник какой0то даже кинематографический эффект, как будто показывают "светлое будущее").
Как оказалось, для меня этот спектакль действительно не о любви. Не смотря на то, что любовь там все-таки была. Он о тоталитаризме и индустриальности, о том, чего почти нет в нашей повседневной жизни, но когда оно вдруг дает о себе знать, становится очень страшно, как тогда, у серо-желтого моста.
Нам повезло - даже достались халявные билеты с неплохими местами. Все было видно и слышно.
Спектакль имеет двухчастную структуру. Первая часть действительно не о любви. На фоне серых стен и решеток зарождается (или пробуждается, что, в принципе, одно и то же) жизнь. 7 человек постепенно оживают, начинают двигаться. Но это движение не похоже на движение людей. Это таракашки, стайка рыбок, или вообще пыль, которую колышет ветер. Это безликая серая масса, живущая в звуках, напоминающих творчество Einsturzende Neubauten. Потом они начинают начинается насилие, война, смерть. Эта масса падает под многократными выстрелами и снова возрождается. Их нельзя убить, потому что это не отдельные люди, это именно толпа, да еще к тому же полуживотная, дикая. Выстрелы затихают, люди пытаются вылезти из этого замкнутого места. Они лезут на стену, но не достигают её конца. Кстати говоря, во время просмотра спектакля у меня возникали визуальные ассоциации с фильмом "The Wall" Pink Floyd, а также с клипом Dir en grey - Gauze -Mode of Adam- (там есть жестокость но нет людей, есть только какие-то существа, похожие на людей, куклы, манекены, человекоподобные животные).
Танцоры становятся в ряд, снимают халаты, завязывая их на шее так, что те напоминают ошейники. Один из танцоров начинает робко петь что-то бессмысленное, но фольклорное. Его подхватывают другие, и вот уже вовсю звучит какая-то народная некрасивая песня. А потом этот "пробудившийся народ" начинает маршировать. Это уже тоталитарный режим. Всех непохожих, хоть чуть-чуть отличающихся от формата уничтожают, забивают. На сцене появляется много открытого человеческого тела, мускулы, мышцы определенным образом подсвеченные придают происходящему на сцене монументальность и напоминают кадры из фильма Лени Риффеншталь "Олимпия" (или просто клип Rammstein "Stripped").
Вторая часть все-таки про любовь. Но не про любовь как духовное переживание индивидуального человека. Нет. В этом спектакле и не могло быть такой любви. Чтобы она была, нужна личность, а личности здесь нет, есть только масса, человек в общем. Поэтому любовь здесь физическая, её может испытать каждый, и она тоже бывает разной: между мужчиной и женщиной, между тремя женщинами, между двумя мужчинами. Но в этой любви лицо не важно, поэтому они закрывают друг другу лица. Здесь мне вспомнилась строчка из песни Rammstein (да, в этот раз много ассоциаций!)) "Buck dich" :
"dein Gesicht ist mir egal / bück dich - noch einmal" (твое лицо мне безралично/ нагнись еще раз).
Меня очень впечатлил эпизод, когда девушка расплела косу и начала танцевать, а её длинные волосы вторили её движениям и переливались в тумане, освещенном золотым светом (возник какой0то даже кинематографический эффект, как будто показывают "светлое будущее").
Как оказалось, для меня этот спектакль действительно не о любви. Не смотря на то, что любовь там все-таки была. Он о тоталитаризме и индустриальности, о том, чего почти нет в нашей повседневной жизни, но когда оно вдруг дает о себе знать, становится очень страшно, как тогда, у серо-желтого моста.