Дырка
Волею судеб попал на Армянское кладбище. (Я считаю, всякая история, начинающаяся с фразы «волею судеб» непременно должна привлекать интерес и внимание).
Итак, волею судеб я попал на армянское кладбище.
Пройти мимо мемориала некой Асмик Меликян я никак не мог. Это была не просто могила: огромный постамент с мраморными пьедесталами и дорожками. Венчал тот мемориал огромная цветная фотография (во весь рост) молодой счастливой женщины на фоне Казанского собора.
Женщина была в пышном алом платье с чёрным поясом. На боку женщины зияла дыра. Фотожабная дыра. Дыра фотографа, могильного фотографа, или как их нынче зовут?
Я вспомнил, как и сам в 99 трудился на этой ниве.
Но опростоволосился я иначе. Слишком перестарался и так укрупнить лицо покойного (с высоким разрешением), что его вдова разглядела в зрачках убиенного фотографа. А фотографом была любовница. Голая. Всё это вдова и еë братья сумели разглядеть.
Кончилось всё очень печально.
Меня застрелили через 6 лет. Но на армянском кладбище не похоронили. И не мудрено. Я же не армянин.
Итак, волею судеб я попал на армянское кладбище.
Пройти мимо мемориала некой Асмик Меликян я никак не мог. Это была не просто могила: огромный постамент с мраморными пьедесталами и дорожками. Венчал тот мемориал огромная цветная фотография (во весь рост) молодой счастливой женщины на фоне Казанского собора.
Женщина была в пышном алом платье с чёрным поясом. На боку женщины зияла дыра. Фотожабная дыра. Дыра фотографа, могильного фотографа, или как их нынче зовут?
Я вспомнил, как и сам в 99 трудился на этой ниве.
Но опростоволосился я иначе. Слишком перестарался и так укрупнить лицо покойного (с высоким разрешением), что его вдова разглядела в зрачках убиенного фотографа. А фотографом была любовница. Голая. Всё это вдова и еë братья сумели разглядеть.
Кончилось всё очень печально.
Меня застрелили через 6 лет. Но на армянском кладбище не похоронили. И не мудрено. Я же не армянин.