О счастливой любви
А давайте я в преддверии девятого мая расскажу вам сказку. И история моя, как ни странно, не о войне, хоть и пишу я о ней перед праздником Великой Победы. Просто история длинной счастливой взаимной любви на всю жизнь. (Давайте примем как данность, что такая бывает).
Они познакомились на танцах в августе тысяча девятьсот пятьдесят второго года, когда Николай был в отпуске в этом городке. И виделись до конца отпуска четыре раза. А потом Тасе пришло письмо, где он предлагал переписываться с тем, чтобы «через 3-6, а может быть, и год» быть вместе навсегда, «хотя конечно, есть возможность и без моих писем проводить там время весело и иметь товарища». И такая смесь нежности и рассудительности в этом письме. Начал с несущественных вещей, о том, как доехал, а в середине вдруг поменялась интонация: «Да! Прошло всего 4 дня, как мы расстались с тобой, а мне кажется, что уже несколько месяцев. Как будто это был сон». И не уехать не мог - служба. И с собой пока позвать не мог - ничего, кроме койки в общежитии, не было у него в том городе, где служил. Писал обстоятельно, рассудительно, как будто внутренне взвешивая «за» и «против». Оценивал разделяющее их расстояние и сразу старался снять вопросы: «сразу пойти на сближение, не имея под собой прочной опоры, я не решился», «я хочу заверить тебя, что мне здесь глупостями заниматься некогда и не в моих интересах забивать кому-то голову», «Может у тебя, Тася, возникнуть сомнение, что я смотрю на это легкомысленно. Нет, вполне серьезно и готов ответить за свои слова».
Потом было 9 месяцев переписки. Небольшие листы бумаги, то двойные, то одинарные, то линованные, то в клетку. В письмах много и пустяковых рассказов о кино и спектаклях, которые он смотрел, поздравления с разными праздниками, но много и обстоятельных рассуждений, крепких, спокойных, ласковых слов.
Во втором письме присылает свою фотографию. Много пишет о том, что понимает под семейной жизнью, совместным счастьем. Уже в четвертом прозвучало вот что:
«Будем всячески и везде помнить, что сегодня один, но в душе уже вдвоем. Кончается 1952, а 53 будет наш, который должен доставить, во всяком случае, больше радости…» «Договорились, договорились, что мы заочно пока, но надежно друзья и супруги. Откровенничать и убеждать слишком много не нужно друг друга, нужно просто не на бумаге, а на деле выполнить свою раз и только раз данную «клятву» и ежедневно её помнить. Конечно, я тоже частенько задумывался над этой довольно сложной и волнующей проблемой, как семейная жизнь и решил, что всё можно сделать и бояться трудностей не нужно, если «бог пошлет» хорошего друга, ценящего жизнь и совместное счастье, которое дается один раз».
«Тасенька! Еще раз запомни, что я тебе тоже пишу все откровенно и не хочу тебя, моя крошка, обманывать. Если я тебя обману, то при нашей встрече, когда мы встретимся и не сойдемся мечтами ты меня ударишь прямо в морду.»
В конце февраля 1953 года он приехал в отпуск. В предотпускном письме говорил, что едет лишь из-за нее, а потому «мы должны серьезно обсудить все вопросы «…» и принять соответствующее решение. Но, я думаю, что наша шестимесячная переписка не должна превратиться в пустое место, а потому мы должны официально зарегистрировать нашу дружбу».
Как раз в те дни, когда они подали заявление в ЗАГС, в стране объявили траур - умер И.В.Сталин. Регистрировать пару не хотели в связи с трауром, но они как-то… упросили? убедили? Не знаю. Главное, 15 марта 1953 года Николая и Таисью всё-таки объявили мужем и женой.
Но я не случайно в начале написала, что было 9 месяцев переписки. После свадьбы он снова уехал один. Решал жилищный вопрос: написал рапорт а получение квартиры, а пока искал хотя бы комнату. Ей нужно было найти замену на работе и уволиться, что было не так просто. Поэтому до совместной жизни еще много воды утекло. И много чернил. Из-за неопределенности, из-за того, что долго шли письма, Тася начала нервничать, придумывать себе всякие нелепости, проще говоря, накручивать себя. Он, как мог, успокаивал. Но насколько убедительно можно успокоить письменно? : «Тасенька! Дорогая моя, ты психуешь и даже плачешь из-за того, что долго нет моих писем. Зачем, спрашивается? Мне тоже не совсем приятно жить здесь одному и переживать невыносимую тоску по тебе, переживать нашу разлуку.» «Тасенька, ты пишешь, что я, возможно, нашел другую, и поэтому редко пишу письма. Не знаю, что тебе на это сказать. Приедешь, тогда и поговорим ещё обо всем.» (Последний ответ, кажется, почти единственно возможный. По крайней мере, исходя из него не так много можно себе накрутить, как из многословных оправданий).
Потом подробно писал о том, как вести себя в поезде, предупреждал, что участились случаи воровства на железной дороге, давал подробные советы, как упаковывать багаж. Слова - самые простые, но такая в них бесконечная забота.
27 мая 1953 от него пришло последнее письмо. Ждал, торопил с приездом, говорил, что получил 2 посылки с вещами, «жду третью, а самое главное, тебя».
Дождался.
В 1955 году у них родился старший сын. В 1957 - младший.
Тася хранила его письма всю жизнь. Все-все, аккуратно подшитые, они были сложены в старую черную сумку. Письма и телеграммы с поздравлениями. Её писем не сохранилось - может быть, потерялись при многочисленных переездах, может, он хранил их где-то в другом месте и теперь уже не найти.
В начале восьмидесятых появились старшие внуки. В девяностом - младшая внучка.
Они жили долго и счастливо. Вместе преодолевали трудности, вместе отдыхали, ходили на лыжах, путешествовали, растили детей, потом - внуков. Николай не дожил до золотой свадьбы три года. Тася пережила его на 5 лет. Внучка потом говорила, что дед просто строил бабушке дом (когда состарились, они очень хотели перебраться в «свой» дом где-нибудь в пригороде) и бабушка ждала его. И ушла, когда он закончил строить.
Это совсем не военная история. Его, семнадцатилетнего пацана, в 1944 году призвали служить на флот, но, как он потом рассказывал внукам, «пока ехали на фронт - война кончилась». Это просто история о красивой счастливой любви на всю жизнь, которая бывает.