Как оказалось, не у Б.Г. самый заумный язык, хотя он тоже присутствовал в этом списке как 'один из'. Нет, не интеллектуальные изыски - Татьяну Львовну Никольскую интересовал совсем другой звукоряд, близкий к мантрам, магическим заклинаниям. Прослеживалась связь и влияние футуристов на поэтов русского рока. И здесь неоднократно упоминалось о Дмитрии Ревякине и периоде его словотворчества, замешанного на поэзии Велимира Хлебникова. А также о фундаментальной работе Ольги Суровой, на которую теперь ссылаются все исследователи, поскольку ничего более глубокого и серьёзного о Ревякине, кажется, никто не писал. Впрочем, как и о других рок-музыкантах, если не считать, конечно, того огромного количества филологических работ, посвящённых поэзии Башлачёва и опубликованных в основном в сборнике Тверского университета ‘Русская рок-поэзия: текст и контекст’. Но Башлачёв по теме лекции ‘Заумный язык в русском роке’ не проходил.
Итак, кроме Ревякина как единственного представителя русского рока, в чьей поэзии однозначно просматривается влияние футуристов, Татьяну Львовну Никольскую привлекли (с точки зрения фонемного ряда) следующие музыканты: Николай Судник и группа ‘ЗГА’, Борис Гребенщиков и ‘Аквариум’, Максим Покровский и ‘Ногу свело’, ‘Вежливый отказ’, ‘Два самолёта’ и ещё Ксения Фёдорова, дочь Леонида Фёдорова, - то есть те их произведения, где текст в виде абракадабры, рыбы, детского лепета или на тарабарском языке.
Любопытной была недолгая дискуссия после лекции. Уважаемая публика в лице знатоков, музыкантов, художников и американского профессора, специалиста по битникам, внимала активной критике: лекция скучная (однако никто не ушёл), иллюстративный материал подобран хуже некуда, но ещё больше удручает выбор недостойных для столь серьёзного исследования музыкантов. В частности, Ревякин вообще и близко не стоит к настоящему року вместе со всем сибирским роком, будь он неладен, да и остальные ниже плинтуса.
По поводу Ревякина и сибирского рока зацепило. Ещё раз спросила - и снова нокдаун: глупые песни, глупая музыка, самый низкий уровень игры, какой только может быть, - и полная бесперспективность. Нет, никакой это не снобизм, объективная оценка (петербургской, или Северной школы).
Обструкции не подвергся только Цой с ‘Кино’ (идеальная группа по форме и содержанию). Башлачёв (не такой, как все). ‘Свин’ (Андрей Панов). Ну, и Джим Моррисон (хоть и не русский, но свой) - неисчерпамаемое вдохновение - был великим шаманом…
Примечания.
1. На лекции в Центре Андрея Белого (Виленский пер., д.4) почему-то не было ни Анатолия Гуницкого, ни Андрея Бурлаки. (Бурлака неоднократно цитировался.)
2. Кроме того, в своём исследовании Татьяна Никольская упоминала 'Санкт-Петербург', 'Сплин', группу 'Разные люди', 'Сансару', 'Мату Хари' (все в связи с Маяковским), 'Аукцион' (в связи с Хлебниковым), 'Букву О', французскую группу 'GONG', а также музыкантов Сергея Летова, Егора Летова, Гарика Сукачёва, Джорджа Харрисона, Марка Болана, Майка Науменко, Сергея Курёхина, Питера Габриэля, Элизабет Фрейзер.
3. Цитаты из лекции о Дмитрии Ревякине:
… Например, серьёзное исследование Ольги Суровой 'Самовитое слово Дмитрия Ревякина' было опубликовано в 1990-е годы в журнале 'Новое литературное обозрение'. И она написала целую диссертацию об авангарде, о футуризме в творчестве Дмитрия Ревякина...
…перехожу к следующему положению доклада о влиянии творчества футуристов на рок-поэтов. Дело в том, что как раз не так уж много этих примеров, где можно сказать: явное влияние. И вот единственный пример, где звучит чётко всё и ясно, влияние чувствуется, - это Дмитрий Ревякин, лидер группы 'Калинов Мост', который пережил в конце 1980-х годов сильное увлечение Хлебниковым. Он сам вспоминал в одном интервью: 'Это началось в московский период, когда я усиленно изучал Хлебникова. Я тогда, значит, на нём торчал, выражаясь молодёжным языком. Мне это было очень интересно. Меня это всё завлекло, и я над этим трудился. Это заметно на альбомах 'Дарза', 'Узарень', 'Пояс Ульчи'. Исследователь творчества Ревякина Сурова отмечает идущие от Хлебникова семантизацию фонем, сближение общеславянских корней мифотворчества на языческой основе, а также образование неологизмов по модели Хлебникова. Например, у Ревякина 'Венч! Венч!', который, она считает, восходит к 'Манч! Манч!' Хлебникова (последние слова умирающего Зангези в сверхповести Хлебникова 'Зангези')*. По мнению Суровой, поэзия Ревякина заставляет вспомнить, помимо Хлебникова, с которым параллели наиболее очевидны, и Туфанова, и Каменского, и Кручёных. Я от себя добавлю, и раннего Николая Силис, с которым тоже перекличка вполне видна. Случай с Ревякиным, это когда конкретно можно взять тексты его песен, взять текст Хлебникова и посмотреть, что откуда. Вот Сурова это и делает, как я уже сказала, диссертацию на эту тему написала...
В цитате неточность.
*Манч! Манч! - это слова умирающего Эхнатэна из повести ‘Ка’.
Велимир Хлебников
Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова - вот моё первое отношение к слову. Это самовитое слово вне быта и жизненных польз. Увидя, что корни лишь призраки, за которыми стоят струны азбуки, найти единство вообще мировых языков, построенное из единиц азбуки, - моё второе отношение к слову. Путь к мировому заумному языку.
Во время написания заумные слова умирающего Эхнатэна ‘Манч! Манч!’ из ‘Ка’ вызывали почти боль; я не мог их читать, видя молнию между собой и ими; теперь они для меня ничто. Отчего - я сам не знаю.
__
- Благодарность
- (в подготовке лекции):
- Всеволоду Гаккелю,
- Александру Донских,
- Петру Казарновскому,
- Олегу Котельникову,
- Алексею Кожевникову,
- Дарье Суховей,
- Владимиру Энгру
19.03.2014
© 2014 Zventa-Sventana