Причуды памяти
Пока писала пост о филармонии, зацепилась за два произведения, которые там цитирую. Поняла, что двустишие Катулла, которое мы когда-то разбирали на латыни, я помню в искаженном виде. Вот как оно звучит:
Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior.
(Ненавижу и люблю. Почему, спросишь ты? Не знаю, но чувствую так и крестную муку терплю)
А у меня в памяти смешалось с эпиграммой Марциала "Difficilis facilis, jucundus acerbus es idem: Nec tecum possum vivere, nec sine te" ("Трудно мне с тобой и легко. И ни с тобой, ни без тебя жить не могу"). Моя память стабильно выдавала гибридный вариант:
Odi et amo. Nec tecum possum vivere, nec sine te. (Ненавижу и люблю. Ни с тобой, ни без тебя жить не могу).
А "Общагу-на-Крови" я хотела процитировать немного пространнее, вытащив из текста почти целиком один из любимых моментов. Однако Поэт прочитал черновик эссе и сказал, что слишком длинная цитата - неправдоподобно, что она всплыла целиком. А я во время концерта вспомнила сам эпизод, но, конечно, не дословно. Когда предложила урезанный вариант, в итоге оставленный в эссе, Поэт возразил: "но я вообще не уверен, что твоему тексту нужны цитаты. хочется твоего текста а не цитат", потому что от него "но общее ощущение от этого текста - легкой шопеновской фортепианной музыки". "Хочется_твоего_текста" - вот, оказывается, какими тремя словами можно осчастливить меня на весь оставшийся день. Правда, этот разговор состоялся днем, а вечером мы полтора часа взахлеб спорили, какие моменты почистить, где чего переформулировать и где смысл не совсем улавливается. В результате этого километрового диалога я устала и решила, что итоговый вариант максимально приближен к идеалу. Всё, больше правок не будет. И так этот небольшой, в общем-то, текст в муках рождался четыре дня). А Иванова я хотя бы здесь процитирую в том объеме, в каком хотелось изначально: "...он вдруг почувствовал нестерпимую боль, огромное отчаяние - отчаяние настоящей любви. Это уже не было потрясением, но вспышка любви жестко сдавила его - вспышка любви не только к девушке, но к жизни, к людям, к общаге. <...> Это была сильная, жестокая любовь, в которой собственно любви содержалось только на четверть, а остальное - жгучая ненависть. Но именно такая концентрация и такой настой и называются настоящей любовью".
Odi et amo. Quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior.
(Ненавижу и люблю. Почему, спросишь ты? Не знаю, но чувствую так и крестную муку терплю)
А у меня в памяти смешалось с эпиграммой Марциала "Difficilis facilis, jucundus acerbus es idem: Nec tecum possum vivere, nec sine te" ("Трудно мне с тобой и легко. И ни с тобой, ни без тебя жить не могу"). Моя память стабильно выдавала гибридный вариант:
Odi et amo. Nec tecum possum vivere, nec sine te. (Ненавижу и люблю. Ни с тобой, ни без тебя жить не могу).
А "Общагу-на-Крови" я хотела процитировать немного пространнее, вытащив из текста почти целиком один из любимых моментов. Однако Поэт прочитал черновик эссе и сказал, что слишком длинная цитата - неправдоподобно, что она всплыла целиком. А я во время концерта вспомнила сам эпизод, но, конечно, не дословно. Когда предложила урезанный вариант, в итоге оставленный в эссе, Поэт возразил: "но я вообще не уверен, что твоему тексту нужны цитаты. хочется твоего текста а не цитат", потому что от него "но общее ощущение от этого текста - легкой шопеновской фортепианной музыки". "Хочется_твоего_текста" - вот, оказывается, какими тремя словами можно осчастливить меня на весь оставшийся день. Правда, этот разговор состоялся днем, а вечером мы полтора часа взахлеб спорили, какие моменты почистить, где чего переформулировать и где смысл не совсем улавливается. В результате этого километрового диалога я устала и решила, что итоговый вариант максимально приближен к идеалу. Всё, больше правок не будет. И так этот небольшой, в общем-то, текст в муках рождался четыре дня). А Иванова я хотя бы здесь процитирую в том объеме, в каком хотелось изначально: "...он вдруг почувствовал нестерпимую боль, огромное отчаяние - отчаяние настоящей любви. Это уже не было потрясением, но вспышка любви жестко сдавила его - вспышка любви не только к девушке, но к жизни, к людям, к общаге. <...> Это была сильная, жестокая любовь, в которой собственно любви содержалось только на четверть, а остальное - жгучая ненависть. Но именно такая концентрация и такой настой и называются настоящей любовью".